"Николай Климонтович. Против часовой (Святочный роман)" - читать интересную книгу автора

А прошлое у Наташи действительно было. Однажды, когда она была еще
девушкой, она получила предсказание.

Глава 3. Предсказание

Это случилось, когда она приехала к родителям на каникулы между вторым
и третьим курсом - бабушки Стужиной уже не было в живых, и в случае чего
посоветоваться Наташе стало не с кем.
Наташа, конечно, еще не знала тогда, что это лето - последнее лето и ее
юности, и родительского дома: ранней зимой умрет отец, который всегда так
баловал единственную дочь. Именно потому, что это лето оказалось последним,
сейчас все и помнилось до каждой милой подробности: до запаха перегретой
пыли на их улице Маяковского, до россыпей земляники вокруг столба - двадцать
минут на электричке, - отмечающего границу Европы и Азии, до сарафанчиков с
фестонами, которые бывали на ней и на Нельке, ее подруге с первого класса,
когда они по вечерам отправлялись гулять в сквер у гостиницы
Большой Урал - дразнили за эти фестончики друг друга Маша с
Уралмаша, до сводящей ноги ледяной воды в Шарташе несмотря на жару за
тридцать, нередкую для Урала, до строчек одного модного тогда в городе поэта
из Политехнического:
Я сяду в трамвай номер десять,
Доеду на Ленина пять, даже до горчинки холодного пива "Исетское",
которое они пили с ребятами из их школы, теперь тоже студентами, - не
поступивших призвали в армию, - в кафе, носившем такое же, что и пиво, имя.
Мальчики, впрочем, теперь держались с ними настороженно, восхищенно,
почтительно. Что ж, Нелька была будущая артистка, со второго раза поступила
в театральное училище, а Наташа и вовсе обреталась нынче в столице и, шутка
сказать, училась в Московском университете на историческом - туда и
поступить-то невозможно... Наташа и Нелька важничали, строили из себя
девушек высшего общества, никто и не думал за ними ухаживать, одни умные
разговоры, это было и досадно, и смешно, а вот теперь вспоминалось уже как
нечто восхитительное, потому, наверное, что никогда-никогда больше не
повторится.
Не повторится и тогдашняя атмосфера отчего дома, тоже торжественная,
потому что Наташа, очень повзрослевшая с прошлых каникул, отдалившаяся,
вызывала и у родителей чуть ни благоговение. Наташа наслаждалась: она лежала
по полчаса в ванне с разведенным в ней шампунем - пены для ванн тогда еще не
продавали - и читала Огонек,
что выписывал отец; прежде ей этого никогда не позволили бы, отец эти
самые свои Огоньки аккуратно складывал стопкой на комоде, а теперь,
подмокшие, со сморщенными страницами, они вряд ли годились в коллекцию; по
ночам она не гасила свет долго за полночь, и была бы жива бабушка Стужина,
она б тоже такого не попустила - относилась к электричеству и к счетчику с
строгим повседневным вниманием и рачительностью; наконец, никогда прежде
мать не кивала бы так согласно и покорно, если б Наташа отодвинула тарелку с
недоеденным, а нынче, когда Наташа весело говорила берегу фигуру, мама,
торопясь, частила конечно-конечно, доченька...
Не повторится и встреча с их с Нелькой бывшей классной
руководительницей, которую они обожали и которая тоже давным-давно умерла.
Они любили эту, тогда уже пожилую женщину. И это несмотря на то, что она