"Юрий Кларов. Печать и колокол (Рассказы старого антиквара) " - читать интересную книгу автораМоскве, царевич Димитрий?
Шуйский покосился на посланцев Лжедмитрия - дворян Алексея Плещеева и Гавриила Пушкина (оба, по странному совпадению, предки русских поэтов - Алексея Николаевича Плещеева и Александра Сергеевича Пушкина), - окинул своим холодным взглядом тысячи запрокинутых вверх лиц и, вскинув правую руку, зычно крикнул: - Не имейте сомнения в сердцах и душах, православные! Подлинный царевич Димитрий Иоаннович грамоту сию за своей печатью с гонцами прислал. Умыслил Борис Годунов извести его, да просчитался Борис. Схоронили царевича от злоумышлении Битяговских люди добрые. Жив и здрав Димитрий Иоаннович. Замест него в Угличе попов сын погребён. Эти же слова некоторое время спустя повторила всенародно и царица Мария Фёдоровна Нагая, инокиня Марфа, которую с почётом привезли в Москву, где её встречал новый царь (тогда-то, по преданию, царица и передала ему знаменитую печать, сделанную Прокопом Колченогим). Они обнялись, и Марфа перекрестила Лжедмитрия, который затем с сыновней почтительностью шёл пешком за её каретой. В отличие от Шуйского, Марии Нагой не пришлось кривить душой, хотя она, разумеется, знала, что Димитрия давно уже нет. Но если ссыльным, покинувшим Углич и отправившимся в Сибирь, нужен был царь-заступник Димитрий Иоаннович, то изнывающей от унижений и жажды мести инокине Марфе также нужен был Димитрий Иоаннович - мститель. А человек, который назвал её матушкой и шел за её каретой, был мстителем, следовательно, её сыном. По его царскому повелению из Архангельского собора в Кремле был с позором выброшен прах позорной смерти сына Бориса царя Фёдора и вдову Бориса Марью, дочь Малюты Скуратова. Инокиня Марфа не забыла, как её привезли в Москву, когда появились первые слухи о Димитрии. Годунову необходимо было подтверждение, что Битяговские допреж того, как их растерзал народ, свершили своё чёрное дело, что человек, о котором говорят, не законный наследник занятого Борисом престола, а самозванец. Ан нет, не вышло. Напрасно у неё Борис лаской выпытывал, что да как, а Марья Годунова тыкала ей в лицо горящую свечу, всё норовя в глаза угодить. Не поживились вороны горькой, как полынь, правдой. Ничего у них не вышло. Ничегошеньки! Уклончиво отвечала, подрагивая своими опаленными свечой бровями, инокиня Марфа: - Верно то, государь, шептали людишки, что сынка моего Димитрия подменили и увезли тайно. Как не говорить? Говорили... Да токмо те, что говорили, померли. А имена ихние я запамятовала. Как не запамятуешь, когда в келье своей монашеской день-деньской богу молишься! Истину же те людишки говорили, нет ли, того не ведаю. Уж не взыщи, государь! С тем и отправили её в обрат. Свечой спужать восхотели! Свеча... Вот она, свеча всемосковская, богом зажжённая, коя не брови, а весь род Годуновых дотла сожгла! Вот он, Димитрий - свет-Иоаннович, сынок её и утешитель, грозный царь и великий князь |
|
|