Питер Гамильтон Нейтронный Алхимик. Конфликт

1

Пять веков потребовалось лунной нации, чтобы невероятными техническими достижениями и самоотверженным упорством умиротворить Марса, бога войны. Погас враждебный кровавый глаз, тысячелетиями взиравший с небес на Землю. Теперь планета обрела атмосферу, полную снежных и сизых туч, ржаво-красную пустыню поглощала новая поросль, бурая и темно-зеленая. При взгляде с приближающегося звездолета Марс ныне едва ли отличался от большинства террасовместимых планет Конфедерации. Различия становились очевидны, лишь когда большую часть поля зрения занимали оставшиеся пустыни, все еще делавшие непригодными для проживания три пятых поверхности. И еще на Марсе было очень мало открытых водоемов. Хотя кратерных озер были тысячи, планета могла похвастаться лишь одним небольшим морем — морем Лоуэлла, узкой лентой навивавшимся на экватор. Если учитывать масштаб, казалось, что планету обтекает бесконечная река, но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что совершить по ней кругосветное плавание все же невозможно. Море Лоуэлла образовалось, когда вместе слились несколько сотен кратеров, оставленных кометами, бившими почти точно в экватор планеты.

Еще одним элементом местной специфики было население. Это тоже можно было заметить с орбиты, если знать, что искать. Попытавшийся найти на ночной стороне обычные расплывчатые пятна городских огней, появлявшиеся почти на любой освоенной планете спустя пять веков Освоения, был бы разочарован. До сих пор на Марсе существовало лишь шесть крупных городов. Среди широких степей были и городки, и поселки, но в общем и целом число жителей поверхности не превышало трех миллионов. Зато на Фобосе и Деймосе пышным цветом расцвела промышленность — они, по крайней мере, следовали обычному графику развития, — и спутники планеты давали приют полумиллиону работников и их семей.

Марс мог похвастаться самым малочисленным населением среди всех миров Конфедерации, если не считать только что основанных колоний первой фазы. Однако сходство на этом заканчивалось. Марсианская техноэкономика была высоко развита, предоставляя жителям высокий уровень комфорта, хотя и несравнимый с социоэкономическими показателями эденистов или королевства Кулу.

Отсутствовал на Марсе и еще один элемент, привычный для зрелых миров Конфедерации, — система стратегической обороны. Оба астероида-луны были, конечно, неплохо защищены — оба были крупными центрами межзвездной торговли, и через них проходило немало кораблей. Но планета была открыта для всех — на ее поверхности не было ничего ценного, чему можно было бы угрожать и что можно было украсть. Триллионы фьюзеодолларов, вложенные в проект терраформирования, равномерно распределялись в рукотворной биосфере. Кислород и генинженированные растения — не самая привлекательная пожива для пиратов. Марсианский проект был самым масштабным и самым дорогостоящим из всех, предпринятых человеческой расой, но денежная стоимость его результатов равнялась нулю. Истинная ценность его состояла в том, что он давал цель бытия целой расе изгнанников, для которых Марс стал новой землей обетованной.

Луизе, Женевьеве и Флетчеру, наблюдавшим за тем, как вырастает на обзорном голоэкране планета, все это было, конечно, неизвестно. Отличие от Норфолка было понятно даже неискушенному наблюдателю (Женевьева заявила, что Марс выглядит каким-то потрепанным), но объяснить увиденное в геотехнических терминах никто из пассажиров «Далекого королевства» не мог. Для них главным было отсутствие багровых облаков.

— Ты можешь отсюда определить, есть ли там одержимые? — спросила Луиза.

— Увы, нет, леди Луиза. Планета сия лежит за пределами моего второго зрения. Ощущаю я лишь пределы сего могучего судна. Для моих чувств Вселенная завершается за его броней.

— Не говори так! — возмутилась Женевьева. — Мы от таких ужасов и улетели.

— И мы спаслись от них, малышка.

Женевьева оторвалась на миг от телеэкрана, чтобы улыбнуться ему. Путешествие привело ее в чувство. Делать в полете пассажирам было совершенно нечего, радости кувыркания в невесомости скоро приелись, и Женевьева быстро научилась обращаться с бортовым компьютером. Ради нее Фурей загрузил в память старинные учебные программы с голосовым управлением, и с этого момента девочка с головой ушла в образовательные и развлекательные клипы. Особенно ей нравились игры, и Женевьева часы могла проводить в своей каюте, сражаясь в голографическом тумане со сказочными созданиями или исследуя воображаемые миры, даже отправляясь в полет к галактическому ядру.

Луиза и Флетчер использовали те же программы, чтобы получить доступ к историческому разделу энциклопедии, изучая важнейшие события мировой истории, начиная с середины девятнадцатого века. Благодаря принятой на Норфолке жесткой цензуре для девушки большая часть этих сведений была столь же неожиданной, как и для одержимого. И чем больше она читала, тем более невежественной себя чувствовала. Несколько раз ей попросту приходилось справляться у Фурея, а было ли такое вообще, — слишком уж информация в базах данных «Далекого королевства» отличалась от того, чему ее учили. Фурей неизменно отвечал: «Да, было», — и так же неизменно добавлял, что интерпретация событий всегда зависит от точки зрения. «Мы всегда смотрели на мир через призму идеологии — это давнее проклятие нашего народа».

Веселее от этого не делалось. Не то чтобы школьные учителя ей лгали — искажать информацию было бы неразумно, учитывая, сколько космонавтов с прибывающих кораблей посещало планету в летний сезон, — но они замалчивали на удивление много неприятных истин.

Луиза приказала бортовому компьютеру показать вектор подлета. Изображение на голоэкране сменилось — на кадры с передних сенсорных гроздьев наложилась оранжево-зеленая схема. Фобос закатывался за горизонт — тусклая звезда, окруженная обширным искристым ореолом промышленных станций. Пассажиры звездолета наблюдали, как на глазах увеличивается астероид по мере того, как «Далекое королевство» на одной десятой g выходило па орбиту. Населенный уже на протяжении пяти веков, Фобос имел весьма насыщенную историю. Ни один другой населенный астероид или спутник не находился так близко к планете. Но именно эта близость делала его идеальным источником сырья в начальных стадиях проекта терраформирования. После этого астероид переориентировался на выпуск астроинженерной продукции, став крупным портом. Приданное ему вращение, призванное создать искусственную гравитацию в двух биосферных кавернах, много веков назад смело с поверхности Фобоса последнюю пылинку, и теперь звезды освещали лишь голый серовато-бурый камень. Во многих местах поверхность его зернисто отблескивала — там рудокопы снесли ради симметрии крупные выступы — а оба конца спутника были стесаны. Цилиндрической формой и нагромождениями техники на торцах Фобос напоминал гибрид между обычным населенным астероидом и эденистским обиталищем.

Капитан Лайия вывела корабль на указанный диспетчером вектор сближения и добрых двадцать минут обменивалась датавизированными посланиями с местной конторой С-2, объясняя, почему они задержались с возвращением с Норфолка.

— О пассажирах ни слова? — заметила Тилия, когда дискуссия завершилась.

— У нас и без того хлопот достаточно, — огрызнулась Лайия. — Если мы попытаемся объяснить в конторе, как они оказались на борту и кому за это заплатили, нас не погладят по головке. Все согласны?

Она подождала, пока ее подчиненные не ответили неохотным согласием на этот вопрос.

— И паспортов у них нет, — заметил Фурей. — Когда мы причалим, у них могут возникнуть проблемы.

— Мы можем зарегистрировать их как беженцев, — заметил Эндрон. — Согласно законам Конфедерации, правительство обязано принимать беженцев.

— Первое, что им придется сделать, так это объяснить, как они добрались до Марса, — парировала Лайия. — Ну же, думайте! Нам надо как-то сбыть их с рук, не привлекая внимания.

— В декларации они не указаны, — заметила Тилия. — Так что искать их специально никто не будет. А если портовая инспекция решит все же устроить нам досмотр, мы сумеем погонять их по капсулам так, что они не попадутся таможенникам на глаза. Как только нам позволят причалить, мы сможем спокойно их вывести.

— И что?

— Они не хотят оставаться здесь, — пояснил Фурей. — Они собираются найти корабль, чтобы добраться до Транквиллити.

— Вы же слышали диспетчера, — бросила Лайия. — Все гражданские рейсы запрещены. Командование обороной Фобоса не обрушилось на нас только потому, что мы до сих пор летаем по разрешению конфедеративного флота.

— Рейсов на Транквиллити с Марса они, может, и не найдут, но если кто-то и полетит туда из Солнечной, то скорее с Земли. Перетащить их на Ореол О'Нейла будет несложно: межпланетных перелетов никто не отменял, а деньги у Луизы есть. Она намекала, что может предложить нам чартер, помните?

— Это может сработать, — кивнула Лайия. — А если мы прежде добудем для них паспорта, никто в Ореоле и не спросит, как они попали на Марс. С такого расстояния все покажется вполне законным.

— Я знаю одного типа, он мог бы выправить для них документы, — вмешалась Тилия.

Лайия фыркнула.

— А кто не знает?

— Но это дорого.

— Не наша проблема. Ладно, попробуем. Эндрон, обрисуй им ситуацию. И убеди их согласиться.

«Далекое королевство» легко улеглось в посадочную колыбель. Зазмеились пуповины, чтобы соединиться с муфтами в нижней части корпуса. Женевьева наблюдала за этим процессом на голоэкране салона, завороженная слаженной работой автоматов.

— Лучше нам будет не говорить папе, что мы здесь побывали, да? — спросила она, не отрывая глаз от экрана.

— Почему? — удивилась Луиза.

Джен впервые упомянула о родителях с тех пор, как девушки покинули Криклейд. «Я, впрочем, тоже».

— На Марсе коммунистическое правительство. Так компьютер сказал. А папа их ненавидит.

— Думаю, марсиане немного отличаются от тех типов, которых всегда поносил папа. Кроме того, он был бы рад, что мы сюда прилетели.

— Почему?

— Потому что мы спаслись. Неважно, каким маршрутом мы летим, главное — чтобы мы достигли цели.

— Наверное, ты права. — Девочка посерьезнела. — Интересно, что он сейчас делает? Этот ужасный рыцарь, он его заставляет творить такое, чего папа не хочет?

— Папа сам ничего не делает. Он заключен у себя в мозгу, все равно что в тюрьме. Он, наверное, много думает, ему же никто не запретит.

— Правда? — Женевьева обернулась к Флетчеру, ожидая поддержки.

— Воистину, малышка.

— Наверное, это не так плохо.

