"Юрий Кларов. Пять экспонатов из музея уголовного розыска " - читать интересную книгу автораоказывается в Эрмитаже, где и хранится до сих пор уже свыше полутора веков.
Так что, как видите, эта гемма в одинаковой степени подходит и для учебника истории, и для пособия по криминалистике. К геммам были неравнодушны Петрарка, Бенвенуто Челлини, Микеланджело, Гёте и... Александр Сергеевич Пушкин. Да, Пушкин, - повторил Василий Петрович. - Во всяком случае, его знаменитый перстень-талисман, который так интересовал современников поэта, был, вероятней всего, всё-таки геммой. Видимо, во избежание всяческих кривотолков тут самое время оговориться. О "талисмане" поэта и его приключениях Василий Петрович поведал мне много лет назад. Ничто не стоит на одном месте. С тех пор, как и следовало ожидать, появилось немало исследований и о самом перстне, и о его судьбе. Было весьма соблазнительно ими воспользоваться, особенно материалами из интересной книги Л.П. Февчук "Личные вещи А.С. Пушкина", но, поразмыслив, я решил все-таки воздержаться. И не только из уважения к памяти Василия Петровича. Имелись и другие, не менее важные причины. Его история, посвященная перстню-талисману, впрочем, как и другие, приведенные в этой книге, была не научным исследованием, а рассказом, в котором вымысел занимал своё законное и почётное место рядом с фактом. Стоит ли нарушать это плодотворное сотрудничество фантазии и документалистики? Я решил, что нет, не стоит... А теперь давайте вновь вернемся с вами в большую комнату, где за письменным столом нас терпеливо дожидается Василий Петрович Белов, худощавый, морщинистый, в своей неизменной бархатной куртке. по столу, и этот звук отозвался эхом далекого выстрела из девятнадцатого века... ...От звука выстрела лошадь вскинула голову и дернулась. Взвизгнули полозья, по обе стороны саней брызнул снег. Длиннобородый пожилой извозчик в заячьем треухе быстро перехватил вожжи и натянул их. - Не балуй! Лошадь дрожала мелкой дрожью, перебирая ногами и вывернув голову в сторону изгороди, где между редкими жердями чернел на снегу кустарник. - Никак стрельнули, а? - испуганно спросил другой извозчик, сани которого стояли несколько поодаль. Стылый морозный воздух разорвал второй выстрел. - "Стрельнули"... - Старик стянул зубами громадную рукавицу и перекрестился. - "Стрельнули"... Эхе-хе! Кому-то седни слезы лить, не иначе. Смертоубийство, брат, по-нашему, а по-ихнему, по-благородному, дуэлью прозывается... Вон как! Для того и пистоли везли... Старый петербургский извозчик не ошибся: в пятидесяти метрах от дороги только что закончилась дуэль. Но он не знал и не мог знать, что смертельно раненный первым выстрелом человек, которого он привез сюда, - величайший поэт России. Не знал он, разумеется, и того, что сто лет спустя его праправнук, учитель одной из школ бывшего Петербурга, ставшего Ленинградом, будет читать в затихшем классе стихи другого великого поэта, посвященные событиям этого зимнего вечера: Погиб поэт! - невольник чести - Пал, оклеветанный молвой. |
|
|