"Всеволод Кочетов. Чего же ты хочешь? (Роман) " - читать интересную книгу автора

будет взята немецкими войсками, организовать отбор, упаковку и вывоз из нее
в Германию наиболее ценных произведений искусства. Вольнонаемный специалист
Гофман помнил Петербург дореволюционный. Он был тогда совсем маленьким
мальчиком. В его памяти остались красоты невских набережных, городских
парков, площадей. Он вспоминал о каких-то чудесных кондитерских на Невском
проспекте и с нетерпением ждал вступления в город своего детства, в город,
где отец его был когда-то богатым и сильным, имел собственный автомобиль,
что в те времена служило признаком необыкновенной общественной
значительности человека. Штурмбанфюрер и вольнонаемный специалист подымались
на Белую башню в бывшем Царском селе, вольнонаемный специалист рассказывал
штурмбанфюреру о Петрограде, пытался указывать ему на какие-то здания
задернутого дымкой города; но штурмбанфюрер ничего там особенного не видел -
только эту дымку да черные клубы от разрывов снарядов и ответных пушечных
выстрелов.
Теперь, спустя более четверти века после тех дней, они с трудом узнали
друг друга. Сабуров, говоря по правде, нисколько не обрадовался появлению
друга детства и соратника по походу под Ленинград. Да Клауберг и не ожидал
от него никакой радости. Чему радоваться? Каждый знает, что подобные встречи
происходят совсем неспроста. Бывший русский Сабуров, он же немец Гофман,
ныне итальянец Карадонна, не мог не догадаться, что от него кто-то чего-то
ждет и чего-то потребует устами появившегося из небытия Клауберга, а ему
ведь не тридцать, не сорок, а тоже за шестьдесят, он хочет спокойно дожить
свою жизнь, у него жена, черноокая синьора, - тут, в этих местах, все
черноокие, - два здоровенных парня, родившихся после войны, милейшая
синьорина дочь, лет пятнадцати. Все они по очереди заскакивали в комнату
взглянуть на незнакомого гостя, и Клауберг мог их хорошо рассмотреть.
Понимая, что в семейной суете необходимого разговора не будет, он
предложил пройтись. Но Сабуров тоже, конечно, понимал, для чего Клаубергу
надобна такая прогулка, и все тянул: предлагал выпить вина, жаловался на
печень, говорил о каких-то пустяках.
- Чудесное место - Вариготта, - говорил он, с тревогой вглядываясь в
своего нежданного гостя. - Когда-то здесь неведомо почему осели сарацины. Ты
заметил, наверно, как смуглы здешние жители, какие диковатые у них глаза? От
предков. Вспыльчивы, взрывчаты - того и гляди пырнут ножом. А какова
архитектура? Если отъехать на лодке в море и обернуться к берегу, просто
удивительно: не Италия, а скорее Алжир или Тунис. В старой части поселка,
понятно. Домики без окон, прилеплены один к другому, с плоскими кровлями.
Этот стиль называют стилем мориско. По имени морисков, тех самых
мавританцев, которых изгнали из Испании.
Клаубергу давно была известна эрудиция человека без родины, и он знал,
что, если его не остановить, рассказам подобного рода не будет конца.
- Петер... то есть как тебя?.. Умберто, - сказал он, вставая из-за
стола. - Надо пройтись.
По извилистым тропинкам меж камней и кустов они не спеша и без слов,
чтобы не сбиваться с дыхания, поднялись на один из господствовавших над
побережьем, над поселком крутых холмов. Вспугнув ящериц, Клауберг опустился
на иссушенную солнцем каменистую землю и пригласил Сабурова сделать то же.
Несколько минут они сидели молча, вглядываясь в зелено-голубую мягкую
морскую даль. Разноцветными точками по ней были разбросаны парусные лодки,
моторные катера, яхты, а совсем возле горизонта, с запада на восток, шел