— Я знаю папу, — ответила Луиза. — Он все время будет беспокоиться за нас. Если бы мы только могли передать ему, что с нами все в порядке…

— Сможем, когда все кончится. И маме тоже. Это ведь кончится когда-нибудь, правда, Луиза?

— Правда. Когда-нибудь, как-нибудь, но кончится. А когда мы доберемся до Транквиллити, мы сможем больше не прятаться.

— Хорошо. — Женевьева с напускной важностью улыбнулась Флетчеру. — Но я не хочу, чтобы ты уходил.

— Спасибо, малышка, — неловко отозвался он.

Из потолочного люка показалась голова Эндрона. Медик осторожно перекувырнулся и уперся пятками в липучку у голоэкрана.

Флетчер замер. Теперь, зная, что происходит, Луиза видела, каким усилием он берет себя в руки. У него ушло несколько дней постоянных упражнений, чтобы научиться максимально сдерживать воздействие, которое его энергистическое поле оказывало на электронные системы. В конечном итоге его усилия оправдались: прошло уже пятьдесят часов с того момента, когда команда «Далекого королевства» в последний раз бегала по капсулам жизнеобеспечения в поисках неуловимого компьютерного глюка.

— Мы уже дома, — жизнерадостно заявил Эндрон. — Но вот с вашим гражданским положением возникла проблема. В основном из-за того, что при вас нет никаких документов.

Луиза старалась не коситься на Флетчера.

— А норфолкского посольства здесь нет? Там нам могли бы выдать временные паспорта…

— Вероятно, какая-нибудь адвокатская контора ведет дела норфолкского правительства, но настоящего посольства на Марсе нет.

— Понятно…

— Но у вас есть решение, — заметил Флетчер. — Вы с ним и явились, не так ли?

— У нас есть предложение, — неуверенно поправил Эндрон. — Есть не совсем обычный способ достать паспорта для вас троих. Это дорого, но имеет то преимущество, что власти не будут иметь к нему никакого отношения.

— То есть это незаконно? — уточнила Луиза.

— Видите ли, мы с товарищами пронесли на борт немало бутылок с Норфолкскими слезами, чтобы потом продать друзьям, так что нам не очень-то хочется привлекать к себе внимание.

— Ваше правительство ведь не выдаст нас им? — встревоженно спросила Женевьева.

— Нет. Ни в коем случае. Но так, как я предложил, будет проще.

— Так и поступим, — торопливо согласилась Луиза.

Ей хотелось обнять и расцеловать добродушного космонавта — именно об этом она не первый час собиралась с духом его попросить.

Не то чтобы Мойо спал — слишком много напряжения накопилось в его рассудке, но каждую ночь он на несколько часов ложился отдохнуть. Тело Эбена Пэвита находилось не в лучшем состоянии, да и возраст его оставлял желать лучшего. Конечно, Мойо мог усиливать любые его физические характеристики — силу, например, или ловкость — при помощи своей энергистики, но стоило ему отвлечься, как утомление начинало лишать сил присвоенное им тело. Усталость переходила в тупую, ноющую боль.

За пару дней он неплохо усвоил ограничения, которые ставило ему тело, и научился соблюдать их. Ему очень повезло, что он заполучил хоть такое тело, и потерять его по собственному небрежению было бы величайшей глупостью. Второго он может и не получить. Конфедерация выросла с тех пор, как он был жив, но число душ в бездне было неизмеримо. На всех тел все равно не хватит.

Тонкие лучики рассвета, пробивавшие бамбуковые жалюзи, были необычайно густого алого оттенка. Спальня из привычного уже набора полутеней превратилась в этюд, написанный всего двумя красками — непроглядно-черной и алой. Мрачное это зрелище странным образом наполняло душу Мойо глубоким довольством.

Лежавшая рядом Стефани пошевелилась, потом присела, хмурясь.

— Тебя вдруг такое счастье охватило… Что случилось?

— Не знаю… — Он проковылял к окну, раздвинул пальцами тонкие бамбуковые полоски. — А! Иди сюда, посмотри.

Небо над Эксноллом заволакивали тускло-багровые перистые облака. Лучи рассвета сливались с их внутренним свечением. Только на востоке небо еще темнело, но ночь уже отступала, умирая.

— Больше мы не увидим звезд, — счастливо выдохнул Мойо.

Сама Земля трепетала от мощи, творившей этот заслон, и Мойо ощущал его сердцем и откликался, добавляя каплю собственной силы, чтобы поддерживать его. Он подозревал, что это единение душ было в чем-то сродни Согласию эденистов. Аннета Эклунд победила, превратив полуостров в край живых мертвецов. И два миллиона одержимых подсознательно сливали воедино свои энергистические способности, исполняя общее желание своего коллективного бессознательного.

В глубине сада, где нависающие ветви преграждали путь разгорающемуся алому свету, мелькнуло несколько теней. Садовые механоиды давно вышли из строя, перепахав перед этим большую часть клумб и газонов. Распахнув свой разум, Мойо ощутил несколько трепещущих комочков мыслей. Опять избежавшие одержания детишки. Не он один отпустил своего подопечного. К сожалению, королевская морская пехота отступила очень быстро.

— Черт. Опять за едой вернулись.

Стефани вздохнула.

— Мы уже оставили им все пакеты из кухни. Что еще можно им дать?

— В доме напротив были куры. Всегда можно зажарить и выставить на улицу.

— Бедные дети. Им, наверное, ужасно холодно спать на улице. Не принесешь кур? Я пока разогрею плиту, и мы их запечем в духовке.

— А зачем мараться? Сразу превратим в жареных.

— Что-то не верится. И я не хочу, чтобы детей от непрожаренной птицы понос мучил.

— Если расстрелять их огнем, прожарятся сами.

— Не спорь, лучше неси кур. — Она легонько развернула его за плечи и подтолкнула. — Все равно их надо ощипать.

— Ладно, иду, — усмехнулся он, создавая на себе одежду.

Спорить было бессмысленно. Это была одна из черт Стефани, которые ему так нравились, — она имела свое мнение по очень немногим вопросам, но уж если что-то для себя решила…

— Кстати, а сами мы что есть будем? В доме не осталось ничего, и народ уже растаскивает припасы из магазинов на Мэйнгрин.

Поэкспериментировав, он выяснил, что его энергистическая сила не столь всемогуща, как казалось. Он мог навести иллюзию на любой предмет, и если это длилось достаточно долго, материя приобретала форму и текстуру, какие Мойо себе представлял. Но человеческому телу требовались определенные белки и витамины. Деревяшка, выглядевшая и пахнувшая как лососина, для желудка была ничем не лучше жеваной бумаги. И даже с настоящими продуктами приходилось соблюдать осторожность. Его уже один раз стошнило после того, как, преобразуя хлеб в пакетиках в шоколадный мусс, он забыл снять с него фольгу.

— Об этом можно подумать и попозже, — решила Стефани. — Если придется, всегда можно уехать из города и устроиться на одной из ферм.

Потомственного горожанина Мойо такая идея не привлекала, но вслух он этого не высказал.

В дверь постучали прежде, чем Мойо успел выйти на улицу. На крыльце стоял их сосед Пэт Стейт в роскошном бейсбольном костюме в сине-серую полоску.

— Мы тут команду набираем… — с надеждой проговорил он.

— Да мы встали только что.

— А, понятно. Вы извините… Но если после обеда вы свободны…

— Тогда, конечно, подойду.

Пэт принадлежал ко все растущему числу экснолльских спортсменов-любителей, вознамерившихся, казалось, переиграть во все подвижные игры, придуманные когда-либо человечеством. Два городских парка они уже заняли.

— Спасибо, — выдавил Стейт, не замечая иронии в голосе и мыслях Мойо. — На нашей улице поселился один бывший англичанин. Обещал научить нас играть в крикет.

— Просто сказка.

— А вы во что играли раньше?

— В покер. На раздевание. А теперь извините, мне еще кур на завтрак ловить.

Куры давно вырвались из загородки, но из сада не уходили, роя газон в поисках червячков. Порода была генинженированная — толстенькие, изжелта-рыжие и на удивление быстроногие.

Первая попытка поймать курицу закончилась для Мойо тем, что он уткнулся носом в газон. Когда он поднялся на ноги во второй раз, куры сообразили, что творится что-то не то, и с перепуганным кудахтаньем попрятались по кустам. Мойо бросил на них озлобленный взгляд, поспешно отряхнул грязь со штанов и рубашки и ткнул пальцем в воздух. Капля белого огня перебила курице шею. Разлетелись перышки, и хлынула неожиданно обильным потоком кровь. Мойо понимал, насколько нелепо это выглядит — такой мощью кур давить. Но если хоть так получается…

Расстреляв всех кур в поле зрения, Мойо подошел к ближайшей тушке, и та, к его изумлению, бросилась прочь, болтая держащейся на одной полоске кожи головой. Одержимый недоверчиво воззрился на нее — сам он всю жизнь полагал, что это сказка. Потом к свободе устремился второй труп. Мойо закатал рукава и призвал огоньку посильнее.

Когда он вернулся в бунгало, из-за приоткрытой двери в кухню доносились голоса. Ему даже не понадобилось напрягать шестое чувство, чтобы понять, кто заглянул в гости.

Под управлением Стефани печка пылала жаром. Вокруг нее грелись ребятишки, попивая чай из огромных кружек. При виде Мойо все замолчали.

Стефани улыбнулась было смущенно и тут же изумленно моргнула при виде обугленных ошметков курятины. Дети захихикали.

— А ну, марш в холл! — прикрикнула она на них. — А я тут посмотрю, что можно спасти.

— Какого черта ты творишь? — спросил Мойо, когда они вышли.

— Приглядываю за ними, конечно. Шеннон говорит, что со дня появления одержимых она ничего не ела.

— Но ты не можешь! Представь…

— Представить что? Что полиция явится?

Мойо бросил обугленные тушки на кафельный разделочный столик у плиты.

— Извини.

— Мы в ответе только перед своей совестью. Больше нет законов, нет судов, нет правых и виноватых. Только «правильно» и «неправильно». Для того нам ведь и дана эта новая жизнь, верно? Чтобы слушаться только себя.

— Не знаю. Наверное.

Стефани прижалась к нему, обняв за талию.

— Посмотри на это с точки зрения эгоиста. Ну чем тебе еще занять день?

— А я-то думал, что это я неплохо приспособился.

— Поначалу — да. А я просто не сразу в себя пришла.

Он выглянул в холл. Прыгающих по диванам ребятишек оказалось восемь, все не старше двенадцати-тринадцати.

— Не привык я к детям.

— К курам, судя по всему, тоже. Но их ведь ты притащил домой?

— А ты уверена, что хочешь этим заниматься? Я хочу сказать — сколько ты сможешь за ними приглядывать? Что случится, когда они подрастут? Им стукнет шестнадцать, и их одержат? Не самая приятная перспектива.

