"Алексей Кожевников. Микитка Шалавый ("Из жизни беспризорных") " - читать интересную книгу автора

вовсе вертаться задумал. Как меня председатель Миша оставил, бросил, вышло,
я много спроизошел. Ару, американскую кашу, ел, добавки они не давали, на
машине катил. Захватила она всех и бежать - бежать. Как лешак какой орет и
дымом хлобыстает, ажно теплена из зеленой пихты.
"В Москве много чего есть, а только чужое все, прибрано к рукам и
ночевать там, где хошь нельзя и за шиворот из булочных выводят.
"Чижолый, дедушка, чужой-то хлеб, камня чижалей. Ничье я искал, чтобы
значит можно брать, и не били, и за шиворот водить нельзя, и кулак под нос
нельзя. Не нашлось, всего помидоры, да огрызки яблочные ничьи, когда они на
улице валяются. Брюхо с них подводит. Так что я, дедушка, хочу свой хлеб
знать. И шиворот больно, особливо, если с ним вместе волосы прихватят.
Болючие волосы на затылке, самые болючие!
"В Москве работы чижолые; каменные да гвоздяные, а то хитрые - с
машинкой по чужой грамоте... В починке работа для меня самая подходящая, и
прошу тебя, дедушка, подпаском меня взять. Скорняков исправился чай,
миновала голодуха, и ты, дедушка, за главного будешь, я подпаском пойду, ни
одной овечки не дам. Теперь я большой и уберегу. Похожу подпаском, а там,
может, и надел дадут, свой будет хлеб, своя земля, не чужая. Чужой
испробовал, не хочу. А Ваське Трубке от меня скажи, чтоб махалку мою он
берег, не раскручивал и не давал никому. И хлестать тоже не надо, у меня три
узелка на конце были, приеду я и сосчитаю. Расхлещет, сердиться буду и
товарищем считать перестану.
"Дедушка, дедушка, рожок цел ли, не испортился ли? Здесь много-много
коров пригнали, показывали горожанам, забыли они, какая из себя корова есть.
Я глядел через тын. Одна, что твоя Белянка председателева. И лошадей тоже и
свиней показывали.
"Поклон от меня, дедушка, тебе, до земли до самой, а еще почтенье
совету передай и обществу просьбу мою великую: подпаском хочу быть, я уж изо
всех сил стараться буду. И надел потом получить. Письмо это по машинке, по
проволоке, электричеством полетит, барышня добрая оказалась, согласилась.
Спасибо ей большое".
- Все? - спросила девушка.
- Постой, прибавь. "Не сержусь я на тебя, дедушка, и никогда сердца не
держал, что рожок ты у меня взял. В Москве меня Микиткой Шалавым зовут, и
ребята здесь нехорошие, воруют. Ответ мне пиши, Васька Трубка грамотей,
напишет, а бумаги у председателя выпроси, книжка у него старая есть, не
пожалеет, чай. И присылай мне ответ на Москву Микитке Шалавому, что на
Рязанском вокзале ночует. Все знают. Еще кланяюсь тебе, дедушка, совету и
обществу, подпаском хочу больно ходить и хлеб чтобы свой. Вольнее камня
чужой-ат! Микитка Шалавый подпасок в починке Кугунур-Большое Поле был".
- Теперь полетит по проволокам, а в починок проволоки не заходят, там
как? - спросил Микитка.
- Привезут из города. Передаем.
Смотрел, не отрывая глаз, Микитка, как барышня письмо передавала.
- Летит? - беспокоился он.
- Летит. В городе уж читают.
- А там всего двадцать верст до починков. Скоро все?
- Скоро, скоро. Готово все!
Сияющим, счастливым стоял Микитка.
- А это куда? - показал он на бумажку, на которой было написано его