"Андрис Колбергс. Тень (Роман)" - читать интересную книгу автора

трубы... Она переложила из сумочки в карман пальто хрустящую десятку -
так будет сподручнее всучить ее работнику часовни. Он должен снять крышку
с гроба Райво Камбернауса. Ей во что бы то ни стало надо на него
взглянуть.
Но едва хвост похоронной процессии скрылся среда сосен, часовня
вновь наполнилась народом.
Она встала на пороге и скользнула взглядом по гробам, где лежали
покойники, которых предадут земле если не сегодня, то завтра. В одном из
гробов должен быть он. Прикусив губу, она уставилась на домовины;
кладбищенский распорядитель выяснял у родственников вехи биографии и
семейное положение покойника, но она ничего не слышала.
За спиной, на дворе, снова выстраивались музыканты с духовыми
инструментами. Другие. Звуки первого оркестрика доносились уже издалека,
из-за холмов. Один из музыкантов дунул в мундштук, и ей почудились первые
такты популярного когда-то на танцульках монтановского шлягера "О
Париж...". Она пошатнулась, вышла из часовни и присела на скамью.
Кружилась голова, в ушах вперемешку звучали старые мотивы: "Истамбул -
Константинополь... Истамбул - Константинополь", и "Джамбулай", и "Мамбо
итальяно", и все перекрывал Бруно Оя, поющий в клубе трамвайщиков, что за
церковью святого Павла, "Шестнадцать тонн"...
Ты был красивым парнем, Камбернаус. У тебя был патефон,
подключавшийся к радиоприемнику. Чтобы пластинки служили дольше, мы сами
делали бамбуковые иглы для адаптера.


Для какой цели строились эти здания? Кого это после войны
интересовало! Клуб раньше был гаражом. А спортзал?.. И тот и другой
отличались высоченными потолками, побеленные металлические стойки
подпирали крышу. Был ли в танцзале паркет? Кажется, да. А в буфете
отчаянно скрипели половицы. В спортзале с пола сошла вся краска, доски
были выскоблены добела, как в старое время в деревенских избах.
Попахивало потом, которым насквозь пропитались майки гладиаторов. И целый
день стоял неумолчный гул - то баскетболисты бомбили "корзину", то
боксеры дубасили забинтованными кулаками набитые опилками "груши", то
перекидывались мячом волейболисты. А внизу, в зальчике, впритык к чулану
с инвентарем, сражались в новус, и щелкали, ударяясь в борта,
разноцветные шашки. Какой там зальчик - просто комната в подвальном
этаже, чуть больше обычной, с цементным полом. Но для двух столов места
хватало. Когда происходили межцеховые баталии, сюда набивалось с полсотни
болельщиков...
Здесь, на погосте, чертов Райво Камбернаус, черви источат твое
смазливое лицо, и безупречный торс Аполлона, и большие невинные голубые
глаза.
Зайга заплакала навзрыд, люди бросали на нее сочувственные взгляды.
Лишь одетые в траур женщины, шедшие за гробом, смотрели пугливо и
недоуменно.
Наискось от главного корпуса завода ВЭФ, ближе к Воздушному мосту,
стояла старая кованая ограда. Она и сейчас стоит. За ней был "коридор" -
узкий проход между приземистыми кирпичными постройками. Он обрывался у
дощатых ворот, ограждавших игровые площадки и березовую рощицу, где среди