"Песчаные черви Дюны" - читать интересную книгу автора (Герберт Брайан, Андерсон Кевин Джей)

ДВАДЦАТЬ ДВА ГОДА СПУСТЯ ПОСЛЕ БЕГСТВА С КАПИТУЛА

Иксианцы изучали устройство облитератора уже полгода, но до сих пор не дали ответа Общине Сестер. Мурбелла, снедаемая недовольством, нетерпеливо ждала на Капитуле результатов. Новости же с каждым днем становились все тревожнее.

Каждый день Мурбелла получала донесения о все новых и новых разрушениях, причиняемых наступавшим флотом мыслящих машин. Мощные корабли Врага неотвратимо надвигались на окраины населенной людьми вселенной, словно беспощадная приливная волна, поглощая и уничтожая одну цивилизацию за другой. За последние дни были эвакуированы еще десять планет, пораженных страшными вирусами; массы беженцев продолжали затапливать Старую Империю.

Расположенные сетью корабли Общины Сестер перехватывали корабли с беженцами. Специалисты — опросив уцелевших — составляли на основе их сообщений трехмерную карту продвижения машинного флота. Область, захваченная машинами, расползалась по карте вселенной как отвратительное кровавое пятно.

В отчаянной схватке девятнадцать кораблей-невидимок Общины Сестер использовали последние три облитератора и уничтожили боевую группу наступавших машин и на время предотвратили разрушение одной из населенных людьми солнечных систем. Однако в конце концов эта победа привела лишь к недолгой отсрочке, так как флот машин вернулся с подкреплениями и сокрушил эту систему, убив всех населявших ее людей. Были израсходованы последние облитераторы, и теперь Новая Община Сестер потеряла способность к эффективному сопротивлению.

Если не помогут иксианцы. Почему они так медлят?

Наконец на Капитул прибыл один иксианский инженер с новостями. Когда он заявил, что будет беседовать только с Командующей Матерью и только с глазу на глаз, его немедленно доставили в Убежище. Ожидавшая посетителя на высоком троне, установленном возле запыленного окна, Мурбелла была приятно поражена поведением посетителя. Человек не стал вдаваться в бюрократические подробности, а сразу перешел к делу.

У инженера было простое незапоминающееся лицо, каштановые волосы коротко подстрижены, ничем не выделялось и его поведение. Правда, от него исходил какой-то неприятный запах, но, вероятно, это был навечно въевшийся в его кожу запах промышленных химикатов, которыми были буквально пропитаны подземные предприятия Икса. Он коротко поклонился и встал перед Мурбеллой.

— Наши лучшие инженеры и ученые разобрали и проанализировали образец облитератора, доставленный вами на Икс.

Мурбелла, превратившись в слух, наклонилась вперед:

— И вы сможете воспроизвести этот образец?

— Мы сможем сделать нечто лучшее, Командующая Мать. — В его самоуверенной улыбке не было никакого тепла, она была всего лишь приклеенным к лицу механическим выражением. — Наши производители поняли концепцию, заложенную в этом оружии, и могут усилить его разрушительную способность. Раньше для того, чтобы уничтожить одну планету Досточтимым Матронам требовалось несколько кораблей и множество облитераторов. Теперь мы создали такой облитератор, что один корабль может нести заряд такой мощности, что с его помощью можно сделать с любой планетой то же, что было сделано с Ракисом. — Он небрежно пожал плечами. — Представьте себе, что произойдет с кораблями Врага.

Мурбелла с трудом сумела скрыть восторг.

— Нам нужно столько облитераторов, сколько вы сможете произвести. Прикажите своим заводам начать работу немедленно, — она говорила сурово и строго, но давала понять, что испытывает нетерпение. — Но почему вы захотели встретиться со мной с глазу на глаз, хотя могли бы просто прислать мне письмо с нужной информацией? — она скривила губы. — Вам надо, чтобы вас похлопали по плечу? Мне надо поаплодировать? Считайте, что я это сделала.

Лицо иксианского инженера осталось бесстрастным.

— Прежде чем мы приступим к обсуждению, Командующая Мать, я хотел бы прояснить вопрос об оплате. Главный фабрикант Сен поручил мне информировать вас о том, что Икс должен получить адекватную компенсацию за то, что нам придется остановить многие производственные линии и переключить их на производство облитераторов для вашей войны.

— Моей войны? Нести тяготы этой войны должны все люди без исключения.

— К сожалению, мы не согласны с таким подходом. Единственная валюта, которую мы можем принять к оплате, — это пряность, а единственный источник пряности — ваша Новая Община Сестер.

— У нас есть и иные способы оплаты. — Мурбелла изо всех сил старалась скрыть растущую тревогу. Она не была уверена, что ограниченная пока добыча пряности на Капитуле сможет покрыть все необходимые расходы. Да и зачем иксианцам вообще так нужна пряность? Расходы могут истощить активы Общины Сестер в банке Гильдии; правда, можно убедить КООАМ осуществлять поставки необходимого, тем более что камни су необычайно подорожали в последнее время, учитывая недавние события на Баззелле.

Она предложила иксианцу эти альтернативы, но тот лишь отрицательно покачал головой.

— Я не имею полномочий на такие переговоры, Командующая Мать. Оплата должна производиться меланжей. Другую валюту мы не примем.

Мурбелла скрипнула зубами, но откладывать решение было некогда.

— Хорошо, пряность, так пряность. Приступайте к выполнению заказа.

Хрон покидал Капитул с чувством глубокого удовлетворения. Новая Община Сестер уступила его требованиям; впрочем, ничего иного он и не ожидал. Главный фабрикант слушает теперь только его, а все ключевые посты на Иксе уже давно заняты лицеделами.

Хрон понимал всю иронию сложившейся ситуации: Икс требует меланжу, несмотря на то, что приложил массу усилий для замены навигаторов искусственными навигационными приборами. Благодаря математическим компиляторам меланжа оказалась практически ненужной в том, что касалось свертывания пространства, а численность навигаторов начала заметно сокращаться.

Однако, требуя платежей в пряности, Хрон рассчитывал накопить эту ценную субстанцию и изъять ее с рынка, сделав еще большей редкостью. Тогда Гильдии придется оснащать свои корабли иксианскими навигационными устройствами, ибо у нее не хватит пряности для нужд навигаторов. Уже скоро, не имея возможности содержать навигаторов, Космическая Гильдия окажется у него в руках. План был разработан в мельчайших деталях.

Но а пока он и его верные лицеделы, замаскированные под людей, будут притворяться, что они делают все для того, чтобы удовлетворить требования Общины Сестер. Пусть они ведут свою бессмысленную войну, не замечая, что реальная битва уже выиграна, выиграна у них под носом. Командующая Мать Мурбелла будет довольна, и останется таковой до тех пор, пока на все человечество не опустится темная завеса судьбы. Опустится навсегда.

Башар и его подопечный шагали по коридору к центру жизнеобеспечения корабля-невидимки.

— Мне очень стыдно, Суфир. Прошел почти год, а я так и не сумел найти обычного убийцу и вредителя.

Юный Хават поднял голову и посмотрел на обожаемого гениального военачальника.

— У нас четко очерченный круг подозреваемых и конкретное, также ограниченное число мест, где он — или она — может укрываться. Мы сделали все возможное, башар.

— Но саботажник тем не менее находится где-то здесь, — сказал Тег, не замедляя шаг. — Следовательно, мы сделали не все возможное, так как не нашли виновного. Тот факт, что убийства прекратились, не дает нам оснований для снижения бдительности. Я убежден, что преступник находится среди нас.

«Итаку» регулярно осматривали и обыскивали. Работали все системы слежения. На корабле были установлены дополнительные системы, но преступник обладал поистине сверхъестественными способностями к маскировке. Тег подозревал, что саботажник вредит не только в том, что касается гхола и аксолотлевых чанов. За последние месяцы стали часто отказывать системы корабля — слишком часто, чтобы можно было объяснить это естественными причинами или случайностями.

— Наш противник продолжает активно действовать, — сказал башар.

Гхола Суфира гордо вскинул свой покрытый юношеским пушком подбородок. Мальчик был высокий и сильный. У него были густые брови и растрепанные волос.

— Значит, вы и я найдем его.

Тег дружески улыбнулся мальчику.

— Когда у тебя восстановится его память, и ты станешь воином-ментатом и мастером убийства, из тебя выйдет несокрушимый союзник.

— Я и сейчас хороший союзник. — Суфир уже доказал свою доблесть во время бегства от укротителей, когда он, рискуя жизнью, спас раввина от лицеделов, сообщников Врага. Тег верил, однако, что юный гхола будет со временем способен на много большее.

Изменив распорядок дня, Тег настоял на проведении ежедневных утомительных инспекций корабля, когда он оставлял на мостике Дункана Айдахо, который бдительно следил за возможным появлением вражеской сверкающей сети.

«Итака» продолжала свои блуждания по пустому пространству. Сначала главная задача заключалась в том, чтобы ускользнуть от охотящегося за ними Врага. Дункан был вынужден прятаться за завесой невидимого поля, так как казалось, что старик и старуха охотятся именно за ним. Теперь, по прошествии более двадцати лет, население корабля заметно увеличилось, дети росли и воспитывались, ни разу не ступив ногой на поверхность настоящей планеты.

Несмотря на то что во времена Рассеяния люди заселяли новые планеты, оказалось, что в действительности таких пригодных для проживания планет очень и очень мало. Сколько же кораблей с беженцами, улетавших из Империи во время Голода, погибли, так и не найдя пристанища. На «Итаке» не было навигатора Гильдии, поэтому подходящую планету искали, надеясь на чистый случай. Пока, во всяком случае, они обнаружили только две такие планеты: одну планету Досточтимых Матрон, истребленных смертоносным вирусом, и планету коварных укротителей.

Тем не менее, располагая системами регенерации отходов, парниками и колониями водорослей, «Итака» могла поддерживать жизнь находившихся на ее борту пассажиров в течение столетий, если это окажется необходимым. Они — и их потомки — могли находиться на корабле практически вечно, не прекращая странствия. «Неужели это наша судьба?» — спросил себя Тег. Но вследствие утечек, «случайных аварий» и «несчастных случаев» пассажиры имели все основания для тревоги и озабоченности. Рано или поздно ресурсы придется пополнять извне.

Продолжая думать о ресурсах, башар свернул в боковой переход и направился к ферментационным емкостям и колониям водорослей. Биомасса, росшая в высоких сводчатых помещениях с повышенной влажностью, давала сырье для производства продуктов питания. Этот отсек мог стать основной мишенью вредителя.

Когда Тег открыл люк, в нос ему ударил густой болотный запах компоста и гниющих водорослей. По металлической лестнице башар и Суфир поднялись на перекидной мостик и заглянули в цилиндрическую емкость, заполненную пушистой зеленой слизью. Нестерпимо зловонная масса плодовитых водорослей переваривала все органические вещества, выращивая при этом огромные количества съедобного, хотя и весьма неаппетитного вещества, каковое потом перерабатывали в более привлекательные продукты питания. Установленные в потолке вентиляторы засасывали воздух в систему циркуляции корабля, где воздух подвергался тщательной очистке. Тег взял пробы воздуха и биомассы, и сделал экспресс-анализ. С момента прошлой инспекции ничего не изменилось. Никаких признаков саботажа или диверсии.

Серьезный юноша не отставал от своего кумира ни на шаг.

— Я пока еще не ментат, сэр, но я очень много думал об этой диверсии.

Вскинув брови, Тег повернулся к своему подопечному.

— И какова же ваша проекция первого порядка?

— У меня есть одна идея. — Суфир даже не пытался скрыть гнев. — Я бы предложил серьезно поговорить с гхола Юйэ. Возможно, он знает больше, чем нам кажется.

— Юйэ всего тринадцать лет, и у него пока не восстановилась исходная память.

— Но, возможно, слабость у него в крови. Башар, мы же наверняка знаем, что кто-то совершил диверсию. — Молодой человек был страшно разочарован в себе — ведь он полагал, что все произошло и по его вине. — Даже настоящий Суфир Хават не смог найти предателя в Доме Атрейдесов того, как он выдал всех Харконненам. Этим предателем был Юйэ.

— Я буду иметь это в виду.

Выйдя обратно в коридор, они столкнулись с больным Скиталем и его клоном, вышедшими из каюты. Эти тлейлаксы чуждались остальных пассажиров, жили согласно своим древним традициям и образу жизни и, естественно, возбуждали определенные подозрения, но Тег не нашел никаких доказательств их причастности к преступлению. Тег был уверен, что настоящий преступник постарался слиться с остальными и ничем не выделяться из общей массы пассажиров. Только так он мог оставаться незамеченным.

По коридору мимо них прошли, оживленно беседуя, две беременные женщины. Это были сестры, осуществлявшие селекционную программу Шианы, разработанную для увеличения численности Общины Сестер и создания генной базы, достаточной для поддержания жизни колонии, если путники найдут планету, пригодную для заселения.

Тег и Суфир наконец дошли до огромного, как пещера, отсека двигателя и через круглый люк вошли в кормовой отсек. Было тихо, так как, очевидно, «Итака» дрейфовала в космосе после очередного рывка наугад сквозь свернутое пространство, несмотря на то, что Дункан настаивал на постоянной готовности двигателя Хольцмана к запуску.

Толстая плазовая переборка отделяла Тега и Суфира от трех мощных энергетических станций, снабжавших двигатель энергией. Мостики и переходы буквально оплетали взрывоустойчивую плазовую камеру, в которой рядами стояли элементы двигателя. Два человека благоговейно смотрели на мощнейшие машины, способные свертывать пространство. Настоящее чудо техники. Все данные показывали, что приборы и машины работают в нормальном режиме. Опять никаких признаков саботажа.

— Мы что-то упускаем, — задумчиво произнес Тег, — я это кожей чувствую.

Когда-то давно, в конце битвы за Джанкшн, Тег не смог распознать смертоносное оружие, находившееся в резерве Досточтимых Матрон. Та ошибка едва не обернулась проигрышем всей войны. Он снова обдумал положение. «Какое дьявольское оружие я упускаю из вида на этот раз?»

Веллингтон Юйэ чувствовал потребность в прощении. Белое пятно в его мозге было пока заполнено непреходящим чувством вины. Он был всего лишь гхола, ему было только тринадцать лет, но он знал, что совершил страшное злодеяние. Его собственная история липла к нему, словно грязная смола к подошвам новых ботинок.

В первой жизни он нарушил условие регламента врачей школы Сук. Он потерял свою жену Ванну, разрешив Харконненам использовать ее как пешку в их игре и предал герцога Лето, что привело к падению Дома Атрейдесов на Арракисе.

Изучив записанные сведения о своем предыдущем существовании, узнав болезненные подробности того, что он совершил, Юйэ пытался найти утешение в изучении Оранжевой Католической Библии и других древних религий, сект, философий и их интерпретаций, появившихся за многие тысячелетия человеческой истории. Часто упоминавшаяся во всех учениях доктрина о первородном грехе была самой мучительной для Юйэ. Он не мог трусливо сослаться на то, что не может ничего вспомнить, и поэтому его не в чем винить. Но не это был путь к искуплению. Его надо было искать в другом месте.

Единственным человеком, способным простить его, была Джессика.

Восемь детей гхола на борту, созданных по проекту Шианы, воспитывались и обучались вместе. Они завязывали между собой дружеские отношения в зависимости от индивидуальных свойств их личностей. Еще до того, как Юйэ узнал историю, которая должна будет их разлучить, он изо всех сил старался подружиться с Джессикой.

Он читал дневники и руководящие указания прежней, настоящей леди Джессики, наложницы герцога Лето Атрейдеса. Она также была Преподобной Матерью в изгнании, матерью Муад'Диба и бабушкой Тирана. Давно умершая Джессика была сильной женщиной, образцом поведения, несмотря на то, что Бене Гессерит порочил ее за недопустимую слабость — за любовь.

Все вместе гхола теперь столкнулись с врагом куда более могущественным, нежели Харконнены. Когда у Джессики полностью восстановится ее исходная память, будет ли эта новая опасность достаточной для того, чтобы удержать Джессику от попытки убить Юйэ? Он читал ее слова, записанные принцессой Ирулан, и в этих словах была вся мука охватившего Джессику горя: «Юйэ! Юйэ! Юйэ! Миллиона смертей мало для Юйэ!»

Да, только она могла внушить ему надежду на прощение. С чистого листа, с открытым сердцем, он молил небо о возможности на этот раз честно прожить достойную жизнь.

Джессика часто работала в оранжереях, где ухаживала за растениями, бывшими источником пищи для сотен пассажиров. Она любила работать в парниках, любила возиться в жирной земле, в удобрениях, любила мясистые зеленые листья и испускающие сладкий аромат цветы. Она была поразительно красива со своими бронзовыми волосами и благородным овалом юного лица. Как же, должно быть, она и герцог Лето любили друг друга много лет назад… до тех пор, пока Юйэ не разрушил их счастье.

Джессика подняла глаза от грядки с пышной травой и цветами, и посмотрела на Юйэ измученным взглядом.

— Вы не возражаете, если я составлю вам компанию?

— Нет, против вашей компании я не возражаю. Мне радостно сознавать, что есть люди, которые не обвиняют меня в поступках, о которых я ровным счетом ничего не помню.

— Надеюсь, вы отнесетесь ко мне так же, миледи.

— Пожалуйста, не называйте меня так, Веллингтон, по крайней мере пока. Я не могу быть леди Джессикой до тех пор, пока не стану… леди Джессикой.

Он попытался угадать причину ее дурного настроения.

— Гарими снова осуждала вас?

— Некоторые сестры Бене Гессерит никогда не простят мне нарушение заповедей Общины Сестер, не простят предательства их селекционной программы. — Казалось, она на память цитирует прочитанное. — Следствием стало падение империи, повергло род человеческий во мрак тысячелетнего тиранического правления и многовековых лишений, — она горько усмехнулась. — Действительно, если бы ваши действия привели все же к смерти Пауля и меня, то Бене Гессерит должен был бы считать вас героем.

— Я не герой, Джессика. — К его чести следовало признать, что именно он дал Джессике и Паулю средство выжить в пустыне после того, как Харконнены штурмовали Арракин. Да, он помог им бежать, но достаточно ли этого для искупления? Да и возможно ли оно вообще?

Она пошла вдоль грядки, нюхая цветы, проверяя качество влажной почвы. У нее была привычка проводить кончиками пальцев по нижней поверхности листьев.

Юйэ последовал за ней. Они шли вдоль узкой полоски карликовых цитрусовых деревьев. Над головой сквозь секции прозрачных панелей были видны лишь отдаленные звезды, но не было видно ни одного солнца.

— Но если они нас так ненавидят, зачем они решили нас воссоздать?

На лице Джессики отразилось горькое изумление.

— У сестер Бене Гессерит есть страшная привычка, Веллингтон: даже если они знают, что жирный червяк насажен на острый крючок, они все равно укусят. Они всегда думают, что смогут избежать ловушки, в которую попадет всякий другой человек.

— Но вы же и сами — сестра Бене Гессерит.

— Нет, уже… или пока еще нет.

Юйэ прикоснулся к своему чистому и гладкому лбу.

— Мы начинаем все заново, Джессика. С чистого листа. Посмотрите на меня. Первый Юйэ нарушил условия регламентов Сук — но я родился без татуировки на лбу. Я совершенно незапятнан.

— Может быть, это означает, что некоторые вещи можно стереть.

— Можно ли? Нас, гхола, воспитывают с единственной целью: стать теми, кем мы были в первой жизни. Но вправе ли мы распоряжаться собой? Или гхола — это всего лишь орудия, жильцы, живущие в барском доме лишь до возвращения законных владельцев? Что, если мы не захотим жить прежней жизнью? Имеют ли Шиана и другие право принуждать нас к этому? Что сказать о нас — таких, какие мы сейчас?

