"Песчаные черви Дюны" - читать интересную книгу автора (Герберт Брайан, Андерсон Кевин Джей)

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ГОДА СПУСТЯ ПОСЛЕ БЕГСТВА С КАПИТУЛА

Пока эпидемия сама собой угасала, уцелевшие — все они были Преподобными Матерями — изо всех сил старались сохранить единство Общины Сестер. Никакие вакцины, иммуномодуляторы, диеты и карантин не приносили ни малейшей пользы — население вымирало.

Потребовалось всего три дня, чтобы сердце Мурбеллы обратилось в камень. Вокруг гибли тысячи молодых послушниц — надежд Общины, прилежные ученицы, не готовые пока стать Преподобными Матерями. Все они умирали либо от болезни, либо от Воды Жизни, не выдерживая Испытания пряностью.

Кирия окончательно погрязла в прежних пороках Досточтимых Матрон. При каждом удобном случае она горячо возражала против оказания помощи тем, кто заразился страшной чумой, называя уход напрасной тратой времени.

— Ресурсы надо направлять на что-то более важное, на дела, имеющие шансы на успех!

Мурбелла не находила возражений против такой логики, но не соглашалась с мнением Кирии.

— Мы не мыслящие машины. Мы люди, и должны заботиться о людях.

Печальная ирония заключалась в том, что чем больше людей умирало, тем меньше забот оставалось у Преподобных Матерей, и теперь они действительно могли заниматься другими неотложными делами.

Мурбелла смотрела в высокое сводчатое окно за спинкой трона на окружающий пейзаж. Совсем недавно Капитул был многолюдным бурным административным центром, пульсирующим горячим сердцем Новой Общины Сестер. До того как планету поразила чума, Командующая Мать Мурбелла вникала в детали сотен оборонительных мероприятий, следила за продвижением вражеского флота, вела переговоры с Иксом и Гильдией, занималась делами беженцев и военных диктаторов, склоняя на свою сторону всех, кто мог сражаться.

Вдали были видны бурые холмы и погибающие сады, но больше всего Мурбеллу угнетала тишина, царившая в самом городе. Общежития, служебные здания, близлежащий космопорт, рынки, парки, исчезающие стада… все это требовало ремонта, ухода, содержания. Для этого требовалось население в несколько сотен тысяч человек. Печально, но теперь вся бурная активность в Убежище и городе замерла, остановилась. Осталось слишком мало людей, способных выполнять даже самые необходимые работы. Сама планета практически обезлюдела, все надежды рухнули в течение каких-то нескольких дней. Внезапно и страшно!

Воздух в городе пропитался отвратительным запахом смерти и едкой гарью. Черный дым поднимался от десятков костров — то были не погребальные костры — у Мурбеллы были иные способы похорон, это сжигали одежду умерших и зараженные медицинские материалы.

В один из моментов такой слабости Мурбелла вызвала двух до предела измотанных Преподобных Матерей. Велев им принести подвесные зажимы, она приказала убрать из зала выключенного боевого робота. Несмотря на то что ненавистная машина уже много лет не двигалась, она начала раздражать Командующую Мать одним своим присутствием.

— Уберите этот хлам и уничтожьте его. Я ненавижу все, что он символизирует.

Послушные женщины, кажется, были рады выполнить этот приказ.

Издала Командующая Мать и еще один приказ:

— Откройте все склады меланжи и распределите запасы между всеми выжившими.

Каждая здоровая женщина самоотверженно ухаживала за больными, хотя это был риск, и риск абсолютно бесполезный в своей безнадежности. Уцелевшие Преподобные Матери были до крайности истощены, сутками работая без отдыха. Даже подготовка Бене Гессерит, позволявшая контролировать состояние организма, оказывалась недостаточной. Только меланжа могла вдохнуть в женщин новые силы.

Очень давно, во времена Батлерианского Джихада, меланжа была единственным эффективным средством против инфекций, распространяемых мыслящими машинами. На этот раз Мурбелла не ожидала, что пряность позволит остановить эпидемию, но зато она сможет помочь выжить Преподобным Матерям, вынужденным исполнять утомительные, изматывающие обязанности. Несмотря на то что Мурбелле требовался каждый грамм пряности, чтобы расплачиваться с Гильдией и Иксом, сейчас ее сестры нуждались в меланже больше. Если Объединенная Община Сестер на Капитуле вымрет, то кто возглавит битву за спасение человечества?

