"Наталья Колпакова. Лучший из миров " - читать интересную книгу автора

удовольствия.
Сигизмунд, кажется, работал в этом термитнике всегда. Вполне возможно,
он вообще там родился. Дану он казался существом иного порядка,
духом-покровителем места, неотъемлемой частью этих старомодных интерьеров,
мирно дремлющих замшелых экспозиций, добротных стен, бесчисленных книг. Сам
он с удовольствием отрекомендовывался архивариусом, смакуя само слово, его
старорежимную основательность и принципиальную неактуальность. Повелитель
громадной библиотеки и недурной базы данных, о которых в городе мало кто
знал, он скромно вошел в независимую жизнь Дана. Вошел истинным денди в
эксклюзивной версии "только для своих": в рыхлом свитере-самовязке и
элегантных кашемировых брюках, с неизменным "чайком" в толстой глиняной
чашке, с тихим голосом и едкой речью, стеснительной улыбкой и пронзительными
глазами на обезьяньей мордочке. Он не лез в друзья. Ему вообще не особенно
требовались люди, хватало книг. Просто присутствовал, неизменно держась чуть
в стороне, но занятое им местечко уже не могло достаться никому другому.
Сначала Дан ходил к архивариусу за информацией. Потом - за общением с
тонким собеседником и невероятным знатоком истории, культуры, оружия и
множества других, неизвестных Дану вещей. Сегодня он впервые признавался
себе, что идет за опорой и пониманием. Конечно, о настоящей откровенности и
речи быть не могло. Сигизмунд ему не сват, не брат и не духовный пастырь. За
пределами музея их пути не пересекались, и фактически Дан не знал о знакомце
ничего существенного. Да, умница. Да, незауряден. Но выворачивать душу,
размазывать сопли, винясь в убийстве двоих? И кого - пришлецов неизвестно
откуда? Беседа запросто могла продолжиться в теплом кругу санитаров или
оперов.

Вызов к куратору Ордена ловчих не застал Румила врасплох, но и радости
никакой не доставил. Небрежным кивком отпустив посыльного, он продолжал
неторопливо прогуливаться (а точнее, бесцельно слоняться) по галерее вокруг
большого тренировочного двора. Не император, подождет! Не нравился ему этот
выскочка, и все тут. Молодой - далеко не сопляк, конечно, но не по годам
чин. Про себя Румил не называл начальника, еще не начавшего седеть, иначе
как мальчишкой. Куратор держался надменно, но корректно, придраться не к
чему, и Румил не мог не оценить его чувства дистанции, не позволившего
новому начальству свалиться в неуместное панибратство. Для Ордена он был
чужак и держался отчужденно, и это было правильно, потому что тыловой
крысе - или, точнее, архивной мыши - нечего было и надеяться когда-нибудь
заслужить признание среди ловчих. Куратор и не стремился, честь ему и хвала
хотя бы за это. А вот к чему он стремился, для Румила все еще было загадкой.
А цель была. И немалая, в этом Румил не сомневался. Ради чего-то ведь он
вылез из своего архива, этот вежливый, неприметный, скользкий канцелярист, -
вылез и нешуточные силы приложил, чтобы добиться такого почетного и такого
необъяснимого назначения. В высшей степени неоправданного назначения!
Штатский, неопытный, непуганый. Даже не практикующий маг! Ни уважения, ни
мудрости, ни связей. И уж, конечно, полная неосведомленность в орденской
кухне.
Все это вместе раздражало Румила сверх меры. И... и пугало, хотя и
невозможно признаться в таком ему, старому магистру Ордена ловчих.
Сквозь длинные плети каких-то цветущих растений - все они были для него
просто "растения", без прозваний и смысла - он бросил взгляд на