"Сидони-Габриель Колетт. Чистое и порочное" - читать интересную книгу автора

Она спокойно кивнула.
- Я отдыхаю, - бесхитростно ответила она. - Вы скажете, что я могла бы
отдыхать дома... дома как следует не отдохнёшь.
Её уверенный и доброжелательный взгляд блуждал по сторонам, в то время
как она вдыхала, делая долгие затяжки, запах опиума, которым я наслаждалась
по-своему, подобно всем тем, кто не умеет курить.
- У кого мы? - спросила я.
- По правде сказать, не знаю, - ответила Шарлотта. - Я услышала об этом
месте от художников. Вам непременно хочется это знать?
- Нет.
- Странно было от вас это слышать... Так приятно, когда не знаешь, у
кого находишься...
Она доверительно улыбнулась. Мне не хотелось говорить ей своё имя,
чтобы она чувствовала себя более непринуждённо.
- Ваш юный друг не заболел, госпожа Шарлотта?
- Слава Богу, нет. Он у родителей в деревне. Вернётся через неделю...
Она слегка помрачнела, вперив взгляд в красноватую даль прокуренной
мастерской.
- До чего тяжело с тем, кого любишь!.. - вздохнула она. - У меня нет
особой охоты лгать.
- Как - лгать!.. Почему? Вы его любите?
- Естественно, люблю.
- Но в таком случае...
Она смерила меня бесподобно высокомерным взглядом, но тут же смягчила
его.
- Допустим, что я ничего в этом не смыслю, - вежливо сказала она.
Я размышляла о романтической награде, которую она преподносила своему
молодому любовнику, о почти прилюдном наслаждении, о соловьиных стонах -
полнозвучных повторяемых одинаковых нотах, стремительно сменяющих друг
друга, до тех пор пока их шаткое равновесие не рухнет на пике бурного
рыдания... Вероятно, именно здесь была зарыта тайна Шарлотты, её
благозвучная и милосердная ложь. Я думала, что счастье молодого любовника
велико, если рассматривать его соразмерно совершенству обмана той, что
осторожно старалась внушить недоверчивому и слабому юноше наивысшее мнение,
какое мужчина способен составить о самом себе...
Гениальное женское чутьё, озабоченное нежным обманом, ухищрениями и
самоотречением, таилось в этой Шарлотте из плоти и крови, подруге и
утешительнице мужчин... Вытянув ноги, она праздно сидела подле меня, перед
тем как вернуться к своим обыденным плутням - долгу, возложенному на того,
кто умеет любить лучше всех. Почтительная ложь, блестяще незатухающее
надувательство, незримое подвижничество, не рассчитывающее на
вознаграждение... Только риск, инкогнито и так называемая злачная атмосфера
несли освобождение этой героине, чьё безмолвие нисколько не смущало меня,
незнакомке, рядом с которой я молчала так, словно только что закончила ей
исповедоваться. Её присутствие притягивало другие мимолётные отголоски
воспоминаний, хранившихся в недрах моей памяти, призраков, которых я обычно
теряю и вновь обретаю, когда они ещё охвачены волнением, ещё не оправились
от недавнего жестокого столкновения в лоб или во фланг с тайными
непостижимыми рифами человеческого тела... Они узнавали Шарлотту. Подобно
ей, они всегда говорили лишь тогда, когда чувствовали себя в безопасности,