«Еще одна цена из многих, которые приходится платить. Но если мы не потратим пряность сегодня, то завтра мы не купим победу».

— Выполняйте. Распределите столько пряности, сколько окажется необходимым.

Когда женщины отправились выполнять приказ, Мурбелла произвела расчеты и к своему ужасу убедилась в том, что на Капитуле осталось слишком мало Преподобных Матерей для того, чтобы истощить имеющиеся запасы пряности.

Весь обслуживающий персонал вымер, и Мурбелла чувствовала себя в полной изоляции. Командующая Мать уже ввела строжайшие меры экономии, урезала расходы на бытовое обслуживание и отменила всю плановую деятельность. Пусть даже Преподобные Матери пережили чуму — неизвестно было, смогут ли они пережить ее последствия.

Она призвала к себе Матерей, обладавших способностями ментатов, и приказала им оценить объем необходимых работ и составить экстренный план восстановления, привлекая для этого наиболее приспособленных к такому труду людей. Где можно взять рабочую силу, необходимую для поддержания нормальной жизни на Капитуле, восстановления и продолжения битвы? Может быть, удастся убедить часть беженцев, спасавшихся с окраинных планет от наступавшего врага, прибыть на Капитул. Но это можно будет сделать только после того, как закончится эпидемия.

Мурбелла устала от попыток простого восстановления, а ведь Капитул был лишь крошечной частью общего поля гигантской галактической битвы, исполинской решающей войны. Самая страшная угроза продолжала нависать во всей своей неотвратимости, наступавший вражеский флот завоевывал одну планету за другой, заставляя беженцев, подобно стадам обезумевших животных, спасающихся от лесного пожара, в панике покидать родные миры. Битва в конце мироздания.

Крализец…

В зал вошла явившаяся с докладом Преподобная Мать. Молоденькая девушка, почти девочка, которую заставили до времени пройти испытание пряностью и которая сумела его перенести. Глаза её приобрели едва заметный синеватый оттенок, который будет становиться все темнее и темнее по мере того, как она будет принимать меланжу. У девушки был остановившийся взгляд, усталость и утомление коснулись самых сокровенных глубин ее души.

— Я доставила ежечасный доклад, Командующая Мать.

С этими словами она вручила Мурбелле стопку листов кристаллической ридулианской бумаги с напечатанными на ней колонками имен.

Вначале сестры подавали информацию в холодном деловом виде — сухие цифры и итоги, но Мурбелла потребовала составления поименных списков. Каждый человек, умерший от чумы, был личностью, каждый рабочий и каждая послушница были солдатами, павшими в войне с грозным Врагом. Их нельзя унижать, относясь к ним просто как к цифрам и итогам. Дункан Айдахо никогда не позволил бы себе такого бездушия.

— Еще четверо из них оказались лицеделами, — сказала девушка.

Мурбелла стиснула зубы.

— Кто?

Женщина назвала имена, едва знакомые Мурбелле, то были малозаметные, ничем не примечательные сестры, не привлекавшие к себе внимания, как и положено шпионам. До сих пор среди жертв чумы было обнаружено шестнадцать трупов лицеделов. Командующая Мать давно подозревала, что Община наводнена вражескими агентами, но теперь у нее в руках были и реальные доказательства. По иронии судьбы, мыслящие машины, видимо, не учли, что их шпионы окажутся подверженными распространяемой инфекции. Лицеделы умирали так же неотвратимо, как и все прочие.

— Сохранить их тела для вскрытия и исследования — вместе с остальными. Может быть, это поможет нам научиться распознавать их при жизни.

Молодая женщина ждала, когда Мурбелла закончит просмотр длинного списка. Когда она дошла до третьего столбца, по спине ее пробежал леденящий озноб и перехватило дыхание. Она пошатнулась словно от сильного удара.

«Джанна».

Ее собственная дочь, младший ребенок, которого она родила от Дункана Айдахо. Много лет девочка откладывала испытание пряностью, так и не достигнув состояния, в котором она смогла бы его перенести. Несмотря на то что девочка была не готова, ее заставили принять Воду Жизни, этот яд, ставший единственным шансом выжить.

Мурбелла была потрясена. Она должна была быть рядом с Джанной, но в творящемся хаосе никто не сказал Командующей Матери, когда ее дочь примет Воду Жизни, да к тому же большинство сестер даже не знало, что Джанна — ее дочь. Истощенные, утомленные помощницы точно этого не знали. И сама Мурбелла, по традиции Бене Гессерит, отдавала все свои силы делам ордена и не спала подряд три ночи.