— Этого не будет. Мы избавим этот мир от контакта с бездной. Мы первые и последние одержимые. Подобное больше не повторится. И в любом случае, я не собиралась растить их в Экснолле.

— А где же?

— Мы отвезем их к Мортонриджскому перешейку и сдадим другим живущим.

— Да ты шутишь.

Нелепое заявление — он уже ощутил в ее мыслях железное упорство.

— Только не говори, что хочешь проторчать в Экснолле всю вечность.

— Нет. Но первые пару недель согласился бы.

— Путешествовать — значит копить впечатления. Я тебя не заставляю, Мойо, можешь остаться здесь и учиться играть в крикет.

— Сдаюсь. — Он со смехом расцеловал ее. — Пешком они не пройдут, слишком далеко. Нам потребуется какой-то транспорт. Так что я обойду город, гляну, что нам оставила Эклунд.

Уже в восьмой раз Сиринкс подходила к старинному домику Вин Цит Чона на берегу озера. Иногда они беседовали наедине, порой к ним присоединялись психотерапевты, Афина, Сайнон и Рубен. Но сегодня они опять были только вдвоем.

Вин Цит Чон, как всегда, сидел на веранде в своей инвалидной коляске, набросив на колени клетчатый плед.

— Добро пожаловать, милая Сиринкс. Как поживаешь?

Она слегка поклонилась на восточный манер — привычка, приобретенная ею после второго сеанса.

— Сегодня утром с ног сняли медпакеты. Едва могу ходить — такая кожа нежная.

— Надеюсь, ты не винишь в этом незначительном неудобстве врачей?

— Нет, — она вздохнула. — Они просто сотворили чудеса. Я им благодарна. А боль — она скоро пройдет.

Вин Цит Чон слабо улыбнулся.

— Именно такой ответ тебе и следовало дать. Будь я подозрительным стариком…

— Извините. Но я действительно воспринимаю физическое неудобство как преходящее.

— Весьма удачно. Последние цепи сброшены.

— Да.

— И ты вновь можешь летать среди звезд. А что, если ты снова попадешь к ним в лапы?

Девушка вздрогнула, строго покосившись на старика.

— Мне кажется, я еще недостаточно выздоровела, чтобы раздумывать об этом.

— Конечно.

— Ладно. Если хотите знать, я теперь вряд ли с такой охотой стану покидать жилой тороид «Энона». По крайней мере до тех пор, пока во Вселенной остаются одержимые. В моем положении это так плохо? Я подвела вас?

— Ответь сама.

— Я до сих пор вижу их в кошмарах.

— Знаю. Хотя и реже — мы считаем, что это признак прогресса. Какие еще симптомы сохраняются?

— Я снова хочу летать, но… мне трудно заставить себя решиться на это. Похоже, что меня пугает неопределенность. Я могу столкнуться с ними вновь.

— Неопределенность или неизвестность?

— Как вы любите копаться в мелочах.

— Ублажи старика.

— Неопределенность, безусловно. Неизвестное меня всегда притягивало. Я так любила исследовать новые миры, находить новые чудеса…

— Прости, Сиринкс, но ты никогда этого не делала.

— Что? — Она повернулась к нему, отпустив поручни, на которые опиралась, только чтобы увидеть на лице старика все то же раздражающе спокойное выражение. — Мы с «Эноном» не один год этим и занимались.

— Вы не один год изображали туристов. Вы восхищались тем, что открыли другие, что они построили, как они жили. Это поведение туриста, а не первооткрывателя, Сиринкс. «Энон» никогда не залетал в систему, не нанесенную на карту. Твоя нога ни разу не ступала на планету первой. Ты всегда действовала наверняка, Сиринкс. И даже это тебя не спасло.

— От чего?

— От неизвестности.

Она присела в плетеное кресло.

— Вы так обо мне думаете?

— Да. Не надо стыдиться, Сиринкс, — у всех нас есть слабости. Свои я знаю, и их больше, чем ты была бы готова поверить.

— Как скажете.

— Ты, как всегда, упряма. Я еще не решил, слабость это или сила.

— Зависит от обстоятельств, наверное, — она выдавила лукавую улыбку.

Старик согласно кивнул.

— Как скажешь. В этих обстоятельствах, соответственно, следует считать твое упрямство слабостью.

— Вам кажется, что я должна была отдать им и себя, и «Энон»?

— Нет, конечно. И мы встретились, чтобы определить будущее, а не переигрывать прошлое.

— Так вы считаете, что мой предполагаемый страх остается проблемой?

— Он сдерживает тебя, а это плохо. Твой разум не должны сдерживать преграды, даже поставленные себе самой. Я бы предпочел, чтобы вы с «Эноном» смотрели в будущее с уверенностью.

— Как так? Я-то думала, что уже почти исцелилась. Вместе с психотерапевтами я пережила заново все пытки и несчастья, мы разобрали при помощи логики все черные призраки прошлого. А теперь вы утверждаете, что в моей психике таится глубоко укоренившийся порок. Если я не готова сейчас, то уже никогда не буду готова!

— К чему?

— Не знаю. Делать свое дело, наверное. Защитить эденизм от одержимых — все, что сейчас делают другие космоястребы. Я знаю, «Энон» хочет помогать им.

— Сейчас ты была бы не лучшим капитаном, если бы тебе пришлось принять в этой борьбе активную роль. Страх неизвестности всегда будет удерживать твою руку.

— Об одержимых я знаю все, уж поверьте.

— Да? Тогда что ты станешь делать, присоединившись к ним?

— Присоединиться? Никогда!

— Ты собираешься избежать смерти? Было бы интересно выслушать твои соображения на сей счет.

— Ох. — Щеки ее покраснели.

— Смерть — это величайшая неизвестность. И теперь, когда мы знаем о ней больше, мера нашего незнания лишь увеличилась.

— Как? Как она может увеличиться, когда мы узнаем больше?

— Латон называл смерть великим путешествием. Что он хотел сказать? Киинты утверждают, что столкнулись с этим знанием и примирились с ним. Как? Они не могут понимать реальность намного глубже, чем это делаем мы. Эденисты переносят свои воспоминания в нейронные слои по смерти тела. Переходит ли вместе с ними и душа? Разве тебя не тревожат эти вопросы? Меня пугает, что для нашего бытия такую важность приобрели вдруг столь абстрактные, философские вопросы.

— Ну да… если вот так, по полочкам разложить, — действительно страшно.

— Но ты все же не раздумывала над этим?

— Раздумывала, конечно. Просто не слишком усердно.

— Ты единственная из живых эденистов подошла вплотную к разгадке этих тайн. Если она касается кого-то из нас, то прежде всего тебя.

— Касается или препятствует?

— Ответь сама.

— Хоть бы вы прекратили это талдычить.

— Ты знаешь, что этому не бывать.

— Ну да. Ладно, я размышляла над этими вопросами, но что до ответов — я не имею и понятия. А значит, и сами вопросы неуместны.

— Хорошо. С этим я готов согласиться.

— Да?

— С одной поправкой. Неуместны они сейчас. В данный момент наше общество поступает так, как у него заведено в моменты кризиса, и полагается на грубую силу, чтобы защитить себя. Опять же не могу поспорить — но чтобы добиться реального прогресса в этой области, мы должны ответить на те вопросы, что я сформулировал, а существенных сдвигов в этой области я покуда не наблюдаю. А мы обязаны получить ответ. Человеческая раса не одолеет этой бездны, двигаясь по накатанной колее. Мы должны предоставить ей, осмелюсь сказать, откровение.

— И вы намерены получить его на сеансе психотерапии?

— Дорогая моя Сиринкс, конечно же, нет. Что за нелогичный вывод? Но я разочарован, что ты еще не уловила решения более насущной для нас проблемы.

— Какой еще проблемы? — раздраженно бросила она.

— Твоей, — Старик досадливо прищелкнул пальцами, будто беседовал с капризной девчонкой. — Прошу тебя, сосредоточься. Ты хочешь летать и одновременно опасаешься.

— Да.

— Все желают получить ответы на те вопросы, что я задал тебе, но не знают, где их искать.

— Да.

— Есть раса, которая знает ответ.

— Киинты? Знаю, но они заявили, что не помогут нам.

— Неверно. Я запросил доступ к записи внеочередного заседания Ассамблеи. Посол Роулор заявил, что киинты не помогут нам в предстоящей борьбе, причем в контексте это высказывание прозвучало двусмысленно. Что имел посол в виду — физическую борьбу или поиск ответа?

— Всем нам понятно, что в бою киинты нам не помощники. Следовательно, посол имел в виду посмертие.

— Разумное предположение. Будем надеяться, что будущее человечества не окажется поставлено в зависимость от единственной неправильно понятой фразы.

— Тогда почему вы не попросили посла киинтов на Юпитере разъяснить?

— Сомневаюсь, что даже посол имел право разглашать те сведения, которые мы сейчас ищем, невзирая на обстоятельства.

Сиринкс застонала, поняв, чего от нее ожидают.

— Вы хотите, чтобы я отправилась на родную планету киинтов и там спросила.

— Как мило, что ты вызвалась добровольно. Ты отправишься в полет, практически лишенный риска, и тем не менее столкнешься с неизвестностью. К сожалению, исключительно на интеллектуальном уровне, но это станет хорошим началом.

— И неплохим лекарством.

— Весьма удачное сочетание, верно? Не будь я буддистом, я мог бы вспомнить поговорку о двух птицах, убитых одним камнем.

— Это при условии, что юпитерианское Согласие одобрит полет.

В запавших глазах старика вспыхнула веселая искорка.

— Основателю эденизма полагаются некоторые привилегии. Даже Согласие едва ли отвергнет мою скромную просьбу.

Сиринкс закрыла глаза и увидела перед собой слегка озадаченное лицо старшего психотерапевта. Только потом она осознала, что улыбается до ушей.

— Все в порядке? — вежливо поинтересовался он.

— В полном.

Осторожно вздохнув, она спустила ноги с кровати. Больничная палата была удобной и уютной, как бывало только в ее культуре. Но как же здорово будет вырваться отсюда!

— «Энон»?

— Да?

— Надеюсь, ты хорошо отдохнул, любимый. Нас ждет долгий полет.

— Наконец-то!

Неделя для Икелы выдалась нелегкой. Дорадосы уже начали страдать от запрета на гражданские и коммерческие межзвездные перелеты. Экспорт заглох, а собственная экономика астероидов была не настолько развита, чтобы поглотить продукцию сотен промышленных станций, обогащавших обильные запасы руд. Очень скоро ему придется увольнять персонал всех семнадцати плавилен компании «Т'Опингту».

