"Вадим Кондратьев. Извек " - читать интересную книгу автора

сонного Извека, то на Мокшу, тянущего уже вторую кружку...
Надрыв соседского петуха в мгновение ока снял всех с места и вынес на
двор. К княжьему детинцу почти бежали, застегивая на ходу перевязи,
одергивая рубахи и отдирая со штанов репей. Заметив толпящихся у ворот
ратников, сбавили ход, вроде успели. Вливаясь в толпу, услыхали, как гуднул
голос воеводы. На пятнадцатый удар сердца ровные ряды подчеркнули раздолье
княжьего двора. Каждый замер, ровный как рубиль - грудь бочонком, лицо
камнем.
Воевода направился вдоль строя. Двигаясь от ворот к детинцу, поглядывал
в лица десятников, читал по глазам, словно по берестяным грамотам: кто с
вечера перебрал, кто только по утру закончил, а кто уже успел подмолодиться
кружкой-другой. Однако, видел, что все харахорятся, напускают на рожи
ярости, будто готовы в одиночку взять и Царьград, и свинарник деда Пильгуя.
Хотя любая собака знает, что Царьград взять легче.
Завидуя успевшим опохмелиться, воевода закончил осмотр и, крякнув,
остановился у крыльца. Дверь распахнулась, по ступенькам сбежал гридень,
что-то быстро шепнул и помчался к конюшне. Воевода же встрющил брови углом,
свирепо зыркнул на дружину и зычно с оттягом рявкнул:
- Сра-авняйсь! Соколом смотреть! Пятый десяток, п-тичье вымя, скрыть
Мокшу! Больно рожа красна!
Мокша быстро притопился в строю, на его месте зажелтели усы Эрзи, и
ряды вновь замерли в ожидании князя. Потекли долгие мгновения, в течение
которых воевода три раза чесал в репе, четыре раза вытягивался гусаком и два
раза оглядывался на двери. Заметив дремлющего Эрзю, лязгнул мечем в ножнах.
- И не спать... п-птичье вымя! Внимать княжьим гостям, как батьке с
мамкой! Гости - люди убогие, чуть что забижаются! От сей обиды несварение
могет с ними приключиться. Что ж мне их, на себе с княжьего пира к отхожему
месту носить?
Эрзя с неохотой приоткрыл глаза, отрицательно помотал головой. На
крыльце тем временем загрохотали сапоги. На свету показались четыре широкие
морды княжьих гридней и две хитрые хари, приставленные к заморскому послу.
Ощупав двор глазами, рослые парни расступились, оставляя проход Владимиру.
Князь выдвинулся на крыльцо, повел плечами. Дружина грянула приветствие и
он, улыбнувшись, поднял руку. В полной тишине зазвучал жесткий, дребезжащий
металлом, голос:
- Пришла пора новых времен! А в новых временах со старым поконом
пребывать неспособно. Будем жить по-новому. Гожее, веселее, краше!
Владимир помолчал, видя недоумение тех, кто еще не успел нацепить на
шею кресты. Продолжил громче:
- Отныне нам ровнять правду и кривду! А надо будет - и реки вспять
повернем! Но это будет позже! Много позже! А пока что всем надлежит знать
истины нового покона. Внимайте!
Князь обернулся к дверям, приглашающе повел рукой. Из мрака детинца
выступил Сарвет в черной мешковатой хламиде. Грудь украшена широкой цепью с
крупным крестом. Ноги в странных, для посла, крепких сапогах воина. Лицо
исполнено успокоением и миром, однако холодные глаза напрочь ломают
напускное благообразие.
Сотворив в воздухе чудаковатые знаки, Сарвет смиренно сложил руки внизу
живота и заговорил. После каждых пяти-шести фраз, подручные, как по команде,
повторяли знаки, прикладывая пальцы то ко лбу, то к животу, то к плечам.