«Я должна была побыть с ней рядом, пусть даже и не смогла бы ей ничем помочь и стала бы бессильной свидетельницей ее смерти».

Со всеми этими трагическими событиями, громоздившимися одно на другое, Мурбелла упустила из виду жизнь собственного ребенка. Сначала Риния, теперь Джанна — и обе погибли от рискованного испытания. В живых остались только две дочери: Джейнис, сражавшаяся где-то на переднем крае войны с мыслящими машинами, и Танидия, не знавшая своей матери и служившая теперь в Наступательной Миссии. Обе они сильно рисковали, но по крайней мере им не пришлось столкнуться со страшной заразой.

— Погибли двое моих детей, — произнесла она вслух, но девушка не поняла ее. — Что подумал бы обо мне Дункан?

Мурбелла положила доклад на стол, потом закрыла глаза, сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки. Указав на имя Джанны, она сказала:

— Проведите меня к ней.

Девушка взглянула на колонку имен, подумала и ответила:

— Тела этих людей уже доставлены в космопорт. Сейчас их грузят на орнитоптер, который вот-вот должен взлететь.

— Тогда поспешим. Я должна ее увидеть.

Мурбелла выбежала из зала. Оглянувшись, она увидела, что молодая женщина бежит следом. Все чувства Командующей Матери притупились, но она должна, обязана сделать это.

Они сели в транспортер и понеслись в космопорт, где уже гудел двигатель орнитоптера. По пути молодая Преподобная Мать включила аппарат связи и спокойным голосом потребовала информации, а потом приказала водителю ехать по специальной трассе.

На всех взлетных площадках шла непрерывная погрузка мертвецов на большие грузовые орнитоптеры, которые поднимались в воздух, как только заполнялись отсеки. Раньше, в лучшие времена, умерших сестер Бене Гессерит хоронили на огородах или в садах. Тела разлагались, давая пищу растениям, удобряя почву. Теперь же люди умирали так быстро, что большие грузовые суда едва справлялись с их транспортировкой.

Молодая Преподобная Мать показала водителю нужную площадку, где рабочие грузили трупы в орнитоптер. Сверток за свертком исчезали в большом грузовом отсеке.

— Она должна быть где-то здесь, Командующая Мать. Вы… вы хотите разгрузить машину, чтобы поискать и найти нужное вам тело?

Когда они вышли из транспортера, Мурбеллу зашатало, но она сумела успокоиться и взять себя в руки.

— В этом нет необходимости. Это же всего лишь ее тело, а не она сама. Я удовлетворю свою сентиментальность тем, что провожу это тело в последний путь в дюны. — Отпустив девушку, Мурбелла поднялась на борт орнитоптера и села рядом с женщиной-пилотом.

— Здесь на борту моя дочь, — произнесла Мурбелла. Потом она замолчала и принялась мрачно смотреть в иллюминатор.

Орнитоптер сильно тряхнуло, и он поднялся в воздух, гулко хлопая огромными крыльями. Им понадобится полчаса или около того, чтобы долететь до пустынного пояса, она позволит себе отсутствовать в Убежище всего лишь час, но как он ей сейчас нужен, этот час…

Даже лучшие из Общины Сестер, прошедшие самое жесткое тестирование, были поражены реальной трагедией — но не до такой степени, чтобы опустить руки и сдаться. Учение Бене Гессерит показывало им, как управлять своими основными эмоциями, как жертвовать частным во имя общего, как видеть за мелочами целостную картину. Но при виде того, как в течение нескольких дней вымерло девяносто процентов населения планеты — это была катастрофа, истребление, — эти барьеры были сломаны у многих даже самых стойких сестер. Долг Мурбеллы — поддержать моральный дух среди уцелевших.

«Мыслящие машины нашли жестокий и эффективный способ уничтожить нас, отнять у нас самое ценное оружие — людей, но нас не так-то легко разоружить!»

— Командующая Мать, мы на месте, — доложила женщина-пилот, достаточно громко, чтобы перекрыть рев двигателя и шум крыльев.