То был первый кризис, с которым Дорадосы столкнулись за тридцать лет своей истории. Это были нелегкие годы, но те, кто верил в свое будущее и готов был трудиться ради него, не щадя себя, получали заслуженную награду. Такие, как Икела. Он прилетел сюда после гибели несчастной Гариссы, как и многие другие обездоленные. У него хватило начального капитала, чтобы завести свое дело, и фирма росла по мере того, как расцветала экономика системы. За три десятилетия из озлобленного беженца он превратился в крупного промышленника, занимавшего ответственный пост в правящем совете Дорадосов.

И вот теперь этот кризис. Сам по себе он еще не означал разорения, но социальное напряжение копилось с угрожающей быстротой. Дорадосы привыкли к постоянному росту и обогащению. Ни на одном из семи заселенных астероидов не было существенной безработицы. И люди, оказавшиеся в одночасье без работы и постоянного дохода, едва ли с доверием отнесутся к совету, который в такой ситуации умоет руки.

Вчера Икела обсуждал с коллегами идею обязать компании выплачивать незанятым работникам пенсию, чтобы поддержать их во время кризиса. Решение казалось легким, покуда старший магистрат не начал толковать, насколько трудно будет законодательно его обеспечить. Совет, как всегда, заколебался. И ничего не было решено.

Сегодня Икеле предстояло самому решить что-то. Он понимал, что ему следовало бы показать пример другим, выплачивать своим работникам какую-то сниженную плату. Но он к таким решениям не привык.

В собственную приемную на директорском этаже он вошел без особого энтузиазма. Ломи, его секретарша, стояла у стола, и на лице ее отражалось необычайное беспокойство. Икела с некоторым удивлением заметил на ее лодыжке красный платочек. А он-то думал, что такая здравомыслящая девочка, как Ломи, не станет обращать внимания на эту полуночную чушь, заворожившую молодое поколение Дорадосов.

— Я не могла ее задержать! — датавизировала Ломи. — Простите, сэр, но она была так упорна, она сказала, что вы старые знакомые…

Икела глянул в противоположный угол приемной. Поставив чашку с кофе на столик, ему навстречу поднялась с дивана невысокая женщина, не выпускавшая из рук лямок болтавшегося на плече рюкзачка. Немногие жители Дорадосов могли похвастаться настолько темными лицами. Судя по множеству морщинок, ей уже за шестьдесят, решил Икела. Что-то в ее чертах показалось ему знакомым, что-то будоражило подсознание. Он запустил программу поиска в базе личных данных своей нейросети.

— Добрый день, капитан, — проговорила она. — Давненько не виделись.

Распознала ее программа или давно забытый титул вырвал из памяти ее имя, Икела не понял.

— Мзу! — выдавил он. — Доктор Мзу. О, Мать Мария, что вы здесь делаете?

— Вы прекрасно знаете, что я здесь делаю, капитан.

— Капитан? — переспросила Ломи, переводя взгляд с гостьи на своего начальника и обратно. — Я не знала…

Икела отмахнулся от нее, не сводя глаз со Мзу, словно ожидая, что та вцепится ему в горло.

— Меня ни для кого нет, — приказал он. — Никаких встреч, файлов, звонков. Нас никто не должен беспокоить. — Он датавизировал код двери своего кабинета. — Пройдемте, доктор, прошу.

Окно в кабинете было всего одно — длинная стеклянная лента, выходившая в биосферную каверну Айякучо. Алкад Мзу одобрительно оглядела фермы и парки.

— Неплохо, учитывая, что у вас было всего тридцать лет, чтобы построить все это. Гариссанцы неплохо устроились здесь. Я рада это видеть.

— На самом деле этой пещере всего пятнадцать лет. Айякучо был вторым из заселенных астероидов после Мапире. Но вы правы, вид прекрасный.

Алкад кивнула, озирая просторный кабинет. И размеры его, и обстановка призваны были скорее подчеркивать положение владельца, чем вызывать эстетическое удовольствие.

— Да и вы, капитан, процветаете, как я погляжу. Впрочем, таково и было ваше задание, не так ли?

Икела рухнул в кресло за огромным столом из земного дуба. Сейчас он вовсе не походил на деловитого магната, сделавшего свою компанию «Т'Опингту» лидером межзвездного рынка по производству редкометаллических сплавов. Скорее на разоблаченного мошенника.

— Я располагаю некоторыми ресурсами из тех, о которых шла речь первоначально, — проговорил он. — Само собой, они в полном вашем распоряжении.

Алкад Мзу присела у стола напротив него.

— Это уже отсебятина, капитан. Мне не нужны ваши «ресурсы». Мне нужен способный вести боевые действия звездолет, который вы мне обещали. Который должен был быть готов к отлету в тот день, когда с Омуты сняли санкции. Забыли?

— Проклятие, Мзу, прошло тридцать лет! Тридцать! Я не знал, где тебя черти носят, жива ли ты еще! Мать Мария, все же меняется! Прости, я знал, что ты должна была прилететь в это время, но я не ожидал тебя здесь увидеть. Не подумал…

Мысли Алкад захлестнул ледяной гнев, выплеснувшийся из движущего центра ее бытия.

— У тебя есть корабль, на котором можно установить Алхимика?

Он бессильно покачал головой и уткнулся лицом в ладони.

— Нет.

— Они убили девяносто пять миллионов, Икела. Они разрушили нашу планету. По их милости мы дышим радиоактивной пылью, пока не хлынет из легких кровь. Геноцид — это слишком хорошее слово для того, что они с нами сделали. Ты, я, все остальные выжившие — это была ошибка с их стороны, недогляд. Нам нет места в этой Вселенной. У нас осталась одна цель, один долг. Отмщение, воздаяние и правосудие — три путеводные звезды. Мать Мария одарила нас своим благословением, дав нам второй шанс. Мы даже не пытаемся убить омутанцев. Я бы никогда не применила Алхимик ради этого — я не стану такой, как они, потому что этим я отдала бы им победу. Я всего лишь заставлю их страдать, чтобы они изведали хоть каплю, хоть мельчайшую каплю той муки, что мы испытывали каждый божий день тридцать лет.

— Хватит! — взревел Икела. — Я построил свою жизнь здесь. Как и мы все. Эта твоя миссия, твоя вендетта — чего ты добьешься после стольких лет? Ничего! Тогда мы станем прокаженными. Пусть омутанцы несут бремя вины. Каждый человек, с которым они заговорят, каждый мир, который они посетят, будет свидетелем их преступления.

— Как мы вызываем жалость, где бы мы ни были.

— О, Мать Мария! Хватит!

— Ты поможешь мне, Икела. Я не оставлю тебе выбора. Сейчас ты позволил себе все забыть. Довольно. Я заставлю тебя вспомнить. Ты стал стар, ты стал толст и привык к уюту. Я не могла позволить себе такой роскоши. Мне не дали. Что за ирония судьбы! Вечно напоминая мне об этом, они питали мой гневный дух — они, их агенты, их взгляды исподтишка. Они поддерживали жизнь в собственном возмездии.

— О чем ты? — Он недоуменно наморщил лоб. — За тобой следили омутанцы?

— Нет, они все заключены там, где им и место. Кто я и что создала, выяснили разведки других миров. Не спрашивай как. Должно быть, проговорился кто-то. Какой-то слабак, Икела.

— Так они знают, где ты?

— Они не знают точно, где я. Им известно, что я бежала с Транквиллити. Но сейчас меня ищут. И не обманывай себя — рано или поздно они меня найдут. В этом они мастера, большие мастера. Единственный вопрос в том, кто найдет меня первым.

— Мать Мария!

— Именно. Конечно, если бы ты приготовил для меня корабль, как от тебя ожидали, не было бы и проблемы. Безмозглый, себялюбивый, ничтожный ублюдок, ты понимаешь, что натворил? Ты поставил под удар все, ради чего мы боролись!

— Ты не понимаешь.

— Да, не понимаю. Я не снизойду до того, чтобы попытаться понять. Я не собираюсь даже слышать больше твое жалкое нытье. Теперь отвечай — где остальные? Партизаны еще существуют?

— Да. Мы все еще вместе. И все еще помогаем нашему делу… когда можем.

— Первоначальный состав сохранен?

— Да, мы все живы. Но остальных четверых нет на Айякучо.

— Что с прочими партизанами? Есть у вас местное руководство?

— Да.

— Тогда собери их на совещание. Сегодня. Они должны узнать, что происходит. И мне потребуются рекруты-националисты в команду.

— Да, — пробормотал он. — Да, хорошо…

— А сам покуда начинай искать подходящее судно. Хотя бы одно в доках должно найтись. Жаль, что я отпустила «Самаку», оно могло еще пригодиться.

— Но по всей Конфедерации объявлен карантин…

— Там, куда мы направляемся? Нет. А ты — член совета Дорадосов, ты сможешь пробить нам разрешение на отлет.

— Я не могу!

— Икела, слушай меня очень внимательно. Я с тобой не в игрушки играю. Ты поставил под угрозу мою жизнь и задание, которое поклялся выполнять, когда давал присягу при поступлении во флот. Сколько я понимаю, это равнозначно измене. И если чьи-нибудь агенты схватят меня прежде, чем я доберусь до Алхимика, я сделаю все, чтобы они узнали, откуда ты тридцать лет назад взял деньги, чтобы основать «Т'Опингту». Ты, я думаю, точно помнишь, что говорит закон Конфедерации об антиматерии?

Икела понурился.

— Да.

— Хорошо. Теперь датавизируй партизанам.

— Ладно…

Алкад взирала на него со смесью тревоги и презрения. Ей прежде не приходило в голову, что подвести могут другие. Все они были бойцами гариссанского флота. Тридцать лет назад она втайне подозревала, что, скорее всего, окажется слабым звеном сама.

— С момента стыковки я все время куда-то бегу, — бросила она. — Остаток дня я проведу в твоей квартире. Мне надо вымыться, и это единственное место, куда ты точно никого не наведешь. Слишком много возникнет вопросов.

К Икеле отчасти возвратилась прежняя самоуверенность.

— Я не желаю тебя там видеть. Со мной живет дочь.

— И?

— Я не хочу впутывать ее в это.

— Чем быстрее ты подготовишь корабль, тем скорее я улечу.

Она забросила на спину рюкзак и вышла в приемную.

Ломи с любопытством глянула на нее из-за секретарского стола. Алкад, не обращая внимания, датавизировала процессору шахты приказ поднять лифт к директорскому этажу. Когда двери отворились, в лифте стояла девушка — чуть старше двадцати, на две головы выше Мзу. Выбритый череп украшал пучок кудряшек на самой макушке. Впечатление создавалось такое, точно кто-то попытался с помощью генженерии вывести эльфа — настолько узким был ее торс и непропорционально длинными конечности. Лицо ее можно было бы назвать красивым, не будь оно столь суровым.

