"Илья Кочергин. Я внук твой...(повесть) " - читать интересную книгу автора

его фотографии.
Она не стала отвечать. Она налила мне чай и начала на ощупь колоть
щипцами рафинад на мелкие-мелкие кусочки. У нее еще были запасы кускового
сахара с незапамятных времен. Доставала куски из пачки, колола их и
складывала в сахарницу. Морщась, вглядываясь помутневшими глазами в свои
руки, потихоньку матерясь, пошевеливая губами.
- Ведь и жалко ее, твою мать-то. Все бьется, как птичка, все старается
для всех. А ведь она всегда слабенькая была. Это я , бывало, как конь,
бегала, с пяти до двенадцати ночи каждый день, и не замечала.
Немного отвлеклась, теперь только не дать ей свернуть с воспоминаний о
молодости.
- Это когда ты на фабрике работала?
- На фабрике. А девчонки маленькие еще были. В полпятого-пять встаю.
За матерью прибрать, постирать, завтрак сготовить, потом девочек
поднять, потом на фабрику. Это ж мужская работа была - с утюгами.
Попробуй целый день тягать утюг-то. Потому что все-таки мужчина не
пойдет на такое. Гладили мы рубашки военные, защитного цвета. На
космонавтов, на военных мы шили и гладили... Потом, после смены, - на метро
до "Калужской". Сейчас она "Октябрьская", а раньше "Калужская" называлась. А
оттуда еще два часа на автобусе. Выйдешь - и через поле бежишь. Бегом
бежишь, ведь вдруг не успеешь. К березкам тем, ты ведь их знаешь...
Бабушкина речь оживляется, она продолжает колоть сахар, но уже
медленнее, она смотрит то на меня, то в окно. Потом и вовсе бросает щипцы.
- Я ведь простила его. Сначала злилась, а теперь простила. А что
обижаться, ведь мужик - он и есть мужик. Хоть ты его вознеси, хоть ты его
вон - бомжем сделай. Какой спрос в этих-то делах с мужика? Да ведь и
уставали они как! Во время войны-то. Нужен же отдых для всех.
Ты попробуй так работать, это ведь и не с утюгами - это посложнее
будет. Как Главный вызовет, так беги. Ночь-полночь. Ему ж разницы нет. А
ведь Он по ночам-то как раз и любил работать. Так иногда и получается, что и
спать не спали они вовсе.
Раньше бабушка со мной о таком не говорила. Только лет пять назад
что-то случилось с ней. Прорвало. Я читал, что после скольких-то лет
одиночества вдовы, по христианской религии, снова девушками становятся,
невинность приобретают. Правда или нет - не знаю. Но похоже на то.
- Простила. А как не простить? Только толку-то? Жизнь-то прошла - как
рябина к дубу тянется. Тянется-тянется, а все одно - дуб-то на другой
стороне реки. Как в песне, знаешь? Ведь и не дотянешься. Ведь и не придет,
бывало, под те березки - охрана, дескать, не отпустила.
А придет, так что? Бежишь обратно, а платье все помято, озеленено об
траву. Иногда и заплачешь. Бежишь на автобус, как проститутка какая.
Меня же ведь она так и обозвала тогда. Ох, Илюшенька, ведь трудно все
это было, трудно.
Бабушка смотрит в окно.
- А как не простить-то? Бог терпел - и нам велел, как говорится. Вот и
теперь терплю. Что я теперь могу для вас сделать? И квартиру отдала, и все.
Теперь только потихоньку терпеть. Но уж недолго.
Только ведь непутевая у вас бабка попалась, так что, может, и долго
протяну. Но уж и вы не обижайтесь, я же ведь все отдала. Так если позвоните
когда - мне приятно.