Мурбелла открыла глаза и ее взору предстала огромная чистая пустыня, по поверхности мела песчаная поземка, кое-где порывы ветра взметали в воздух крутящиеся облака пыли. Пустыня сияла благопристойной чистотой, не важно, сколько мертвых тел было здесь захоронено. Она видела, как другие орнитоптеры, снижаясь, садились на гребни дюн и открывали грузовые отсеки, чтобы извергнуть груз — сотни завернутых в черный пластик мертвых тел. Мертвые сестры падали в песок, как блестящие обугленные чурки.

Природная стихия растворит их тела намного эффективнее, чем самый большой погребальный костер. В сухом климате они быстро лишатся влаги, а песчаные бури сорвут плоть с костей. Во многих случаях тела пожирали черви. Такая вот чистота.

Орнитоптер завис над небольшой котловиной. С обеих сторон возвышались величественные дюны, со дна взметалась пыль, поднятая ветром от крыльев орнитоптера. Пилот нажала какой-то рычаг, и открылись донные люки грузового отсека, издав громкий скрежет. Завернутые в пакеты тела посыпались вниз. В одном из пакетов — ее маленькая дочурка. Она родилась незадолго до того, как сама Мурбелла прошла испытание пряностью, незадолго до того, как навеки потеряла Дункана.

Она не тешила себя мыслью о том, что, если бы была рядом, то Джанна, смогла бы выжить. Испытание пряностью было сугубо индивидуальным, и каждая сестра переживала его самостоятельно, но Мурбелла просто хотела быть рядом.

Тела без всяких церемоний сыпались в мягкий песок. На поверхности его показалась извилистая рябь. Два больших червя были привлечены вибрацией крыльев орнитоптера и стуком падавших тел. Чудовища поднялись над гребнем дюны, и одно за другим принялись пожирать тела.

Пилот подняла орнитоптер, чтобы развернуться и дать Мурбелле в подробностях увидеть этот жутковатый пир хищников. Потом женщина поправила в ухе наушник передатчика, прислушалась и обернулась к Мурбелле с едва заметной улыбкой.

— Командующая Мать, наконец-то мы получили хоть одну хорошую новость.

Видя, как неопознанные тела исчезают в пастях червей, Мурбелла была отнюдь не склонна к веселью, но ждала, что скажет пилот.

— Уцелела одна из наших исследовательских станций в глубине пустыни, станция Шаккад. Они были достаточно далеко от города, и зараза до них не добралась. Каким-то образом им удалось избежать контакта с вирусом.

Мурбелла сразу вспомнила маленькую группку инопланетных ученых и их помощников.

— Я сама распорядилась об их изоляции, чтобы они могли спокойно и без помех работать. Я хочу, чтобы они и впредь были отрезаны от всего остального мира — никаких контактов, ни с кем! Если кто-нибудь из нас приблизится к ним, они могут заразиться.

— На станции Шаккад подходят к концу запасы воды и продовольствия, — сказала женщина-пилот. — Может быть, нам сбросить им нужный груз с воздуха?

— Нет, ни в коем случае. Мы не можем полагаться на случайность, если есть хотя бы минимальный шанс заражения. — Она подумала, что эти люди живут в пустыне словно посередине смертельно опасного минного поля. Но поскольку эпидемия закончилась, то, возможно, они выживут. Пусть даже эта маленькая горстка. — Когда у них закончится еда, они смогут увеличить содержание меланжи в рационе. Они смогут найти ресурсы, чтобы продержаться еще хотя бы некоторое время. Даже если кто-то из них умрет от голода, это все же лучше, чем если все они погибнут от этой проклятой эпидемии.

Пилот не стала возражать. Мурбелла снова взглянула на пустыню и только теперь в полной мере осознала, чего добились на этой планете она и сестры.

— Мы — новые фримены, а вся осажденная галактика — наша пустыня, — пробормотала она вслух, но слова ее потонули в реве двигателя.

Орнитоптер летел назад, направляясь к Убежищу, оставляя позади пирующих червей.

Корабль-невидимка улетел прочь от переживающей кризис планеты Келсо, оставив на ней часть своих пассажиров, часть своих надежд и часть неосуществленных возможностей. На этой планете Дункан пошел на большой риск, осмелившись впервые за почти три десятилетия выйти за пределы корабля-невидимки. Обнаружил ли он свое присутствие в глазах Врага? Сможет ли он теперь найти его, воспользовавшись этим моментом? Это было вполне возможно.

