"Г.В.Кисунько. Секретная зона: Исповедь генерального конструктора " - читать интересную книгу автора

имена соратников Сталина. Вместо этого у меня было тягостное ощущение
какой-то неотвратимой беды, неприметно витавшей вокруг и подталкивавшей меня
к дубовой двери с блестящей металлической пластинкой, на которой
выгравированы имя, отчество и фамилия того, кто вызвал нас к 22.00.
Пластинка выглядела почти по-домашнему и напомнила мне оставшиеся от
петербургских традиций надписи, которые мне довелось видеть в Ленинграде на
дверях квартир профессоров, доцентов, врачей. Да, скорее, именно врачей,
потому что в приемной, куда мы зашли с Павлом Николаевичем, уже ждали приема
посетители, вид которых - даже у самого Рябикова и Устинова - был как у
тяжелобольных, знающих о своей обреченности, или как у родственников
обреченных больных. Ждали вызова в кабинет Хозяина молча, а с входящими
товарищами здоровались кивками или в крайнем случае шепотом.
Точно в 22.00 дверь из кабинета Берия открыл его помощник Сергей
Михайлович Владимирский. На его лице промелькнула гримаса, которую следовало
понимать как улыбку, входящую в трафарет любезности, выработанный для
посетителей, приглашаемых в кабинет Хозяина.
Кабинет Берия напоминал небольшой зрительный зал с возвышением в виде
сцены, на которой громоздился огромный письменный стол Хозяина, уставленный
телефонными аппаратами. Всю длину зрительного зала, исключая промежутки у
"сцены" и входной двери, занимал широченный стол с приставленными к нему
кожаными креслами. Когда все вошедшие расселись за этим столом, я успел
подумать, что такая его ширина и расстановка кресел вроде бы рассчитаны на
то, чтобы никто из "зрителей" не смог передать что-либо ни на
противоположную сторону стола, ни соседу справа или слева.
Берия буквально возник на "сцене" из неприметной боковой двери, будто
пройдя сквозь стену, под которую была замаскирована дверь. Мы все встали, а
он сказал: "Садитесь". Я обратил внимание и на его кавказский акцент, и на
великолепный, с иголочки костюм из мягкой темной ткани, на белоснежную
рубашку с изысканно повязанным галстуком в вырезе однобортного пиджака и еще
на то, что у Берия безобразно огромный живот, который не скрадывался даже
хитроумным покроем костюма. Лысая голова и плечи неестественно откинуты
назад, как противовес животу, удерживающий его хозяина в вертикальном
положении. Вместе с тем при свете ярких люстр блики от пенсне или, может
быть, очков с очень тонкой оправой казались лучами той сатанинской силы,
благодаря которой этот всемогущий человек видит всех и все насквозь.
Берия сел за свой стол как раз напротив длинного широченного стола, за
которым сидели прибывшие по его вызову люди. Восседая над ними, он обвел их
взглядом, будто пересчитывая всех и просвечивая каждого. Начал с правого
дальнего конца, где с выражением прилежных учеников сидели Калмыков и
Расплетин, потом, перескочив через пустой стул, скользнул по лицам Щукина,
Устинова, Рябикова. Слева ближе всех к Берия сидел его помощник - тот самый,
который пригласил всех в кабинет. Он сидел напротив Рябикова, далее через
один стул - Елян, за ним рядом сидел я, а через один стул от меня - главный
конструктор Куксенко, оказавшийся крайним по левой стороне стола. Мне
показалось, что Берия "просвечивал" меня дольше других, и я старался не
мигая выдержать эту процедуру.
- Сначала ознакомимся с одным докумэнтом, - начал Берия, поднявшись с
кресла и взяв со стола папку. - Я его вам сейчас прочитаю: "Дорогой
Лаврентий Павлович! Докладываем Вам, что пуски зенитных ракет системы
"Беркут" по реальным целям не могут быть начаты из-за того, что поставленные