"Федор Федорович Кнорре. Кораблевская тетка" - читать интересную книгу автора

открыта, и оттуда волной шло тепло и пахло березовыми вениками.
"Так вот и живем, так и живем..." - в такт ходиков вспоминал Апахалов
прощальные слова тетки, поцеловавшей его на ночь. "Мне-то здесь недельку,
пожалуй, пожить можно, просто превосходно, - думал Апахалов, - а каково
старухе доживать тут свой век? Нет, вопрос решенный: пускай переезжает.
Комната для нее найдется. Пускай за чем-нибудь следит там в хозяйстве.
Собственно, неизвестно, за чем следить, но женщины как-то находят:
суетятся, волнуются. Вообще следят. Вот пускай и следит, неважно, что
хозяйства никакого вроде и не нужно. Ничего, пускай. Соню она, конечно, не
бросит, тоже пускай. Конечно, непривычно будет, беспокойно, но раз решено,
надо выполнять..."
Утром он услышал под окном сочные взмахи метлы, сгоняющей воду. Тетка
гремела на кухне самоварной трубой. Солнечный зайчик на медной вьюшке
разгорался все ярче, за окном одна половина двора была освещена солнцем, и
мокрое после вчерашнего дождя деревянное крыльцо дымилось на припеке.
За чаем ели горячие пирожки с горохом. Тетка хозяйка была плохая, это
все знали, а пирожки были вкусные.
Тетка посмотрела слегка подозрительно, когда Сергей Федорович
похвалил.
- Небось все врешь? Нарочно хвалишь, чтобы подольститься? Или правда
нравятся? Ну, так это Соня печет. Я кухарка никудышная, всю жизнь такая
была. Да с меня и спросу нет: холостяк!
- А славно у вас тут, - заметил Сергей Федорович, - тихо, будто тебя
врач выслушивает - пульс слышно.
- Да, грому у нас особенного, правда, нет, это верно. А какая уж тут
особенная тишина? Это ты привык там, у себя: в телефоны все разом кричат,
трамваи звенят, кругом заседания! Вот тебе и кажется.
Дожевывая со вкусом пирожок, Апахалов откинулся на спинку стула и
благодушно огляделся через плечо:
- Нет, у вас хорошо!.. Ходики тикают - на весь дом слыхать. Растут
растения всякие тропические. Вот уродец какой-то сидит на этажерке. Что это
он, кажется, язык показывает?
Соня вскочила и повернула к свету фигурку шершавого человечка,
сделанного из сосновой коры.
- Нет. Разве не видно? Он хмурится, ему щекотно, а другой, который его
щекотать должен, того нет, его ребятишки выпросили. Всех растаскали, их у
нас много было, а теперь только один этот и остался на память об Мукасее.
Апахалов спросил, что это за Мукасей.
Тетка объяснила, что это фамилия - Мукасеев, а не Мукасей.
- Ну, жил у нас тут один. Это Егорыч его ко мне как-то привел, вот он
у меня и пожил тут немного. Делать ему нечего было, он все сидел фигурки
вырезывал.
Поглядев на часы, тетка сказала, что, кажется, пора собираться к
Клаве.
- Ходики твои молодцом, - заметил Апахалов, машинально сверив стенные
часы со своими, - а эти вон висят - не ходят, испорчены?
- Почему им надо портиться? - Тетка встала и бережно повернула на
четверть оборота головку толстенных золотых часов, висевших на гвоздике.
Озабоченно хмурясь, послушала, прижав часы к уху, и успокоенно нацепила
обратно на гвоздик. - Пугаешь только, идут прекраснейшим образом. Чужие. Я