Внезапно солнечные панели над головой засветились ярче, как будто система поглотила волну внешней энергии. Ряды густо посаженных растений в оранжерее стали выглядеть более отчетливо, как будто глаза Юйэ приобрели вдруг большую чувствительность. Над крышей оранжереи были установлены фокусирующие линзы и диафрагмы, меняющие фокусировку лучей и разрешающую способность.

Что-то происходило — что-то, чего Юйэ никогда раньше не испытывал. В воздухе появились какие-то четко видимые линии, это была тонкая, плывущая по воздуху сеть. В узлах сети потрескивали искры, видимо, сеть была насыщена мощной энергией.

— Джессика, что это? Вы это видите?

— Паутина… сеть. — Она затаила дыхание. — Говорят, что ее может видеть только Дункан Айдахо.

У Юйэ екнуло сердце. Охотники!

Раздался вой тревожной сигнализации, а потом в динамиках раздался голос Дункана:

— Приготовиться к активации двигателей Хольцмана!

Каждый раз, когда корабль-невидимка, лишенный управления навигатором Гильдии, нырял в свернутое пространство, все они рисковали жизнями. До сих пор предупреждения Дункана ничем не подкреплялись для стороннего наблюдателя, хотя укротители доказали, что угроза со стороны таинственного Врага была вполне реальной.

Из коридора донесся топот людей, бегущих к аварийным подстанциям. Тонкая паутинка светилась все ярче и ярче, нити же становились толще и прочнее. Наверняка теперь ее могли видеть все. Паутина охватывала и оплетала весь корабль.

Палуба вздрогнула под ногами, появилось чувство дезориентации и скольжения — исполинский корабль свернул пространство. Сквозь купол крыши стало видно, как срываются с места созвездия, превращаясь в нечто однородное, бесцветное и бледное — словно звезды бросили в котел и перемешали.

«Итака» внезапно где-то вынырнула в нормальное пространство, вдали от расставленной Врагом ловушки. В динамиках снова раздался спокойный и уверенный голос Дункана.

— Мы снова в безопасности, по крайней мере в данный момент.

— Почему мы увидели сеть сейчас, хотя никогда раньше ее не видели? — спросила Джессика.

Юйэ потер подбородок, не зная ответа, мысли его были в смятении.

— Возможно, Враг начал пользоваться другой сетью — более мощной. Или они вообще испытывают новый способ нашего выслеживания и пленения.

Когда совет малочисленной Наступательной Миссии Мурбеллы собрался на свое совещание, оно проходило в очень напряженной обстановке. За прошедший год Община отправила в лагеря беженцев семь копий Шианы, чтобы сделать из беженцев неустрашимых бойцов. Эти ложные Шианы должны были найти фанатиков и убедить их сражаться перед лицом неминуемого поражения.

Враг наступал неудержимо, его корабли множились, как головы мифической гидры — на месте одного уничтоженного людьми судна появлялось несколько новых. Омниус готовился к решительной схватке насколько тысяч лет и не оставил ни одну мелочь на волю случая. На карте звездного неба одна за другой исчезали планеты, захваченные и уничтоженные мыслящими машинами.

Мурбелла сидела на неудобном стуле с прямой спинкой, большинство присутствующих предпочло меховые кресла-собаки. Сидевшая рядом с Мурбеллой башар Джейнис Айдахо ждала своей очереди сделать сообщение.

— У меня есть новости.

— Хорошие или дурные? — Мурбелла боялась ответа.

— Судите сами.

Дочь сильно похудела за последнее время и выглядела значительно старше своих лет. Она перенесла испытание пряностью и прошла подготовку сестры Бене Гессерит, а значит, умела замедлять обмен веществ, но не для того, чтобы хорошо выглядеть, а для того, чтобы сохранить силу и гибкость. Этого требовала необходимость постоянно сражаться на поле боя. Но нескончаемый кризис и постоянное напряжение брали свое. Мурбелла заметила шрам на левой щеке дочери и ожог на руке.

Женщина-башар говорила бесстрастно, не выказывая эмоций, но Мурбелла чувствовала, какой ценой дается Джейнис это спокойствие.

— Еще до того, как в солнечной системе Джибраит показались первые боевые корабли Врага, там обнаружились разведчики, на борту которых находились штаммы смертоносного вируса, и зонды с ними были заброшены на населенную планету. Люди были готовы к эвакуации, но когда появились первые признаки эпидемии, Гильдия развернула свои лайнеры и отвела их от планеты. Один из лайнеров был поставлен на карантин. К счастью, болезнь была изолирована в семи находившихся на борту лайнера фрегатах. Экипажи и пассажиры их умерли, но остальные пассажиры лайнера уцелели.

— Что с самой планетой? — спросила Мурбелла.

— Эпидемия стремительно распространилась по всем континентам. Новые штаммы оказались еще более вирулентными, чем все известные ранее. Они были еще опаснее, чем те, которые применялись в легендарные времена Батлерианского Джихада.

Лаэра развернула перед собой лист ридулианской бумаги.

— Население Джибраита составляет триста двадцать восемь миллионов человек.

— Теперь там вообще нет никакого населения, — произнесла Кирия.

Джейнис с силой сцепила пальцы, словно надеясь почерпнуть силу в этом движении.

— Одна из наших подставных Шиан была на Джибраите. Как только Гильдия поставила планету на карантин, она стала собирать толпы и обращаться к ним, хотя в это время на планете уже свирепствовала чума. Все знали, что умрут. Все знали, что наступление мыслящих машин неминуемо. Но она убедила их, что, если люди должны умереть, им подобает умереть как героям.

— Но как они могли сражаться, если корабли Гильдии покинули планету? — скептически спросила Кирия. — Бросаться в машины камнями?

— На Джибраите был космический флот для внутреннего пользования — в его составе были фрегаты, грузовые суда и транспортные корабли, не оснащенные двигателями Хольцмана или полями-невидимками. Когда болезнь начала косить население, люди стали создавать добровольческие вооруженные силы, чтобы противостоять Омниусу. Приходилось работать быстро, болезнь оставила им очень мало времени, — Джейнис сложила губы в натянутую, сухую улыбку, продолжая свой рассказ.

— Наша подставная Шиана носилась по планете как демон. Я точно могу сказать, что в течение пяти дней она не сомкнула глаз, так как видела записи ее непрерывных выступлений в различных городах и на различных предприятиях, она воодушевляла граждан, убеждала их хоть ползком являться на рабочие места, если это будет необходимо. Никто не соблюдал карантин, так как все были уже заражены. Умерших на рабочих местах хоронили в братских могилах или сжигали на кострах. Места погибших занимали живые.

— Люди продолжали работать даже тогда, когда флот машин окружил планету. Потом наша Шиана исчезла. — Джейнис оглядела присутствующих и понизила голос: — Потом из зашифрованного сообщения я узнала, что она заразилась и умерла.

Мурбелла была ошеломлена.

— Умерла?! Как это могло случиться? Любая Преподобная Мать знает, как сопротивляться инфекциям.

— Это требует большой концентрации сил и наличия физических ресурсов, но наша Шиана истощила все свои силы, у нее не было резервов. Если бы она имела возможность отдохнуть хотя бы пару дней, то смогла бы восстановить силы и отразить болезнь. Но она продолжала работать, работать непрерывно и без устали, потратив на это все свои телесные и душевные силы. Прекрасно понимая, что Джибраит обречен, что ее саму убьют машины, если не доконает болезнь, Шиана ни на минуту не прекращала своих усилий.

Старая Аккадия уважительно кивнула.

— Она возбуждала в людях лихорадку фанатизма. Несомненно, она понимала, что, если они увидят ее слабой и умирающей, то у них пропадет всякое желание сопротивляться. Она мудро поступила, скрывшись от посторонних взглядов перед смертью.

Джейнис восхищенно улыбнулась.

— Как только у нее появились первые симптомы болезни, Шиана произнесла свою последнюю речь, сказав своим почитателям, что возносится на небо. Потом она скрылась и умерла в одиночестве, чтобы никто не видел, как ее ослабляет и лишает воли страшная болезнь.

— Прекрасная история подвига для нашего архива. — Аккадия сжала свои сухие губы. — Ее жертва не будет забыта.

— Если останутся люди, которые смогут после нас прочесть эту историю, — буркнула Кирия.

— Что вы можете сказать о последней битве за Джибраит? — спросила Мурбелла. — Защищалось ли население?

— Когда явился Враг, люди дрались с ним как древние берсерки, до последнего человека. Сражались все — женщины и мужчины. Они встретили натиск вражеского флота в космосе. Их корабли вели старики, подростки, матери, мужья и даже преступники, выпущенные из исправительных заведений. Все сражались и гибли героически. Их мужество временами заставляло машин отступать. Не имея, по сути, регулярных вооруженных сил, люди смогли уничтожить более тысячи машинных кораблей.

Голос Мурбеллы стал ледяным, когда она осознала страшную реальность.

— Мой энтузиазм несколько тускнеет при мысли о том, что, потеряв тысячу кораблей, машины находят бесчисленное количество новых, чтобы возместить потери и бросить против нас свежие силы.

— И все же, если и остальные планеты будут сопротивляться так же, как Джибраит, то у рода человеческого есть шанс выжить, — твердо произнесла Джейнис. — Наш вид сохранится.

Дождавшись своей очереди, Кирия выбрала в стопке сообщений другой лист ридулианской бумаги и передвинула проектор на середину стола. Кресло-собака послушно приняло новую форму, следуя движениям Кирии.

— Из этого сообщения становится ясно, почему мы не можем рассчитывать на все планеты. Извне нам угрожает флот машин, но и изнутри нас подтачивает гниль.

Мурбелла нахмурилась.

— Откуда вы это взяли?

— У меня есть источники, — лукаво усмехнувшись, бывшая Досточтимая Матрона включила проектор. — Пока мы грудью встречаем натиск машин, в тылу находятся противники, подрывающие нашу и без того недостаточную мощь.

На экране проектора появилась огромная толпа.

— Это Белос IV, но такое происходит и на других планетах, чему есть документальные свидетельства. Народы многих планет испытывают чувство беспомощности перед лицом наступающего флота машин, и эта беспомощность становится горючим материалом для мятежей, гражданских войн и переворотов. Эта беда перекидывается с планеты на планету, как лесной пожар. Если лидеры не говорят народу то, что он хочет услышать, народ свергает их и ставит нового премьер-министра — только за тем, чтобы немного позднее свергнуть и его.

— Это нам известно. — Мурбелла взглянула на дочь, которая, неестественно выпрямившись, неподвижно стояла у стола. Мурбелле захотелось, чтобы Джейнис успокоилась и села. На экране было показано восстание жителей планеты против правителя, который призывал их сдаться на милость мыслящих машин. — Очевидно, люди не хотели это слушать. Но почему вы считаете это таким существенным?

Кирия ткнула пальцем в изображение.

— Смотрите же!

Когда толпа напала на правителя — мужчину средних лет, — он стал на удивление умело защищаться, проявив способности, которые редко можно встретить у политических деятелей и бюрократов. Мурбелле показалось, что правитель в свое время, видимо, обучался боевым искусствам. Приемы его были необычными и эффективными, но толпа имела подавляющее численное преимущество. Его потащили на балкон правительственного дворца и сбросили на брусчатку. Когда правитель, упав, разбился насмерть, толпа с радостными криками устремилась прочь. Изображение на экране приблизилось. Мертвый правитель стал на глазах бледнеть, черты его лица разительно изменились. Оно превратилось в невыразительную бесформенную маску. Лицедел!

— Мы всегда подозревали, что новые лицеделы — изменники. Они вступили в союз с Досточтимыми Матронами и напали на древних тлейлаксов. Мы обнаруживали их среди мятежных шлюх на Гамму и на Тлейлаксу, а теперь они являют собой еще большую угрозу. Послушайте, что говорит правитель. Он призывает сдаться мыслящим машинам. На кого в действительности работают лицеделы?

Мурбелла сделала сам собой напрашивавшийся вывод и пронзила острым, как кинжал, взглядом присутствовавших на совещании сестер.

— Новые лицеделы — марионетки Омниуса, они проникли во все слои нашего общества, буквально инфильтрировали его. Они намного превосходят своими свойствами старых лицеделов, они могут противостоять любым приемам, на которые способны сестры Бене Гессерит. Мы всегда удивлялись тому, что это удалось сделать тлейлаксам-отступникам, несмотря на то, что их знания были куда хуже, чем знания старых мастеров. Нам это всегда казалось невозможным.

— Это стало возможным, потому что мыслящие машины участвовали в их создании, а потом передали секрет отступникам, возвращавшимся из Рассеяния, — сухо сказала Лаэра.

— Это первая волна разведчиков и агентов, — согласно кивнула Кирия. — Но как далеко они распространились? Нет ли и среди нас лицеделов, не распознанных Вещающими Истину?

Аккадия поморщилась.

— Страшная мысль, если учесть, что мы не способны выявлять лицеделов. Насколько я могу судить, их мимикрия совершенна.

— В мире нет ничего совершенного, — возразила Мурбелла. — Даже мыслящие машины могут ошибаться.

— О, мы можем легко выявить лицеделов. Стоит их убить, как они тотчас возвращаются в свое недифференцированное состояние, — без тени юмора сказала Кирия.

— Так ты просто предлагаешь убить всех?

— Во всяком случае, мыслящие машины намереваются сделать именно это.

Мурбелла беспокойно встала. Она, конечно, может оставаться на Капитуле вместе с другими встревоженными сестрами, получать донесения и рапорты в течение следующего года, слушать итоговые доклады, следить по карте за перемещением наступающих мыслящих машин и делать вид, что все это не более, чем штабная военная игра. Тем временем иксианские инженеры пытаются создать эквивалент облитератора, а на верфях Гильдии кипит работа — там строят тысячи кораблей, оснащенных математическими навигационными компиляторами.

Но кризис зашел слишком далеко, выйдя за рамки внутриполитических решений и игры сил. Мурбелла решила лично посетить зону боевых действий на окраинах населенного мира, но не как Командующая Мать, а как зоркий наблюдатель. Здесь, на Капитуле, она оставит вместо себя совет Преподобных Матерей, они будут решать административные вопросы, заниматься определением квот пряности для Гильдии, чтобы обеспечить ее сотрудничество.

Когда Мурбелла объявила о своем намерении, Лаэра стала горячо возражать:

— Командующая Мать, это невозможно. Вы нужны здесь, у нас так много неотложных дел!

— Я теперь представляю нечто неизмеримо большее, чем Новую Общину Сестер. Так как никто не хочет ступать на эту стезю, я теперь вынуждена взять на себя ответственность за судьбу всей человеческой расы. — Мурбелла тяжело вздохнула. — Должен же кто-нибудь это сделать.

В своей первой жизни Лето II и Суфир Хават не были знакомы. В их глазах это не было недостатком, скорее даже это обстоятельство было преимуществом, так как давало возможность дружить без оглядки на все ожидания и предуготовленные роли.

Девятилетний Лето торопливо шел впереди подлинному коридору.

— Иди за мной, Суфир. Здесь за нами никто не следит. Я покажу тебе одно потайное местечко.

— Еще одно? Ты что, все время обследуешь корабль, вместо того чтобы учиться?

— Если ты собираешься стать заместителем начальника службы безопасности, то должен знать об «Итаке» все. Может быть, именно здесь ты сумеешь найти вредителя. — Лето круто свернул вправо и нырнул в маленький аварийный лифт, остановил его на полутемной нижней палубе, где все казалось большим, чем на самом деле, из-за темноты. Затем он провел Суфира к опечатанному запертому люку, облепленному предупреждениями и запрещающими надписями на полудюжине языков. Невзирая на замки, Лето практически сразу отпер люк.

Суфир был озадачен, даже, пожалуй, оскорблен.

— Как ты смог так легко вскрыть замки?

— Корабль старый, системы его постоянно ломаются. Никто даже не знает, что некоторые из них давно вышли из строя, — с этими словами он нырнул в низкий переход.

Туннель оказался трубой воздушной вентиляции, мальчиков оглушил свист ветра. Ближе к концу свист превратился в рев, а ветер стал очень сильным. Суфир шумно втянул носом воздух.

— Куда он ведет?

— В систему фильтрации воздуха. — Переход был гладким и извитым, как ходы червя древоточца. Лето содрогнулся, подумав о том времени, когда он покрыл свое тело песчаными форелями, соединился с ними и стал богом-императором Дюны, Тираном…

Мальчики добрались до очистной системы, где огромные вентиляторы прогоняли воздух сквозь большие листы ворсинчатых фильтров, задерживавших твердые частицы и очищавших атмосферу «Итаки». Ветер шевелил волосы на головах мальчиков. Фильтры закрывали дальнейший проход. Это были легкие корабля, пополнявшие содержание кислорода в воздухе, которым дышали пассажиры.

Недавно Суфир начал подкрашивать губы красным, как клюква, соком. Прислушиваясь к реву ветра в чреве судна, Лето спросил:

— Зачем ты красишь губы?

Почти неосознанно четырнадцатилетний юноша отер губы.

— Исходный Суфир Хават пил сок Сафо, от которого на губах оставались красные пятна. Башар хочет, чтобы я вжился в роль. Он говорит, что готовится пробудить мою память. — Кажется, Суфир не слишком сильно радовался этой перспективе. — Шиана говорила, что может заставить меня все вспомнить с помощью какой-то особой техники. Она безотказно запускает память гхола.

— Неужели тебя не радует такая перспектива? Суфир Хават был великим человеком.

Но гхола Суфира остался задумчивым и печальным.

— Не в этом дело, Лето. На самом деле я не хочу пробуждать мою память, но башар и Шиана настаивают на этом.

— Но именно для этого ты и был создан. — Лето, казалось, был сбит с толку. — Почему ты не хочешь восстановить свою прежнюю жизнь? Мастеру убийств не пристало бояться испытаний.

— Я не боюсь. Я просто хочу формироваться как личность сам, я не хочу получить ее готовой. Я не чувствую, что заслужил ее.

— Поверь мне, они заставят тебя ее заслужить, когда ты станешь настоящим Суфиром Хаватом.

— Я и есть настоящий Суфир Хават! Или ты тоже в этом сомневаешься?

Думая о неутомимом черве, снедавшем его изнутри, зная обо всех преступлениях, которые он скоро вспомнит, Лето хорошо понял своего друга.

Наконец свершилось! Вафф был готов выпустить на волю своих маленьких червей, и Баззелл был для этого самым подходящим местом. На этой океанической планете было полно воды — идеальная природная лабораторная чашка. Кроме того, Баззелл значился одним из пунктов остановки лайнера Эдрика.

На гигантском судне к Баззеллу следовали торговцы камнями су. Довольно давно, после того, как Баззелл был захвачен Досточтимыми Матронами, эти шлюхи убили изгнанных Преподобных Матерей и взяли в свои руки торговлю камнями су. С тех пор камни стали большой редкостью на рынке, и цены на них взлетели до небес. Теперь, когда Новая Община Сестер прибрала Баззелл к рукам, добыча камней снова увеличилась. Ведьмы упорядочили добычу, ликвидировали контрабанду и держали цены на камни хотя и высокими, но, во всяком случае, стабильными. Сопровождаемые наемными охранниками купцы КООАМ начали продавать большие количества камней су, спеша получить доход до того, как цены вследствие неизбежных рыночных колебаний снова пойдут вниз.

Но, несмотря на всю свою привлекательность и красоту, камни су не были предметом первой необходимости. Напротив, меланжа была жизненно важна — и навигаторы превосходно понимали это, мало того, чувствовали на собственном горьком опыте. Вафф знал, что его опыты со временем создадут куда большее богатство, нежели все эти подводные безделушки вместе взятые. Очень скоро, если его требования будут удовлетворены, Баззелл станет источником чего-то куда более интересного, чем какие-то там побрякушки…

Лайнер вынырнул из свернутого пространства над темно-синей, как сапфир, текучей океанической планетой. Мелкие острова, как точки, пятнали безбрежные воды океана. Океаны Баззелла были глубоки и богаты флорой и фауной. В этой огромной купели генетически измененным червям будет хорошо, если, конечно, они переживут первое крещение водой.

