"Михаил Клименко. Ледяной телескоп (Авт.сб. "Ледяной телескоп")" - читать интересную книгу автора

именно так и надо.
Все было готово, как я понял.
- Теперь вот что: садись-ка, Максим, в свой автомобиль и въедь во-он
туда, где я черту сделал... Стань в нем между зеркалом и линзой,
параллельно им. От линзы автомобиль должен находиться на расстоянии
примерно десяти метров. Гляди все время в мою сторону. Когда я подниму
руку, заведешь мотор. И только тогда в пределах одного метра начнешь
ездить вперед и назад. Беспрерывно. Метр назад, метр вперед. Понял?
Он тут же открыл правую дверцу автомашины и каким-то цепким клеем
изнутри приклеил к ветровому стеклу небольшую, вдвое больше спичечной,
открытую коробочку из плотного белого картона.
- Станислав Юлианович, а вы не повредите мне здоровье?
- Ну что ты! - коротко, снисходительно возмутился Кобальский. - Опасно
находиться лишь по ту сторону нейтрино-вакуумной линзы. А от зеркала этой
масс-голографической установки при этой простой процедуре вреда ты
получишь не больше, как если б с полчаса позагорал на берегу моря. Да и
ультразвук, который в ту сторону, к холму источает линза, совершенно
безвреден.
- А что же вы сами не садитесь за баранку?
- Да ты пойми: вся беда в том, что я не умею плавать. При всем моем
могуществе мне этому и в десять дней не научиться. Да и с автомобилем я не
смогу так ловко обращаться, как ты. И кроме того, человек, который будет
сидеть в автомобиле, должен быть покладистым, умным, добросовестным и
образованным. Видишь, целый ряд условий. И ты всем им отвечаешь. Гордись!
- Да, "гордись"!.. - скептически хмыкнул я, пытаясь понять, что он
затевает. - Ну, допустим, умею я плавать. Какое тут это имеет значение?
- Огромное, Максим! И что значит "допустим"? - рассердился он. - Если
не умеешь плавать, можешь отправляться ко всем чертям!.. Дело серьезное.
Ну чего ты боишься? Не бойся, говорю, никакого вреда ты не получишь.
Я пошел к машине, сел в кабину, завел мотор и въехал на указанное
место. Заглушил мотор и стал ждать.
Кобальский включил оба преобразователя и побежал к зеркалу. Я
внимательно следил за ним. Не знаю, что он там сделал, но только зеркало
по всей своей плоскости переменило синий цвет на темно-красный. Было такое
впечатление, что теперь оно сплошь залито тяжелым расплавленным металлом.
Кобальский, поглядывая на солнце, слегка поворачивал зеркало то в одну, то
в другую сторону. Прошло минут пять. Мне стало не по себе. Несмотря на
утро, воздух уже сильно раскалился, и вокруг с каждой минутой становилось
все жарче и жарче. В наглухо закрытой машине еще и от разогретого мотора
веяло духотой. Эксперимент мне определенно не нравился. Меня сильно
беспокоило раскаленное, с пурпурными бликами зеркало, но больше того -
черно, угольно потемневший за ним Кобальский. Зеркало по краям, по обручу,
слегка дымило. Когда я уже собирался было открыть дверцу и выйти из
машины, он махнул мне рукой. Я нажал педаль стартера. Мотор с трудом, с
какой-то необычной, странной неохотой завелся и, несмотря на приличный
газ, едва-едва набирал обороты. Переключая передачи, я в пределах одного
метра стал ездить то вперед, то назад.
Через некоторое время я глянул направо и сквозь прозрачную теперь линзу
увидел, как из-под одной стороны холма вырывается сизоватый дым. Холм,
вздрагивая, как бы осыпаясь, двигался назад. Посмотрев сквозь линзу минут