Несмотря на то что сам Дункан решил больше не прятаться и не скрываться, он все же не желал навлечь гибель на ни в чем не повинных жителей планеты. Поэтому надо было совершить еще один прыжок сквозь свернутое пространство, запутать следы и сбить с толку преследователей. «Итака» совершила такой скачок в неведомое через свернутое пространство.

Было это три месяца назад.

Сквозь толстый плаз иллюминатора Скиталь смотрел, как планета Келсо постепенно уменьшается в размерах, затем совершенно исчезает из поля зрения. Ему так и не позволили сойти с корабля. Судя по тому, что он видел из корабля, ему скорее всего пришлась бы по нраву эта планета, невзирая на то, что ее постепенно поглощала безводная пустыня.

Несмотря на то что к нему полностью вернулась память, Скиталь чувствовал, что части его существа остро не хватает отца, его предшественника, его самого. В памяти и разуме Скиталя теперь было все, что необходимо, но он желал большего.

Со своим новым телом Скиталь имел теперь в распоряжении сто лет, в течение которых накапливающиеся генетические ошибки, в конце концов, приведут это тело к распаду и гибели. Вполне достаточное время для решения множества проблем. Но по прошествии ста лет он по-прежнему будет оставаться последним мастером Тлейлаксу, единственным хранителем Великой Веры. Так и будет, если он не сможет воспользоваться клетками Совета Мастеров, хранящимися в нуль-энтропийной капсуле. Кто знает, может быть, в один прекрасный день ведьмы разрешат ему использовать аксолотлевый чан для той цели, ради которой он когда-то был изобретен тлейлаксами.

Пока корабль-невидимка находился на Келсо, Скиталь мучительно размышлял, не остаться ли ему на этой планете, основав на ней новый дом для тлейлаксов. Но смог бы он построить необходимые лаборатории, изготовить нужное оборудование? Смог бы он найти новых последователей среди тамошнего населения? Стоило ли делать ставку в такой рискованной игре? Молодой Скиталь изучал писание, долго и настойчиво медитировал, и наконец решил не оставаться — приняв то же решение, что и раввин. На Келсо у Скиталя не было ни малейших шансов создать аксолотлевый чан. Решение было совершенно логичным и оправданным.

Недавнее несчастье и гнев раввина не имели, однако, такого же простого и легкого объяснения. Никто не вынуждал его к такому выбору. С тех пор как корабль покинул планету с ее стремительно расползающейся пустыней, старик постоянно расхаживал по коридорам, сея вокруг яд своего недовольства. Из всего своего рода он остался на корабле один — точно так же, как и Скиталь.

Пожилой святой человек ел вместе с остальными беженцами, ворча по поводу того, как сурово с ним обошлись и как трудно его народу основать на новом месте второй Сион без его мудрого руководства. Гарими и ее твердолобые последовательницы, которым отказали в праве поселиться на новой планете, не выказывали старому раввину никакого сочувствия.

Наблюдая все это, Скиталь пришел к выводу, что раввин относится к тому сорту людей, которые готовы возложить вину за свои несчастья на внешние обстоятельства или на других людей, чтобы выставить себя мучениками. Так как он не захотел покинуть аксолотлевый чан, который когда-то был Ребеккой, он мог теперь упорно ненавидеть орден Бене Гессерит, обвиняя во всем его, а не собственный глупый и неудачный выбор.

Ну что ж, думал Скиталь, вокруг достаточно ненависти, которую надо с умом использовать.

Веллингтон Юйэ, стоя в каюте перед зеркалом, внимательно рассматривал свое отражение — желтоватое болезненное лицо, темные губы и острый подбородок. Узкое лицо выглядело моложе, чем он ожидал по опыту прошлой жизни, но все же узнаваемым. С тех пор как он снова обрел исходную память, Юйэ отрастил черные волосы до такой длины, чтобы вплести в них импровизированное кольцо медицинской школы Сук.

Тем не менее он не мог полностью принять свое возрожденное «я». Для этого надо было сделать еще один решительный шаг.

В руке он держал полую иглу, наполненную несмываемой краской, оставляющей на коже неизгладимые следы. Это, конечно, не татуировка, не имплантант и не вечный знак имперского воспитания, но довольно близко к этому. Рука была тверда, штрихи уверенны.

«Я врач Сук, я хирург, и вполне способен изобразить простейшую геометрическую фигуру».

