"Наталья Колесова. Мой город" - читать интересную книгу автора

Покумекали мы, как попасть на тот берег. Вплавь - не моржи, апрель
месяц как-никак, на лодке - патрульные катера на реке дежурят. Под мостом -
опять же не партизане мы, не привычны.
С тем и спать легли.

День второй

Мозги работали и во сне. Потому что утром я соскочила и заорала:
- Подъем! Быстро! Придумала!
Кутаясь в простыню, Димка ошалело хлопал глазами. Я прыгала по комнате,
бросая в сумку шмотки, фотик, сигареты, консервы...
И затормозила - Быков.
И мы завернули к нему.
Наверное, в бабе никогда не умрет ее прамама-обезьяна. Во мне, во
всяком случае, она проживает, и довольно-таки активно. По лестнице
спускалась Лариса. Свежая, спокойная, прекрасная - и я опять пожалела
Быкова. Перед красотой люди иногда удивительно беззащитны.
А потом представила, что это я - Лариса. Что это я иду легкой, изящной,
надменной походкой. Что это за мной следят восторженными влажными глазами
все мужики на свете. Но, запнувшись, едва не грохнулась и опять поскакала
наверх через две ступеньки.
Дверь была открыта. Я прокралась по коридору к кухне. Быков в пиджаке,
при галстуке, сидел за столом, сжав руками лохматую голову.
Ах, Быков-Быков! Вроде все при нем - вид, рост, тряпки, машина, деньги,
девочки...
- Напустил дымовую завесу! - громко сказала я. Быков вздрогнул, но
головы не поднял. Я стукнула его по твердому плечу:
- Можно войти?
- Занято, - глухо ответил он. Глянул быстро исподлобья - и я в
обалдении пала на табурет. У Быкова были мокрые глаза.
- Ты чего... Быков?
Его лицо перекосило дрожащей улыбкой.
- Она совсем ушла.
Кто ушел и куда ушел - объяснять было не надо. Женского во мне всегда
было мало. Утешать, во всяком случае, я не умею. Я вздохнула и сказала
бодро:
- И правильно сделала. Давно пора. Я бы тебя бросила на третий день, а
она три года терпела. Да ты ей за это должен в ножки поклониться!
Во был цирк! Быков взвился, будто его шилом в задницу кольнули - аж
табуретку опрокинул - и сдавленным, знаете, таким страстно-яростным шепотом
вопросил:
- В ножки? За что? За это! - рявкнул он так, что уши заложило и эхо по
квартире разнеслось. Лапы длинные раскинул, словно предлагая полюбоваться
обстановкой. Ничего себе обстановочка, крутая...
- Или за это?! - теперь он гулко бухнул по своей широкой груди.
Взлохмаченный, с глубоко запавшими глазами, он был сейчас страшен. И жалок.
Какие же они все-таки бабы, эти мужики!
На столе среди окурков - Ларисина фотка. Любуется, болван
сентиментальный! Слезки проливает! Я потрогала гладкую бумагу и, крепко
ухватив за края, рванула.