Мастер Тлейлаксу мерил нетерпеливыми шагами металлический пол своей лаборатории. Скоро Эдрик сообщит ему, что торговые и грузовые суда покинули отсеки лайнера и начали спуск на острова. Как только они исчезнут из виду, Вафф приступит к работе. Ему не нужны лишние свидетели.

В лаборатории пахло солью, йодом и корицей. Эти запахи вытеснили химическую лабораторную вонь. Прозрачные емкости были заполнены темно-зеленой водой, в которой кишели водоросли и планктон. Когда он выпустит своих водяных червей в настоящий океан, им придется самим добывать себе пропитание, но Вафф был уверен, что животные адаптируются. Бог не допустит их гибели.

Змееподобные тени плавали в темной воде, напоминая кольчатых угрей. Кольца отливали зеленоватой синевой, а в промежутках между ними виднелись розовые перепонки, аналоги жабр, позволяющих животным поглощать кислород из воды. У водяных червей были круглые, как у миног, рты. У морских червей не было глаз, но они могли ориентироваться по распространяющейся в воде вибрации, так же, как ракисские песчаные черви ориентировались по сотрясению дюн. Исследовав тщательно картированные модели хромосом песчаных форелей, Вафф понял, что у новых червей такой же метаболизм, как и у исходных форм — у песчаных червей.

Следовательно, они будут продуцировать пряность. Правда, Вафф не знал, что это будет за пряность и как ее будут добывать. Он отступил от аквариума на шаг и сцепил свои сероватые пальцы. В конце концов, это уже не его дело и не его головная боль. Он сделал то, что требовал Эдрик. Даже если он и не получит еще одну жизнь, не получит своего гхола, он тем не менее уже заслужил место рядом с Богом, на самом верхнем уровне Неба.

В подходящих условиях песчаные форели размножались с поразительной быстротой. Из них Вафф получил почти сотню морских червей, большую часть которых он выпустит в Баззеллский океан. Выжить в новых, незнакомых условиях — немалый вызов для нового вида, и Вафф ожидал, что многие из животных погибнут, быть может, даже большая их часть, но мастер был также убежден, что некоторые выживут и завоюют плацдарм в новой среде обитания.

Вафф встал на цыпочки и прижался лицом к прозрачной стенке аквариума.

— Если ты здесь, Пророк, то слушай меня. Скоро я подарю тебе новое царство.

В лабораторию без стука вошли пять ассистентов Гильдии. Вафф резко обернулся, и морские черви уловили это движение. С глухим стуком они бросились на прочную стенку. Пораженный Вафф снова обернулся к вошедшим.

— Пассажиры высадились на Баззелл, — сказал один из одетых в серое ассистентов. — Навигатор Эдрик приказал нам сопровождать вас туда, куда вы укажете.

У всех пятерых были странно изуродованные головы, черты лица изумляли сильной асимметричностью. Любой мастер Тлейлаксу мог устранить эти генетические изъяны, и потомство этих людей стало бы более привлекательным, но это было бесцельно, а косметическая медицина интересовала Ваффа меньше всего. Ассистенты принялись запечатывать аквариумы, а Вафф строго предупредил их:

— Соблюдать чрезвычайную осторожность. Эти твари стоят дороже вашей жизни.

Молчаливые ассистенты укрепили рукоятки на аквариумах и понесли их по коридорам лайнера. Зная, что в его распоряжении очень немного времени — через четыре часа пассажиры и торговцы вернутся, — Вафф сильно торопил носильщиков.

В Гильдии произошел раскол между навигаторами и администрацией Гильдии, поэтому могут найтись люди, которым не понравится новый способ продукции пряности. Иксианцы, Новая Община Сестер, даже фракция бюрократов Гильдии — все вместе или по отдельности — могут попытаться убить его. Почему именно эти пятеро ассистентов были выделены для того, чтобы помогать ему? Если бы он выразил малейшее недовольство таким выбором, то Эдрик не колеблясь приказал бы убить всех пятерых, просто для того, чтобы никто не мешал тлейлаксу работать. Когда группа подошла к небольшому транспортному судну, у Ваффа созрело решение. Он знал, что должен сделать. Он избавится от этих людей, как от ненужных свидетелей, но сделает это потом, когда все будет готово.

Аквариумы с особями нового вида погрузили на транспортное судно. Обычно Вафф не покидал безопасные помещения лайнера, но в данном случае сделал исключение и настоял на том, чтобы сопровождать груз до самой воды. Он хотел лично удостовериться в том, что черви будут выпущены в океан правильно. Он не доверял компетентности и добросовестности этих пяти сотрудников Гильдии.

Потом его подозрения стали еще сильнее. Что может помешать этим людям улететь на корабле, открыть — или даже продать — морских червей противоборствующей фракции? Действительно ли эти люди верны Эдрику? Ваффу всюду чудилась опасность.

Когда транспортное судно вылетело из грузового отсека, Вафф пожалел о том, что не запросил охрану или по меньшей мере оружия для себя лично. Кому здесь вообще можно доверять?

Сотрудники Гильдии переговаривались с помощью особого устройства, имплантированного в их шеи. Им не надо было произносить слова вслух, они обменивались электрическими сигналами головного мозга. Вафф знал, что они способны к членораздельной человеческой речи, но почему они предпочитают скрытничать? Может быть, они замышляют против него что-то недоброе. Вафф посмотрел на огромное брюхо лайнера над головой, и ему страстно захотелось, чтобы все это поскорее кончилось.

Транспорт погрузился в облачную атмосферу, преодолевая завихрения воздушных потоков. От болтанки Ваффу стало нехорошо. Наконец плотные слои влажной атмосферы были пройдены и они увидели раскинувшийся внизу безбрежный океан. По карте на дисплее рубки Вафф принялся искать умеренный пояс, где опытную партию червей можно было бы высадить в воды, богатые планктоном и рыбой. Это даст тварям наилучший шанс выживания.

Он указал на цепь островов неподалеку от главной базы Новой Общины Сестер, где они добывали камни су.

— Вот здесь. Тут достаточно безопасно и близко. Поэтому мы сможем наблюдать за червями. — Он улыбнулся, представив себе, какую панику вызовет появление червей у первых свидетелей. — Пойдут очень интересные разговоры и слухи.

Люди Гильдии, занятые делом, рассеянно кивнули. Теперь транспорт летел низко над водой, огибая буруны. Нижний люк судна открылся, и Вафф принялся наблюдать, как ассистенты будут опорожнять аквариумы. Мастер уловил крепкий запах соли, вонь плавающих на поверхности воды водорослей, кожей ощутил свежий ветер, чреватый скорым шквалом.

С помощью ручек два молчаливых ассистента поднесли первый аквариум к отверстию люка, сняли с емкости плазовую крышку и вылили воду вместе с червями в волны океана, выпустив животных на ожидавшую их волю.

Черви вырвались на свободу как свихнувшиеся змеи. Очутившись в воде, они тотчас поплыли прочь. Вафф видел, как извивались в воде их кольчатые тела. Потом животные нырнули и исчезли из виду. Казалось, они радовались обретенной свободе, где их движение не будет ограничено прочным плазом.

Быстрым жестом он приказал своим помощникам выпустить червей из остальных аквариумов. Один такой аквариум Вафф оставил в каюте, на случай, если придется создавать новых червей.

Стоя возле открытого люка, он вдруг задрожал, осознав вдруг свою уязвимость. Теперь, когда он выпустил червей, нужны ли будут Эдрику его услуги? Тлейлакс испугался, что ассистенты выбросят его за борт, и он окажется в воде, в сотнях километров от ближайшего клочка суши. Он опасливо попятился вглубь помещения и ухватился за металлическую стойку.

Но люди Гильдии не испытывали ни малейшего желания напасть на него. Они добросовестно, как он велел, выполнили свою работу, подчиняясь указаниям навигатора. Вафф боялся их только потому, что сам хотел их убить. Естественно, он подозревал, что они замышляют то же самое против него.

Вафф очень надеялся, что черви приживутся на Баззелле. Окружающая среда была благоприятна для их роста и размножения. Черви пометят свою территорию, а когда подрастут, то станут истинными левиафанами глубин. Очень подходящая форма жизни для Пророка.

Люк транспортного судна с шипением встал на место, и пилот повел машину назад, к лайнеру. Вафф и его команда вернутся на лайнер гораздо раньше торговцев камнями су. Свидетелей не будет.

Через плаз фонаря кабины мастер Тлейлаксу посмотрел на удалявшиеся волны. Он не видел морских червей, но знал, что они сейчас плывут где-то под водой.

Он облегченно вздохнул, уверенный теперь, что Пророк вернется к людям.

На корабле-невидимке время текло в своем особом темпе, своими циклами. Все люди на борту спали, если не считать несущих вахту наблюдателей и ремонтных рабочих. На тускло освещенных палубах было тихо. В затемненном помещении, где стояли аксолотлевые чаны, взад и вперед расхаживал раввин, бормотавший свои талмудические молитвы.

Глядя на монитор следящего устройства, Шиана внимательно наблюдала за действиями старика, готовая в любой момент предотвратить новую диверсию. Когда саботажник убивал трех детей гхола и аксолотлевый чан, он смог выключить камеру наблюдения, но башар Тег сделал все, чтобы такое впредь не могло повториться. Теперь все было под контролем. Как бывший доктор школы Сук, раввин имел доступ в медицинский центр; он часто проводил время с чаном, который навсегда остался для него женщиной по имени Ребекка.

Несмотря на то что старик ответил на все вопросы Вешающей Истину, Шиана не доверяла ему. Вопреки всем ее усилиям, диверсант и вредитель продолжал безнаказанно оставаться на борту. Недавнее появление светящейся сети возвестило о приближении Врага, напомнило пассажирам о реальной угрозе. Теперь сеть видели все. Опасность отнюдь не миновала.

На подставках стояло три относительно новых аксолотлевых чана, это были добровольцы, которые, как и рассчитывала Шиана, отозвались на ее просьбу. Эти три чана продуцировали жидкую меланжу, которая медленно капала в специальные флаконы, но уже были начаты приготовления к имплантации в одну из маток новых клеток из пробирки Скиталя. Из нового эмбриона вырастет еще одна значимая фигура прошлого. Никакие диверсанты не заставят ее отказаться от величественного проекта.

Раввин стоял перед новыми чанами, все его напряженное тело буквально источало омерзение и отвращение.

— Я ненавижу вас, неестественные, безбожные, — бормотал он, обращаясь к бесформенным телам.

Внимательно понаблюдав за поведением старика, Шиана встала и направилась в медицинский центр. Оказавшись на месте, она неслышно подошла к раввину.

— Разве честно ненавидеть беззащитных и беспомощных, рабби? Эти женщины ничего не чувствуют, ничего не воспринимают, они перестали быть людьми. За что же вы презираете их?

Он резко обернулся, свет отразился от стекол его очков.

— Перестаньте шпионить за мной. Я хочу побыть один, чтобы помолиться за душу Ребекки. — Ребекка была когда-то его любимицей, стремившейся противопоставить свой интеллект интеллекту раввина; старик так и не простил ее за решение добровольно стать чаном.

— Даже за вами приходится наблюдать, рабби.

Гнев окрасил румянцем его высохшую кожу.

— Вы и ваши ведьмы могли бы прислушаться к предостережениям и прекратить ваши гротескные эксперименты. О, если бы Досточтимые Матроны убили Скиталя, когда уничтожали все планеты тлейлаксов, то было бы утрачено все это ненавистное знание о чанах и гхола.

— Досточтимые Матроны охотились и за вашим народом, рабби. У вас и тлейлаксов один общий враг.

— Но это совсем не одно и то же. Нас несправедливо преследовали всегда, но тлейлаксы получили то, чего они, без сомнения, заслуживали. Их собственные лицеделы, насколько я знаю, ополчились против них. — Он отошел от горы плоти, отвернувшись от едкого химического запаха, исходившего от чанов. — Я с трудом могу вспомнить, как выглядела Ребекка до того, как стала этой вещью.

Шиана покопалась в Другой Памяти и попросила помощи у голосов предшественниц. На этот раз помощь пришла, и она нашла то, чего искала, словно перелистав древние архивные записи. Та женщина выглядела очень изящно, в своем коричневом платье и с заплетенными в косу волосами. Она носила контактные линзы, чтобы скрыть синеву белков, выдающую пристрастие к пряности…

С горьким выражением лица раввин положил ладонь на вздутый живот Ребекки. По щекам старика катились слезы. Он пробормотал ту же фразу, какую произносил всегда, приходя к ней. Она стала его литанией.

— Вот что вы, ведьмы, сделали с ней, во что вы ее превратили — в чудовище.

— Она не чудовище и даже не мученица. — Шиана нетерпеливо хлопнула себя по лбу. — Мысли и память Ребекки здесь и в голове многих других сестер. Она разделила их с нами. Ребекка сделала то, что было необходимо, и так поступаем все мы.

— Делая других гхола? Это когда-нибудь кончится?

— Вы переживаете из-за камешка в ботинке, а мы хотим избежать камнепада. Рано или поздно наступит момент, когда мы не сможем больше ускользать от Врага. Нам нужны гениальность и особые дарования этих гхола, в особенности тех, кто сможет стать новым Квисац-Хадерахом. Но с генетическим материалом надо обращаться осторожно, его надо питать и развивать в определенном порядке, без спешки, в нужном темпе. — Она подошла к новому чану, молодой женщине, которая не успела еще превратиться в неузнаваемую гору плоти.

Когда она подошла к чану, ей в голову вдруг снова пришла неотвязная тревожная мысль, от которой она не могла избавиться, несмотря на все старания. Рассуждения казались ей самой абсурдными, но продолжали упрямо лезть в голову. «Что если мои способности равны таковым Квисац-Хадераха? Я уже обладаю естественной способностью укрощать песчаных червей. Я носитель генов Атрейдесов, я располагаю всем знанием Общины Сестер. Надо ли мне дерзнуть?»

В ее мозгу зазвучали голоса; они смешивались, заглушая друг друга. Древняя Преподобная Мать Гайус Элен Мохиам повторила то, что она однажды сказала юному Паулю Атрейдесу: Да, есть потаенные места, куда не может заглянуть даже Вещающая Истину. Мы пугаемся этого места, оно наводит на нас ужас. Сказано, что однажды явится человек, обладающий даром ясного внутреннего взора. Он заглянет туда, куда не в состоянии заглянуть мы — в прошлое мужчин и женщин… явится человек, способный одновременно быть во многих местах… Голос старухи затих, не дав Шиане совета.

Издевательская усмешка раввина отвлекла Шиану от ее мыслей.

— И вы верите, что старый тлейлакс вам поможет, несмотря на то, что каждому ясно, что он преследует свои и только свои цели, стараясь что-то сделать до своей смерти? Скиталь прятал эти клетки много лет. В скольких из них содержатся опасные тайны? Вы уже обнаружили клетки лицеделов в его пробах. В скольких из этих мерзких гхола заключены ловушки, поставленные тлейлаксами?

Она бесстрастно посмотрела на него, понимая, что никакими аргументами не сможет переубедить его. Раввин зло прищурился и вышел из медицинского центра.

Дункан встретил Шиану в пустом коридоре, погруженном в темноту искусственной ночи. Системы очистки воздуха поддерживали на корабле приятную прохладу, но Дункана, когда он увидел Шиану одну, обдало жаром.

Глаза Шианы смотрели на него как жерла смертоносных орудий. Дункан ощутил, как по телу побежали мурашки, и проклял свое тело за то, что оно так легко поддается искушению. Даже теперь, три года спустя после того, как Шиана разорвала цепь, которой Дункан был прикован к Мурбелле, их тянуло друг к другу, это были настоящие припадки сексуального влечения, такого же неуемного, какое некогда связывало его с Мурбеллой.

Дункан предпочитал поэтому встречаться с Шианой только в присутствии посторонних, чтобы оградить себя от неминуемого падения с высокой скалы в пучину необузданных влечений. Он не любил, когда ситуация выходила из-под контроля. Такое и так в его жизни случалось слишком часто.

Они с Шианой сдались чувству, как два испуганных человека, оказавшихся вдруг в зоне выжженной земли. Она обожгла его, чтобы вылечить, и похитила у Мурбеллы, но он продолжал чувствовать себя убитым и покалеченным.

Сейчас, видя мерцающий взгляд Шианы, Дункан подумал, что и она испытывает такое же чувство головокружения и дезориентации. Она заговорила, стараясь казаться спокойной и рассудительной:

— Будет лучше, если мы мирно разойдемся. У нас обоих слишком много забот, слишком много риска. Отказала еще одна система регенерации. Диверсант…

— Ты права, мы не должны этого делать, — он говорил хрипло, они уже ступили на тропу, с которой не могли свернуть. Дункан поколебался и сделал шаг вперед. От металлических стен коридора отражался тусклый ночной свет.

— Мы не должны этого делать, — повторил он.

Желание окатывало их горячими волнами. Будучи ментатом, он был способен наблюдать, оценивать и делать выводы, и он понимал, что то, чем они сейчас заняты, есть утверждение их человечности. Стоит им соприкоснуться кончиками пальцев, губами, кожей — и они погибли…

И вот они лежат на простынях в каюте Шианы. В воздухе плавает запах мускуса. Удовлетворенный Дункан ерошит пальцами свои густые волосы. Он смущен и разочарован в себе.

— Ты лишила меня возможности управлять собой.

В приглушенном свете Шиана приподнялась на локте и изумленно взглянула на Дункана, дохнув теплом ему в ухо.

— Вот как? Разве то же самое не делала Мурбелла? — Дункан ничего не ответил и отвернулся. Шиана усмехнулась — Ты чувствуешь свою вину! Ты думаешь, что предаешь ее. Но признайся, скольких женщин на Капитуле ты обучил искусству импринтинга?

Он очень неожиданно и оригинально ответил на этот вопрос:

— Мы с Мурбеллой оба попали в ловушку, ни одна составляющая наших отношений не была добровольной, мы были двумя людьми, содержащимися в стойле. В нашей связи не было ни любви, ни нежности. Для Мурбеллы — как и для любой ведьмы — наш секс был просто «делом». Но я все еще испытываю по отношению к ней настоящие чувства, будь оно проклято! И дело здесь не в том, что я должен и чего я не должен. Но ты — ты очистила мое тело от яда. Испытание пряностью сделало то же самое с Мурбеллой, разорвав ее связь со мной. — Он протянул руку и обхватил ладонью подбородок Шианы. — Это не должно случиться еще раз.

Теперь она была удивлена еще больше.

— Я согласна, что этого не должно быть… но это будет.

— Ты — заряженное ружье, законченная ведьма Бене Гессерит. Каждый раз, когда мы занимаемся сексом, ты можешь забеременеть. Разве не этого потребовала бы от тебя Община Сестер? Ты можешь иметь ребенка по своему усмотрению.

— Верно, но пока его не будет. Мы далеко от Капитула, и здесь я сама принимаю решения, — с этими словами Шиана притянула к себе Дункана.

Шиана стояла в верхней наблюдательной галерее, на том самом месте, где когда-то она и Гарими обсуждали перспективы их путешествия. Километровый отсек был так велик, что создавал иллюзию свободы, но, конечно, это пространство было слишком мало для выводка червей. Семь червей росли, но очень медленно, словно ожидая обещанной земли. Они ждали долго, может быть, слишком долго.

Более двадцати лет назад Шиана принесла на борт корабля-невидимки маленьких червей, похищенных в поясе пустыни Капитула. Она всегда хотела перенести их на другую планету, подальше от Досточтимых Матрон, поселить в месте, безопасном от Врага. Много лет черви зигзагами ползали по наполненному песком отсеку, такие же потерянные, как и все прочие пассажиры «Итаки»…

Интересно, думала Шиана, найдем ли мы когда-нибудь планету, на которой можно будет остановиться, на которой Шиана сможет основать новый, ортодоксальный Капитул, а не ублюдочную организацию, от которой за милю отдавало духом Досточтимых Матрон. Если их корабль так и будет продолжать свой вечный полет, то они никогда не найдут совершенный мир, подходящий для червей, для Гарими и ее консервативных последовательниц, для раввина и его евреев.