Напоминающий ограненный алмаз ромб точно в середине лба. Не колеблясь, Юйэ сделал следующий штрих, соединил точки и наполнил краской кожу между линиями. Закончив, он снова внимательно рассмотрел себя. Теперь из зеркала на него смотрел прежний Веллингтон Юйэ, доктор школы Сук, лейб-медик Дома Верниусов, а затем Дома Атрейдесов.

Предатель.

Он отложил в сторону иглу, надел чистую форменную одежду и направился в медицинский центр. Подобно старому раввину он был таким же квалифицированным доктором, как и любой врач Бене Гессерит, и вполне мог лечить больных и следить за состоянием аксолотлевых чанов.

Недавно Шиана начала выращивать новых гхола по своей программе, используя для этого клетки из нуль-энтропийной пробирки мастера Тлейлаксу. Теперь, когда на чужой планете остались Стилгар и Лиет-Кинес, у Шианы было оправдание такого шага. В целях безопасности она отказалась назвать имя нового гхола.

Сестры Бене Гессерит продолжали твердить о необходимости продолжения программы гхола, хотя и не могли отчетливо объяснить, зачем им это нужно. Способ, с помощью которого они успешно восстановили исходную память у Юйэ, Стилгара и Лиет-Кинеса, пока не дал никаких результатов у других гхола. Некоторые ведьмы, в особенности верховный проктор Гарими, продолжали выражать серьезные опасения по поводу возвращения Джессики и Лето II из-за их прошлых преступлений. В виде компромисса решили попытаться восстановить исходную память Суфира Хавата.

Юйэ не знал, каким способом ведьмы пытались сломать защитные барьеры Суфира, но эффект получился противоположный ожидаемому. Вместо того чтобы пробудиться, Суфир выдал судорожный припадок. При этом присутствовал старый раввин, который поспешил на помощь семнадцатилетнему гхола, растолкав в стороны ведьм, ругая их при этом за глупый риск.

Но Юйэ, так же, как и юный Скиталь, уже обладал старыми знаниями. Теперь он не был больше ребенком, ждущим очереди стать кем-то. В один прекрасный день, набравшись мужества, он потребовал от Шианы дать ему работу.

— Вы, ведьмы, принудили меня вспомнить мою прежнюю жизнь. Я просил, умолял вас не делать этого, но вы настояли на моем пробуждении. Вместе с памятью о моем предательстве и виной я обрел и полезные навыки. Позвольте мне снова практиковать как врачу Сук.

Сначала он был уверен, что сестры откажут ему, в особенности учитывая постоянное вредительство на борту. Но, к его удивлению, когда Гарими автоматически отвергла его просьбу, Юйэ получил поддержку со стороны Шианы. Ему было разрешено приходить в медицинский центр, но при условии постоянного наблюдения.

У входа в зал с аксолотлевыми чанами медицинского центра две женщины — сотрудницы охраны — внимательно просканировали Юйэ, прежде чем разрешить ему войти. В нескольких чанах продуцировали пряность, но один чан был, несомненно, беременным. Этого безымянного гхола будут выращивать в условиях беспрецедентных мер безопасности. Юйэ был уверен, что это будет копия Гурни Халлека, Ксавьера Харконнена или Серены Батлер. Наверняка это не будет двойник Лиет-Кинеса или Стилгара. Нет, Шиана решила поэкспериментировать с кем-то еще, с человеком, который, как она полагала, мог бы оказаться полезным для «Итаки».

Зная пылкую натуру Шианы, Юйэ боялся даже думать о том, кем мог быть этот следующий гхола. Сестры довольно часто делали неудачный выбор (доказательством служило его собственное возрождение!). Он не мог поверить, что кто-то из этих женщин всерьез полагал, что он сможет стать спасителем или героем, и тем не менее он был восстановлен одним из первых. Если рассуждать с этой точки зрения, то что, если ведьмы решили изучить череду гнусных персонажей темного исторического прошлого? Кто это может быть? Император Шаддам? Граф Фенринг? Зверь Раббан? Или презренный барон Харконнен собственной персоной? Юйэ почти наверняка знал, какими будут объяснения Шианы. Она, конечно, скажет, что самые мерзкие личности того времени могут обеспечить сестер очень полезной информацией.

«Каких змей хотят они выпустить среди нас на этот раз?» — думал он.

