"Виктор Кнут. Удар молнии" - читать интересную книгу автора

подминал под себя газон возле нашей парадной. Блестящий красавец с темными
стеклами, который явно стоил огромных денег. Блестящий красавец, вид
которого портили разбитая фара и небольшая вмятина на правом крыле.
-Ты зачэм это зыдэлал? - громко спросил Салман, тыкая пальцем во
вмятину.
-Я?!! Да вы что?!! - Я поперхнулся этим вопросом, слова застряли у
меня, в глотке.
Салман наклонился и поднял с земли круглый булыжник, какие обычно
встречаются по берегам горных речек.
-Вот этым, - пригвоздил он меня уликой. - Люды видэл, у нас эст
савдэтэль.

Свидетели продаются сейчас в России по бросовым ценам. Их можно
покупать пачками, и я доказал бы это в каком угодно суде. Но тогда, стоя
возле разбитого "Мерседеса", я ничего не соображал с похмелья, был
совершенно не в силах сопротивляться и безропотно принял на себя всю
ответственность за разбитую фару, успокаивая себя мыслью о том, что, быть
может, действительно, хлебнув водки, набрался смелости и напакостил
осетинам. Вот только нетрезвый я никогда не был способен на подвиги. Даже
на маленькие пьяные подвиги.

-Да нет, не может этого быть, - продолжал обреченно рыпаться я,
понимая, что приговор мне уже подписан.

-Может... Может, - хохотал мой мучитель. - Машин портыл ты, доходяга.
Пышлы, пиши манэ расдысак и налью табэ водки.
После подобного обещания я написал бы и сотню расписок. И миллион...
Но хватило одной - на восемьсот долларов. И составленного под косноязычную
диктовку Салмана письменного признания в хулиганстве. Осетины дали мне
месяц сроку, чтобы собрать деньги, хотя и я, и они понимали, что этому не
бывать. Ставкой в этой игре, скорее всего, была моя старшая дочка.
-Тебя развели, Леонидыч, - говорила она мне через неделю после этого
случая. - Развели, понимаешь? Где свидетели, которые якобы видели, как ты
швырял булыжник в машину? Покажи мне этих свидетелей. А где стеклышки от
разбитой фары? Я искала их около "Мерседеса" в тот день, когда на тебя
наехали. Ничего не нашла.

Я молчал.

-Да скажи ты хоть что-нибудь! Что собираешься делать? Неужели платить?
Из каких денег?

Я молчал.

-Леонидыч, - Лариса внимательно посмотрела в мои глаза и четко, почти
по слогам проговорила: - Мне стыдно, что я твоя дочь. Мне стыдно, что во мне
твои ДНК. И где только мама отыскала такого рохлю?
Я молчал. И размышлял о том, что в свои пятнадцать Лариса порой
выглядит уже совершенно взрослой. А я не заметил даже, как она подросла, в
это время вылезая из кожи вон, чтобы ей за меня было стыдно...