Она вспомнила, как накануне вечером искала совета в Другой Памяти. Какое-то время она не могла получить никакого ответа. Только позднее, когда Шиана уже погружалась в сон, в мозгу зазвучал голос Серены Батлер, древней предводительницы Джихада. Давно умершая Серена рассказывала о том, что тоже была растеряна и подавлена бесконечной войной, вынужденная вести за собой массы людей, несмотря на то, что и сама не знала, куда идти.

— Но ты нашла свой путь, Серена. Ты совершила то, что должна была совершить. Ты сделала то, что было нужно человечеству.

Ты тоже найдешь свой путь, Шиана.

Сейчас, наблюдая, как песчаные черви далеко внизу бороздят песок, Шиана необъяснимым образом ощущала их чувства, а они, в свою очередь, — ее. Не мечтают ли они о бескрайнем просторе дюн, где они смогут очертить каждый свою территорию? Доминирующим, без сомнения, был самый крупный червь длиной около сорока метров и с такой огромной пастью, что мог бы проглотить за раз трех человек. Шиана мысленно окрестила его Монархом.

Сейчас черви устремили на нее свои безглазые морды и оскалили сверкающие хрустальные зубы. Потом более мелкие особи зарылись в песок, оставив на поверхности одного только Монарха, который, казалось, звал Шиану. Она же во все глаза смотрела на него, стараясь понять, чего он от нее хочет. Связь их жгла женщину изнутри, звала ее. Но куда?

Шиана спустилась в грузовой отсек и ступила на песок. Оказавшись среди дюн, она сразу же бесстрашно направилась к червю. Она сотни раз смотрела в лица этих чудовищ, и ей нечего было бояться и этого червя.

Монарх поднялся над ней во весь свой исполинский рост. Подбоченившись, Шиана подняла голову и замерла в ожидании. Когда-то в жаркие времена на Ракисе она научилась танцевать на спинах червей, управлять этими монстрами, но она всегда знала, что способна на большее. И эти способности проявятся, когда она будет готова.

Казалось, червь играет на ее потребности в понимании. Сейчас она снова стала девочкой, умевшей общаться со страшными зверями, умевшей управлять ими и понимать их. И вот теперь для того, чтобы понять и почувствовать свое будущее, она должна сделать этот следующий шаг. Буквально и метафорически. Именно этого хотел Монарх. Опасное и устрашающе чудовище изрыгало жар и острый запах чистой меланжи.

— Итак, что мы будем делать, ты и я? Кто ты — действительно Шайтан или самозванец?

Беспокойно извивавшийся червь, казалось, понимал все, что было у нее на уме. Вместо того чтобы подставить Шиане свою спину, чтобы она смогла взобраться на нее по жестким кольцам, он приблизил к ней свою круглую открытую пасть. Каждый отливавший молочной белизной зуб в громадной, как пещера, пасти, был пригоден для изготовления кинжала криса. Шиана не дрогнула.

Песчаный червь смирно положил голову на песок — прямо перед Шианой. Он предлагает ей повторить путешествие Ионы во чрево кита? Шиана боролась со страхом, но знала, что делать, — это будет не шарлатанский фокус — ибо в этот миг на нее никто не смотрел, нет, это надо ей самой, чтобы обрести наконец понимание.

Монарх, раскрыв пасть, лежал и ждал. Сам червь стал открытой дверью в неведомое, соблазняя Шиану, как опасный любовник. Шиана шагнула через частокол зубов и оказалась в глотке червя. У нее закружилась голова, в спертой атмосфере она едва не задыхалась, испытывая сильную тошноту. Червь не двигался. Собрав всю свою волю, Шиана двинулась дальше, словно предлагая себя в жертву, но чувствуя, что она не будет принята. Червь хотел от нее не жертвы.

Не оглядываясь назад, она поползла в просвет глотки, в сухое темное тепло. Монарх не двигался. Шиана продолжала свой путь, чувствуя, как замедлилось ее дыхание. Продвигаясь все глубже и глубже, она вдруг поняла, что проползла уже половину длины червя. В отсутствие трения, порождавшего тепло во время бесконечных странствий червей по бескрайним пустыням, глотка Монарха не была раскаленным тиглем. Глаза ее привыкли к окружающей обстановке, и Шиана поняла, что здесь не царит полный мрак. Она поняла, что таинственный тусклый и призрачный свет она ощущает не традиционным органом зрения, а какими-то иными, неизвестными ей органами чувств. Она различала грубую шероховатую поверхность, запах непереваренных предшественников меланжи между тем стал очень сильным и концентрированным.

Потом она попала в мясистую камеру, вероятно, в желудок Монарха. Здесь не оказалось едкой, все переваривающей кислоты. За счет чего же тогда живут плененные песчаные черви? Запах пряности стал невыносимо сильным, такого Шиана никогда не испытывала, на ее месте обычный человек давно бы задохнулся.

«Но я не обычный человек».

Шиана улеглась в желудке, впитывая тепло, впуская в каждую пору концентрированную меланжу, чувствуя, как сознание Монарха сливается с ее собственным. Она делала глубокие вдохи, испытывая космическое чувство бесконечного покоя. Она чувствовала себя как в утробе Великой Матери Вселенной.

Червь, не думая освобождаться от гостьи в своем чреве, внезапно двинулся вперед по искусственной пустыне. Это было поистине странное путешествие. Шиана как будто всеми фибрами души сплелась с нервной системой червя. Она могла видеть сквозь безглазого червя, наблюдать движения других чудовищ, пробуравливающих песок. В этом совместном перемещении черви оставляли за собой жилы пряности на дне грузового отсека.

«Это подготовка».

Шиана потеряла представление о времени и в который уже раз подумала о Лето II, частицы сознания которого таились и в этом черве, и в других, населявших отсек. Не попала ли она в паранормальную реальность, в иное измерение, в иное царство? Не супруга ли она бога-императора? Не является ли она женской ипостасью божества? Или это что-то совершенно иное, некая данность, которую она пока не в силах даже вообразить?

Все черви — носители тайн, и Шиана понимала, что в этом отношении дети гхола очень похожи на червей. В каждом из них больше сокровищ, чем в клетках, насыщенных меланжей, — их прошлая жизнь и память о ней.

Пауль и Чани, Джессика, Юйэ, Лето II. Даже Суфир Хават, Стилгар, Лиет-Кинес… и вот теперь еще малютка Алия. У каждого из них важнейшая роль, каковую им предстоит сыграть, но это только в том случае, если они вспомнят, кем они были.

Она видела каждый образ, и он не был плодом ее воображения. Песчаные черви знали, что прячется в этих утраченных личностях. Необходимость действовать жгла ее изнутри, как пустынный шторм. Время, как и их шансы уцелеть, стремительно уходило. Она видела последовательную цепь будущих возможных гхола, все они были оружием, но пока было неясно, что именно может сделать каждый из них.

Она не может ждать, когда Враг придет сам. Она должна действовать, и действовать без промедления.

Червь вынырнул на поверхность и, скользнув по песку, резко остановился. Шиана в желудке от толчка потеряла равновесие. Потом, нежно сжимая стенки пищевода, червь аккуратно вытолкнул Шиану в глотку. Она выползла из пасти и рухнула на песок.

Пыль и песок прилипли к ее покрытой влажной пленкой пота коже. Монарх потеребил ее, словно птица, побуждающая птенца к полету. Захваченная своими видениями, Шиана, потерявшая ориентацию, с трудом поднялась на колени и встала на сухом песке. Перед ее мысленным взором витали лица детей гхола, растворяясь в ярком свете. Она пробудилась!

Шиана жадно хватала ртом воздух, тело и одежда пропитались духом пряности. Червь пробуравил мелкий песок, нырнул и исчез из виду.

Источая едкий запах меланжи, шатаясь от пережитого потрясения, Шиана с трудом направилась к выходу из грузового отсека, спотыкаясь и падая на каждом шагу. Надо срочно идти к детям гхола… Червь подал ей важный знак, что-то, напоминающее бессловесную форму Другой Памяти просочилось в ее сознание. Сейчас она очень точно чувствовала, что должна сделать.

Оттерев кожу и приняв душ, чтобы избавиться от меланжевой вони — такой сильной, что даже помогавшие Шиане сестры зажимали носы, — она проспала два дня, видя тревожные сны.

Пробудившись и придя в себя, Шиана явилась в рубку, где нашла Дункана Айдахо и Майлса Тега, которым и объявила свою волю.

— Все гхола уже достаточно зрелые. Даже Лето II находится в том возрасте, в котором я восстановила память башара. — С каждым словом Шиана выдыхала сильный запах пряности. — Настало время пробудить их всех.

Дункан повернулся к Шиане от наблюдательного окна, возле которого он стоял.

— Запуск памяти — очень серьезное дело, это не рутина и не излечение от преходящей амнезии. Нельзя же просто издать распоряжение и потребовать, чтобы оно было выполнено.

— Дети гхола уже узнали, чего мы потребуем от них, — возразила Шиана. — Без их прошлой памяти, без их гения они не представляют никакой ценности, ничем не отличаясь от прочих детей.

Башар медленно наклонил голову.

— Восстановление памяти гхола об их прошлой жизни — это уничтожение и воссоздание их душ. Есть несколько проверенных способов сделать это — некоторые более мучительны, некоторые менее, но ни один из них не является легким. Нельзя пробуждать всех детей сразу. Такое критическое событие должно быть индивидуализированным. Это же ужасный, потрясающий сознание кризис. — Тег скривился, вспомнив пережитую им самим боль. — Вы думаете, что применили в отношении меня гуманный способ пробуждения, Шиана… хотя мне было тогда всего десять лет.

Несмотря на то что Дункан также без особого энтузиазма отнесся к намерениям Шианы, он подошел к ней и встал рядом.

— Шиана права, Майлс. Мы создавали этих гхола с вполне определенной целью, но сейчас все они напоминают мне незаряженные ружья. Нам надо зарядить гхола — наше уникальное оружие. Сеть Врага стала прочнее, он едва не поймал нас. Мы все это видели. В следующий раз нам, вероятно, не удастся ускользнуть.

— Мы и так слишком долго ждали, — голос Шианы был жестким, не допускавшим возражений.

— Пробудить некоторых гхола будет трудно. — Тег прищурил глаза. — Какие-то из них будут потеряны, так как сойдут с ума. Вы готовы к этому?

— Я пережила испытание пряностью, как и все Преподобные Матери на этом корабле. Мы пережили невыносимую боль.

— Я тоже помню свою прежнюю жизнь, — сказал Тег, — жизнь, наполненную войнами и мерзостями, жизнь, бывшую нескончаемой пыткой. Плохое помнится более живо, чем хорошее, и я не помню ничего более мучительного, чем пробуждение.

Шиана взмахнула рукой.

— В течение всей мировой истории мужчины и женщины обладали монополиями на свои собственные формы боли, и все думали, что именно их боль — самая мучительная. — Шиана мрачно улыбнулась. — Мы начнем с гхола, имеющего наименьшую ценность. На случай, если что-то пойдет не так.

Веллингтона Юйэ вызвали в зал совета ордена Бене Гессерит. У неуклюжего подростка был острый подбородок и узкие, плотно сжатые губы. В детском облике стали уже проступать знакомые по архивным изображениям черты взрослого лица с широким высоким лбом — ненавистное обличье, ставшее во всей населенной галактике синонимом слова «предательство» на многие тысячелетия.

Мальчик робел и сильно нервничал. Шиана поднялась с места и шагнула к Юйэ. Он испуганно вздрогнул, но, собрав все свое мужество, не отступил.

— Вы звали меня, Преподобная Мать. Чем могу быть полезен?

— Пробуждением своей памяти. Завтра ты станешь первым из тех, у кого будет восстановлена прежняя память.

Желтоватое лицо Юйэ стало мертвенно-бледным.

— Но я не готов.

— Именно поэтому мы даем тебе целый день на подготовку, — верховный проктор Гарими, как всегда, говорила очень резко.

Несмотря на то что Гарими никогда не была сторонницей проекта гхола, она теперь очень хотела посмотреть на его кульминацию. Если процесс пробуждения окажется неудачным, Гарими надеялась прекратить весь проект дальнейшего выращивания других гхола. Если же, наоборот, все пройдет гладко, Гарими будет настаивать на том, что цель достигнута и программу можно свернуть. Она понимала, что Шиана, знавшая, что в нуль-энтропийной капсуле мастера Тлейлаксу есть еще много клеточного материала, собирается продолжить эксперименты с гхола.

Ноги Юйэ одеревенели от страха. Он был близок к обмороку и, чтобы не упасть, ухватился за спинку ближайшего стула.

— Сестры, я не хочу возвращения моей памяти. Я не тот человек, которого вы хотели воссоздать, я совершенно новая личность — моя личность. Старого Веллингтона Юйэ мучили самыми разнообразными способами. Даже если он есть часть меня, то как я смогу простить его за то, что он сделал?

Гарими пренебрежительно махнула рукой.

— Тем не менее мы вернем тебе прежнюю память. Такова наша цель, и не жди от нас снисхождения или сочувствия. У тебя есть задача, которую ты должен выполнить.

Проктор жестом дала понять юноше, что он может идти. Шиана посмотрела на Гарими и двух других старших сестер — Калиссу и Эльен, присутствовавших при разговоре.

— Я использую на нем сексуальный метод, тот самый, который оказался столь действенным в случае башара. Это наилучший способ из всех известных.

— Ваш сексуальный импринтинг пробудил память башара только потому, что вызвал у него кризис. Мать Тега сделала его невосприимчивым к импринтингу. Не ваш способ всколыхнул его прошлое, а его сопротивление импринтингу, — сказала Эльен.

— Это так. Поэтому для каждого гхола мы разработаем индивидуальное испытание, которое поможет управлять ими с помощью их собственных страхов и слабостей.

— Но каким образом секс сломает Юйэ точно так же, как он сломал башара?

— Не сам секс, но сопротивление Юйэ. Он с ужасом думает о своем прошлом. Если он уверен, что мы знаем, как раскрыть его прошлую память, то он будет сопротивляться этому изо всех сил. Когда он будет сопротивляться, я применю по отношению к нему одну из самых мощных наших процедур, и он окажется на краю неподдельного безумия.

Гарими пожала плечами.

— Если это не сработает, то мы найдем другие способы.

Черные густые тени в углах полутемной комнаты делали страх Юйэ почти осязаемым. Мебели не было, если не считать жесткого мата на полу, такого же, как те, на которых дети гхола занимались гимнастикой.

Ведьмы не сказали мальчику, что его ждет. Из того, что он читал, Юйэ знал, что пробуждение памяти может стать весьма болезненным. Он не был сильным человеком и не отличался храбростью. Но все равно, перспектива боли не пугала его так, как страх вспоминания.

С тихим шелестом открылась дверь, скользнув по хорошо смазанным металлическим направляющим. Из коридора в комнату ворвался слепящий свет, более яркий, чем тусклое мерцание плавающих светильников в этой келье. В проеме нарисовался женский силуэт. Шиана? Он смотрел на ее силуэт, на женственные округлости тела, не скрытые широким платьем. Дверь закрылась, и глаза Юйэ постепенно адаптировались к мягкому свету.

Страх только усилился, когда Юйэ понял, что Шиана совершенно обнажена.

— Что это? — Он так нервничал, что восклицание это было больше похоже на беспомощный писк.

Она подошла ближе.

— Сейчас ты разденешься.

Еще не оперившийся подросток, Юйэ с трудом проглотил слюну и перевел дух.

— Я не буду раздеваться, пока вы не объясните, что со мной произойдет.

Шиана применила всю силу Голоса.

— Ты сейчас разденешься!

Лихорадочно, дрожа всем телом, он сорвал с себя одежду. Шиана внимательно осмотрела его, скользнув глазами по его худому обнаженному телу, словно ястреб, собирающийся схватить добычу. Юйэ показалось, что она сочла его никуда не годным.

— Не причиняйте мне боль, — умоляюще произнес он, ненавидя себя за проявленное малодушие.

— Конечно, тебе будет больно, но не я причиню тебе боль. — Она коснулась его плеча. Прикосновение показалось ему ударом тока, но он был так потрясен, что потерял способность двигаться. — Это сделает твоя восстановленная память.

— Я не хочу ее возвращения, я буду сопротивляться.

— Сопротивляйся, дерись, делай, что хочешь. Ничего хорошего из этого не выйдет. Мы же знаем, как пробудить тебя.

Юйэ закрыл глаза и заскрипел зубами. Он попытался отвернуться, но Шиана крепко схватила его за руки, потом отпустила его руки и принялась ласкать его тело. Нежные поглаживания он воспринимал так, словно женщина проводила зажженной спичкой по его плечам и груди.

— Твоя память спит в твоих клетках. Для того чтобы пробудить ее, я должна пробудить твое тело. — Она продолжала гладить его, а у Юйэ не было сил отпрянуть. — Я научу твои нервные клетки делать то, что они разучились делать.

Он снова вздрогнул, судорожно хватая ртом воздух.

Она снова прикоснулась к нему, колени его подогнулись, как она и ожидала. Шиана толкнула его на лежавший на полу мат.

— Мне надо вывернуть наружу сознание, таящееся в каждой хромосоме в каждой клетке.

— Нет, — это слово прозвучало невероятно слабо.

Когда она прижалась к нему своим горячим телом, отчего он мгновенно вспотел, Юйэ попытался уйти в себя, убежать от Шианы и ее ласк. Из всего, что он знал о своей прошлой жизни, Юйэ сделал вывод, что есть только один надежный якорь, ухватившись за который он сможет обрести мужество. Ванна! Его возлюбленная жена, сестра Бене Гессерит, единственная надежда в длинной цепи бесконечных предательств и единственная настоящая привязанность во всей его прошлой жизни.

Злодеи Харконнены знали, что Ванна может быть единственным человеком, который сможет заставить Юйэ нарушить законы школы Сук, и это сработало — и не могло не сработать, — ибо Юйэ любил ее всем сердцем. Сестры Бене Гессерит не имели права любить, но он знал, что жена отвечает ему взаимностью.

Он вспомнил ее портреты в архивах, вспомнил все, что он узнал о ней за последнее время.

— О, Ванна.

Он стремился к ней в своих мыслях, старался ухватиться за нее, как за спасительную путеводную нить.

Шиана коснулась рукой его талии, провела пальцами ниже и уселась верхом на юношу. Мышцы Юйэ перестали ему повиноваться. Он не мог пошевелиться. Шиана припала губами к его плечу, начала целовать его шею. Ее тело было оружием, а он — мишенью. Шиана была большим специалистом по сексуальному импринтингу.

Неудержимый поток чувственности захлестывал, в этом потоке едва не потонул архивный образ Ванны, но Юйэ изо всех сил сопротивлялся чувствам, которые возбуждала в нем Шиана. Напротив, он думал о том, как повел бы себя в любовных объятиях Ванны.

Ритм движений нарастал, и в информацию, почерпнутую в архивах, начали вплетаться реальные воспоминания. Юйэ вспомнил те страшные моменты, наступившие после того, как его жену захватили Харконнены, он видел безобразно жирного барона, его племянника, убийцу Раббана, коварного Фейда Рауту и ментата Питера де Фриза, смех которого был язвительным и едким, как уксус.

Слабого, беспомощного и разъяренного, его заставили смотреть, как она подвергается пыткам в тюремной камере. Она была сестрой Бене Гессерит, она могла блокировать боль, могла подавлять телесные инстинктивные реакции. Но Юйэ не мог осознать эти вещи, как ни старался. Это не помогало.

В этих кошмарных воспоминаниях барон смеялся рокочущим глубоким басом.

— Видишь эту маленькую камеру, в которой она находится, доктор? Это хорошая игрушка с массой разных возможностей. — Было видно, что оглушенная и дезориентрованная Ванна стоит на ослабевших коленях вниз головой. — Мы можем менять направления сил притяжения, теперь направление гравитации целиком зависит от ракурса.