— Я — Вои, — представилась она, когда двери затворились.

Алкад невыразительно кивнула, желая, чтобы лифт двигался побыстрее.

Вместо этого кабина застыла совсем, судя по индикатору — между третьим и четвертым этажами.

— А вы — доктор Алкад Мзу.

— А в этой сумке — нейтронный подавитель, и его контрольный процессор активирован.

— Хорошо. Рада слышать, что вы не ходите безоружной.

— Кто вы?

— Я дочь Икелы. Если хотите, можете проверить мой общедоступный файл.

Алкад так и сделала, выйдя через процессор лифта на сервер гражданской администрации Айякучо. Если Вои была «подсадкой» какой-то из разведок, то там очень внимательно относились к деталям. Кроме того, будь она агентом, то едва ли стала бы тратить время на беседы.

— Запустите лифт, будьте добры.

— Поговорим?

— Запустите лифт.

Вои датавизировала команду процессору, и кабина тронулась вновь.

— Мы хотим помочь вам.

— Кто это «мы»? — спросила Алкад.

— Мои друзья. Нас уже немало. Партизаны, к числу которых вы принадлежите, уже много лет ничего не делали. Они состарились, размякли, они боятся поднимать волну.

— Вас я не знаю.

— Отец помог вам?

— Мы… достигли понимания.

— От них вы не дождетесь помощи. Когда дойдет до дела — нет. От нас — да.

— Откуда вы узнали, кто я?

— От отца. Он не должен был говорить мне, но рассказал. Он слабак.

— И что вам известно?

— Что партизаны должны были готовиться к вашему прибытию. И вы должны были привезти с собой что-то, чтобы отомстить Омуте. Логически рассуждая — некое супероружие. Может быть, даже разрушитель планет. Он всегда боялся вас, и не он один. Подготовились они? Держу пари, что нет.

— Как я уже сказала — вас я не знаю.

Вои склонилась к ней с выражением яростной решимости на лице.

— У нас есть деньги. Есть организация. Есть люди, которые не побоятся действовать. Мы не подведем вас. Никогда. Скажите, что вам нужно, и мы это сделаем.

— Откуда вы узнали, что я пришла к вашему отцу?

— От Ломи, конечно. Она не из наших, не из ядра организации, но сочувствует нам. Всегда полезно знать, что задумывает мой отец. Как я уже сказала — у нас есть организация.

— Как и в яслях.

На миг Алкад Мзу показалось, что девушка ее ударит.

— Ладно, — проговорила Вои с тем спокойствием, какое может дать человеку только нейронный оверрайд. — Это разумно — не доверять незнакомцам последнюю надежду нашей цивилизации. Могу это принять. Рационально.

— Спасибо.

— Но мы можем помочь. Дайте нам шанс. Пожалуйста.

Последнее слово явно было не из тех, что слетают с этих губ часто.

Двери раскрылись. Широкие световые колонны освещали вестибюль, отделанный полированным черным камнем и извилистыми накладками белого металла. Тридцатилетней давности программа рукопашного боя прогоняла через себя данные с имплантированных сетчаток Мзу, определяя, не ведет ли себя кто-то подозрительно.

Алкад покосилась на высокую, аноректически сложенную девушку, размышляя, как быть дальше.

— Ваш отец пригласил меня к себе домой. Там мы сможем все обсудить.

Вои ухмыльнулась по-акульи.

— Для меня это большая честь, доктор.

Внимание Джошуа привлекла сидевшая за барной стойкой женщина в алой блузке. Слишком ярким был этот алый цвет, он словно светился. И покрой блузки был какой-то странный, хотя в чем заключается эта странность, Джошуа не мог бы определить точно, не было в ней… гладкости, что ли. Потом он сообразил, что блузка застегивается на пуговицы, а не на застежку.

— Не оборачивайтесь, — пробормотал он Болью и Дахиби. — По-моему, она одержимая. — Он датавизировал изображение, снятое с сетчатки.

Оба, конечно, обернулись, чтобы посмотреть самим. Болью вообще устроила из этого спектакль — она развернула свое массивное тело вместе со слишком тесным стулом, поблескивая в неярком свете полированными боками.

— Господи! А посерьезнее нельзя?

Женщина одарила всех троих скромно-вопросительным взором.

— Точно? — переспросил Дахиби.

— По-моему, да. Что-то с ней определенно не так.

Дахиби промолчал; он уже видел интуицию Джошуа в действии.

— Можем проверить, — предложила Болью. — Подойти к ней и проверить, не начнут ли глючить процессоры.

— Нет.

Джошуа продолжал оглядывать собравшуюся в баре толпу. Помещение было вырезано в монолитной скале астероида Килифи и выходило в его жилую зону, а посещали бар в основном космонавты и работники промышленных станций. Здесь Джошуа мог быть по возможности незаметен (до сих пор «Лагранжа» Калверта узнали всего пять человек). И Килифи служил хорошим прикрытием — здесь производились именно те детали, какие Джошуа якобы закупал для оборонительных систем Транквиллити. Сара и Эшли вели липовые переговоры с оптовиками, и еще никто не задал вопроса, почему они забрались в систему Нарока, а не поискали поставщика поближе.

Капитан заметил еще пару подозрительных типов, надиравшихся в одиночестве, потом еще троих, сгрудившихся за маленьким столиком и мрачно ухмылявшихся в унисон. «У меня начинается паранойя».

— Сосредоточимся на нашем задании, — проговорил он. — Если администрация Килифи не может установить у себя карантин, это ее проблемы. Мы не можем рисковать. Кроме того, если одержимые слоняются по станции, скорее всего, они уже проникли на нее массово.

Дахиби съежился и поиграл бокалом, стараясь не выдавать тревоги.

— На здешнем причале я видел флотские суда, и большая часть торговцев тоже вооружена. Если астероид падет, все это достанется одержимым.

— Знаю. — Джошуа встретился взглядом с узловиком, отказываясь проявить снисхождение. — Нельзя гнать волну.

— Ага, это я уже слышал: внимания не привлекать, с туземцами не болтать, громко не пердеть… какого черта мы тут делаем, Джошуа? Зачем тебе понадобилось выслеживать Мейера?

— Надо с ним потолковать.

— Нам ты не доверяешь?

— Доверяю. И не бери меня на «слабо». Ты же знаешь, я все вам объясню, как только смогу. А пока лучше вам не знать. Ты-то мне веришь?

Дахиби скривил губы в усталой усмешке.

— На «слабо» берешь?

— Ага.

Официантка принесла им еще по бокалу. Пока она проталкивалась через толпу, Джошуа любовался ее ножками. Для него слишком, пожалуй, молода — шестнадцати нет… Потом он заметил у нее на лодыжке красный платочек. «Господи, не знаю, что хуже — ужасы одержания или убогие мечты полуночников».

В первый раз посмотрев запись с Валиска, он испытал настоящий шок. Мэри Скиббоу, одержанная, заманивающая на погибель наивных юнцов. Такая была славная девочка — красавица, умница, характер крепче карботаниевого композита. Если смогли сломать и ее, то сломают кого угодно. Эхо Лалонда еще раскатывалось по Вселенной.

— Капитан… — предупредила Болью.

Джошуа и сам заметил, что к ним приближается Буна. Тот с улыбкой присел за их столик. Казалось, что он вовсе не боится… впрочем, как узнал Джошуа, порасспросив коллег-капитанов, для Буны Мабаки такие операции были не впервой.

— Добрый день, капитан, — вежливо поприветствовал его Буна. — Смогли уже загрузиться?

— Частично, — ответил Джошуа. — Надеюсь, вы смогли добыть и остальное?

— Безусловно. Большую часть информации добыть было очень просто. Но если я и работаю в частном порядке, то со всем прилежанием. И, к сожалению, я обнаружил, что то, о чем вы просили, выходит за рамки нашего первоначального соглашения.

Дахиби презрительно покосился на него — узловик презирал угодливых служащих.

— И дорого выходит? — поинтересовался Джошуа спокойно.

— Двадцать тысяч фьюзеодолларов. — Похоже было, что Буна действительно смущен. — Я очень сожалею, но времена сейчас тяжелые. Работы мало, а семья у меня большая.

— Само собой. — Джошуа протянул ему свой кредитный диск.

Мабаки так удивился неожиданной уступчивости молодого капитана, что не сразу достал собственный диск. Джошуа перевел ему деньги.

— Вы были правы, — продолжил Буна. — «Юдат» был в нашей системе. Он стыковался с астероидом Ньиру. Очевидно, капитан на момент прибытия был ранен, потому что следующие четыре дня он провел в клинике, залечивая повреждения нервной системы. Когда лечение завершилось, они отбыли, судя по плану полета — в Солнечную систему.

— К Солнцу? — переспросил Джошуа. — Вы уверены?

— Абсолютно. Однако — вот тут всплывают двадцать тысяч — их пассажирка, доктор Алкад Мзу, с ними не полетела. Она наняла независимого торговца «Самаку» и отбыла часом позже.

— В направлении…

— Указано, что на Айякучо, это один из астероидов Дорадо. Я даже проверил записи сенсоров диспетчерской. Прыжок был определенно направлен в систему Туньи.

Джошуа проглотил ругательство. Иона оказалась права: доктор Мзу стремилась к последним своим соплеменникам. Значит, она двинется за Алхимиком. Джошуа покосился на девушку в красной блузке. Та, элегантно запрокинув голову, допивала коктейль. Гос-споди, словно нам без того горя мало!..

— Спасибо.

— Не за что. Вам также следует знать — это я сообщаю бесплатно, — что вы не первый задаете подобные вопросы. За теми же файлами в отдел гражданского космоплавания обращались трижды, последний раз — за двадцать минут до меня.

— О, Господи!

— Это плохая новость?

— Интересная, — буркнул Джошуа, поднимаясь на ноги.

— Если я еще чем-то могу быть вам полезен, капитан, — звоните.

— Само собой.

Джошуа уже направлялся к двери. Дахиби и Болью отстали от него на пару шагов.

Они не успели подойти к выходу, когда зрители, вглядывавшиеся в изображение над проекторной колонкой, разом вздохнули от ужаса. По бару прокатились возбужденные шепотки. Совершенно незнакомые люди спрашивали друг друга: «Вы видели? Видели?» — как всегда бывает, когда объявляют сногсшибательную новость.

