"Григорий Климов. Песнь победителя " - читать интересную книгу автора

Нормандии. По мере развития плацдарма в нас ещё больше крепнет уверенность в
успехе и близкой победе. В повседневных боях и труде притупляются чувства,
но когда есть повод, то эти чувства прорываются с удесятерённой силой.
Вплоть до момента капитуляции Германии не было другого события, которое
бы так радостно волновало Армию, как высадка союзников во Франции. Часто
простые солдаты обращались к офицерам и просили рассказать "как там идут
дела на Западе".
Теперь мы благодарны союзникам не только за горы консервов, шинели и
пуговицы, но и за совместно пролитую кровь. Железные тиски захлестнулись на
горле гитлеровской Германии!
Хоть и тяжело, хоть за окном вагона на каждой остановке и протягивают
руки голодные дети и женщины, но мы идём вперед к победе. У нас есть
уверенность в победе и ещё больше уверенности в чем-то другом, светлом, что
придёт на другой день после победы.
Говорят, что Сталин в ярости топал ногами в Кремле, когда узнал о
высадке союзников. Не знаю, как верить этому... Я со Сталиным водку не пил.
Мы - солдаты во всяком случае хлопали в ладоши.
Политики делят Европу, а мы - наш хлеб и нашу кровь.
Итак, я возвращаюсь в Москву... Я переношусь мыслями назад и вспоминаю,
как я её покинул.
Это было бесконечно давно. В одно прохладное осеннее утро я ехал с
Женей в поезде пригородной электрички, возвращаясь с дачи. Я вынул из
кармана повестку Военкомата с приказанием явиться для перерегистрации и
сказал:
"Завтра утром пойду, поставлю штемпель, а потом забегу к тебе - там
изобретём что-нибудь..." "Гриша, но тебя же могут забрать..." Голос Жени
захлестнулся тревогой, карие бусинки глаз метнули на меня обеспокоенный
взгляд. За эту пару слов и секундный взгляд я был бесконечно благодарен
девушке.
"Э, чепуха! Не в первый раз", - ответил я.
На следующее утро в ватной солдатской телогрейке, в синих брюках,
заправленных в солдатские кирзовые сапоги, и с неповторимой кепкой на голове
я шагал в Военкомат. По военному времени я был одет как джентльмен.
Это было шиком военной Москвы и не вызывало враждебных взглядов. В
кармане у меня торчала увлекательная книжка Конан-Дойля "The Sing of Four",
которую я читал в Метро для практики в английском языке.
Сдав свои документы в 11-й части Военкомата, я примостился в угол и
принялся за увлекательный роман, помогающий коротать бесцельное время.
Комната была наполнена странным людом - бледные меловые лица, заросшие
небритые щеки, измятая, не по сезону легкая одежда.
У дверей прислонились в ленивой позе двое милиционеров. Я читаю про
таинственного пигмея с отравленными стрелами, про колченогого злодея и
терпеливо дожидаюсь, когда мне вернут мой воинский билет со штемпелем
"перерегистрирован".
Через некоторое время в комнате появляется начальник 11-й части со
списком в руке. Он зачитывает фамилии, где-то посредине и моя фамилия. Я
даже и не знаю, что это за список. Когда начальник исчезает из комнаты,
звучит команда милиционеров: "Выходи, стройся на улицу!" Всех до одного
бывших в комнате, в том числе и меня с пальцем между листами книги, выгоняют
на двор. Что за представление? Ведь это ко мне не относится - у меня