"Федор Федорович Кнорре. Орехов" - читать интересную книгу автора

одного - как бы она его не заметила, быстро повернулся и зашагал, спеша
поскорей завернуть за угол.
В это время Валя, прибирая девочку, болтая с ней, стараясь ее
рассмешить, покормить и уложить, все время прислушивалась, не то ждала, не
то просто томилась.
Ей стало невтерпеж, она вышла на порог и выглянула на темную улицу.
Конечно, никого там не было. Сразу два окна погасли в доме напротив.
Постояв в нерешительности, Валя почему-то все-таки перешла через дорогу,
прошла по мостику и дошла до низенькой скамейки у ворот, у фонаря, под
старой липой. Там она постояла, зябко поежилась и, вернувшись в дом, двумя
медленными, звонко щелкнувшими в тишине поворотами ключа заперла за собой
дверь.


Районная заготконтора в первый год войны занимала деревянный, когда-то
жилой дом, весь как будто из одних пристроек, коленчатых коридорчиков и
чуланов, еще в старину пропахших кошками, и Валин столик с машинкой тоже
был втиснут в закоулок на коридорном завороте у низкого окошка. Место
досталось ей по справедливости: вторая машинистка заготконторы - полная
Стефа - в Валин закоулок просто не вмещалась.
Тяжелая, на развернутый лист пишущая машинка гремела и дребезжала от
старости. По клавишам нужно было колотить изо всех сил, чтобы стертый шрифт
пробил копирку до пятого экземпляра, а все печаталось почему-то в пяти
экземплярах, из которых читался только один первый, а остальные
складывались во все растущие, связанные веревками пачки по углам всех
районных канцелярий, куда их доставляли курьеры.
Ах эти курьеры! У Вали давно уже не только кончики пальцев огрубели,
не только прерывистый булыжный грохот машинки стал привычным, но она успела
уже научиться печатать без ошибок все эти отношения и отчеты о состоянии на
первое число, не вникая в их смысл, и в это время думать о чем угодно, хоть
бы об этом стремительном слове "курьер"! Так и слышится тревожный топот
пришпоренного коня, хруст плоского пакета, всунутого за расстегнутую
пуговицу тугого мундира на груди, или мчащаяся сквозь ночь тройка,
захлебывающаяся колокольцами, с гикающим ямщиком, с развевающимися по ветру
гривами!.. И все в таком же роде, о чем так смешно думать, когда ты знаешь
наперечет всех курьеров города, всех до одного: шаркающих в одубелых
валенках старичков из ночных сторожей, многодетных бабок с отечными ногами,
с их привычкой присаживаться на своем курьерском пути от заготконторы до
райисполкома на каждой встречной лавочке у ворот, чтобы повздыхать со
знакомыми о войне, которая все идет и не кончается...
Обитая клеенкой дверь в кабинет Валуева заскрипела за спиной у Вали.
Она легко отличала этот скрип по громкому шуршанию края клеенки о доски
пола. Дверь отворилась... закрылась. Сам Валуев протопал по коридору,
подошел и, встав у нее за спиной, легонько постукал толстым пальцем ей шею
пониже уха.
- Ну-ка!.. - Это означало, что она должна уступить ему место.
Валя, не оглядываясь, смахнула его палец, как муху:
- Без рук, пожалуйста!
- Ах, ах, ах!.. - подражая жеманному девичьему голосу, передразнил
Валуев.