"Лев Кокин. Дядюшка Улугбека (Сб. "Место для журавля")" - читать интересную книгу автора

довести эксперимент до конца и, как говорится, разрешилась благополучно.
Только выяснилось, что до окончания еще ой как не близко, ибо следует
подождать, что из их гомункулуса вырастет.
По чести сказать, до его появления на свет настолько не заглядывали
вперед. И тут ужаснулись; младенец-то был живой, дрыгал ножками и агукал. А
его на каждом шагу подстерегали опасности, о которых никто, кроме
родителей... простите, кроме экспериментаторов, не подозревал. Любой пустяк
грозил обернуться проблемой, всякий прыщик - недугом. Как-то перенесет он
прививку? Справится ли с ветрянкой? Потом с алгеброй? Потом - с поэзией?
Как обстоит у него с иммунной системой?.. С абстрактным мышлением?.. С
высшими проявлениями духа?.. Что, в конечном счете, берет в мальчике верх -
гены или среда, кроманьонец или цивилизованный человек, что берет верх
вообще в человеке, ваш вопрос, господа,- био или социо, социо или био?! И
не слишком ли они много себе позволили, на себя взвалили, не зарвались ли в
своем исследовательском азарте?..
А тем временем, покуда они заботились об иммунитете, о логических
играх, о приличной видеотеке... да мало ли о чем еще пекутся преданные
родители, вызывая ревность старших детей, мальчишка себе рос, не подозревая
собственной исключительности, щелкал компьютерные задачки, гонял в шахматы
и в футбол, подстригался по моде, а настала пора, и с девочками все
складывалось у него вполне о' кэй.
По словам матери, любили они его с мужем какой-то мучительною любовью,
исключительной, как он сам, оттого и старшие ревновали, чувствовали это, не
представляя себе причин, а сладкая мука чем дальше, тем больше отягощалась,
ведь нельзя было откладывать до бесконечности раскрытие, рассекречивание
истории мальчика. Как ученые не вправе были ее утаить. Как родители - не в
силах разрушить мальчишечий мир. И оттягивали, предаваясь самоистязанию,
покуда могли. Чтобы возмужал, окреп духом.
Характер у мальчишки был порох. Старший за год не приносил (и,
соответственно, не наставлял) такого количества синяков, как этот успевал
за неделю. Бросалось сразу в глаза, как скор он в решениях и неробок. Кроме
шахмат, футбола и прочего, обожал верховую езду. И стрельбу из лука.
Представляете себе, как екало у родителей сердце, когда они наблюдали за
ним с трибуны где-нибудь в Крылатском на стрельбище. Твердая рука, верный
глаз - тренер был убежден, что сделает из него чемпиона. Так бы, вероятно,
и получилось, когда б не одна особа с психологического факультета. Со
свойственной ему стремительностью он увлекся вначале ею, а следом и самой
психологией как наукой.
Иногда, в пору состязаний, в особенности по ночам, ему снилась степь.
По примеру новых друзей, полюбил ходить в горы, и не только сюда, на
Кавказ, но и в Альпы, и на Памир, а во сне видел степь... и от топота сотен
копыт гул над степью, естественно, пыль до туч, и в гуле и в пыльной мгле
он сам, в одно слитый с конем, как кентавр, на лету измеряет ковер земли, и
колчан со стрелами приторочен к седлу, и рука сжимает упругую дугу лука...
И наш Сергей продекламировал наизусть - на фарси, а потом в переводе:
- "Конь взял урок бега у серн, в горячности подобен огню, в плавности
- воде, быстрокрылый, подобно ветру".
...Впрочем, мало ли кому снится степь и что является в сновидениях,
однако если случалось рассказывать родителям этакий сон, он замечал, они
буквально мертвели.