"Ольга Киреева. Наследство Ильича из Шушенского (сенсация)" - читать интересную книгу автора

Николай. Володе-то, сынку, я никогда не говорила, кто его родитель, чтобы
душой он не мучился. Он ведь Николая отцом знал и шибко его любил. Да и
Николай не велел никому сказывать, не хотел портить жизнь мальчонке! Это ж
какое дело..." Долго она меня готовила... А потом как сказала...
Я поначалу подумала: умом тронулась бабушка после перенесенной
клинической смерти. Но уж больно складно она все рассказала, да и потом...
слышали мы раньше о какой-то таинственной истории, связанной с нашей бабой
Полей. Как ни скрывали ее родители правду, а слухи-то тогда по Шушенскому
ходили... А еще когда стала она рассказывать про Владимира, не про сына, а
про того... старшего, такая нежность в ее словах звучала, и блеск в глазах
какой-то почти девичий... И говорила она о нем не как принято, не как о
вожде и так далее, а как... об очень близком и хорошо знакомом человеке".
На всякий случай утром следующего же дня Ольга записала бабушкину
исповедь в общую тетрадь. Мало ли зачем потом понадобится. Тетрадь, которую
нам показали, искали недолго. Хранилась, видно, бережно. Обложка слегка
потерлась на сгибе, но листы, исписанные убористым почерком, совсем не
замусолены. Пользовались ею нечасто. Да и зачем? Ольга Владимировна помнит
рассказ бабы Поли слово в слово.
Молодой Владимир Ульянов, когда прибыл в Шушенское в мае 1897 года, не
сразу поселился в доме Зыряновых, как это принято считать. Зырянов был
зажиточным крестьянином, ему с ссыльного навар не велик. А несколькими
домами ниже по улице жила середняцкая семья Бондаревых. Хозяин и попросил в
волостном управлении, чтобы нового ссыльного поселили у него: ссыльный
должен был хозяину платить за постой 4 рубля (корова тогда стоила 2).
Волостное управление пошло навстречу. Выделили поселенцу лучшую комнату - с
отдельным входом.
Детей у Бондаревых было много: мал мала меньше. Полинька была старшей, в
ту пору шел ей шестнадцатый год - в самом цвету девица. "Веселый он был,
Владимир Ильич, глаза такие лучистые, улыбчивый, светлый", - рассказывала
баба Поля. И очень умный. Таких умных да начитанных Полинька никогда прежде
не встречала. "Он мне книжки разные читал. Посадит, бывало, на сундук в
углу и спрашивает: "А знаешь ли ты, Полинька, о таком писателе - Льве
Толстом?" Я, конечно, головой мотаю... А он засмеется и говорит: "Будет
тебе, Полинька, книжка". Через неделю зовет и достает с полки тонюсенькую
такую книжечку - "Азбука для детей" Толстого. "На, - говорит, - читай!" И
опять смеется. Он их для меня специально в Минусинске заказывал". Книжечки
эти, в картонных обложках, с пожелтевшими страницами, хранила баба Поля всю
жизнь на дне комода, подальше от людских глаз. Потому что на одной из них,
той самой "Азбуке для детей", есть надпись знакомым всем почерком: "Мир
велик и интересен. Чтобы узнать его, надо учиться. Учись, Попинька!".
"Как мне баба Поля книжки показала, совсем я ей поверила, - говорит Ольга
Владимировна. - Там их было штук пять: "Сказки Пушкина", рассказы Чехова,
басни Крылова и почему-то "Антидюринг" Энгельса".
Представьте себя на месте двадцативосьмилетнего парня, который, физически
наголодавшись в тюрьме (перед ссылкой просидел 14 месяцев), попал в дивный,
благословенный край. Душистая весна, здоровое питание - баранина и щаньги,
сибаритский образ жизни (официально ему было запрещено работать) толкали
его на плотное общение с крестьянами. В воспоминаниях его сестры, Анны
Ильиничны, говорится: "Кроме компании ссыльных... он интересовался и жизнью
местных крестьян, из которых некоторые помнят его и до сих пор..."