"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу автора

прямо и налетает на него. Хочет Михалка словить его - а не может: что-то
голое и скользкое, ни шерсти, ни одежи. Михалка отбросит его рукой, а оно
снова, а оно снова... И вот, не поверите, паничок, разорвало на хлопце новую
свитку до самого воротника. Обессилел, бедный, почти без памяти в хату
заявился. Скажете - пьяный был, так ведь сроду не пьет Михалка, в рот
горелки не берет. И пролежал он после этого в горячке три месяца, насилу на
ноги поднялся.
Лобанович - так звали молодого учителя - слушал рассказ с большим
интересом. Вначале ему было немного смешно, но по мере того как сама
рассказчица все более увлекалась историей с Михалкой, лицо учителя
становилось серьезным и даже хмурым.
Если сторожиху захватывала загадочность происшествия, то Лобановича
заинтересовало другое, а именно - непосредственная и крепкая вера людей в
существование таинственного, темного сплетения злых сил. Миллионы и более
лет живет эта вера, зачатки ее затеряны в темном омуте прошлого, и до сих
пор человеческий разум не сумел освободиться из-под власти этого дурмана.
"Интересно! Надо будет подумать об этом", - заметил про себя учитель.
Но, как видно, его занимала еще и другая мысль, и он неожиданно для самого
себя спросил:
- Бабка! А твой Михалка мог и помереть от этого?
- Гэ, паничок милый! Чуть-чуть не помер! Насилу отходили!
- И подумать только, из-за какой глупости может умереть человек! -
проговорил молодой учитель, обращаясь скорее к самому себе, чем к своей
собеседнице, и задумался. Голова его немного склонилась набок, темные глаза,
в которых светилась какая-то затаенная мысль, устремились, не мигая, в угол
комнатки, но ничего не видели: они как бы обращены были к той мысли, которая
в эту минуту ворошилась у него в голове.
Старая бабка с каким-то страхом и любопытством поглядывала на своего
"панича".
- О чем вы, паничок, так задумались?
Лобанович вскинул на нее глаза и засмеялся.
- Знаешь, бабка, хочешь, я скажу тебе, о чем ты теперь думаешь?
Бабка удивилась еще более, а учитель, не ожидая ответа, проговорил:
- Ты, бабка, смотрела на меня и думала: "Если этот панич еще не сошел с
ума, то скоро сойдет".
Сторожиха изумленно смотрела ему в глаза, а Лобанович, придав важное
выражение своему лицу, сказал:
- Ты, бабка, не думай, не одна ты знахарка. Я, может, еще лучший
знахарь, чем ты.
- А что ж, паничок, все может быть, - словно с какой-то обидой ответила
бабка.
- Ты плюнь, бабка, на это, потому что все это глупости, а лучше скажи:
зачем мы на свете живем?
Бабка не знала, какой тон ей взять, чтобы не ошибиться.
- Гэ, паничок, что это вы обо всем спрашиваете? Гляжу я на вас и
удивляюсь: сидит себе, словно монашек, и все в книжки смотрит. Поглядели бы
немного - и хватит. А то, когда ни придешь, вы все в книги глядите. Разве
можно так долго смотреть в них? - И, помолчав, добавила: - Сушат они, и
больше ничего.
- Так ты, бабка, не знаешь, зачем мы на свете живем?