"Александр Колесников. Десант, 2-я БТК (мемуары)" - читать интересную книгу автора

приказа, чтобы не обнаружить себя.
Это было страшное зрелище - видеть, как враг хладнокровно,
безнаказанно, безжалостно наносит удары с воздуха по беззащитным... А мы
молча наблюдаем за происходящим, сжав рукоятки пулемета, который в состоянии
уничтожить своим огнем распоясавшегося врага.
Может, этот приказ был правильным, но выполнять его было очень тяжело.
В приказе этом было одно отступление. Огонь по самолету можно открыть, если
он атакует непосредственно катер. Но торпедные катера немцы не атаковали.
Или мы действительно хорошо были замаскированы, или они надеялись взять
катера, как трофеи, при захвате Тендры.
После потопления баржи самолеты улетели, и лишь один из них сделав круг
над заливом, направился снова к Тендре. ''Юнкерс'' спикировал на сейнер,
идущий в двухстах метрах от нашего катера.
В моей голове молниеносно вспыхнула мысль: ''Больше терпеть нельзя! На
сейнере женщины и дети. Они надеются на нас, моряков, а мы...!!!''
Я открыл огонь по самолету... Он изменил угол пикирования, затем вышел
из пике на высоте 300 - 400 метров, перевернулся вниз кабиной и пролетел над
катером.
И тут со мной произошло что-то странное... При повороте турели пулемета
вслед самолета, прогрохотал сильный оглушительный взрыв! Несколько секунд
длилось оцепенение..., а затем я снова открыл огонь по уходящему вражескому
самолету... Летчик, перелетев Тендровскую косу, положил машину в нормальное
положение и со снижением стал удаляться в сторону моря, оставляя за собой
шлейф дыма...
С соседнего, стоящего в ста метрах от нас торпедного катера я услышал
голос старшего лейтенанта Вакулина, командира того катера: ''Колесников!...
Ты жив!?'' И добавил: ''А у меня пулемет разбило''.
Действительно, у него из турели исчез ствол пулемета.
И вот тут я только понял, что вслед за мной, открыли огонь по самолету
и другие катера.
А сейнер? Он стоял целый и невредимый, по корме нашего катера.
В пяти метрах за кормою моего катера пенилась вода от взрыва бомбы...
А метров за сто пятьдесят я увидел командира второго дивизиона капитана
3-го ранга Местникова. Он что-то кричал и размахивал пистолетом.
Тут только я понял, что за совершенное самовольство придется отвечать
по законам военного времени. А это расстрел на месте.
Подобный случай уже был в Очакове, еще до оставления города нашими
войсками. Тогда один матрос из батальона морской пехоты капитана Гудкова,
созданного из моряков береговой базы и занимавший оборону на линии Куцуруб -
Каборга, по приказу комбата прибыл в штаб второй бригады, и стал
докладывать, что батальон окружают немцы. После его доклада, начальник
особого отдела вытащил пистолет и тут - же застрелил матроса, как паникера.
В тот период войны такая мера, наверное, была необходима, так как слово
- окружение, вызывало у бойцов страх перед врагом.
А за раскрытие тайны маскировки торпедного катера меня ожидала такая -
же участь.
Я хорошо знал крутой характер капитана 3-го ранга Местникова. Мне - бы
сразу доложить, что катер был атакован самолетом, и что взорвавшаяся по
корме бомба об этом говорит. Но в те считанные секунды я еще не осознавал,
что бурлящее пятно по корме было от взрыва бомбы, и что осколком этой бомбы