Раббан издевательски хохотнул, стоя в соседней маленькой комнатке за пультом управления гравитацией. Ванна внезапно с глухим стуком грохнулась сверху на пол. Она сумела вовремя повернуть голову и сложить плечи, чтобы не сломать шею. Откуда-то словно змея выскользнул Питер де Фриз с усилителем боли в руках. Раббан выхватил дьявольское устройство из рук ментата и сам приложил зонд к шее Ванны. Она скорчилась от невыносимой боли.

— Остановитесь, остановитесь! Умоляю вас, — вне себя закричал Юйэ.

— О, доктор, это не так-то легко сделать… — Барон сложил на груди свои толстые короткие руки.

Раббан снова включил искусственное тяготение, и Ванну словно тряпичную куклу начало швырять от стенки к стенке.

— Если вы так сильно ее любите, то сделайте что-нибудь, чтобы исправить положение.

«О, моя ненаглядная Ванна!»

Теперь память была живой, воспоминания яркими и подробными — таких подробностей не узнаешь ни в каком архиве. Никакие документы не могут придать такой ясности воспоминанию…

В раскрытом уголке мозга, уголке, долгое время парализованном и спавшем, Юйэ сейчас жил совершенно другой жизнью. Сейчас он был искусственно обездвижен, беспомощно наблюдая пьяную оргию дружков барона, которые с удовольствием смотрели, как Питер то и дело прикладывал искрящийся усилитель боли к подвешенному в воздухе телу Ванны. При каждом ударе тока она сотрясалась от боли, а гости хохотали, видя ее боль и моральные страдания Юйэ.

Питер отключил парализующую систему, и Юйэ, получив свободу движений, сильно задрожал, изо рта его потекла слюна, все тело скорчилось в болезненной судороге. Над ним стоял барон, к одутловатому лицу приклеена широкая ухмылка. Он сунул в руку Юйэ пистолет.

— Как доктор Сук, вы должны сделать все возможное, чтобы прекратить страдания другого человека. Вы же знаете, как прекратить страдания Ванны, доктор.

Юйэ был не в силах преодолеть табу, заложенные обучением в школе Сук, его трясло в сильнейшем ознобе, ибо ничего на свете ему не хотелось больше, чем уступить требованиям барона.

— Я… я не могу!

— Можете, можете. Выберите одного из моих гостей, любого из них. Мне совершенно это не важно. Смотрите, как веселятся они от этой невинной забавы. — Схватив Юйэ за дрожавшие руки, барон помог ему выбрать цель. — Но не пытайтесь сделать какой-нибудь трюк, иначе пытка вашей жены затянется очень и очень надолго!

Юйэ захотелось убить Ванну, чтобы избавить ее от мук и прекратить извращенное развлечение Харконненов. Он посмотрел в ее глаза, уловил в них выражение боли и надежды, но Раббан был начеку:

— Внимательнее, доктор, смотрите не ошибитесь.

Сквозь пелену застилавшего взор тумана Юйэ выбрал цель, попытавшись сосредоточиться на трясущемся от хохота старом аристократе, явно пристрастившемся к семуте. Этот прожил свою долгую жизнь в буйствах и разгулах. Но для врача Сук убить, значило…

Он выстрелил.

Подавленный и ошеломленный сценой, разыгравшейся в его мозгу, Юйэ перестал обращать внимание на манипуляции Шианы. Тело его покрылось обильным потом, но не от полового возбуждения, а от тяжелейшего психологического потрясения. Шиана между тем смотрела на него оценивающим взглядом. Воспоминание было таким ярким, что все его тело превратилось в сплошную, невыносимо болевшую рану. Мучения Ванны и острая режущая нравственная боль — он нарушил клятвы и установления школы Сук. И происходило все это тысячи лет назад!

Стремительно всплыли годы, предшествовавшие этому водоразделу, и последовавшие за ним, наполняя его сознание — новое и жаждущее познания. Вместе с беспощадными воспоминаниями вернулись страдания и чувство вины и отвращение к самому себе.

К горлу подступила тошнота, Юйэ чувствовал, что его вот-вот вырвет. По щекам текли слезы.

Шиана спокойно наблюдала за происходящим.

— Ты плачешь. Означает ли это, что твоя память полностью восстановилась?

— Да, память вернулась ко мне, — голос его был хриплым и удивительно старым. — И будьте вы прокляты за это.

Покинув Капитул, Мурбелла отправилась на театр военных действий. Именно там и должна находиться Командующая Мать. Под видом простого инспектора, направленного Новой Общиной Сестер, Мурбелла прибыла в Окулиат, солнечную систему, находившуюся на пути наступавшего машинного флота.

Некогда Окулиат стал дальней окраиной населенного космоса, форпостом Рассеяния — это случилось вскоре после смерти Тирана. Объективно этот затерянный мир имел очень малое значение; он был не более чем одной из мишеней на космических картах. Но для Мурбеллы оборона Окулиата имела большой стратегический смысл. Покорив и уничтожив эту систему, машины вступили бы в пределы Старой Империи, а не продолжали бы свой путь по огромным периферийным пространствам, бывшим лишь абстрактными участками старых звездных карт.

До тех пор пока на вооружение не поступят облитераторы с Икса, а Гильдия не поставит все обещанные ею корабли, нечего было и думать о том, чтобы не то что остановить, а даже замедлить наступление мыслящих машин.

Мурбелла вышла из своего корабля, ступив на землю, скудно освещенную водянистым желтым солнцем. Посадочная площадка была безлюдной, казалось, на космопорт перестали обращать внимание. Наверное, здесь даже не следят за продвижением Врага.

Пройдя в центр города и обнаружив там разъяренную возбужденную толпу, Мурбелла убедилась, что граждане планеты уже нашли себе противника. Толпа окружила административное здание, где забаррикадировалось правительство. Жители осадили своих вождей, требуя крови или божественного покровительства. Было видно, что они предпочитают кровь.

Мурбелла отлично понимала всю мощь, всю силу толпы, порождаемую страхом, но здесь эту силу не смогли направить в нужное русло. Народ Окулиата — как и все отчаявшееся население планет, оказавшихся под угрозой удара машин, — нуждался в руководстве Общины Сестер. Народ был оружием, каковое надо было направить на нужную цель. Но вместо этого ему позволили выйти из-под контроля. Видя, что происходит, она, ускорив шаг, приблизилась к толпе, но остановилась, решив не бросаться опрометью в это противоборство.

Они разорвут ее на части и сделают это именем Шианы.

Случайные выступления и проповеди «возрожденной Шианы» подготовили миллиарды людей к борьбе. «Шианы» воспламенили гнев и мужество населения так, что теперь Новая Община Сестер могла распоряжаться этой огромной массой по своему усмотрению. Но лишившись твердого руководства, эта сила стала хаотичной и неуправляемой. Понимая, что едва ли устоят перед натиском мыслящих машин, мужчины и женщины предались неукротимому насилию, выискивая врагов, где только можно… даже среди собственного народа.

— Лицеделы! — закричал кто-то. Мурбелла протиснулась ближе к центру событий, отбивая направленные на нее удары и даже сама стукнула кого-то по голове. Но даже почувствовав препятствие, озверевшие люди рвались вперед.

— Лицеделы! Они все время правили нами — это они продали нас Врагу!

Те, кто узнал в Командующей Матери сестру Бене Гессерит, отступили, другие, то ли не зная форму ордена, то ли ослепленные гневом, не останавливались до тех пор, пока Мурбелла не применила Голос. Толпа отхлынула. Мурбелла была одна против всех. Она направилась к колоннам, обрамлявшим вход в правительственное здание, бывшее целью толпы. Она снова применила Голос, чтобы никто не смог остановить ее. Выкрики и проклятия усилились, слившись в оглушительный рев.

Когда она пробилась к баррикаде, некоторые люди из толпы обратили внимание на ее одежду и издали радостный вопль.

— Здесь Преподобная Мать, она поддерживает нас!

— Смерть лицеделам! Смерть им!

— За Шиану!

Мурбелла схватила за плечо какую-то пожилую женщину, кричавшую вместе с другими.

— Откуда вы знаете, что они лицеделы?

— Мы знаем. Если подумать об их решениях, послушать их речи, то все становится ясно. Очевидно, что они предатели.

Мурбелла совсем не была уверена, что лицеделы настолько просты, что их может распознать такая чернь — она никогда не разбиралась в тонкостях. Но толпа была убеждена в своей правоте.

Шестеро разъяренных мужчин пробежали мимо, неся тяжелый пластиловый столб, который они намеревались использовать как таран. Град камней уродовал украшенный резьбой фасад, но толпа не могла пока ворваться в дом. Барьеры и тяжелые заграждения стояли на ее пути.

Паника и страх придают силы. Тяжелый шест обрушился на двери, сорвал их с петель, расколол древесину створок. Масса человеческих тел устремилась вперед.

Мурбелла крикнула во всю силу легких:

— Подождите! Надо доказать, что они лицеделы, прежде чем вы начнете убивать всех без разбора…

Старуха тоже кинулась к дверям, горя желанием скорее добраться до чиновников. Она наступила Мурбелле на ногу, услышала, как та призвала ее к осторожности и повернула к Командующей Матери злое лицо с прищуренными, как у змеи, глазами.

— Почему вы колеблетесь, Преподобная Мать? Помогите нам схватить предателей. Или вы сами лицедел?

Рефлексы Досточтимой Матроны возобладали. Рука Мурбеллы автоматически нанесла удар. Ребро ладони врезалось в шею старухи. От удара она без памяти рухнула на мостовую. Мурбелла не хотела ее убивать, но когда женщина упала на землю, к ней бросилась дюжина людей из толпы. Они затоптали ее до смерти.

С сильно бьющимся сердцем Мурбелла прижалась к стене, стараясь избежать напора этого человеческого стада.

Если кто-нибудь сейчас покажет на нее пальцем и закричит: «Лицедел! Лицедел!», то толпа убьет ее без малейших колебаний. Даже обладая навыками рукопашного боя, она не сможет устоять перед таким численным превосходством.

Она отступила и спряталась за высокой статуей давно забытого героя времен Великого Голода, закрывшего ее огромной пластоновой массой. Орущая толпа давила сама себя, чтобы ворваться в правительственное здание.

Она услышала донесшиеся изнутри крики, выстрелы и взрывы. Вероятно, многие чиновники решили защищаться до конца. Мурбелла ждала, понимая, что скоро все будет кончено…

Кровавое нападение закончилось в полчаса. Толпа нашла и убила двенадцать правительственных чиновников, в которых подозревали врагов — лицеделов. Потом, не утолив жажду крови, толпа обратилась на тех, кто не проявил должного рвения в этой вакханалии убийств, а затем насилие испарилось, уступив изнуряющему чувству вины…

Выйдя из-за укрытия, Командующая Мать вошла в здание. Глазам ее явилась удручающая картина: разбитые окна, раскрытые ящики, изуродованные произведения искусства. Торжествующие убийцы вытащили трупы на полированный пол главной галереи законодательного собрания. Были убиты почти тридцать мужчин и женщин. Одних застрелили, других забили до смерти. Некоторые трупы были изуродованы настолько, что невозможно было определить их пол. На лицах убитых застыло выражение страха и потрясения.

Действительно, среди убитых оказался один лицедел.

— Мы были правы, Преподобная Мать, — какой-то мужчина указал на лежавшее у его ног тело человека, меняющего обличье. — Они проникли в нашу среду, но мы искоренили врага, мы убили его.

Мурбелла окинула взглядом всех невинно убитых: с ними покончили ради того, чтобы обнаружить всего одного лицедела. Это и есть страшная бухгалтерия кровопролития? Она постаралась взглянуть на дело трезво. Сколько вреда мог нанести один этот лицедел, докладывая хозяевам об уязвимых местах в обороне планеты? Неужели этот вред стоил стольких жизней? Да, и этими отнятыми жизнями ограничиться не удастся.

Судя по воодушевлению толпы, можно было видеть, что люди считали себя победителями, и Мурбелла не могла с этим спорить. Но если эта волна безумной бдительности покатится дальше, то не рухнут ли все правительства? Может быть, даже на Капитуле. Но кто тогда организует людей для обороны?

Несмотря на то что у него не было оружия, барон презрительно смотрел прямо в красные глаза огромного беспородного пса. Рычащий зверь, обнажив острые клыки, приближался к нему по выложенному плитами полу, готовый к прыжку.

По счастью, некоторое время назад барону удалось убить одну из этих свирепых тварей ядовитой пулей, и теперь это набитое ватой механическое чудовище будет покорно следовать заложенной в нее программой. Имитация замерла в нескольких шагах от барона, когда он вскинул руку, изображая выстрел. Интересная игрушка.

Девятилетний Паоло топтался в охотничьем зале, восхищаясь возникающими на дисплее зверями. Барон часто брал мальчика с собой на охоту в девственные леса Каладана, чтобы ребенок привыкал к виду убийства. Это было очень полезно для его образования и воспитания.

Раббану всегда очень нравились такие вещи, но Паоло изначально испытывал врожденное отвращение к кровавым сценам. Вероятно, это обусловлено какими-то изъянами в его наследственности. Однако постепенно барону удалось сломить это внутреннее сопротивление. Применяя систему поощрений и наказаний (с явным преобладанием последних), барон смог почти полностью раздавить врожденную доброту гхола Пауля Атрейдеса.

Погодные спутники обещали затяжные дожди и сильный ветер на всю неделю. Барону очень хотелось отправиться на охоту, но скверная погода обещала испортить все удовольствие. Из-за дождей они с Паоло оказались запертыми в замке. Между ними установилась замечательная связь. Какая ирония — дружба Дома Атрейдесов с Домом Харконненов! Но несмотря на то, что Паоло был клоном сына ненавистного герцога, если его правильно воспитать, то он будет больше похож на Харконненов.

Между прочим, он все-таки твой внук, зазвучал в мозгу издевательский голос Алии.

Преодолев желание рявкнуть на нее, барон стал смотреть на четырех рабочих, которые принялись в этот момент устанавливать в охотничьем зале новую игрушку — действующую модель мастафонта, огромного вымирающего зверя, с которым барону довелось встретиться прошлой осенью в поле, где свирепое животное бросилось на охотников, выставив вперед свои смертоносные зазубренные рога. Но барону, Паоло и дюжине егерей удалось из лазерных пушек и дисковых ружей уложить зверя, когда до него оставались считанные шаги. Какой волнующей была та охота!

Паоло посмотрел на имитацию животного на стенде.

— Вместо того чтобы идти куда-то в лес, мы можем поохотиться и здесь. Можно вообразить, что они живые. Тогда нам не придется волноваться по поводу холода, сырости и простуды.

Барон взглянул на затянутое тучами небо, засомневавшись, что плохая погода — настоящая причина нежелания Паоло идти на охоту.

— Да, я могу терпеть боль, но отсутствие личного комфорта — это совсем другое дело. — Он осмотрелся, ища возможность что-то сломать, и улыбнулся. — Ты абсолютно прав, мой мальчик.

Барону доставляло удовольствие слышать свой ставший низким мужской голос.

Они приказали слугам принести лазерное оружие, дротиковые пистолеты, шпаги и кинжалы для следующей эрзац-потехи. Как только были активированы механические системы, мертвые модели животных ожили и принялись носиться по охотничьему залу. Охотники, прячась за укрытиями, принялись разносить в клочья шкуры, кости, набивочный материал и оставленную настоящую плоть оживших чучел. В последнюю очередь они активировали мастофонта и стали внимательно наблюдать, как он топчет останки других зверей. Наконец, открыв перекрестный огонь из лазерных ружей, бравые охотники срезали зверюге четыре ноги, и огромное тело рухнуло на пол, корчась в автоматических судорогах.

Барону доставляло удовольствие насилие само по себе, и, кажется, даже Паоло вошел во вкус. Смелые охотники благополучно пережили опасную охоту и, смеясь, вышли в коридор. Барон заметил трех рабочих, у которых на лице было написано явное желание раствориться в воздухе и стать невидимыми.

— Идите в зал и уберите всю грязь!

Ты всегда все превращаешь в грязь, не так ли, милый дедушка?

Барон прижал ладони к вискам.

— Заткнись, будь ты проклята!

Алия принялась напевать какие-то мелодии, очевидно желая свести его с ума. Когда изумленный Паоло вздумал пристать к Владимиру с вопросами, барон просто отшвырнул его в сторону.

— Оставь меня в покое! Ты так же ужасен, как и твоя сестра!

Испуганный Паоло резво отбежал в сторону.

Скрипучий голос Алии продолжал вибрировать в мозгу барона, становясь совершенно невыносимым. Харконнен поспешил прочь из замка. Не разбирая дороги, он, несколько раз наткнувшись на статуи своих предков, кинулся к прибрежным скалам.

— Я брошусь со скалы — клянусь тебе, Мерзость, — если ты не оставишь меня в покое!

Он добежал до открытого всем ветрам края скалистой кручи еще до того, как голос Алии сладостно замолчал в его голове. Барон, упав на колени, с томительным головокружением и дрожа взглянул в бездонную пропасть. Может быть, действительно надо было броситься вниз, на черные камни и в волны прибоя. Если он так сильно нужен этим проклятым лицеделам, то они вырастят нового гхола, и барон Харконнен снова оживет, но уже без этого ужасного порока.

Он почувствовал, что на его плечо легла чья-то рука. Собрав всю свою волю и попытавшись соблюсти собственное достоинство, он поднял голову и увидел, что сверху на него смотрит лицедел с пуговчатым носом. Несмотря на то что все эти притворщики выглядели для него одинаково, он почему-то знал, что это — сам Хрон.

— Что вам угодно?

Лицедел ответил таким же официальным тоном.

— Ты и Паоло отбудете с Каладана с тем, чтобы никогда сюда не возвращаться. Идет великая война, и всемирный разум решил, что Квисац-Хадерах должен находиться рядом с ним. Омниус желает, чтобы ты закончил подготовку мальчика под его непосредственным наблюдением в самом сердце машинной империи. Вы отправитесь в Синхронизированную Империю, как только будет готов корабль.

Барон взглянул через плечо лицедела и увидел Паоло, прятавшегося за статуей, достаточно близко, чтобы попытаться подслушать разговор. Барон мысленно усмехнулся: этот мальчик такой же настырный, как незабвенный Питер де Фриз! Увидев, что его обнаружили, Паоло подбежал к барону.

— Он говорит обо мне?

— По дороге ты обсудишь с Паоло его предназначение, — сказал Хрон, обращаясь к барону. — Объяснить ему положение вещей мало, надо заставить его поверить.

— Паоло верит всему, что укрепляет его в заблуждении относительно его величия, — ответил барон, игнорируя присутствие мальчика. — Так, значит, это дело Квисац-Хадераха… реально?

Несмотря на то что лицеделы выложили ему всю правду открытым текстом, сама идея представлялась барону нелепой до абсурда. Он не мог, как ни старался, убедить себя в том, что этот гхола может быть таким важным в великой исторической интриге.

Лишенное всякого выражения отвратительное лицо Хрона стало поистине страшным. Тени вокруг глаз еще больше потемнели — лицедел был крайне недоволен.

— Я верю в нее, так же, как и Омниус. И кто ты такой, чтобы спорить с нами?

Уверуй, дорогой дедушка, зазвучал осточертевший голос. Даже по одним только своим генам Пауль Атрейдес превзойдет тебя своим величием, в каком бы воплощении ты ни явился.

Барон не стал отвечать, ни вслух, ни мысленно. Очень часто игнорирование Алии заставляло ее замолчать.

Теперь они отправятся в Синхронизированный Мир, в дом Омниуса. Барон с нетерпением ждал теперь момента, когда сможет воочию увидеть машинную империю. Какой новый вызов, какие возможности.

Несмотря на то что барон в мельчайших подробностях помнил свою прежнюю жизнь, истории о злокозненных мыслящих машинах и Батлерианском Джихаде казались такими древними, что не имели для барона никакого значения. Хотя его и возмущали лицеделы, барон все же радовался, что оказался на стороне превосходящей силы.