Джошуа вгляделся в проекцию, позволяя мутному свечению лазерных лучей сложиться в изображение. Перед ним закружилась планета, чья география была ему прекрасно знакома — ни континентов, ни океанов, сплошь узкие, извилистые моря и острова среднего размера. Половину островов закрывали пласты сияюще-алых туч, сосредоточиваясь преимущественно в тропических областях — впрочем, на этой планете слово «тропический» оставалось достаточно условным термином.

— Фрегат конфедеративного флота «Левек» подтвердил, что все населенные острова Норфолка покрыты облаками дисфункции реальности, — говорил комментатор. — Контакт с поверхностью утерян, и следует предположить, что большая часть населения, если не все, была одержана. Норфолк — пасторальная планета, и местному правительству принадлежало лишь несколько челноков. Поэтому не предпринималось никаких попыток эвакуировать хотя бы часть населения на корабли эскадры, прежде чем пала столица, город Норвич. Из штаба конфедеративного флота на Трафальгаре сообщают, что «Левек» останется на орбите, чтобы наблюдать за развитием ситуации, однако активные боевые действия пока не планируются. Таким образом, число захваченных одержимыми планет дошло уже до семи.

— Господи, там же Луиза! — Проецируемое изображение разбилось, когда Джошуа отвернулся. Ему вспомнилась Луиза, бегущая по зеленым всхолмьям в своем нелепом платьице, хохочущая над ним через плечо. И Женевьева, эта вредная девчонка, которая умеет только дуться или смеяться. И Марджори, и Грант (ему придется хуже всех, он будет сопротивляться до последнего), и Кеннет, и даже тот приемщик из «Дрейтонс Импорт». — Боже, нет!

«Я должен был быть там. Я бы ее вытащил».

— Джошуа? — озабоченно произнес Дахиби. — Ты в порядке?

— Угу. Ты слышал про Норфолк?

— Да.

— Она там, Дахиби. Я ее там бросил.

— Кого?

— Луизу.

— Ты ее не бросил, Джошуа. Там ее дом, ее место.

— Ага. — Нейросеть Джошуа уже прокладывала курс от Нарока к Норфолку, а он и не помнил, когда запрашивал его.

— Пойдем, капитан, — проговорил Дахиби. — Мы получили то, за чем прилетели. Пошли.

Джошуа снова обернулся к женщине в алом. Та тоже смотрела в проектор, лазерные лучи чертили на ее эбеновых щеках абстрактные разводы. Губы ее изогнула восторженная улыбка.

Джошуа ненавидел ее, ее неуязвимость, ее надменную самоуверенность. Словно царица демонов явилась глумиться над ним. Дахиби стиснул его пальцы.

— Хорошо. Идем.

— Ну вот мы и дома, — с театральным вздохом сообщила Лорен, обращаясь к Скиббоу. — Хотя задерживаться здесь все равно нельзя. Чтобы нас отыскать, они всю Гайану перероют.

Квартира располагалась на самом высоком уровне жилого комплекса биосферы, где тяготение составляло лишь восемьдесят процентов стандарта. Скорее всего, пентхауз какого-нибудь аристократа, обставленный темной активно-контурной мебелью и весь перегороженный шелковыми ширмами ручной росписи. На каждом столике и полочке непременно валялась старинная безделушка.

Джеральду подобная обстановка после всех событий сегодняшнего дня показалась несколько странной.

— Это ты создаешь?

Когда они жили в аркологе, Лорен вечно изводила его за то, что он не мог выбить им квартиру «пошикарней». Одержимая грустно улыбнулась и покачала головой.

— Нет. У меня на такой кич воображения не хватило бы. Это квартира Поу Мок.

— Женщины, которую ты одерживаешь? Рыжей?

— Ну да. — Лорен с улыбкой шагнула к нему. Джеральд напрягся, хотя ей и не обязательно было замечать это — мысли его были полны смятения и страха.

— Хорошо, Джеральд. Я не стану тебя касаться. Садись. Нам надо поговорить. В этот раз — поговорить. Ты больше не скажешь мне, что ты решил за нас всех ради нашего же блага.

Джеральд скривился. Каждое ее слово, каждый жест пробуждали воспоминания. Неотредактированное прошлое становилось проклятием всей его жизни.

— Как ты здесь оказалась? — спросил он. — Что с тобой стало, Лорен?

— Ты же видел ферму. И что делал с нами этот ублюдок Декстер и его иветы. — Она побледнела. — И с Паулой.

— Я… видел.

— Я пыталась, Джеральд. Я сопротивлялась, честно. Но все случилось так быстро… Они были просто звери. Декстер убил одного из своих только за то, что мальчишка не мог угнаться за остальными. У меня сил не хватило удержаться.

— А меня не было с вами.

— Они и тебя убили бы.

— По крайней мере…

— Нет, Джеральд. Ты умер бы зря. Я рада, что ты сбежал. Так ты сможешь помочь Мэри.

— Как?

— Одержимых можно победить. По крайней мере по отдельности. Если брать их всех вместе — не уверена. Но с этим пусть другие разбираются — правительства планет, Конфедерация. А нам с тобой надо спасти дочь, позволить ей прожить собственную жизнь. За нас этого никто не сделает.

— Как? — вскричал он.

— Как освободили тебя. Ноль-тау. Мы должны поместить ее в ноль-тау. Одержимые не могут этого перенести.

— Почему?

— Потому что мы все время находимся в сознании. Ноль-тау останавливает обычные волновые функции, но наши души остаются связаны с бездной, и мы ощущаем течение времени. Но только его! Это предел сенсорной депривации, намного хуже, чем в бездне — там погибшие души могут хотя бы питаться чужими воспоминаниями и отчасти воспринимать реальный мир.

— Так вот почему… — пробормотал Джеральд. — Я знал, что Кингсфорд Гарриган боится…

— Одни держатся дольше, другие — меньше, это зависит от силы воли. Но в конце концов все покидают одержанные тела.

— Значит, есть надежда.

— Для Мэри — да. Мы можем спасти ее.

— Чтобы она смогла умереть.

— Все умирают, Джеральд.

— И страдают в бездне.

— Не уверена. Если бы не ты и Мэри, я не осталась бы с прочими душами.

— Не понимаю!

Лорен беспомощно улыбнулась.

— Я волновалась за вас, Джеральд. Хотела быть уверена, что у вас все в порядке. Поэтому и осталась.

— Да, но… куда еще ты могла попасть?

— Не уверена, что это осмысленный вопрос. Бездна — странное место, в ней нет пространства в нашем понимании.

— Но тогда как ты могла попасть в другое место?

— Не место… — Она всплеснула руками, пытаясь подобрать слова. — Я просто была бы не в той части бездны, что остальные.

— Но ты говоришь, что там нет пространства!

— Нет.

— Так как…

— Я не буду делать вид, что понимаю, Джеральд. Но погибшие души можно оставить позади. Бездна — это не обязательно место вечных мучений.

Джеральд смотрел на ковер цвета семги. Ему было стыдно, что он не может взглянуть на собственную жену.

— И ты вернулась ко мне…

— Нет, Джеральд. — Голос ее посуровел. — Мы можем быть мужем и женой, но моя любовь не настолько слепа. Я вернулась в основном из-за Мэри. Если бы остался только ты, у меня могло не хватить смелости. Ради нее я терпела, когда чужие души пожирали мою память. Ты знаешь, что из бездны можно выглянуть? Едва-едва. Я приглядывала за Мэри, и это помогало мне переносить ужас. Я ведь не видела ее с тех пор, как она ушла. Я хотела знать, что с ней все в порядке. Когда ее одержали, я едва не бросила всю затею. Но я осталась, поджидая случая, когда кого-то будут одерживать невдалеке от тебя. И вот я здесь.

— Да. Вот ты и здесь. Но кто такая Поу Мок? Я думал, княжество победило одержимых, что все они заключены на Мортонридже.

— Если верить новостям, так и есть. Но трое прибывших с тобой на «Экване» добрались до Поу Мок прежде, чем покинуть астероид. Это был хороший выбор — она, помимо всего прочего, снабжала нелегальными программными стимуляторами здешних работников. Потому она и могла позволить себе такую квартирку. А еще это значило, что ни в какие переписи населения Гайаны она не включалась, так что ее никто не стал бы проверять. Смысл был в том, что даже если троих с «Эквана» схватят, одержатель Поу Мок сумеет начать все сначала. Теоретически это был бы идеальный агент-провокатор. К несчастью для них троих, из бездны выбралась я. Меня не волнуют их стремления. Для меня важна только Мэри.

— Может, я ошибся, отвезя ее на Лалонд? — отстранение пробормотал Джеральд. — Мне казалось, я поступаю как лучше для нее, для всех нас.

— Так и было. Земля умирает. Аркологи стары, они разрушаются. Для таких, как мы, там не осталось будущего; если бы мы остались, Паула и Мэри жили бы как мы, как наши родители, как наши предки в десяти коленах. Ты разбил порочный круг, Джеральд. У нас был шанс гордиться нашими внуками.

— Какими внуками? — Он с трудом сдерживал слезы. — Паула мертва. Мэри так ненавидела родной дом, что при первой же возможности сбежала.

— И это оказалось хорошо, Джеральд, не так ли? Она всегда была упрямой, и она еще девчонка. Дети не умеют заглядывать вперед, они хотят всего и сразу. Последние два месяца были для нее не настолько веселыми, как годы на Земле, и ей впервые в жизни пришлось работать. Неудивительно, что она сбежала из дома. Ее напугал преждевременный вкус взрослой жизни. Мы не были ей плохими родителями. Знаешь, я ощутила ее перед тем, как ее одержали. Она нашла себе работу в Даррингеме, и неплохую. Она жила лучше, чем могла бы жить на Земле, хотя, зная Мэри, полагаю, что она этого не оценила.

Когда Джеральд осмелился поднять глаза, он увидал, что выражение лица Лорен отражает его собственное.

— Я тебе не говорил раньше, но… когда она сбежала, я так за нее боялся.

— Знаю. Отцам всегда кажется, что их дети не в силах о себе позаботиться.

— И ты волновалась.

— Да… О, да. Но только судьба могла бы обрушить на нее беду, с которой Мэри не сумела бы справиться. Что она и сделала. Если бы не это проклятие, с Мэри все было бы в порядке.

— Ладно, — дрожащим голосом произнес Джеральд, — что же нам делать теперь? Я хотел просто отправиться на Валиск и помочь ей.

— И я думала об этом, Джеральд. Плана у меня нет, только общие наброски. Но я кое-что подготовила. Первым делом надо протащить тебя на борт «Квадина» — это один из немногих кораблей, которые вылетают с Гайаны. Королевство сейчас активно распродает союзникам оружие. Через семь часов «Квадин» отправляется на Пинджарру с грузом пятигигаваттных мазерных пушек для их сети СО.

— Пинджарра?

