"Федор Федорович Кнорре. Ночной звонок" - читать интересную книгу автора

пятясь, улыбаясь и опять пугаясь. - Ну, я так и знала!..
Квашнин сказал только:
- Мама... - и беспомощно развел руками, глядя, как она входит.
Владя ввела бабушку в комнату, и та, увидев сразу всех, вдруг ослабела
и обезволела, и пока ее все целовали наперерыв, она все только растерянно
повторяла: "Нет, этого не может быть!" Леокадия, громче всех целуя бабушку
в щеку, восклицала: "Бабушка, ну до чего я рада, вы даже себе не
представляете!.." И видно было, что она правда рада.
Варвару Антоновну усадили поскорей на постель, и она, не зная, на кого
больше радоваться, все повторяла своим тихим, глуховатым голосом все с
новым приливом изумления и восторга:
- Да как же это вы все сговорились меня так обрадовать!.. Хоть бы
открыточку, а?.. А они, голубчики мои, вон они! И приехали!..
Когда схлынула первая волна шума и неловкой радости, девушки принялись
накрывать на стол, а Варвара Антоновна осталась сидеть рядом с сыном, держа
его за руку и поглаживая ее неровным, подрагивающим движением шершавой
ладони, любуясь его веселыми глазами, мягкими, полными щеками и оживленным
разговором, наслаждаясь многолюдством и суетой в своей одинокой комнате.
Входили соседки, провожавшие на кладбище Марту, здоровались со всеми
за руку, и Варвара Антоновна, приглашая всех садиться, говорила:
- Вот как бывает. У нас день печальный, Марту похоронили, а тут и
праздник, гости приехали!
Оказалось, что и деньги-то, двадцать рублей, больше всего
понадобились, чтоб угостить после похорон соседок, не обидеть безродную
Марту. И теперь соседки, все больше пожилые вдовы-рыбачки или матери
рыбаков, ушедших на дальний лов, одна за другой усаживались на длинную
скамейку, точно зрители в первый ряд, приготовясь с откровенным
любопытством добросовестно рассмотреть все, что им будут тут показывать.
Бабушка, как-то умевшая за всем уследить, успевала улыбнуться,
обернувшись к Леокадии, чтоб ее не обидеть, и сразу же заметила слабенького
пьянчужку, который из деликатности ушмыгнул из дома в первый момент
встречи, а теперь несмело снова заглядывал, высовывая свою лохматую,
нестриженую голову из двери.
- Входи, Яша, входи... - как могла громко проговорила она, но голоса
ее в шуме не было слышно, и она поманила его рукой.
- Мы уже знакомы, - сказал Яша и присел с краешку к соседкам, улыбаясь
и не глядя на бутылки.
Все выпили по рюмке и по другой, разговор пошел вразброд, а Квашнин,
наклоняясь к самому уху Варвары Антоновны, говорил:
- Мама, ты только скажи, чего тебе не хватает. Или чего тебе хочется,
и все будет сделано. Ты ничего не бойся, говори, мама.
С другого бока Леокадия, раскрасневшись, умоляла:
- Поедемте с нами, мама! Будем жить вместе! Вы даже представить себе
не можете, какой у меня от души камень отвалился, что я вас вижу! Я просто
пьяная от радости!
Бабушка тихонько смеялась и кивала Леокадии:
- Я знаю, ты добрая... Ну, я тут на своем месте. А в виде чего я там
стану у вас торчать! Под ногами мешаться!
- Все сделаем, мама! - требовал ответа Квашнин. - Ты только скажи!
Все!