Позднее, когда челнок нес их на орбиту, барон смотрел вниз, на береговую линию, на деревни, на дымовые трубы и покрытые новыми траншеями ландшафты Каладана. Взволнованный Паоло перебегал от иллюминатора к иллюминатору.

— Мы будем долго лететь?

— Я не пилот, откуда мне знать? Машинная империя находится где-то очень далеко, иначе люди давно бы узнали о ней.

— Что с нами будет, когда мы туда прилетим?

— Спроси у лицедела.

— Он не будет со мной разговаривать.

— Тогда спроси у Омниуса, когда увидишь его. А пока, мальчик, развлекайся.

Паоло уселся рядом с бароном в его пассажирской каюте и принялся пробовать сладости из разных пакетиков.

— Ты же знаешь, что я особенный. Меня тщательно оберегали, за мной внимательно наблюдают. Кстати, кто такой Квисац-Хадерах? — Он вытер губы тыльной стороной ладони.

— Не вникай, мальчик, в их заблуждения слишком глубоко. Никакого Квисац-Хадераха не существует вовсе. Это миф, легенда, о которой есть сотня упоминаний в таком же числе разных пророчеств. Вся эта селекционная программа Бене Гессерит — сплошной бред и вздор.

Он вспомнил, что и сам успел поучаствовать в этой программе в своей прошлой жизни, вынужденный оплодотворить эту злую сучку Мохиам. Он унизил ее во время совокупления, а она в отместку изменила его обмен веществ так, что он страшно раздулся и разжирел.

— Это не может быть вздором. Меня же посещают видения, особенно когда я принимаю таблетки пряности. Я переживаю эти видения снова и снова, одни и те же. Я держу в руке окровавленный нож и торжествую победу. Я вижу, как добиваюсь главного трофея — меланжи, но и чего-то много более важного, чем меланжа. Но я часто вижу себя лежащим на полу и истекающим кровью. Какое из этих видений — правда? Они сбивают меня с толку!

— Ладно, кончай болтать. Лучше поспи.

Они состыковались с кораблем без опознавательных знаков на удаленной от Каладана орбите. На корабле не было логотипа Гильдии и не было навигатора. Большие двери ангара открылись, и специальные устройства втащили челнок внутрь. Серебристые фигурки повели судно к крепежной люльке. Роботы — демоны древней истории! Ах вот как, значит, в рассказах Хрона было все же зерно истины.

Барон улыбнулся мальчику, прилипшему к иллюминатору.

— Нам предстоит интересное путешествие, Паоло.

Теперь, когда гхола доктора Юйэ обрел память о прежней жизни, Пауль Атрейдес понял, что настало время испытать более изобретательные способы для возвращения памяти. Пауль был самым старшим из детей гхола, обладавший (как все надеялись) самым мощным потенциалом, но Шиана и ее советницы выбрали для первого опыта Юйэ. В отличие от доктора Сук Пауль всеми фибрами души жаждал восстановления памяти. Он горел желанием вспомнить свою жизнь, любовь к Чани, детство, проведенное с герцогом Лето и леди Джессикой, дружбу с Гурни Халлеком и Дунканом Айдахо.

Пауля продолжали преследовать видения-воспоминания о собственной двойственной смерти, и от этого его нетерпеливое желание все вспомнить только возрастало.

Как могли пассажиры корабля-невидимки до сих пор наивно полагать, что у них еще есть время осторожничать? Всего несколько месяцев назад они чудом сумели ускользнуть из расставленной Врагом сети, которая стала ярче и прочнее, чем раньше. Большую тревогу вызывало и то, что до сих пор не был обнаружен диверсант. Опасность продолжала нависать, несмотря на то что вредитель не совершал ничего столь ужасного, как убийство трех аксолотлевых чанов и нерожденных гхола.

Пауль понимал, что «Итака» нуждается в нем; он устал быть просто гхола. Ему в голову пришла мысль совершить попытку, одновременно отчаянную и опасную, но он не колебался ни минуты. Реальная память висела где-то близко, как мираж за раскаленным сверкающим горизонтом.

Сейчас вместе с верной Чани он стоял перед закрытым люком большого грузового отсека, наполненного песком. Кроме подруги, он не сказал никому, что собирается делать. За истекшие два года на корабле усилиями башара и ревностного Суфира Хавата соблюдались беспрецедентные меры безопасности, но никому не пришло в голову взять под охрану вход с отсеком, где жили песчаные черви. Эти чудовища считались достаточно опасными, они способны были сами себя защитить. Только одна Шиана могла без опаски входить к червям, но когда она заходила к ним в последний раз, даже она — пусть и на короткое время — была проглочена одним из чудовищ.

Пауль смотрел на красивое, как у эльфа, лицо Чани, на ее густые темно-рыжие волосы. Даже не помня своего прежнего предназначения, не обладая истинной памятью об их любви, он и сейчас находил эту фрименскую девочку очень привлекательной. Она, в свою очередь, придирчиво осмотрела его снаряжение, костюм и инструменты.

— Ты сейчас выглядишь как настоящий фрименский воин, Усул.

Изучив архивные записи и попотев в мастерских нижней палубы, Пауль сумел изготовить точную копию защитного костюма — вероятно, первую за много столетий, — он сплел веревку, сделал крюк погонщика и насадки. Эти необычные инструменты казались ему странно знакомыми. Если верить легенде, Муад'Диб самостоятельно вызвал червя для своей первой поездки на нем. Эти же звери, живущие в неволе, хотя и имели недостаточные размеры, все равно были чудовищами.

Люк открылся, и Пауль с Чани ступили на песок искусственной пустыни. В нос ударил кремнистый запах, все тело обхватила липкая жара. Пауль обратился к Чани.

— Стой здесь, в безопасном месте. Я должен сделать это в одиночку, иначе ничего не получится. Если я встречу червя и оседлаю его, это, может быть, разбудит мою память.

Чани не пыталась остановить его. Она понимала не хуже, чем Пауль, что это суровая необходимость.

Оставляя глубокие следы на песке, он поднялся по склону первой дюны, воздел вверх руки и крикнул:

— Шаи-Хулуд, я пришел за тобой! — В этом замкнутом пространстве для вызова червя вибратор был не нужен.

Вид воздуха изменился, песок мелкой дюны под ногами Пауля зашевелился, и он увидел семь несущихся к нему змееподобных червей. Вместо того чтобы убежать, он бросился им навстречу, выбирая место, где можно было остановиться и одним прыжком оседлать монстра. Сердце Пауля бешено колотилось, в горле пересохло несмотря на то, что он дышал сквозь водосберегающую маску защитного костюма, закрывавшую рот и нос.

Для того чтобы усвоить фрименский способ езды на червях, Пауль много раз смотрел голографические фильмы с изображением этого процесса. Он знал, что надо делать, знал умом — как знал факты собственной жизни. Но теоретическое понимание оказалось весьма далеким от реальностей настоящей жизни. Пауль вдруг осознал, что стоит маленький и беззащитный среди песка, что самая лучшая форма обучения — это практика, а не чтение книг в пыльных архивах.

«Ну что ж, я научусь сейчас», — подумал он, пропуская мимо себя свой страх.

Раздался громкий шорох осыпающегося песка. На поверхность вынырнул первый, ближайший червь и выпрямился во всю свою исполинскую длину. Он был очень велик, Пауль даже не представлял, насколько гигантскими могут быть эти звери, пересекающие сейчас гребни дюн.

Набравшись мужества, Пауль заставил себя остаться на месте и взглянуть в лицо опасности. Он поднял крюк и насадку и, присев, приготовился к первому прыжку. Шум от движения приближавшегося чудовища был так громок, что Пауль не расслышал крика женщины. Боковым зрением он заметил Шиану, бегущую по песку. Она бросилась вперед, заслонив собой Пауля. Огромный червь рванулся вверх и, подняв тучу пыли, попятился назад, оскалив сверкающие кристаллические зубы, обрамлявшие жерло гигантского круглого рта.

Шиана подняла руки и крикнула:

— Остановись, Шайтан!

Червь заколебался и принялся раскачиваться из стороны в сторону, словно пребывая в растерянности.

— Остановись, это не твое. — Она схватила Пауля за ворот защитного костюма и спрятала мальчика у себя за спиной. — Он не для тебя, Монарх.

Словно обидевшись, червь, не отворачивая от людей своей безглазой морды, попятился прочь.

— Иди к люку, глупый мальчишка, — прошипела Шиана, добавив к приказанию малую толику Голоса, достаточную для того, чтобы ноги Пауля кинулись к люку до того, как он успел осмыслить слова Шианы.

У входа в отсек уже стоял тоже прибежавший сюда разозленный Дункан Айдахо. Чани была испугана, но во взгляде ее читалось явное облегчение.

Шиана повела Пауля наружу.

— Этот червь мог убить тебя!

— Я — Атрейдес. Разве я не могу управлять ими так же, как вы?

— Я не собираюсь испытывать на практике твои бредовые теории. Ты слишком для нас важен. Если ты по-идиотски простишься с жизнью, то что тогда прикажешь нам делать?

— Но если вы все время будете так же меня оберегать, вы никогда не получите от меня того, чего хотите. Езда на черве вернула бы мне память, я уверен в этом.

— Вы вернули память Юйэ, — вступила в разговор Чани. — Но почему не Усулу? Ведь он старше.

— Юйэ заменим, а мы не были уверены в успехе восстановления памяти. У нас уже есть план восстановления памяти Стилгара, Лиет-Кинеса, и если нам будет сопутствовать успех, то потом наступит очередь Суфира Хавата и твоя, Чани. Настанет день, когда и у Пауля Атрейдеса появится шанс. Но только тогда, когда мы будем на сто процентов уверены в успехе.

— А что, если у нас нет времени на столь долгое ожидание?

С этими словами Пауль отвернулся от Шианы и пошел по коридору, стряхивая пыль и песок с защитного костюма.

Дункан проснулся от громкого сигнала. Кто-то стоял у его каюты и требовал открыть дверь. Вначале Дункан подумал, что это Шиана, явившаяся к нему несмотря на их обоюдное согласие не допускать близкого общения. Он приоткрыл дверь, готовый дать Шиане достойную отповедь.

На пороге, однако, стоял Пауль, одетый в точную копию военной формы Атрейдесов, что немедленно пробудило у Дункана былое уважение и верность. Молодой человек оделся так не без умысла. Именно сейчас гхола Пауля достиг того возраста, в котором был исходный Пауль, когда Арракин пал под ударами коварных Харконненов, а он, Дункан Айдахо, погиб, защищая молодого герцога и его мать.

— Дункан, ты всегда говоришь, что ты — мой верный друг. Ты говоришь, что хорошо знал прежнего Пауля Атрейдеса. Так помоги мне и теперь. — Взявшись за резную рукоятку из слоновой кости, молодой человек вытянул из пристегнутых к поясу ножен голубовато-белый криснож.

Дункан изумленно воззрился на оружие.

— Криснож? Похоже… он настоящий?

— Чани сделала его из найденного Шианой в грузовом отсеке зуба песчаного червя.

Изумленный Дункан коснулся пальцем клинка, отметив его прочность и остроту. Он провел большим пальцем по острию, намеренно порезав кожу. По молочно-белому лезвию потекли капли крови.

По древней традиции криснож нельзя извлекать из ножен, если не собираешься обагрить его кровью.

— Я знаю. — Пауль выглядел озабоченным, когда вкладывал оружие в ножны. Поколебавшись, он выпалил, зачем пришел к Дункану: — Почему Бене Гессерит не хочет восстановить мне память, Дункан? Я же нужен вам. Я нужен всем людям на этом корабле.

— Да, молодой мастер Пауль. Вы нужны нам, но нужны живым.

— Вам нужны мои способности, причем нужны очень быстро. Я был Квисац-Хадерахом, а у моего гхола такая же наследственность. Вообразите только, какая может быть от меня польза.

— Квисац-Хадерах… — задумчиво повторил Дункан, вздохнул и сел на кровать. — Община Сестер потратила годы на то, чтобы его создать, но в то же время они панически его боялись. Предположительно, он был бы способен совместить пространство и время, заглядывать в прошлое и будущее, то есть делать то, о чем не смеет и думать самая великая Преподобная Мать. Силой или хитростью он смог бы выковать единство всех, даже противоборствующих фракций. Он стал бы вместилищем громадной власти и силы.

— Каковы бы ни были эти силы, Дункан, они мне нужны. Именно поэтому я требую вернуть мне память. Убеди Шиану, чтобы следующим стал я.

— Она поступит так, как посчитает нужным сама, по своему выбору. Ты переоцениваешь мое влияние на сестер.

— Но что будет, если сеть Врага все-таки накроет нас? Что, если Квисац-Хадерах — ваша последняя надежда?

— Лето II тоже Квисац-Хадерах, но ни ты, ни твой сын не пошли по тому пути, какой наметили для них сестры Бене Гессерит. Сестры боялись всякого, кто обладал необычайными по природе силами и способностями. — Он рассмеялся. — После Рассеяния, когда сестры вернули к жизни великого Дункана Айдахо, некоторые из них обвиняли меня в том, что я — Квисац-Хадерах. Они убили одиннадцать гхола Дункана — они и интриганы с Тлейлаксу.

— Но почему они не хотели иметь в своем распоряжении такую силу? Я думал…

— О, они желали силы и власти, Пауль, но такой, которая целиком и полностью находилась бы под их контролем. — Дункану было искренне жаль молодого человека, который выглядел таким потерянным и огорченным.

— Я не могу ничего предпринять без моего прошлого, Дункан. Помоги мне вернуть его. Ты же прожил часть этой прошлой жизни со мной. Вспомни об этом.

— О, я очень хорошо вас помню. — Дункан сцепил руки на затылке и откинулся назад. — Я помню ваше наречение на Каладане после того, как имперские интриганы едва не убили вас, еще тогда сущего младенца. Я помню, как вся семья герцога Лето оказалась в величайшей опасности во время войны Убийц. Мне была доверена большая честь — доставить вас в безопасное место, и я отправился с вами в дикие леса Каладана. Мы жили там вместе с изгнанной бабушкой Еленой, прячась среди первобытных племен Каладана. То было время, когда мы с вами были очень близки. Да, я очень хорошо это помню.

— А вот я этого не помню, — со вздохом произнес Пауль. Дункан был захвачен неотступным воспоминанием о своих прошлых жизнях. Каладан… Дюна… Харконнены… Алия… Хейт.

— Ты понимаешь, о чем ты просишь, когда говоришь о своей памяти, о своей прошлой жизни? Тлейлаксы создали моего первого гхола как орудие убийства. Они манипулировали мною, потому что я был твоим другом. Они знали, что ты не сможешь прогнать меня даже в том случае, если поймешь, что я завел тебя в западню.

— Я не должен был прогонять тебя, Дункан.

— Я уже занес кинжал, чтобы поразить тебя, но в этот момент в моей душе произошел сильнейший внутренний конфликт. Запрограммированный убийца Хейт стал верным Дунканом Айдахо. Ты не можешь себя представить эту муку! — Он уставил в юношу жесткий палец. — Восстановление твоей памяти потребует точно такого же кризиса.

Пауль выставил вперед подбородок.

— Я готов к этому. Я не боюсь боли.

Дункан изогнул бровь.

— Ты так уверен в себе, Пауль, потому что тебя во всем поддерживает Чани. Она делает тебя стойким и счастливым — а это недостаток и большое препятствие. Напротив, посмотри на Юйэ. Он изо всех сил противился восстановлению памяти, он сопротивлялся всеми фибрами души, и именно это сломало его. Но ты… какой ужас должен поразить тебя, чем мы можем по-настоящему устрашить тебя, Пауль Атрейдес?

— Надо что-то придумать.

— Ты действительно готов принять это? — Дункан наклонился вперед, взгляд его не сулил милости. — Что, если единственный способ вернуть тебе память — это заставить тебя потерять Чани? Что, если она должна, истекая кровью, умирать у тебя на руках, чтобы ты все вспомнил?

— Он должен быть сделан по точным выверенным стандартам, — упрямо повторил старый тлейлакс. — Точным стандартам.

— Я позабочусь об этом, отец. — Гхола, которому едва сравнялось тринадцать лет, ухаживал за погибающим мастером, сидевшим сейчас в жестком кресле. Старый Скиталь отказывался лечь до тех пор, пока не будет готов традиционный гроб для его бренного тела. Он намеренно держал двери в каюту запертыми, чтобы никто не мог зайти в нее. Он не хотел, чтобы его отвлекали или беспокоили в эти дни последнего угасания.

Внутренние органы, суставы и кожа старого тлейлакса распадались на глазах, распадались необратимо. Это напомнило ему о постепенном разрушении корабля-невидимки — системы то и дело выходили из строя, воздух вытекал в открытый космос, запасы воды истощались. Некоторыми пассажирами овладела настоящая паранойя. Во всех неполадках они видели вредительство, и многие подозревали тлейлакса. Это была еще одна причина его дурного настроения. Но ничего, скоро он умрет и будет избавлен от подозрений.

— Кажется, ты сказал, что гроб уже готов. Но эта работа не терпит спешки.

Подросток склонил голову.

— Не тревожься. Я все сделал, строго следуя законам шариата.

— Тогда покажи мне его.

— Твой собственный гроб? Но он должен будет вместить твое тело только после того, как ты… как ты…

У старого Скиталя сверкнули глаза.

— Очистись от этих ненужных эмоций! Ты слишком далеко проник в процесс, слишком переживаешь. Это постыдно.

— Но я же должен заботиться о тебе, отец. Я же вижу, как ты страдаешь.

— Перестань называть меня отцом. Думай обо мне, как о самом себе. Когда ты станешь мной, то я перестану быть мертвецом. Поэтому нет никаких причин лить слезы. Каждый из нас есть вполне заменимое воплощение. Мы бессмертны до тех пор, пока не прерывается цепочка памяти.

Молодой Скиталь попытался взять себя в руки.

— Пока ты мне отец, не важно, какая память хранится в моих клетках. Я перестану это чувствовать, когда восстановится моя исходная память?

— Конечно, в тот славный и великий момент ты поймешь и осознаешь истину и, мало того, проникнешься своей ответственностью. — Скиталь схватил мальчика за воротник рубашки и притянул к себе. — Где твоя память? Что, если я умру завтра?

Старый Скиталь знал, что смерть неминуема и наступит очень скоро, но сейчас он намеренно драматизировал ситуацию, надеясь хоть этим спровоцировать кризис у своей юной копии. Если бы они могли сейчас оказаться на Тлейлаксу, где возможно полное погружение в священные традиции Великой Веры, способные пробудить память даже у самых твердолобых гхола. Здесь же, на борту безбожного корабля-невидимки, трудности восстановления казались непреодолимыми.

— Это не может тянуться так долго.

— Я подвел тебя.

Слезящиеся глаза старика сверкнули.

— Ты подвел не только меня, ты подвел свой народ. Если ты не пробудишься, вся наша раса — и вся наша история и знание, хранящиеся в моем сознании, — исчезнет в небытие. Ты хочешь быть ответственным за это? Я отказываюсь верить в то, что Бог окончательно отвернулся от нас. Вся наша судьба, как это ни прискорбно, — зависит только от тебя.

Гхола сгорбился, словно на его плечи вдруг легла непомерная ноша.

— Я делаю все, что в моих силах, чтобы добиться цели, отец, — он произнес это слово намеренно. — Но до того, как мои усилия увенчаются успехом, ты должен делать все, чтобы оставаться в живых.

«Наконец-то он хоть немного показывает свою силу, — горько подумал Скиталь. — Но этого недостаточно».

Несколько дней спустя гхола стоял у смертного одра отца, даже, скорее, у собственного смертного одра. Он чувствовал себя так, словно испытывал какое-то отчужденное от тела ощущение, наблюдая, как его собственная жизнь постепенно покидает тело. От этого у мальчика возникало странное чувство выпадения из какой-то очень важной связи.

С момента своего выхода из аксолотлевого чана Скиталь любил только одного человека — самого себя… как свою старую ипостась, так и ту, которая должна была последовать в жизнь за ним. Умирающий человек отдал для этого клетки своего тела, в которых хранилась вся его память, весь опыт, все знания Тлейлаксу.