— В системе Тувумбы, заселена австралийцами. Королевство старается вовлечь их в свою сферу влияния. Их астероидные поселения плохо защищены, и им предложили обновить сети обороны по сниженным ценам.

Джеральд побарабанил пальцами друг о друга.

— Но как мне попасть на борт? Мы до космопорта-то не доберемся, не говоря о корабле. Может, просто обратиться к правительству Омбея с просьбой отвезти нас на Валиск? Они знают, что я говорю правду, что хочу только помочь Мэри. И это ценные сведения — насчет ноль-тау. Они будут нам благодарны.

— Черт побери… — Лорен взирала на его полную надежды жалкую улыбку скорее с изумлением, нежели с презрением. А ведь в семье именно он всегда был самым предприимчивым. — Джеральд, что они с тобой делали?

— Вспоминать. — Он опустил голову, стискивая ладонями виски в бесплодных попытках унять пульсирующую боль. — Они заставляли меня вспоминать. Не хочу! Я не хочу помнить! Я хочу все забыть, все!

Она села рядом и обняла мужа за плечи, как обнимала в детстве дочерей.

— Когда мы освободим Мэри, с этим будет кончено. И ты сможешь думать о другом, о новом.

— Да! — Джеральд решительно кивнул. В голосе его звучала неторопливая решимость новообращенного. — Ты права. Это и доктор Доббс мне говорил. Я должен ставить осмысленные цели в новых жизненных обстоятельствах и со-сре-до-то-чи-вать-ся на их достижении. Я должен освободиться от груза прошлых неудач.

— Неплохая философия. — Она озадаченно подняла брови. — Первым делом надо заплатить за перелет на «Квадине». Капитан уже снабжал Поу Мок полулегальными клипами, так что его удастся уговорить не мытьем, так катаньем. Только с ним надо потверже. Справишься, Джеральд?

— Справлюсь. — Он нервно потер руки. — Я ему что угодно наговорю, лишь бы помочь Мэри.

— Только не надо агрессии. Вежливое, спокойное упорство.

— Хорошо.

— Ладно. С деньгами проблем не будет — я дам тебе кредитный диск Юпитерианского банка с полумиллионом фьюзеодолларов на счету. У Поу Мок я нашла еще с полдюжины чистых паспортных клипов. Проблемы будут со внешностью — все сенсоры на астероиде уже, наверное, запрограммированы на твое лицо. Я могу изменить твою внешность, но только пока я рядом, а это не выход. В общественных местах меня легко засечь, особенно когда я пользуюсь своей энергистической силой. Так что придется прибегнуть к пластической хирургии.

— Хирургии? — опасливо переспросил он.

— У Поу Мок нашелся набор косметических пакетов. Она постоянно меняла собственную физиономию, чтобы не примелькаться местной полиции — она даже не рыжая от природы. Думаю, моих познаний хватит, чтобы вручную запрограммировать контрольный процессор. Если я отойду подальше, пакеты смогут подправить твою внешность. Надеюсь, этого хватит.

Лорен отвела его в одну из спален и велела прилечь. Косметические нанопакеты очень походили на медицинские, только с наружной стороны их испещряли бугорки — капсулы с запасами готового для имплантации коллагена. Джеральд ощутил, как срастается с кожей ворсистая внутренняя поверхность маски. Потом нервы его отключились.

Только усилием воли Джеральд Скиббоу заставлял себя не шарахаться от каждого потолочного сенсора в коридоре. Лицо, которое он видел теперь, глядя в зеркало, казалось ему неубедительным. Он стал на десять лет моложе, щеки распухли, покрывшись нисходящими морщинками, кожа посмуглела и налилась нездоровым румянцем — короче говоря, это лицо прекрасно передавало его нынешнее беспокойство. От шевелюры его остался каштановый ежик не длиннее сантиметра — но, по крайней мере, пропала седина.

Он зашел в бар «Шеф», заказал минеральной воды и поинтересовался у бармена, где можно найти капитана Мак-Роберта.

Мак-Роберт привел с собой двоих членов команды, в том числе космоника, чье тело походило на смоляно-черный безликий манекен ростом добрых два метра.

Присаживаясь за их столик, Джеральд старался сохранять на лице безразличное выражение, но это было непросто. Их непреклонные лица вызывали в памяти бойцов того отряда, что взял Кингсфорда Гарригана в плен в джунглях Лалонда.

— Я — Ниал Лайшол, — пробормотал он. — Я от Поу Мок.

— Иначе мы с тобой не разговаривали бы, — отрезал Мак-Роберт. — И даже так…

Он подал сигнал космонику. Тот протянул Джеральду процессорный блок.

— Возьми, — приказал Мак-Роберт.

Джеральд попытался, но не смог вырвать блочок из могучих черных пальцев.

— Статического заряда нет, — провозгласил космоник, убирая блок. — Глюков нет.

— Ладно, Ниал Лайшол, — проговорил Мак-Роберт. — Ты не одержимый. Тогда что ты за лох?

— Лох, который хочет отсюда убраться. — Джеральд тихонько выдохнул, вспоминая уроки релаксации, которые давал ему доктор Доббс. Подчини ритму тело, и мозг последует примеру. — Как человек, имевший дело с Поу Мок, вы должны меня понимать, капитан. Иногда приходится сниматься с места прежде, чем тобой начнут интересоваться.

— Ты на меня давить не вздумай, приятель. Если у тебя пятки горят, я тебя брать не стану, не в наше время. Не знаю даже, сможем ли мы покинуть Гайану — тревогу второго уровня пока никто не отменял. Вряд ли диспетчерская начнет выпускать корабли, пока один из этих ублюдков на свободе.

— Я не в розыске. Можете проверить.

— Уже.

— Тогда вы возьмете меня, как только отменят тревогу?

— От тебя одни проблемы, Лайшол. Из-за карантина я не могу брать пассажиров, значит, придется тебя проводить по файлам как космонавта. А у тебя даже нейросети нет. Начнутся вопросы. Не нравится мне это.

— Я заплачу.

— Можешь быть уверен.

— И Поу Мок будет вам благодарна. Это чего-то стоит?

— Меньше, чем ей кажется. От кого бежим?

— От людей. Не от властей. Официально никаких проблем нет.

— Сто тысяч фьюзеодолларов, и всю дорогу ты проведешь в ноль-тау. Не хватало, чтобы ты всю капсулу заблевал.

— Согласен.

— Слишком быстро. Сто тысяч — изрядный кусок.

Джеральд не знал, долго ли сможет продолжать этот спор. В голове его неторопливо билась одна мысль, что в клинике все же было спокойнее. «Если я вернусь, доктор Доббс, наверное, поймет, он не позволит полиции наказать его. Если бы не Мэри…»

— Капитан, выбирайте что-то одно. Если я останусь, многие тайны окажутся раскрытыми. А вас, скорее всего, не подпустят на лазерный выстрел к любой системе королевства. Думаю, это озаботит вашу компанию больше, чем один космонавт без нейросети. А о том, что у меня ее нет, они не узнают, если вы им не скажете.

— Я не терплю, когда мне угрожают, Лайшол.

— Я вам не угрожаю. Я прошу помочь мне. Мне нужна ваша помощь. Пожалуйста.

Мак-Роберт покосился на своих спутников.

— Ладно. «Квадин» пристыкован к причалу 901-С, мы отбываем через три часа. Я уже сказал, что из-за тревоги мы вряд ли сможем вылететь вовремя, но не успеешь — пеняй на себя.

— Я уже готов.

— Багажа нет? Удивительно. Ладно, заплатишь, когда придем на борт. И, Лайшол, только не жди, что я тебе зарплату платить стану.

Когда они выходили из бара, Джеральд позволил себе оглянуться, как ему показалось, незаметно. Народу в коридоре было немного — из-за тревоги все военные и гражданские служащие на астероиде находились на постах.

Лорен смотрела, как он уходит, такой сгорбленный, жалкий, затерявшийся между своими провожатыми. Двери лифта закрылись за ними, и одержимая двинулась в другую сторону по коридору. На ее призрачных губах играла улыбка.

Спустя семь с половиной часов бдения, заполненных сотней ложных тревог и ни одной настоящей, адмирал Фарквар подумывал уже запустить через нейросеть софтверный подавитель. Он ненавидел приносимое программой искусственное спокойствие, но депрессия и неспадающее напряжение были еще хуже. Охота за одержимой направлялась из штаба тактических операций королевского флота. Когда штаб только строился, адмирал не планировал, что здесь станут гонять по коридорам одного человека, но сеть связи оказалось легко переконфигурировать на подключение ко внутренним сенсорам астероида, а в ИскИн загрузили программу слежения, разработанную Дианой Тирнан для охоты на одержимых на Ксингу. Учитывая небольшие размеры Гайаны и насыщенность ее внутренних помещений киберсистемами, результат должен был проявиться уже через несколько минут.

Но одержимая ускользала и одним этим вынуждала адмирала согласиться с княгиней Кирстен: где есть один, могут быть и другие. По Гайане может разгуливать сколько угодно одержимых. Если уж на то пошло, весь персонал штаба мог быть одержан, потому и поиски не давали никакого результата. Сам адмирал в это не верил (он лично посещал штаб), но кабинету следовало рассмотреть и такую возможность. Даже сам Фарквар не был свободен от подозрений, хотя при нем об этом из вежливости умалчивали.

Поэтому управление сетью стратегической обороны Омбея было потихоньку передано базе флота в Атерстоне. Под видом тревоги второй степени астероид был помещен в полный карантин.

И до сих пор — зря.

Офисный компьютер датавизировал адмиралу, что встречи просят капитан Олдройд, офицер контрразведки, и доктор Доббс. Адмирал датавизировал свое согласие, и кабинет растворился в белом пузыре сетевого конференц-зала.

— Вы еще не смогли отыскать ее? — спросил Доббс.

— Пока нет, — признался Фарквар.

— Все сходится, — заметил доктор. — Мы анализировали сценарии ее действий, основанные на имевшейся у нас информации, и, похоже, нашли, что ею движет. Нас озадачило уже то, что она вытащила Скиббоу из нашей клиники. Даже для одержимой это был большой риск. Если бы морпехи прибыли на полминуты быстрее, она не ушла бы. Значит, у нее была серьезная причина так поступить.

— И какая же?

— Нам кажется, что это Лорен Скиббоу, жена Джеральда. Следовало догадаться уже после той фразы, что она бросила Янсену Коваку: «Пожили бы вы с ним двадцать лет». Я проверил по истории болезни — они были двадцать лет женаты.

— Его жена?

— Именно.

— Ладно… Слыхивал я и более странные истории. — Адмирал обернулся к капитану Олдройду: — Надеюсь, у вас есть подтверждения этой версии?

