"Павел Кочурин. Коммунист во Христе, Книга 3 " - читать интересную книгу автора

без жалости к нему: "Знамо, за длинный язык, не живется смирно". Парни и
мужики, а за ними и девки, гужом потянулись из деревни. Уезжали больше по
вербовке, тут препятствия не было, паспорта выдавали. Ехали даже и на
Ляпинские болота, где Игнатьич и другие лишенцы в принудиловке были. Копали
торф, как арестанты. Кто мог гадать-думать, что настанут такие времена. Нас
с Игнатьичем и тут провидение оберегло. Казенно дома избежали и в
председателях остались.
Вышла установка на слияние колхозов. Мы с ним как бы на опережение
событий пошли. Решили наши колхозы - Моховский и Сухерский объединить.
Опасались оказаться под началом Авдюхи Ключева. Ему-то больно хотелось
прибрать нас к себе. И рядовые большесельцы по его рассуждали: если с
моховцами и сухеровцами слиться, то и их жизнь улучшится... Тайные силы и
тут помогли нам избежать этой беды. Но совсем-то как было от нее избавиться.
Пошли раздоры. Они неминуемы при неладе. Подглядеть за соседом и не донести.
Не сзатылоглазить, вроде бы дела веленного не совершить. Такому положению
ныне вот и усмотрелось название "демиургынизм". А падких на догляды
окрестили "затылоглазниками". Доносы уже не считались пороком, вызывали
похвалу: человек бдительность проявил. Эта похвала и превратила нас в
стадных вытей. Коли душа в хомуте неволи, то и телу не освободиться от
кнута. Как вот в Писании-то сказано: "Нет разумеющего, никто не ищет Бога,
все совратились с пути, нет делающего добро, нет не единого". Это о нас,
человеках сегодняшних, такое пророками речено... Для доброго дела и надо вот
проходить через пороки, насланные своим "запротив". Невольно и сам
втягиваешься в грех. Вроде бы хитришь и обманом не брезгуешь. Все как бы во
добро делаешь, но правда-то твоя уже и не чистая, не Божья. Как не
оправдывайся, а обход властей, коим повелено подчиняться. Грехи-то откуда в
нас?.. Не с небес градом нашли и не морозом на ниву твою пали. Скопились под
неправдой нашей. Один перед другим в затылоглазием выхваляется, а выхвал,
как и слово хульное, душу грязнит. Плоть в земле истлевает, как вот дом
пожаром в пепел превращается: было - и нет, а душа-то жить остается. И
каково ей грехи плоти на себе волочить. Порочные души и свивают себе кубло
черное в оскверненных местах. Таким вот и стал наш Татаров бугор.
Православные воители и миряне, оборов супостата, не очистили место скита
Старца-Молельника от скверны, предали его забвению. Тем и совратились,
прилепились к пустому, стали негодными, впустив к себе совратителя.
Доскажу вот тебе о Татаровом бугре, чего велено было лишь Данюхе,
Данилу Игнатьевичу поведать. Дмитрию Даниловичу не мог, как бы невеленье в
себе мешало. И вот затмение спало, все как вчера вспомнилось, что
затылоглазый вещал об этом месте. Пришел к нам в отряд вестовой и
потребовал, чтобы я шел с ним. Комиссар отряда отпустил. Я догадался, что
ведет он меня к городской голове, так еще затылоглазого начальника города
прозывали... Вошли в его кабинет. Был вечер, осень подступила. Он сидел за
своим столом. На столе не было ничего, кроме лампы под зеленым абажуром,
свет сверху был погашен. Он встал, сделал знак тому, кто меня привел, чтобы
вышел. Подошел ко мне, взял меня за локоть и подвел к своему столу. Усадил
рядом с собой и поглядел на меня особо, как до этого не глядел. И этим навел
меня самого на мысль о Татаровом бугре, отчего вот там пугает? И ответил
мне, будто я его о том спросил: "Грех там большой свершон. Грех всех. Ежели
вершит грех неподобное воинство на чужой земле, это одно, а когда грех от
самих себя, это грех тяжелейший". И растолковал: "К тому греху, что не