"Ирмгард Койн. Девочка, с которой детям не разрешали водиться " - читать интересную книгу автора

болят. Но раньше из них выдавливали гной, и получались настоящие дырки.
Каждый вечер их заливали йодом, было ужасно больно, и утром, когда я
вставала, я уже со страхом думала о вечере. Когда йод попадал в дырки, я так
кричала, что раз даже пришел полицейский; дело в том, что жильцы из квартиры
напротив подумали, что меня избивают, и заявили об этом в полицию...
За гостиницей Менгерса чужой солдат перекапывает огород. Это пленный,
он принадлежит немцам. Когда в гостинице никого нет, фрау Менгерс разрешает
мне поиграть шарами на бильярде. Тогда я представляю себе, что шары - это
цветы, и катаю их по большому зеленому полю. Толкать шары длинной палкой мне
не разрешают, чтобы я ничего не испортила. Я просто толкаю рукой. Как-то раз
фрау Менгерс попросила меня отнести пленному кофе - ведь он тоже человек.
Сперва я испугалась, потому что пленный был врагом. Но он сидел на камне,
положив руки на лопату, глаза у него были усталые и грустные, подбородок
серый. В нем не было ничего веселого, он был очень, очень печальным. Я
стояла с чашкой кофе в руках, небо было огромное и синее, а коричневое поле
казалось бесконечным. Я была с пленным совсем одна, даже птицы не пролетали
над нами. Его шапка лежала, на земле, волосы у него были как сухая трава и
развевались на ветру. Ему хотелось домой, ему наверняка хотелось домой. Он
об этом не говорил, но ему, конечно, хотелось домой. Ведь он из другой
страны. Другие страны далеко, в школе мы их еще не проходили, но папа мне о
них рассказывал. Однажды он был в Румынии и привез маме оттуда вышитую
кофточку. Румыния. Где она, эта Румыния? Есть еще Африка, там живут негры,
совсем черные, и солнце там светит жарко. Мне, чтобы загореть, нужно ездить
на дачу, а в Африке все всегда черные, еще черней, чем фрейлейн Левених,
которая специально ездила на курорт в Боркум, для того чтобы весь "дамский
кружок" говорил: "Вы загорели, как негр". Мама моя иногда лежит на балконе в
старом раскладном кресле. Время от времени кресло падает, и она вместе с
ним; после этого она со слезами говорит отцу: "Ах, боже мой, Виктор! Как
хорошо загорать в марте на солнышке!"
Если бы я могла хоть что-нибудь сказать этому чужому пленному! Я начала
вспоминать все иностранные слова, которые знаю. Я сказала: "Сим селабим", и
еще "Сезам, отворись", и "Абдулла", и "водка", и "О ля-ля, мадемуазель", и
"Свободное государство Либерия", и "Турн и Таксис" - это коллекции марок,- и
больше я в тот момент ничего не могла вспомнить. Пленный посмотрел на меня и
ничего не ответил. Но он приветливо кивнул мне, залпом выпил кофе, потом
надел шапку и подарил мне маленькое распятие из слоновой кости.
Я снова пошла играть на бильярде, но шары катились как-то скучно. Я
посмотрела в окно - пленный копал уже далеко и больше не останавливался. Мне
хочется, чтобы он мог вернуться домой. Я не хочу попасть в плен и остаться в
чужой стране.
Когда будет мир, пленный сможет вернуться домой, и наши солдаты тоже
смогут вернуться. Все смогут вернуться. Мой солдат тоже вернется домой. Он
сейчас во Франции, и я с ним незнакома. Я как-то послала на полевую почту
посылку для одинокого солдата, у которого нет родителей. Наш школьный
священник давал нам адреса одиноких солдат. И солдат ответил мне. Теперь я
каждую неделю пишу ему. У нас дома раз был маленький окорок. Половину мы
съели, а половину мне разрешили послать моему солдату. Он мне нарисовал
замечательные картинки - танки и горы, покрытые проволочными заграждениями,
и поля в колючей проволоке. Я наклеила эти картинки в альбом, но жить там я
бы, по правде говоря, не хотела.