"Елена Клещенко. Лишний час" - читать интересную книгу автора

Кто бы подумал, что на добром деле можно так погореть! Ген опустился на
ступеньку: каменная лестница ходила под ногами, как корабельный трап. Перед
глазами плыли круги. Все лучше, чем упасть на улице (ибо он знал, что к
упавшему подойдет не сердобольный прохожий, но стражник). Лестницы в домах
тут считались не владением хозяев, а как бы ничейным местом. Вероятно,
память о неких обрядах гостеприимства. Hыне здесь не было ни обрядов, ни
самого гостеприимства, а взывать к их милосердию оказалось все равно что
карабкаться по стене из гладкого льда. Звери лесные, не люди! Чтобы
женщина, в чью дверь стучится больной, захлопывала эту самую дверь, даже не
выслушав? И ладно бы одна такая - бессердечные попадаются везде, - но
четыре подряд! Да еще две, которые крадучись подходили к своим дверям, но
не открывали! Чуму им и холеру, у нас прокаженному бы и то больше
помогли!..
Беда случилась из-за проклятущей пошлины. За каждый Переход таможенному
контролю Союза Светлых Сил полагалась плата: одно бескорыстное доброе
деяние в том мире, который ты навещаешь. И не дай Единый ошибиться,
совершить доброе дело, которое на поверку окажется злым - поддаться на
обман или, скажем, осчастливить бедняка богатством, из-за которого он
назавтра будет убит. Штраф за подобную небрежность никому не показался бы
маленьким.
В этот раз Гену, как он сначала подумал, редкостно повезло. Молодая
женщина сидела в одиночестве на скамье у стеклянной стены, прячась от
мокрого снега, с видом испуганным и печальным. Женщина была в тягости,
младенец лежал неудачно, роды близились, и сродственники, а может, и
знахари стращали бедную разговорами о чревосечении.
Доброе дело само шло в руки. Ген поискал глазами уголек или обгорелую
палочку, но костров на улицах тут не жгли. Он собрался раскупорить пузырек
с чернилами, но тут вспомнил про диковину, купленную давеча в лавке, где
торговали лубками и дешевыми украшениями: кисть, на которой не переводится
краска. Кисть не подвела, черные руны легли на ладонь так изящно и ясно,
словно были начертаны не левой рукой под сумеречным небом, с которого летят
снежные хлопья, а в уютном зале скриптория.
Ген подошел к женщине, погруженной в невеселые мысли, и протянул ей
правую руку, сказав по местному обычаю:
- О, привет!
Он произнес это радостно и удивленно, словно встретил родную сестру, и
хитрость удалась: женщина вскинула на него глаза, ответно протягивая руку.
Тут же она поняла, что ее приветствует незнакомец, но руки уже встретились.
В следующий миг она слабо ахнула: дитя повернулось в утробе, головкой
точно к вратам. Как они здесь живут, несчастные, если даже такой пустяк им
не по силам? А впрочем, не так ли живут в наших деревнях?
- Больше не грусти - все будет хорошо. - Ген подмигнул ей, помахал на
прощанье и быстро ушел.
Кому хорошо, а кому и плохо. Он понял это, когда зачерпнул горстью
сероватый снег, чтобы смыть руны. Грязная вода закапала на башмаки, а рунам
ничего не сделалось. Hе побледнели, не расплылись, даже будто ярче стали.
Холодея от ужаса, он слепил снежок и стал тереть им ладонь, и тер, пока
руку не заломило. Знаки, начертанные проклятой кистью, впились в кожу, как
если бы они были выколоты иглой.
Ген размял руку, нагнулся за новым снежком, и тут оказалось, что время