"Федор Федорович Кнорре. Черная трава" - читать интересную книгу автора

встретился с громадной ярко-красной лампедузой, - сказал Ленька.
- С медузой! Сам ты лампедуза! - закричали мы на него и начали его
высмеивать, но он сам насмешливо улыбнулся:
- Медузы? Это ерунда, что в них интересного? Глядеть не на что! А
лампедузы это, в общем, родственный отряд медуз, но они отличаются тем, что
очень ярко светятся. Поняли? Ну, как лампа, зеленая или красная. Настолько
ярко, что можно бы под водой газету читать при их свете, если бы только
бумага не размокла. Поэтому у них и название такое.
Мы заспорили, не очень уже уверенно, он действительно много чего знал,
этот Ленька, но ребята, учившиеся с ним в одном классе, на другой день
рассказывали, как Леня отличился на уроке. Он сказал: "Когда рабы строили
пирамиды для египетских фанфаронов!" - и весь класс повалился от хохота.
Если бы учительницы не было, он, наверное, стал бы спорить. Но тут кто-то
вспомнил и лампедузу, и оказалось, что это чистейшая чепуха и треп.
Некоторое время все его звали египетским фанфароном, но без всякой
злости. Он был, в общем, довольно безобидной лампедузой... А тут случилось
новое событие: наш знакомый Сторожила, дичавший в своем допотопном бунгало
посреди оврага, вдруг постригся. Мы увидели его стриженым и не могли
понять, что случилось. Потом исчезла собака, и мы узнали, что он ее продал
вместе с будкой, а потом продал козу пьяному художнику. Бородатый художник
повел козу к автобусной остановке, и мы пошли за ним смотреть, что будет.
Как только дверца автобуса отворилась, художник вошел, а коза вслед за ним
вскочила в автобус так уверенно, точно там не люди сидели, а ее знакомые
козлы и козы. Поднялся крик и возмущение, козу в проходе повернуть обратно
оказалось невозможно, кондукторша кричала, что художник пьяный, а он
возражал, что раз в этом все дело, то коза-то трезвая, пусть едет одна, он
купит ей билет.
В общем, автобус уже давно уехал, а он сидел и хохотал на краю канавы,
а потом повел козу пешком в Москву по шоссе, но довольно скоро вернулся и
всех расспрашивал, не видел ли кто его козы, она сожрала у него всю лиловую
краску, и ему теперь нечем писать портреты современников...
На другой день приличный сын нашего Сторожили приехал за отцом на
машине, и они начали грузить его пожитки. Грузили они так: старик таскал
всякую рухлядь, вваливал ее в кузов грузовика, а сын выбрасывал все это с
другой стороны в кусты: табуретку с обгорелой ножкой, скамейку, длинную
кочергу, некрашеный стол. В конце концов старик выковырял из печи громадный
чугунный котел.
Они долго спорили и боролись с сыном из-за котла, и оба перемазались в
саже, как черти, машина уже тронулась, а они рвали друг у друга из рук этот
котел, прижимая к груди, и только где-то на дальнем пригорке видно было,
что сын одолел. Он поднял котел над головой, как Стенька Разин персидскую
княжну, и на всем ходу ухнул его в набежавшую канаву. Больше мы их не
видели.
Развалюха опустела. Но через несколько дней мы обратили внимание на
то, что из оврага доносится собачий лай, тоскливый, настойчивый и редкий.
Мы подумали, уж не Сторожила ли наш вернулся в свои владения, и пошли
на разведку, но оказалось, вернулась только его собака. Наверное, будка, с
которой вместе он ее продал, наконец развалилась, и собачонка вернулась
домой, приволокла свою корабельную цепь с куском доски.
В чаще оврага доска с цепью запуталась, и собака сидела и не могла