"Эфраим Кишон. Из сборника 'Рассказы о путешествиях'" - читать интересную книгу автора

ничего не надо. Если бы сотню лет назад детям г-жи Голды Арье кто-нибудь
сказал, что мамочка полетит в Америку, они впали бы в истерические судороги
или стали бы карманными воришками. Сегодня же, благодаря успехам
психоанализа и международного авиатранспорта, они спокойно примиряются с
неизбежностью.
Мы решили обсудить это вместе с Амиром. Нам хотелось бы открыто
поговорить с ним, как мужчина с мужчиной.
- Ты знаешь, Амирчик, - начала моя жена, - есть такие высокие горы в...
- Не уезжайте! - пронзительно вскричал Амир. - Мамочка-папочка, не
уезжайте! Не блосайте Амила одного! Не надо никаких гол! Не надо ехать!
Слезы ручьем текли по его нежным щечкам, его вздрагивающее от страха
тельце прижималось к моим коленям.
- Мы не уедем! - почти одновременно вырвалось у нас, спокойно,
утешающе, окончательно. Все красоты Швейцарии и Италии, вместе взятые, не
стоили даже самой маленькой слезинки из наших любимых голубых глазок. Его
улыбка значила для нас больше, чем все альпийские луга. Мы остаемся дома.
Когда ребенок станет немного постарше, годам к шестнадцати или двадцати,
можно будет вернуться к этой теме. На том проблема казалась решенной.
К сожалению, возникла непредвиденная сложность: уже на следующей неделе
мы снова решили ехать, несмотря ни на что. Конечно, мы любили нашего сына
Амира, мы любили его больше всего на свете, но и зарубежные поездки мы тоже
сильно любили. Мы же не должны отказывать себе в малом из-за чьей-нибудь
малейшей неприязни.
Среди наших знакомых оказалась одна высокообразованная специалистка по
детской психологии. К ней-то мы и обратились, изложив по очереди нашу
деликатную ситуацию.
- Вы сделали крупную ошибку, - услышали мы в ответ. - Нельзя лгать
ребенку, поскольку это наносит ему глубокую душевную травму. Вам следовало
бы ему сказать правду. И ни в коем случае не пакуйте в тайне чемоданы.
Наоброт, дайте малышу это видеть. Он не должен чувствовать, что вы хотите от
него сбежать...
Придя домой, мы достали с чердака оба своих больших чемодана, открыли
их и позвали Амира из его комнаты.
- Амир, - сказал я напрямки ясным, строгим голосом. - Мамочка и
папочка...
- Не уезжайте! - закричал Амир. - Амил любит мамочку и папочку! Амил не
останется без папочки и мамочки! Не уезжайте!
Ребенка охватила крупная, частая дрожь. Его глаза наполнились слезами,
нос захлюпал, он ломал руки в отчаянии. Он был на грани шока, наш маленький
Амир. Нет, мы этого не допустим. Мы взяли его на руки, мы ласкали и утешали
его:
- Мамочка и папочка не уезжают... как ты мог поверить, Амир, что
мамочка и папочка уезжают... Мамочка и папочка достали чемодан, чтобы
посмотреть, нет ли в нем игрушки для Амира... Мамочка и папочка остаются
дома... навсегда... на всю жизнь... и не уедут... всегда будут с Амиром...
только с Амиром... тьфу на Европу...
Однако в этот раз Амир был довольно сильно потрясен. Снова и снова
прижимался он ко мне, и в каждом новом всхлипывании слышалась всемирная боль
поколений. Мы и сами были близки к тому, чтобы расплакаться. И чего мы
только тут, во имя господа, нагромоздили? Что в нас такое вселилось, что мы