"Виктор Колупаев. Фильм на экране одного кинотеатра" - читать интересную книгу автора

Непрушину, сидящему в зале.
Но это только в самом начале. Характер главного героя странно ломался.
Он и сам удивлялся этому, удивлялись и окружающие. Друзьям и знакомым было
еще труднее, чем самому Петру Петровичу. Он хоть и страшился перемен,
происходящих в нем, но, кажется, понимал, прозревал. А ведь другие-то
десятилетиями привыкли видеть его мямлей и тряпкой, человеком, который ни
при каких обстоятельствах не постоит за себя. И вдруг - на тебе! К
примеру, с премией. Ведь раньше Непрушин стандартно и привычно проглатывал
обиду, находя ей даже оправдание. А тут вдруг заартачился, да как-то
непонятно заартачился. Нет, он не стал требовать себе законную премию. Он
просто в нужный момент тихо и спокойно сказал начальнику КБ в чем тут
дело, дал точную характеристику происходящему, все расставил на свои
места, ввел в краску чуть ли ни с десяток человек. И выговор ему не смогли
вынести. Собрание проголосовало против.
И уже становилось понятным, что Непрушин не просто изменился, бунтует,
защищает свое Я; нет, о себе он, может, думал меньше прежнего, разве что о
том, как он влияет на других. Вот и в сцене, когда одному изделию хотели
присвоить государственный Знак качества, он вдруг вылез со своими мыслями
и соображениями, а ведь никто его не просил, и сорвал все дело. Сорвал без
крика, без какого-либо надрыва, а тихонечко, в двух десятках слов
объяснив, что если в погоне за Знаком делать, к примеру, тару из
полированного дерева, то шифоньеры придется собирать из неструганных
досок.
Сорвал Непрушин важное дело, да еще под аплодисменты комиссии, хотя
теперь всем стало ясно, что план КБ по Знакам качества будет определенно
завален. Ничего в КБ не нашли предложить комиссии взамен.
И на экране, и в зале Непрушину сочувствовали, симпатизировали. И тот,
экранный Петр Петрович, кажется, черпал в этом сочувствии новые силы. Раза
два Непрушин экранный внимательно посмотрел на Непрушина, сидящего в зале,
так что зрители даже начали привставать с мест, чтобы увидеть, кого он там
разглядывает.
В миг, в час, конечно, не переродишься. Экранный Непрушин иногда все же
срывался на свое прежнее, особенно, если ему противостояли уверенные
наглецы.
И когда он чуть ли не в конце фильма пришел домой и увидел нахально
развалившегося в кресле Цельнопустова, что-то оборвалось у него внутри.
Нет, этого ничем не прошибешь. Так и будет он всю жизнь носить
непрушинскую пижаму и носки, освежаться чужим одеколоном, пользоваться
безопасной бритвой, никогда не вытирая ее после бритья.
- Отец, - сказал сын. Порядочный, надо заметить, пацан уже вырос. -
Отец, почему он в твоей пижаме ходит?
- Пусть, - еле слышно ответил Непрушин. - Пусть. Не могу я с ним
бороться. Сил нет.
- Давай, отец, спустим его с лестницы, - предложил сын.
- Нельзя. Засудит.
- Нельзя, - уверенно подтвердил Цельнопустов. - По судам затаскаю.
А Варвара добавила:
- И без пижамы проживешь...
Лениво, лениво сказала она это.
Непрушин на экране повернулся и вышел из квартиры.