— Да, сэр. Если предположить, что она та, за кого мы ее принимаем, ее действия получают рациональное объяснение. Во-первых, мы полагаем, что она находится на Гайане не первый день — возможно, ее одержали, когда «Экван» только причалил. У нее явно было время научиться обходить наши следящие программы. Во-вторых, если она может это делать — почему она не инициировала массовый захват, как это произошло на Ксингу? Она сдержалась, а значит, у нее была на то причина.

— Потому что это не входит в ее планы, — подхватил доктор Доббс. — Если весь астероид будет одержан, ее сородичи вряд ли оставят Джеральда на свободе. Это все ее личные проблемы, адмирал, и они никак не связаны с тем, что творится на Мортонридже или на Новой Калифорнии. Она действует в одиночку. Полагаю, она не представляет серьезной угрозы для безопасности королевства.

— Вы хотите сказать, что мы поставили княжество на уши из-за семейной ссоры? — иронически осведомился адмирал Фарквар.

— Похоже, что так, — извиняющимся тоном ответил Доббс. — Одержимые ведь тоже люди. У нас достаточно доказательств тому, что у них сохраняются все человеческие чувства. И… э-э… мы не совсем ласково обошлись с Джеральдом. Если мои предположения верны, разумно считать, что Лорен пойдет на все, лишь бы забрать его.

— Господи Боже. Ладно, и что с того? Чем эта теория нам поможет?

— Мы можем вести с ней переговоры.

— Какого плана? Мне плевать, что она любящая жена. Она одержимая! Мы не можем позволить этим голубкам жить здесь вместе долго и счастливо.

— Нет. Но мы можем предложить ей позаботиться о Джеральде. С ее точки зрения, конечно, — поспешно добавил доктор Доббс.

— Может быть. — Адмиралу очень хотелось найти в его рассуждениях логическую ошибку, но факты складывались в общую картину без зазора. — И что вы предлагаете?

— Передать сообщение через сеть Гайаны, загрузить в каждый личный процессор связи, заглушив при этом медиа-компании — иначе они рано или поздно обо всем узнают.

— Если она ответит, то выдаст свое местоположение. И она это знает.

— Мы ее все равно найдем. Я это ей разъясню. Я могу предложить ей приемлемое решение. Вы разрешите? Предложение должно быть честным. Одержимые способны читать эмоции окружающих. Если я совру, она узнает.

— Это слишком расплывчатая просьба, доктор. Что вы предлагаете конкретно?

— Джеральда отвезут на планету и дадут ему омбейское подданство. Мы полностью компенсируем ему — финансово — неудобства и завершим лечение. И помимо этого, когда кризис завершится, мы приложим все силы, чтобы вернуть ему дочь.

— Эту девчонку Киру? С Валиска?

— Да, адмирал.

— Сомневаюсь, чтобы моей власти хватало… — Адмирал осекся. Офисный компьютер датавизировал ему, что штаб только что объявил по Гайане боевую тревогу.

— Что случилось? — датавизировал адмирал вахтенному офицеру, открывая канал связи.

— ИскИн отловил аномалию, сэр. Это может быть она. Я отправил наперехват отделение морской пехоты.

— Что за аномалия?

— Камера при входе в шпиндель космопорта засекла садящегося в транзитную капсулу мужчину. Когда капсула остановилась в секции G5, из нее вышла женщина. Промежуточных остановок капсула не делала.

— Процессоры не сбоили?

— ИскИн сейчас анализирует работу электроники. Эффективность падала, но намного меньше, чем было вокруг одержимых в Ксингу.

Адмирал затребовал план космопорта. Секция G5 — гражданские космопланы и ионные флайеры.

— Господи Боже! Похоже, вы были правы, доктор Доббс!

Лорен скользила по ярко освещенному коридору в сторону шлюза. Если верить регистру космопорта, там был пристыкован тридцатиместный космоплан типа СД2002 производства корпорации «Кулу», принадлежавший фирме «Кроссен», которая перевозила на нем работников на свои низкогравитационные промышленные станции. Один из самых маленьких челноков на Гайане. Именно такую машину и попытаются угнать двое невежественных беглецов, чтобы спуститься на планету.

Вокруг не было никого. Последним, кто встретился Лорен на пути, был инженер-ремонтник, садившийся в оставленную ей капсулу. Лорен подумала было, не выпустить ли на свободу свою энергистическую силу, чтобы нарушить работу электроники в коридоре. Но тогда ее преследователи могут заволноваться. Она сдерживала себя слишком долго, чтобы внезапная перемена не вызвала вопросов. Нет, лучше понадеяться, что их следящие программы и сенсоры засекут ее. Смена облика — знак достаточно незаметный, если у них хорошие алгоритмы мониторинга.

Труба шлюза была пять метров длиной и уже коридора — едва пару метров в поперечнике. Лорен вплыла в нее и обнаружила, что люк заперт.

Наконец-то появился повод применить свою силу.

Вокруг люка струилось электричество — Лорен видела за лазурными композитными стенами силовые кабели, жирные линии, сиявшие под током, словно угли. И другие провода — потоньше, потусклее. Один из них вдруг ожил. Это был провод, соединенный с врезанным в раму люка блоком связи.

— Вы Лорен, верно? — донесся голос из блока. — Лорен Скиббоу. Я в этом уверен. Меня зовут доктор Райли Доббс. Я лечил Джеральда, пока вы его не забрали.

Она ошеломленно глянула на блочок. Как, черт побери, он узнал?

Сила струилась в ее жилах, горячим источником пробиваясь из бездны. Лорен чувствовала ее биение в каждой клетке. Ее разум придавал форму этому потоку, подчиняя его невысказанному желанию. И желание начало подчинять себе реальность. По крышке люка забегали искры.

— Лорен, я хочу вам помочь, и у меня есть возможность это сделать. Послушайте. Джеральд — мой пациент, я не хочу, чтобы он пострадал. Думаю, в этом вы со мной согласитесь.

— Идите к черту, доктор. Впрочем, лучше я вас сама туда отправлю. Вы повредили рассудок моего мужа. Это я вам еще припомню.

В коридоре за ее спиной послышались звуки — шорох, лязг. Сосредоточившись, Лорен ощутила разумы надвигающихся морпехов — холодные, злые, очень упорные.

— Джеральду повредило одержание, — проговорил Доббс. — Я пытался вылечить его. И не хочу бросать его в таком состоянии.

— Под дулом автомата лечить? — ядовито произнесла она. — Я знаю, они за моей спиной.

— Морпехи не станут стрелять. Обещаю, Лорен. Это бессмысленно. Мы только погубим женщину, которую вы одерживаете. Никто этого не хочет. Выходите, поговорите со мной. Я уже выговорил у властей громадные уступки. Джеральду позволят спуститься на планету, за ним будут хорошо ухаживать, я вылечу его. Может быть, когда-нибудь он снова увидит Мэри.

— Хотите сказать, Киру? Эта сука не отпустит мою дочь.

— Нельзя быть уверенным. Мы можем все обсудить. Прошу. Вы не сможете бежать на челноке. Даже если вы справитесь с управлением, вас не пропустит система СО. Джеральд сможет попасть на планету только с моей помощью.

— Вы его больше не тронете. Он в безопасности, в моем убежище. А меня вы не нашли за все время, что я жила на Гайане.

Стены шлюза заскрипели. Искры собрались в мерцающее кольцо, прожигая композит. Лорен невесело улыбнулась. Идеальная маскировка. Вмешательство Доббса обернулось нежданной удачей.

Лорен ощущала, как выжидают за выходом из шлюза морпехи. Она сделала глубокий вдох, зная, чем все должно сейчас кончиться. С ужасающим воем поток белого пламени сорвался с ее пяток, и в коридор обрушилась лавина шаровых молний.

— Нет, Лорен, не надо, я могу помочь, пожалуйста… Лорен Скиббоу выплеснула всю свою силу. Голос Доббса превратился в металлический вой и смолк вовсе, когда разбушевавшееся энергистическое поле вывело из строя все процессоры в радиусе двадцати пяти метров.

«Не надо! — умоляла Поу Мок из глубины сознания Лорен. — Я не скажу им, где он. Обещаю. Они не узнают. Только не убивай меня!»

«Я не верю живущим», — ответила ей Лорен.

«Сука!»

Стены шлюза засветились ярче шаровых молний, и композит попросту испарился. Поток устремившегося в вакуум воздуха вынес Лорен в разверзнувшийся провал.

— Господи! — охнул адмирал Фарквар.

Внешние сенсоры космопорта показали ему затихающий воздушный фонтан. Вслед за Лорен Скиббоу в космос вылетели трое морпехов. Бронекостюмы пусть не полностью, но защищали их от декомпрессии и имели запас кислорода. Вахтенный офицер уже выслал им на помощь управляемые капсулы.

У Лорен Скиббоу такой защиты не было. Несколько минут она сияла изнутри, все отдаляясь от разрушенной палубы — кружащаяся мерцающая балерина. Потом сияние померкло и угасло вовсе. Тело взорвалось — куда более мощно, чем должно было.

— Соберите, сколько сможете, ее остатков и верните на станцию, — приказал адмирал. — Надо взять образец ДНК, ИСА поможет нам ее опознать.

— Но почему? — подавленно спросил доктор Доббс, ни к кому не обращаясь. — Что ее на это толкнуло?

— Возможно, они все же думают не так, как мы, — предположил адмирал.

— Точно так. Я-то знаю.

— Найдем Скиббоу — спросите у него.

Но эта задача оказалась неожиданно сложной. Допросные наноимплантаты не откликались на вызов, поэтому королевский флот под присмотром ИскИна физически обыскал Гайану сверху донизу, не пропустив ни комнаты, ни туннеля, ни кладовой, обшарив любое помещение объемом больше кубометра.

На поиски ушло два с половиной дня. Квартиру Поу Мок нашли и обыскали на тридцать третьем часу. Поскольку по документам она проходила как снятая в аренду жителем Омбея и в данный момент пустующая, а тщательный поиск не дал ничего, ее закрыли и опечатали.

По завершении поиска кабинет министров Омбея на своем заседании решил, что из-за одного сбежавшего психа незачем держать в карантине главную базу флота, да и Омбей не мог обойтись без продукции промышленных станций Гайаны. Астероид перевели на тревогу третьей степени, а проблему нетипичной одержимой и поиски Скиббоу передали в ведение совместной команды ИСА и королевского разведывательного агентства.

«Квадин» отправился на Пинджарру, запоздав с отлетом на трое с половиной суток. Но Джеральд Скиббоу ничего не знал об этом. Он лег в ноль-тау за час до того, как Лорен, прикрывая его, пожертвовала собой.