"Юрий Антонович Колесников. Особое задание " - читать интересную книгу автора

неубедительными. Об этом человеке он знал только то, что его недавно
призвали в армию, а до этого он был преподавателем немецкого языка.
Евгений спустился в склад. Там было сыро, пахло кожей и оружейным
маслом, но прохладно. Этот июльский день еще жарче, чем предыдущие. Лето
было в разгаре.
От перегородки из железных прутьев отошел шофер "пикапа" и, кивнув на
Смилянного, шепнул:
- Так воевать можно и двадцать лет!
Смилянный пил чай и, разумеется, не первую чашку. То и дело он вытирал
голую, как биллиардный шар, потную голову. Увидев Евгения, он степенно, не
отрываясь от блюдца, произнес:
- Во всем, молодой человек, нужен порядок! Сейчас - обед.
"Что ж, обождем, - подумал Евгений, - хоть и маленькое, а все же
начальство!"
Вдруг со двора послышался голос только что вышедшего шофера:
- Воздух!.. Самолеты!..
- Потом! Потом отдашь. Надо акт составить. Слышь, тревога, - заметался
Смилянный, выпроваживая Евгения.
- Так мы же в подвале!
- Вот и завалит тут...
Смилянный торопливо закрывал дверь на засовы, когда сверху послышался
тот же голос:
- Отбой! Ошибка вышла, наши...
Однако Смилянный все же навесил замок и опрометью бросился вверх по
лестнице.
- Товарищ Смилянный, ошибка же! Отбой! - с раздражением крикнул ему
вслед Евгений, но напрасно: Смилянный исчез. Евгений махнул рукой и вышел
наверх.
Солнце еще не зашло, а Евгений Алексеев и Котя Мировский уже тряслись в
новенькой полуторке, вымазанной для маскировки серо-желтой глиной. Гундоров
отбыл к границе раньше. Он должен был подготовить переправу.
Мировский, к удивлению Алексеева, как обычно шутил и не проявлял ни
малейшего беспокойства.
Темнело медленно. С противоположного берега, как всегда с наступлением
вечера, начался артиллерийский обстрел. Кое-где постреливали из пулеметов, а
позднее в небо изредка стали взвиваться белые шарики осветительных ракет.
В штабе одного из полков 25-й стрелковой чапаевской дивизии,
расположенном в километре от реки, Евгения уже хорошо знали, но в форме
курсанта румынской авиашколы видели впервые и с интересом разглядывали.
Френч Евгению стал уже тесноват, сукно выгорело, и лишь на подкладке
френча, как новый, белел фирменный ярлык: "Бухарест, Каля Викторией, 6-бис".
Фуражка тоже была не первой свежести. Все эти годы она валялась в кладовой.
Мать как-то хотела отдать ее нищему, но тот отказался. Кто же подаст ему
милостыню, если он будет щеголять в фуражке с расшитой золотом и серебром
королевской кокардой? Правда, Евгений захватил белый чехол, чтобы уже там, в
Румынии, обтянуть им верх фуражки, как это делал летом весь летный и морской
состав, но и это не очень обновляло ее.
Евгений непрерывно курил, он волновался. Что его ждет? Удастся ли
выполнить задание? А Мировский каков?! Превзошел самые оптимистические
предположения! Шутит, смеется, вспоминает свою прошлую жизнь в Румынии. И