"Виктор Колупаев. Мама! (Авт.сб. "Седьмая модель")" - читать интересную книгу автора

- "Участвовать", - передразнил я ее. - Смотреть со стороны. Кино.
- Ну да. Кино... Это не кино. Это действительно было.
Мы прочитали задание, набрали на пульте машины координаты пространства
и времени и включили ее.
Пронзительно завизжали тормозные колодки, и поезд остановился. Из
теплушек как горох посыпались люди. Над головами на бреющем полете
пронеслись один за другим три самолета. Горели два соседних вагона. Люди
скатывались с насыпи и бежали в степь. Женщины и дети.
Эффект присутствия был ошеломляюще полным.
Рядом со мной упала женщина. Она была в сером тяжелом платье, черном
платке и кирзовых сапогах. Девчушка лет пяти раза два дернула ее за руку,
говоря: "Мама, мама". Потом, поняв, что мама уже не поднимется, закричала
страшно, захлебываясь слезами и тряся маленькими кулачками:
- Ма-а-ма!
Рядом, оставляя за собой полоску крови, ползла женщина к краю воронки,
где еще что-то шевелилось, бесформенное, полузасыпанное землей, что было
ее ребенком, мальчиком или девочкой.
В открытом поле смерть настигала людей быстро и безжалостно. Горели уже
почти все вагоны. Обезумевшие люди бегали по полю, падали, зарываясь
ногтями в землю. Пахло горелым. Пахло цветами. Это смешение запахов было
настолько неестественным, диким, что хотелось кричать, чтобы криком
разбить эту страшную картину крови и летней степи, детей и пулеметных
очередей.
Все это навалилось на нас так внезапно. Смерть, смерть кругом. После
солнца и весны, после запаха черемухи...
Какой-то офицер, еще почти мальчишка, пытался навести порядок в этом
кричащем мире, приказывая лежать или бежать к балке, видневшейся метрах в
трехстах, в зависимости от того, где были самолеты.
Вера стояла на обгоревшей траве рядом с воронкой.
- Ложись! - крикнул я, хватая ее за руку и рывком пытаясь бросить на
землю. - Ложись!
Она вырвалась и бросилась к сидевшему метрах в пяти ребенку, спокойно
подбрасывающему комья земли. И когда земля, рассыпаясь, летела ему в лицо,
он смеялся и смешно отплевывался, пуская пузыри. Рядом с ним возникли
бурунчики пулеметных очередей. Это его не испугало. Для него еще не
существовало понятия "война".
Вера бросилась к нему и вдруг в полуметре, широко расставив руки и
навалившись грудью, как бы уперлась в твердую стену воздуха, не пускающую
дальше. Она стучала о невидимую преграду кулачками и что-то кричала, пока,
обессиленная, не сползла вниз, к траве.
Я на ощупь нажал кнопку возврата... Панели пульта управления, высокие
стойки аппаратуры, мягкий приглушенный свет, букетик цветов в стакане на
столе. Скорченная фигура Веры в углу кабины, возле самого входа. Я
бросился к ней и приподнял, думая, что она потеряла сознание. Но она
широко открытыми глазами посмотрела на меня, вдаль, в пустоту и осторожно
высвободилась. Подошла к столу, села, уронив голову на ободранную
столешницу. Я знал, что творится в ее душе. Знал ее чувствительную натуру.
И если я наверняка не выдержал бы еще нескольких минут, то что сейчас
происходило с ней?
Так она сидела минут пятнадцать, и я не смел потревожить ее. Потом она