Но он не сумел добыть ключ, которым можно отпереть эти клетки. Не важно, как сильно старался юный гхола, его память упрямо не желала восстанавливаться. Юноша сжал руку старика.

— Пока нет, отец, но я очень стараюсь.

Уже почти ничего не видящими глазами Скиталь уставился на своего двойника.

— За что… ты так разочаровал меня?

Юйэ уже восстановил память о своей прежней жизни, а двоих других гхола — Стилгара и Лиет-Кинеса — именно сейчас поджаривали на пылающих углях их генетической памяти. Как могли какие-то ведьмы достичь успеха там, где ничего не вышло у мастера Тлейлаксу? Это невозможно, чтобы Бене Гессерит так умело запускал лавину прежнего опыта в сознании. Если Скиталь окажется не в силах добиться желаемой цели, то тлейлаксы будут выброшены на мусорную свалку истории.

Старик хрипло закашлял на своей постели, и молодой гхола наклонился над ним. По щекам юноши катились слезы. Старый Скиталь начал харкать кровью. Отчаяние и разочарование старика можно было, казалось, потрогать руками.

Дверной сигнал возвестил о приходе двух врачей Сук. Раввин не скрывал своего отвращения к больному и очень неохотно согласился идти к нему, а Юйэ все еще не мог оправиться от потрясения, вызванного возвращением памяти. По глазам обоих врачей старый Скиталь понял, что они знают, что часы его сочтены.

Среди ведьм тоже были врачи школы Сук, но Скиталь настоял на том, чтобы его лечил только раввин, и то только в случаях крайней необходимости. Они все, конечно, нечистые повиндахи, но по крайней мере раввин не был ненавистной самкой. Может быть, следовало предпочесть Юйэ старому еврею. Старому Скиталю пришлось принять медицинскую помощь, ибо он надеялся, что врачи помогут ему дождаться, когда у «сына» пробудится память.

Скиталь поднял голову:

— Уходите, мы молимся!

— Вы думаете, мне очень нравится лечить гхола? Мерзкого тлейлакса? Вы думаете, что мне хочется быть здесь? Вы оба можете умереть, мне все равно!

Однако Юйэ, держа в руке медицинский набор, прошел в каюту, отстранил молодого Скиталя и принялся осматривать умирающего. За спиной Юйэ встал раввин. Он хищно прищурил глаза за стеклами очков и процедил:

— Это не продлится долго.

Какой странный этот святой старик, подумал молодой Скиталь. Даже на фоне резких запахов дезинфекции, лекарств и страдания, от старого раввина всегда исходил какой-то странный, необычный и чуждый запах.

Юйэ попытался придать своему голосу сочувствие:

— Едва ли мы сможем помочь.

Судорожно вздохнув, старый Скиталь приподнялся на локте и прохрипел:

— Мастер Тлейлаксу не должен быть таким слабым и немощным… Это непристойно.

Юная копия Скиталя, в который уже раз, попыталась запустить поток возрождаемой памяти, выдавить его в мозг. Истинная память должна быть где-то там, погребенная внутри дремлющих клеток какого-то сокровенного уголка сознания. Но у него опять ничего не получилось, не было даже проблеска пробуждения. Что, если ее там нет вовсе? Что, если процесс воссоздания гхола пошел не так, как надо? Его охватила паника, сердце бешено застучало. Как мало времени! Времени всегда не хватает!

Он постарался отогнать страшную мысль. В теле так много клеточного материала. Можно создать еще одного гхола Скиталя, пытаться снова и снова, если это окажется необходимым. Но если его собственная память откажется пробуждаться, то где гарантия, что идентичный гхола будет иметь больше шансов на возрождение, тем более не имея в наставниках оригинального мастера?

«Я — единственный, кто близко знал настоящего мастера».

Ему хотелось тряхнуть Юйэ за плечи, потребовать у него ответа на мучительный вопрос: как удалось ему восстановить свою память? Слезы текли по щекам молодого Скиталя, капали на руку умирающего старика, но Скиталь понимал, что все это не поможет. Грудь старого мастера начала судорожно подниматься и опускаться, смерть неотвратимо вступала в свои права. С громким жужжанием заработала система жизнеобеспечения. На дисплеях приборов светились данные.

— Он впал в кому, — произнес Юйэ.

Раввин согласно кивнул. Как палач, объявляющий о своих планах, он сказал:

— Он слишком слаб. Сейчас он умрет.

У молодого Скиталя упало сердце.

— Он так надеялся на меня. — Теперь отец так и не узнает, что будет дальше, он погибнет в сомнениях и тревоге, это будет последнее крушение в долгой цепи бед и катастроф, обрушившихся на расу тлейлаксов.

Он схватил умирающего за руку. Как она холодна, как холодна. «Я не смог!»

Словно пораженный станнером, Скиталь упал на колени у смертного одра старого тлейлакса. В отчаянии он вдруг отчетливо понял, что ему никогда, никогда, не удастся восстановить свою окостеневшую память. Не осталось ни единого шанса. Все погибло! Навсегда погибло! Все, что составляло славу и величие расы тлейлаксов. Громадность несчастья была невыносима. Чувство реальности поражения словно острый осколок стекла вонзилось в его сердце.

Но внезапно юный тлейлакс почувствовал, что внутри него что-то разительно переменилось, в голове, распирая виски, прозвучал взрыв. Скиталь громко закричал от резкой, почти непереносимой боли. Сначала ему показалось, что он тоже умирает, но вместо спасительной черноты небытия, он ощутил, как в его мозгу вспыхнуло пламя, в сознание, обжигая, хлынули погребенные в клетках мысли. Память вскипела словно пена, но Скиталь захватывал ее, усваивал, перерабатывал и пропускал через синапсы мозга. Драгоценная память вернулась и сделала его таким, каким он должен был стать.

Смерть отца смела барьеры. Скиталь получил то знание, каким должен был обладать, он получил доступ ко всем знаниям мастеров Тлейлаксу, теперь он знал все древние тайны своей расы.

Ощущая непомерную гордость, выказывая неведомое прежде чувство собственного достоинства, он поднялся с колен. Вытерев горячие слезы, он взглянул на свою отработанную копию. Это была всего лишь жалкая высохшая оболочка. Скиталю был больше не нужен этот старик.

Веллингтон Юйэ с нарочитой медлительностью шел по коридору, память долгой жизни, отягощенная стыдом за содеянное, переполняла угловатое неуклюжее тело подростка. Каждый шаг приближал его к моменту, которого он страшился больше всего на свете. Лоб горел в том месте, где должна была находиться татуировка в виде бриллианта. По крайней мере хоть в этом ему теперь не приходилось лгать.

Юйэ понимал, что, если он хочет прожить другую жизнь, свободную от преступлений прошлого, то должен посмотреть в глаза тем ужасным вещам, которые совершил в прошлом.

Здесь, тысячи лет спустя, на другом краю вселенной, Дом Атрейдесов снова ожил: Пауль Атрейдес, леди Джессика, Дункан Айдахо, Суфир Хават. Хорошо, что пока среди них нет герцога Лето. Юйэ не знал, как будет смотреть в глаза человеку, которого он предал.

Да и встреча с Джессикой сулила стать суровым испытанием.

Тяжело переставляя ноги по пути к своей каюте, Юйэ услышал впереди детский смех и укоризненный женский голос. Внезапно из двери в коридор выползла Алия, попытавшаяся скрыться в соседней каюте, вслед за ней спешила укорявшая ее проктор. Двухлетняя девочка отличалась ранним развитием, в ней угадывалась гениальность, отличавшая и подлинную Алию; насыщение пряностью в аксолотлевом чане несколько изменили личность ребенка, но она не обладала полным объемом Другой Памяти Преподобных Матерей. Проктор вслед за ребенком вошла в каюту и закрыла за собой дверь, даже не взглянув на Юйэ.

Алия родилась последней из детей гхола. Программа была остановлена после злодейского убийства трех аксолотлевых чанов и детей. «По крайней мере это преступление — не на моей совести». Правда, сестры Бене Гессерит вскоре снова приступят к продолжению программы «Гхола». Они уже сейчас обсуждают, какие клетки имплантировать в новые аксолотлевые чаны. Ирулан? Самого императора Шаддама? Графа Фенринга… или кого-то еще хуже? От одной этой мысли Юйэ бросило в дрожь. Он боялся, что ведьмы вышли за пределы здравого смысла и теперь просто играют чужими жизнями, забыв разумную осторожность.

Он остановился перед дверью каюты Джессики. «Я встречу свой страх и приму его». Кажется, это часть литании, которую так часто повторяют ведьмы. В своем нынешнем воплощении Джессика и Юйэ были достаточно близки для того, чтобы считать себя друзьями. Но теперь, когда он действительно стал доктором Веллингтоном Юйэ, все изменилось.

«Сейчас у меня появился второй шанс, — подумал он. — Но мой путь к искуплению будет долог и тернист».

Джессика открыла дверь на сигнал.

— О, привет, Веллингтон. Мы с внуком как раз читаем голографическую книгу о молодых годах Пауля, один из тех томов, которые бесконечно писала принцесса Ирулан. — Она пригласила Юйэ в каюту, где на покрытом ковром полу, скрестив ноги, сидел Лето II. Лето был одиночкой, однако много времени проводил со своей «бабушкой».

Юйэ нервно вздрогнул, когда Джессика закрыла дверь. Путь к отступлению был отрезан, и Юйэ ощутил обреченность. Он опустил глаза и, тяжело вздохнув, произнес:

— Я хочу просить у вас прощения, миледи. Хотя и понимаю, что вы никогда не сможете меня простить.

Джессика положила ладонь на его плечо.

— Мы уже прошли через это. Ты не можешь чувствовать вину за то, что ты совершил так давно. Да к тому же на самом деле это был вовсе не ты.

— Нет, это был я, потому что я все очень хорошо помню. Мы, гхола, были созданы с одной определенной целью, и должны принять на себя груз последствий.

Джессика нетерпеливо посмотрела на него.

— Мы все знаем, что ты сделал, Веллингтон. Я приняла это и давно простила тебя.

— Но простите ли вы меня после того, как вспомните? Когда в вашем сознании будут открыты его сокровенные подземелья, вскроются и старые раны. Нам придется столкнуться с виной, лежащей на наших предшественниках, или нас задавят деяния, которых мы никогда не совершали.

— Для нас это пока неизведанная территория, белое пятно, но подозреваю, что у каждого из нас есть вина, которую надо загладить. — Она изо всех сил старалась его утешить, но он чувствовал, что не заслуживает этого.

Лето остановил демонстрацию фильма, в глазах его сверкнуло понимание.

— Лично я собираюсь отвечать только за то, что совершу в своей второй жизни.

Джессика ласково провела пальцем по щеке Юйэ.

— Я не могу себе представить, через что тебе пришлось пройти, чтобы восстановить память. Но скоро, наверное, узнаю. Но тебе надо думать, о том, каким ты должен стать, а не о том, каким ты боишься стать.

Она произнесла это очень просто и обыденно, но, несмотря на все свои усилия, Юйэ так и не смог успокоиться.

— Но что, если и во второй жизни я сделаю что-то постыдное?

Выражение лица Джессики стало жестким.

— Тогда никто не сможет тебе помочь.

Волны бились о черные рифы Баззелла, поднимая в воздух тучи мелких брызг. Рядом с бывшей опальной сестрой Командующая Мать Мурбелла стояла на краю маленькой бухточки, наблюдая за веселыми играми фибианцев в воде. Они резвились — амфибии с гладкой, лоснящейся, как у дельфинов, кожей, — ныряя под высокие волны, а потом выпрыгивая на поверхность.

— Они любят свою свободу, — сказала Користа.

«Как дельфины морей древней Земли», — подумала Мурбелла, восхищаясь их совершенной формой. Они люди, но как разительно все же отличаются от нас.

— Мне было бы интереснее наблюдать, как они собирают камни су. — Она подставила лицо соленому ветру. На небе скапливались серые тучи, но влажный воздух оставался теплым.

— Наши долги из-за войны достигли астрономических сумм, кредит превзошел всякие разумные границы, некоторые из наших поставщиков согласны теперь принимать только твердую валюту — такую, как камни су.

Покинув несколько месяцев назад Окулиат, Мурбелла посетила множество планет, изучая готовность их населения к обороне. Осознав грозившую опасность, местные цари, короли, президенты и военные диктаторы были готовы предоставить свои боевые корабли в дополнение к поставкам Гильдии, которая продавала Мурбелле корабли, построенные на верфях Джанкшн. Все правительства, все союзы и федерации планет лезли из кожи вон, чтобы изобрести или купить новое вооружение, чтобы использовать его против Врага, но пока никакое оружие не оказалось эффективным. Иксианцы продолжали испытания своих облитераторов, производить которые оказалось труднее, чем ожидалось. Мурбелла продолжала требовать работы, материалов и жертв, каковых все равно оказывалось недостаточно.

Война между тем продолжалась. Смертоносные болезни не переставали собирать свою жатву. Машинные флотилии уничтожали все населенные планеты на своем пути. Недалеко от зоны боевых действий три подставные Шианы пытались поднять на борьбу людей, буквально зажатых между молотом и наковальней, но без успеха. Пока же, с начала наступления Омниуса, Мурбелла не могла припомнить ни одной одержанной над машинами победы.

В моменты глубокого отчаяния, шансы на победу в войне казались Мурбелле призрачными, а трудности и препятствия непреодолимыми. Тысячелетия назад человечество уже было в такой невозможной ситуации, и люди устояли только потому, что смирились с невероятной ценой, которую пришлось заплатить за победу в Батлерианском Джихаде. Люди использовали атомные заряды, с помощью которых они уничтожили машины, но одновременно погубили и триллионы душ, томившихся в рабстве у мыслящих машин. Это была пиррова победа, оставившая неизгладимое пятно на совести человечества.

И вот теперь, после принесения неисчислимых жертв, Омниус вернулся как сорняк, корни которого так и не были уничтожены. Если наступление машин будет продолжаться в том же темпе, то через год-два человечеству придется дать последнее в своей истории сражение.

Как только иксианским промышленникам удастся запустить в серию облитераторы, все военные силы обитаемой вселенной должны будут образовать единый фронт в космосе. Но, как понимала Мурбелла, сделать это можно будет очень и очень не скоро.

— За истекшие два года добыча камней су возрастала каждый месяц, — рассказывая, Користа не отрывала взгляд от забав водяных созданий. — Фибианцы стали трудиться более производительно с тех пор, как их перестали мучить и притеснять Досточтимые Матроны. Они никогда так не резвились в воде раньше. Теперь они считают воды Баззелла своим домом, а не тюрьмой.

Користа, бывшая Преподобная Мать и селекционная наставница, была изгнана из ордена за то, что пыталась сохранить у себя рожденного ею ребенка, теперь она стала надзирательницей за добычей камней су. Она следила за добычей, очисткой и фасовкой перламутровых гемм, которые регулярно продавались посредникам из КООАМ.

— Пусть так, но нам нужно еще больше камней су.

— Я поговорю с фибианцами, Командующая Мать. Я объясню им, как велика наша потребность, расскажу, что Враг подходит к нашим пределам. Ради меня они будут трудиться еще усерднее. — Користа улыбнулась загадочной улыбкой. — Я попрошу их об одолжении.

— И это поможет?

Сестра Користа пожала плечами. Фибианцы высоко выпрыгивали из воды, а потом с плеском, поднимая брызги, падали назад, а Користа, смеясь, приветливо махала им рукой. Они, казалось, знали, что она смотрит на них. На воде плясали солнечные блики. Может быть, фибианцы специально устроили это представление?

Внезапно вблизи от беззаботно плещущихся в воде созданий из глубин вынырнула какая-то змееподобная тень. Над волнами возникла безглазая голова с раскрытой пастью, усаженной рядом сверкающих кристаллических зубов. Голова поворачивалась из стороны в сторону, стремясь уловить, откуда исходит вибрация, вызванная ударами перепончатых ласт по воде. Так ориентировались в воде и древние морские змеи.

Мурбелла затаила дыхание. К ее изумлению, она узнала в этих ужасных тварях песчаных червей Ракиса, правда, эти монстры были в длину не более десяти метров. Черви, живущие в воде? Это невозможно! Что это — морские черви?

Користа стремительно бросилась к берегу и вошла в воду по колено. Фибианцы уже увидели чудовище и пытались теперь плыть к берегу. Червь бросился за ними, брызги, сверкая разлетались с его зеленоватых колец.

Из пучины вынырнули еще два чудовища, теперь три червя окружали фибианцев. Водяные люди образовали строй, чтобы защищаться, самец со шрамом на лбу выхватил широкий плоский нож, которым фибианцы вскрывали раковины холистер на океанском дне. Другие фибианцы тоже схватились за оружие, но оно казалось нелепым и смехотворным в схватке с этими змееподобными исполинами.

Стоя по колено в воде, Користа то и дело оскальзывалась на покрытых водорослями камнях. Мурбелла поспешила к ней, не отрывая взгляд от невиданного зрелища.

— Что это за твари?

— Чудовища? Я никогда раньше их не видела.

Самец со шрамом что-то крикнул, с громким шлепком ударил ластом по поверхности воды, и все фибианцы, сомкнувшись, как рыбья стая, кинулись к берегу — некоторые плыли под водой, некоторые по поверхности, стремительно приближаясь к берегу, рассекая волны.

Несмотря на то что у чудовищ не было глаз, они прекрасно чувствовали, где находились фибианцы. Подняв столбы брызг, чудовища, извиваясь своими длинными телами, понеслись за фибианцами, гоня тех к скалистому берегу.

Мурбелла и Користа видели, как самый большой червь рванулся вперед и, накрыв одного из людей-дельфинов, мгновенно отправил его в свою мокрую глотку. Другие черви атаковали, как стая осатаневших акул.

Мурбелла вбежала в воду и, схватив Користу за плечи, не дала ей поплыть на помощь фибианцам. Они обе ничего не могли сделать, чтобы остановить этот ужас.

— Мое морское дитя, — простонала Користа.

Пожирая фибианцев, твари крутились и плескались в воде. Окрашенные кровью волны набегали на ноги Мурбеллы, когда она выводила на берег рыдающую Користу.

Теперь, когда память была восстановлена у Стилгара и Лиет-Кинеса, эти двое стали специалистами по неотложной утилизации и повторному использованию отходов. Экипаж и пассажиры корабля отчаянно нуждались в сбережении скудных, истощающихся ресурсов. Системы жизнеобеспечения «Итаки» были разработаны безвестными гениями в Рассеянии, потомками тех, кто пережил ужасы Великого Голода. Высокоэффективная техника могла служить пассажирам и экипажу долго, даже при растущей численности пассажиров. Но не перед лицом саботажа и диверсий.

Высокий и худой, с телом юноши и с глазами старого наиба, Стилгар был похож на человека, готового к длительному путешествию по пустыне. С Лиет-Кинесом его сначала связывали общие интересы, а теперь узы еще больше укрепились на основе общего прошлого. Лиет не стал рассказывать Стилгару, что сделала Шиана, чтобы пробудить в нем память, это было слишком частное дело, чтобы делиться им даже с близким другом.

Сам же Стилгар до конца своих дней не забудет, что сделали с ним ведьмы, чтобы восстановить его исходную личность. Он был жителем пустынного Арракиса до мозга костей. Под присмотром главного проктора Гарими он читал свою биографию, знал, что сначала был предводителем небольшого отряда, боровшегося с Харконненами, потом стал наибом, а потом последователем Муад'Диба. Для того чтобы пробудить память наиба, сестры попытались его утопить.

Шиана и Гарими подвели мальчика к бассейну с водой и привязали к ногам Стилгара тяжелые гири. Он сопротивлялся, но что мог поделать одиннадцатилетний ребенок с двумя сильными ведьмами?

— Что я сделал? За что вы хотите меня убить?

— Найди свое прошлое, — процедила Шиана, — или умри.

