"Ганс Гельмут Кирст. Фабрика офицеров (про войну)" - читать интересную книгу автора

Обер-лейтенант Крафт протискивался тем временем дальше - к головной
группе. Офицеры насторожились и стали понемногу расступаться. Они
надеялись, что обер-лейтенанту удастся пробиться прямо к генералу. Тогда
уж не избежать какой-нибудь сцены.
Но у обер-лейтенанта Крафта хватило ума не беспокоить застывшего как
монумент генерала. Напротив, он придерживался порядка действий по
инстанции, что всегда было лучшим способом достижения цели. Он обратился к
капитану Катеру, командиру административно-хозяйственной роты:
- Позвольте доложить, господин капитан, военный священник
задерживается: он вывихнул ногу. Штабной врач уже у него.
Это сообщение не обрадовало Катера. Его совсем не устраивало то, что
офицер его роты возложил на него дальнейшую передачу неприятного известия,
да еще здесь, перед всем офицерским корпусом. Катер знал своего генерала.
Скорее всего он только бросит на него холодный, пронизывающий взгляд, не
проронив ни слова, что равносильно уничтожающему выговору. Ведь речь шла о
церемонии, расписанной до мельчайших деталей, - здесь не должно быть
никаких заминок. В чертовски затруднительную ситуацию поставили его
обер-лейтенант Крафт и этот спотыкающийся военный священник. И чтобы
оттянуть время, он раздраженно воскликнул:
- И как это люди умудряются вывихивать ноги!
- Он, видно, снова где-то набрался! - с деланным возмущением отозвался
капитан Ратсхельм.
Адъютант предостерегающе закашлял. И хотя генерал-майор Модерзон
оставался по-прежнему совершенно недвижим - он даже бровью не повел, -
бравый капитан Ратсхельм почувствовал себя неловко, словно его выбранили.
Его высказывание, в сущности, было правильным, он только выбрал
неподходящую формулировку. Ведь он находился в военной школе. Он был
признанным воспитателем и наставником будущих офицеров. И это было его
долгом: выражать даже недвусмысленные истины в более отточенной
формулировке.
- Прошу прощения, - сказал он храбро, в данном случае достаточно
громко, - если я сказал "набрался", я, конечно, имел в виду "выпил".
- Дело не в том, был ли священник пьян, - заметил капитан Федерс,
преподаватель тактики, обладавший отличной сообразительностью, что было не
всегда кстати. - И чтобы убедиться в этом, достаточно немного логики.
Собственно говоря, он почти всегда пьян, и до сих пор с ним в этом
состоянии ничего неприятного не случалось. Он должен благодарить за это
своего ангела-хранителя. И если он теперь повредил ногу, то следует
предположить, что он был не "набравшимся", или не пьяным. Видимо, когда он
трезв, ангел-хранитель покидает его. И он почувствовал это на своей
собственной ноге.
Тут генерал-майор Модерзон повернул голову. Он поворачивал ее угрожающе
медленно, словно пушечный ствол, направляемый на цель. Глаза его
по-прежнему ничего не выражали. Стараясь уклониться от этого взгляда,
офицеры с довольно скорбным видом уставились на могилу. Только Федерс
поднял глаза на своего генерала - посмотрел вопрошающе и с чуть заметной
улыбкой.
Адъютант сжал губы и прикрыл глаза. Он ожидал грозы. Скорее всего она
будет заключаться только в одном слове генерала, но в нем достанет силы
мигом освободить от посетителей все кладбище. Однако слово это не было