"Том Клэнси, Мартин Гринберг "Игры во власть: политика" [B]" - читать интересную книгу автора

года
На мельнице царила тишина.
За полвека своей жизни Вели Газанов на собственном опыте узнал, каких
ужасных бедствий можно ждать от природы, если она обернется против человека.
Всего шесть лет назад два его сына умерли во время эпидемии холеры, еще раньше,
два десятка лет назад при землетрясении погибла жена, часть его хозяйства
унесло сокрушительным потоком, когда река вышла из берегов и затопила окрестные
поля. Морщины и борозды на его лице свидетельствовали о пережитом, но в глубине
глаз Вели таилось упорство и желание выжить, вопреки всем ударам судьбы.
Вели Газанов не принадлежал к числу людей, привыкших к спокойной жизни в
полном достатке, да он и не стремился к ней. Мысли о тишине и покое были ему
чужды, он их просто не понимал. Он был из древнего племени аланов, которые
столетиями возделывали землю. С чувством врожденного достоинства Вели считал,
что упорный труд всегда приносит свои плоды, и он прокормит себя и свою семью.
Жалобы на судьбу или стремление к чему-то большему, чем нужно для жизни на
земле, может навлечь на человека проклятие и заставить природу в очередной раз
обрушить свой карающий удар, потому что природа могущественна, а человек слаб.
И все-таки сегодня, стоя среди пустых закромов, которые обычно были полны
пшеницы, и глядя на гигантские жернова, конвейерные ленты, обдирочные катки и
сита Вели Газанов испытывал чувство ярости. И страха. Большого страха.
Он глубоко затянутся дымом из самокрутки, задержал его в легких и выпустил
через нос. Его семья работала на мельнице еще в то время, когда существовали
колхозы и все контролировалось советской властью, а затем, когда
государственную собственность начали продавать в частные руки, Вели, его брат,
двоюродные братья и сестры собрали все деньги, которые у них были, заплатили
.продажным чиновникам в несколько раз больше, чем стоило старое оборудование, и
выкупили мельницу у государства.
Теперь она полностью принадлежала семье Газановых, каким-то образом они
сумели отремонтировать ее и заставили работать даже в худшие времена прошлых
недородов.
Но теперь... теперь здесь царила тишина, механизмы бездействовали, а
платформы, на которые разгружали зерно, пустовали. Железнодорожные вагоны,
перевозившие пшеницу из хозяйств на мельницу, а затем мешки с готовой мукой с
мельницы в хранилища в северных областях страны, замерли в тупиках под серым
октябрьским небом, холодные и неподвижные.
Перерабатывать было нечего.
В этом году чернозем, плодородная темная земля, дававшая урожаи даже при
страшных суховеях, не смогла вырастить даже самый тощий урожай. В августе,
когда на полях появились хилые всходы, сюда приехали специалисты из столичного
министерства сельского хозяйства, провели анализы почвы и объяснили, что она
засорена. Местный чернозем истощился и потерял свою животворную силу, а дожди
отравили почву, сказали они. Однако чиновники умолчали о том, что их же
министерство отдавало приказы выращивать все больше и больше зерна в то время,
когда всем управляли из Москвы, когда устанавливали непосильные нормы и
распределяли поставки продуктов питания между регионами. Они умолчали о том,
что вода, поступающая на поля, была отравлена отходами химических и военных
заводов, работавших тогда на полную мощь. Наконец, они ничего не сказали и о
том, есть ли способ исправить положение за время, оставшееся до следующего сева
или даже до сева через год.
Может быть, вообще уже слишком поздно, подумал Вели Газанов.