— Без прежней памяти ты бесполезен, и лучше тебе быть утопленником, — поддержала Шиану Гарими. С этими словами они бросили Стилгара в бассейн.

Он был не в состоянии освободиться от гирь и быстро пошел ко дну. Он барахтался изо всех сил, но вода была всюду, она душила сильнее, чем самое густое облако пыли. Напрягая последние силы, он старался выплыть, но сквозь толщу воды видел лишь смутные колыхавшиеся силуэты обеих женщин. Ни одна из них не собиралась ему помочь.

Легкие вопили о пощаде, перед глазами поползла черная пелена. Стилгар корчился и извивался, и силы его стремительно таяли. Все его существо хотело одного — дышать! Он хотел закричать, но не мог — кругом была вода. Пузыри воздуха с рокотом устремились изо рта к поверхности. Когда удушье стало невыносимым, он сделал вдох — и в легкие хлынула вода, заполняя трахею и бронхи. Выхода из бассейна не было…

…но вдруг бассейн исчез. Его больше не было, но зато была широкая и глубокая река, река, как вспомнил Стилгар, на одной из планет, где он воевал, участвуя в джихаде Муад'Диба. Он служил тогда в каладанском полку, и во время перехода им пришлось форсировать ту реку. Она оказалась глубже, чем думали, дно ушло из-под ног. Его товарищи, прирожденные пловцы, не стали задумываться об этом, они даже весело смеялись, вплавь устремившись к противоположному берегу. Стилгар же быстро пошел ко дну. Он вырвался на поверхность, хватая ртом воздух. Тогда он тоже нахлебался воды и едва не утонул…

Шиана и Гарими вытащили его из бассейна и начали делать искусственное дыхание. Врач Сук, неодобрительно покосившись на них, принялась оживлять юного гхола. Его перевернули на живот, и вода вылилась из легких. Придя в себя, Стилгар с трудом приподнялся и встал на колени.

Когда он взглянул на Шиану, то не был уже одиннадцатилетним мальчиком. Теперь это был наиб Стилгар.

Потом, когда Стилгар встретил друга, то побоялся спросить у Лиета, какому испытанию подвергли его…

Сейчас они направлялись к грузовому отсеку, чтобы посмотреть на песчаных червей, как они много раз делали до этого. Расположенный под потолком отсека наблюдательный пункт всегда был их излюбленным местом, но теперь он привлекал их еще больше. Огромные звери будили в обоих сильные атавистические чувства.

Когда они приблизились к входу в отсек, Стилгар с удовольствием вдохнул горячий сухой воздух, напитанный запахом червей и пряности. Он улыбнулся своей ностальгии, но потом озабоченно нахмурился.

— Я не должен здесь чувствовать этот запах.

Лиет разделял его тревогу.

— Климат и влажность в отсеке должны находиться под постоянным контролем. Если в люках или стенах есть утечки, то в отсеке может стать слишком влажно.

Еще одна поломка в бесконечной череде сбоев и мелких аварий!

Прибежав в аппаратный отсек, они застали там Суфира Хавата, наблюдавшего за ремонтом. Две сестры Бене Гессерит и Леви, один из еврейских беженцев, меняли плаз обшивки отсека. Кроме того, они залили герметиком швы вокруг наблюдательного окна. Суфир был явно зол и раздосадован.

Стилгар с угрожающим видом выступил вперед. Задача следить за червями и системой переработки отходов была возложена на него и Лиета.

— Почему ты здесь, Хават?

Суфир был удивлен раздражением в голосе фримена.

— Кто-то облил кислотой шов окон. Кислота разъела не только герметик, но и часть плаза и даже часть стены.

— Мы вовремя залатали отверстие, — сказал Леви. — Мы нашли еще и часовое устройство, которое должно было вылить цистерну воды в отсек, когда в стене образуется отверстие достаточной величины.

Стилгара трясло от ярости.

— Это бы убило червей!

— Я лично проверял эти системы два дня назад, — сказал Лиет. — Это не просто авария.

— Нет, — согласился Суфир. — Диверсант снова принялся за работу.

Пока Стилгар подозрительным взглядом окидывал всех присутствующих, Лиет кинулся к консоли слежения за средой в отсеке.

— Похоже, что серьезных поломок нет. Показания приборов в пределах нормы. Газопромыватели скоро вернут уровень влажности к желаемому уровню.

Стилгар придирчиво осмотрел новый герметик и нашел изоляцию достаточной. Они с Лиетом обменялись взглядами: подозревать надо всех и каждого. «Кроме нас с тобой», — мысленно решил Стилгар.

Очень давно, с тех пор, как они с Лиетом в первый раз познакомились друг с другом, им пришлось вместе пережить немало опасностей в борьбе с подлыми Харконненами. Так же, как и его отец, Лиет вел двойную жизнь. С одной стороны, он внушил жителям пустыни великую мечту, а с другой — был имперским планетологом и судьей перемен. Лиет, кроме того, был отцом Чани. Фрименская девочка гхола пока не помнила этого, но Лиет помнил и смотрел на Чани со странной, пережившей века любовью.

Раздраженный запахом кислоты и герметика, Стилгар резко отвернулся от наблюдательного окна.

— Отныне я сплю здесь. Я не позволю Шаи-Хулуду умереть, во всяком случае, пока дышу.

— Я работаю вместе с башаром. Должен же быть какой-то след. Нам надо просто его найти. Кислота взята из охраняемого склада, поэтому там должны остаться или отпечатки пальцев, или генетические метки. — На губах Суфира сейчас не было красных пятен Сафо, кожа его была нежна, а глаза не имели утомленного выражения, как на знаменитых старых портретах прежнего Суфира Хавата. — Наверное, камеры слежения зафиксировали диверсанта, когда он проник на наблюдательный пункт. Как только я его поймаю, мы сможем облегченно вздохнуть.

— Нет, — твердо возразил Стилгар. — Даже после этого я буду бдительным.

Диверсии опять возобновились, саботаж продолжался тысячами способов в самых разных местах огромного корабля; нервы экипажа были на пределе. Сестры Бене Гессерит не смыкали глаз, раввин прочел своим последователям проповедь о шпионах и убийцах, притаившихся среди них.

Дункан изучал данные и строил ментатские проекции. Он снова подумал о том, что, возможно, один или больше лицеделов с планеты укротителей, все же находятся на борту, избежав гибели от столкновения. Где мог прятаться диверсант? Прошло уже несколько лет, но ни у него, ни у Суфира не было на этот счет никаких идей. Как мог враг уклоняться от камер слежения, как мог пройти допрос Вещающей Истину, как смог ускользнуть от всеобщей бдительности? В нескольких подозрительных случаях камеры слежения зафиксировали какую-то смутную тень, передвигавшуюся в запретных зонах. Но даже при большом увеличении черты лица этого человека было невозможно распознать.

Саботажник, казалось, точно знал, когда и где можно нанести следующий удар. Бесконечная череда мелких поломок и незначительных аварий, каждая имевшая свою цену, изматывала экипаж.

Один раз камеры слежения зафиксировали человека, крадущегося по коридору, примыкающему к блоку кислородных газопромывателей и машин циркуляции воздуха. Человек, одетый в черное, был в плотно облегавшей голову маске, скрывавшей лицо, и держал в руках длинный серебристый нож и короткий лом. Человек двигался вперед, преодолевая мощный поток воздуха. Потом, ловко обогнув угол, человек проскользнул в центральный отсек рециркуляции, откуда мощные вентиляторы гнали воздух в трубы, расходящиеся во все отсеки корабля-невидимки, продавливая воздух через очищающие слои биологического геля.

Диверсант с яростью набросился на плиты геля — он принялся резать фильтрующие пористые маты, срывал их с рам, уничтожая систему очистки воздуха. Покончив с фильтрами, диверсант бросился бежать. Ни на одном экране не было видно его лица, не было даже понятно, кто этот прячущийся под маской субъект — мужчина или женщина. Когда охрана ворвалась в отсек, саботажника не было, он исчез, как будто его унес поток воздуха.

Дункану не было нужды напрягать воображение. Лицедел. Он заново просмотрел все записи столкновения корабля с ракетой камикадзе на планете укротителей. Он внимательно смотрел, как их судно врезается в обшивку, как была констатирована смерть всех находившихся на борту и как были выброшены за борт их тела. Должно быть, один из этих паяцев все же сумел живым выбраться из огня.

Что еще хуже, он мог быть и не один.

В воздухе стоял густой запах влаги и гниения — пахло смесью водорослей и канализации. Дункан стоял на мокром от испарений мостике, перекинутом над одним из самых больших чанов с водорослями. Они погибали от отравления.

Стоявший рядом с Дунканом Тег вцепился в перила мостика так, что побелели костяшки пальцев. Тег был встревожен, глядя на данные химического анализа в блокноте.

— Тяжелые металлы, страшный яд, входит в список смертельных ядов, его не могут переварить даже эти водоросли. — Он взял в руку пригоршню некогда плодоносного зеленого вещества. Липкая масса стала коричневой и комковатой.

— Саботажник старается уничтожить наши источники еды, — сказал Дункан.

— И лишить нас воздуха.

— Но зачем? Похоже, затем, чтобы нас убить.

— Или сделать нас беспомощными.

Дункан злобно посмотрел на чан, испытывая гнев и унижение.

— Пусть рабочие команды уберут водоросли и очистят чан. Необходимо дезактивировать яд и перенести сюда водоросли из других чанов, чтобы восстановить объем биомассы. Надо стабилизировать положение, пока не случилось еще чего-нибудь.

Дункан был один в навигационной рубке корабля, когда произошла следующая катастрофа. За многие годы странствования пассажиры привыкли не обращать внимания на легкую вибрацию корабля. Но сейчас внезапный крен и явное изменение курса едва не выбросили Дункана из кресла.

Он немедленно вызвал Тега и Суфира, потом склонился над приборами, изучая космическое пространство вокруг корабля-невидимки. Он опасался, что они столкнулись с каким-то космическим объектом или с гравитационной аномалией. Но никаких признаков столкновения он не увидел. Никаких препятствий в обозримом пространстве не было. Итака! Явно отклонилась от курса, началось непонятное рысканье, и Дункан изо всех сил старался теперь стабилизировать курс, используя множество вспомогательных двигателей, вмонтированных в корпус. Он замедлил опасное вращение судна, но не смог полностью его прекратить.

Огромное судно продолжало вращаться, когда Дункан заметил какой-то серебристый шлейф, который словно полоса тумана сопровождал корабль за кормой. Один из трех главных водных резервуаров корабля был намеренно опрокинут. Перемещение громадной массы воды могло вызвать толчок такой силы, которой вполне хватило на то, чтобы корабль сместился и сбился с курса. Потеря углового момента становилась все опаснее по мере того, как вода продолжала выливаться из резервуара в открытый космос, образуя что-то вроде хвоста кометы за кормой. Это были жизненно важные резервы корабля!

Лихорадочно работая с панелью управления, Дункан сумел перекрыть люк резервуара, моля небо о том, чтобы саботажник просто открыл выход в космос, а не взорвал люк украденной из арсенала бомбой.

В рубку влетел Тег — как раз в тот момент, когда Дункан смог закрыть люк и сохранить остаток воды в резервуаре. Башар наклонился к экранам, его юное, но уже закаленное лицо исказилось от тревоги.

— Там был годовой запас воды! — Он нервно огляделся.

Расхаживая по рубке, Дункан смотрел на туманную вуаль выброшенной в космос воды.

— Мы можем собрать часть. Выловить ее как лед, а когда мне удастся стабилизировать…

Но, взглянув еще раз на туманность, образовавшуюся из воды за кормой корабля, Дункан вдруг заметил другие линии, засветившиеся на фоне звездной россыпи неба. То были многоцветные нити, оплетавшие корабль-невидимку словно паутина. Вражеская сеть! Снова она была такая яркая, что ее увидел и Тег.

— Проклятие! И именно теперь!

Рывком усевшись в пилотское кресло, Дункан активировал двигатели Хольцмана. Имея на борту одного или нескольких диверсантов, он рисковал. Двигатели могли теперь взорваться в любой момент, но иного выбора не было. Он запустил машину, свертывающую пространство, до того, как подумал о будущем курсе. Корабль-невидимка, все еще продолжая хаотично вращаться, оказался в другом месте вселенной.

Они уцелели.

Дункан посмотрел на Тега и вздохнул.

— Мы бы все равно не смогли собрать много льда и возместить потерю.

Даже возможности системы переработки отходов и запасы продовольствия этого огромного корабля не были безграничными, а теперь, когда саботажники начали целенаправленно уничтожать систему жизнеобеспечения, дело быстро пошло к неизбежной развязке. После многих лет непрерывного полета кораблю надо был сделать остановку на подходящей планете и пополнить запасы воздуха, воды и пищи. Это нелегко сделать в галактике при ее непомерных расстояниях. За прошедшие годы, во всяком случае, они так и не смогли найти ничего подходящего. По крайней мере после планеты укротителей.

Но Дункан понимал, что проблема не только в этом. Как только они найдут планету и высадятся на ней, они тотчас станут уязвимыми для Врага.

Столица машин поражала своей индустриальной железной красотой: острые углы, гладкие, плавно искривленные поверхности и во всем — невероятная мощь, заставляющая все строения перемещаться и менять форму в такт неслышной мелодии. Угловатые здания и башни без окон занимали каждый квадратный метр поверхности. Барон не видел здесь ни отвратительных оранжерей, ни никому не нужных цветов, ни природного ландшафта — ни листочка, ни цветка, ни былинки.

Синхрония была вызывающим символом производительности — в сочетании с высокой доходностью и политической властью, если, конечно, мыслящие машины научились обращать внимание на такие вещи. Может быть, он, Владимир Харконнен, покажет Омниусу, как это делается.

После долгого путешествия с Каладана, барон и Паоло ехали в вагоне городской железной дороги по подвижному центру машинной столицы. Гхола Атрейдеса во все глаза смотрел на дома и башни сквозь закругленное окно, глаза мальчика были широко раскрыты от удивления и жадного внимания. В вагоне, кроме них, находились восемь лицеделов сопровождения. Барон пока не понимал, что связывает их с Омниусом и новой Синхронизированной Империей. Высоко в небе пролетела какая-то машина, со свистом рассекая воздух между танцующими зданиями.

Когда они углубились в центр города, здания стали перемещаться вверх и вниз, словно исполинские поршни, грозя раздавить бегущий по дороге вагончик. Барон заметил, что, когда ожившие здания стали колыхаться, как водоросли, колеблемые течением, лицеделы принялись качаться в унисон, улыбаясь своими плоскими, невыразительными, как у трупов, лицами, как будто и они были частью этого хореографического спектакля.

Словно игла, пронизывающая лабиринт отверстий, вагон на большой скорости устремился к высокому зданию, стоявшему в центре города, словно шпиль грандиозной башни, возвышающейся над низиной. Вагон со звонким щелчком остановился на своеобразно живописной центральной площади.

Горевший желанием все увидеть поближе, Паоло бросился к выходу. Несмотря на неуверенность и грызущий его страх, барон, как зачарованный, смотрел на многочисленные костры, расположенные в строгом геометрическом порядке, на каждом костре, как древние мученики, горели люди. Очевидно, завоевывая одну за другой населенные людьми планеты, машины отбирали человеческие экземпляры для своих экспериментов. Эта экстравагантность показалась ему захватывающей. У этих машин был кое-какой потенциал, пожалуй, они даже обладали некоторым воображением.

Он подумал об огромном флоте мыслящих машин, который сейчас методично распахивал населенную людьми территорию. Из того, что рассказал Хрон, становилось ясно, что, когда машины получат своего личного Квисац-Хадераха, Омниус поверит в то, что наверняка исполнятся математические пророчества, и тогда поражение машин станет невозможным. Барон находил забавной способность машин все рассматривать как абсолют. Похоже, что за прошедшие пятнадцать тысяч лет они так ничему и не научились.

Паоло был захвачен мегаломаническим вихрем. Задача барона состояла в том, чтобы и дальше питать эту иллюзию, постоянно, правда, учитывая опасность положения, в каком он оказался, и напрягать, поэтому, весь свой ум, чтобы не попасть в западню. Не зная, что его ждет впереди — личная слава или унизительная смерть, барон все время напоминал себе, что он — всего лишь катализатор для Паоло. Вот уж действительно второй по важности предмет!

Откуда-то из закоулков сознания возникла Алия. Она перебила поток мыслей барона, убеждая его в том, что машины избавятся от него сразу, как только он выполнит свою задачу. Когда он мысленно залепетал в ответ что-то бессвязное, она визгливо захохотала. Дедушка! Вспомни свою первую жизнь — ты же не всегда был таким внушаемым глупцом!

Барон тряхнул головой, чтобы выбросить строптивую внучку из сознания. Может быть, этот мучитель в образе Алии — всего лишь опухоль, давящая на когнитивные центры его мозга? Маленькая злокачественная Алия, окопавшаяся в его черепе. Может, робот-хирург сможет ее удалить…

Лицеделы повели барона и его юного подопечного сперва по платформе, а потом по лестницам на площадь. Паоло бежал впереди, пританцовывая от радости.

— Все это мое? Где будет мой тронный зал? — Он оглянулся на барона. — Не волнуйся, я найду тебе место среди моих придворных. Ты сделал мне много добра.

Что это? Остатки атрейдесовской фамильной спеси? Барон недовольно скривился.

Лицеделы втолкнули барона в лифт, позволив Паоло войти самостоятельно. Вместо того чтобы начать подъем, как ожидал барон, лифт полетел вниз, куда-то в адские глубины. Харконнен с трудом подавил желание закричать.

— Если ты действительно Квисац-Хадерах, Паоло, то, может быть, ты научишься использовать свою власть… немедленно.

Мальчик молча пожал плечами, показав, что не сознает всей опасности положения, в котором они оказались.

Как только лифт плавно остановился, стены вокруг растаяли, открыв взору огромное помещение без пола. Здесь, как и снаружи, ничто не оставалось неподвижным. Вращающиеся стены и пол из прозрачного плаза вызывали головокружение, барон потерял ориентацию, ему казалось, что они оба повисли в пустом пространстве.

Поднялся туман, сгустившийся в силуэт большого безликого человека, похожего на призрак. Туманная фигура высотой в два человеческих роста остановилась перед ними. От фигуры повеяло ледяным воздухом, пахнувшим металлом и смазочным маслом. На лице появились два глаза. Из туманного бесформенного рта зазвучал низкий голос.

— Итак, это наш Квисац-Хадерах.

Паоло гордо поднял голову и на память повторил то, чему научил его барон, вложив в слова всю свою юную страстность.

— Я буду тем, кто способен прозревать одновременно все места и все вещи, тем, кто поведет за собой легионы. Я — сокращение пути, спаситель, мессия, я тот, о ком гласят бесчисленные легенды.

Из тумана в ответ тоже зазвучали слова.

— У тебя харизматические данные, и я нахожу это очаровательным. Люди испытывают неистребимую потребность следовать за физически привлекательными, чарующими их вождями. Если тебя правильно воспитать и держать под контролем, то ты сможешь стать полезным и весьма разрушительным орудием в наших руках. — Туманное создание рассмеялось, дыша ледяным ветром. Потом таинственные глаза обратились к барону.

— Ты будешь отвечать за то, чтобы мальчик сотрудничал с нами.

— Да, конечно. Вы Омниус?

— Я говорю от имени Омниуса.

Туманное облако съежилось, уступив место сверкающему роботу из полированного металла, к лицу робота была приклеена преувеличенно широкая, но угрожающая улыбка.

— Для удобства я называю себя Эразмом.

Стены снова переместились, как кусочки калейдоскопа, и по периметру помещения стали видны боевые роботы, похожие на больших жуков. Их глаза излучали непримиримую враждебность.

— Возможно, сейчас я допрошу вас. Или сделать это позже? Нерешительность весьма свойственна людям, знаете ли. Но что в том, у нас в распоряжении все время мира. — Улыбка снова, как по команде, приклеилась к металлическому лицу. — Мне так нравятся ваши клише.