В главном помещении медицинского центра, в стороне от аксолотлевых чанов он нашел ворчащего раввина, собиравшего медицинский саквояж. С тех пор как старик отказался на Келсо присоединиться к своему народу, он долгие часы проводил возле чана, который упорно называл Ребеккой. Несмотря на то что он испытывал искреннее отвращение к тому, что сделали с нею ведьмы, он испытывал облегчение от того, что не она стала вместилищем нового гхола.

Не желая, чтобы раввин слишком много времени проводил у чанов, сестры придумывали для него разнообразные задания, чтобы держать его подальше от медицинского центра.

— Иду делать груду анализов Скиталю, — раздраженно произнес старик, собираясь покинуть медицинский центр. — Шиана хочет снова — в который уже раз — проверить его.

— Я могу сделать это за вас, рабби. Мои обязанности здесь и без того очень просты.

— Нет, воткнуть иголки в тело тлейлакса — это теперь для меня очень большое удовольствие. — Старик взглянул на ромб, вытатуированной на лбу Юйэ, но ничего не сказал. — Идем со мной.

Раввин крепко схватил Юйэ за руку и вывел его в коридор мимо охранявших центр сестер Бене Гессерит. Когда они были достаточно далеко от охраны, старик склонился к Юйэ и, понизив голос, заговорил:

— Я уверен, что вредитель — Скиталь, хотя у меня пока и нет убедительных доказательств. Сначала саботажником был старый тлейлакс, а теперь молодой. Все они одинаковы. Теперь, когда его память восстановлена, юный Скиталь продолжает причинять вред кораблю. Разве можно доверять тлейлаксу?

«Разве можно вообще кому-нибудь, доверять?» — подумал Юйэ, но сказал другое.

— Но зачем ему повреждать корабль?

— Мы знаем, что он задумал какую-то грязную интригу. Подумай, зачем он хранил в своей нуль-энтропийной пробирке клетки лицеделов и всех других, включая, кстати, и тебя? Зачем ему были нужны эти клетки? Разве это не кажется тебе подозрительным?

— Эти клетки были конфискованы и находятся у Шианы. Никто, кроме нее, не имеет к ним доступа.

— Ты в этом уверен? Может быть, он хочет всех нас убить и создать для себя целую армию лицеделов. — Раввин покачал головой. Покрасневшие глаза за стеклами очков сверкнули гневом. — И это еще не все. Ведьмы тоже плетут свой заговор. Как ты думаешь, почему они не хотят раскрывать имени нового ребенка-гхола? Знает ли даже Дункан Дйдахо, кто растет в этом чане? — он оглянулся, не находятся ли они в зоне действия камер наблюдения. — А ты можешь это узнать.

Юйэ был озадачен, он пришел в замешательство, но, одновременно, его охватило дикое любопытство. Он, правда, не стал говорить раввину, что его мучают те же сомнения.

— Как? Они и мне ничего не скажут.

— Но они не следят за тобой так, как за мной! Ведьмы боятся, что я помешаю выполнению их программы, но теперь, когда твоя память восстановлена, ты для них маленький доверенный карманный гхола.

С этими словами раввин сунул в руку Юйэ маленький запечатанный в конверт полимерный диск. В центре диска виднелась тонка пленка нанесенного на поверхность прозрачного клейкого вещества.

— У тебя есть доступ к сканерам. Это проба клеток из беременного чана. Никто не видел, как я их брал, но я не могу сам сделать анализ.

Юйэ быстро сунул диск в карман.

— Мне действительно надо это знать?

— Ты сможешь удержаться? Я оставляю это на твое усмотрение. — Раввин, что-то бормоча, пошел прочь. С саквояжем в руке он потащился к каюте тлейлакса.

Юйэ почти физически ощущал тяжесть невесомого диска в своем кармане. Почему сестры держат в тайне имя нового гхола? Чего они добиваются?

Прошло несколько часов, прежде чем у Юйэ появился предлог войти в лабораторный отсек. Как врач Сук он имел разрешение пользоваться лабораторией. Но он все равно постарался сделать анализ как можно скорее, сравнив данные образца с диска с данными из каталога ДНК. Он сравнил генетический материал клеток нового гхола с идентификационными списками, составленными в тот период, когда сестры впервые оценивали материал, содержавшийся в нуль-энтропийной пробирке мастера Тлейлаксу.

Юйэ нашел нужное имя довольно быстро, и, когда ответ стал ему известен, он испытал настоящий шок, от которого едва не упал.

— Невозможно! Они не осмелятся!

Но в душе, вспоминая пытку, примененную Шианой для пробуждения его памяти, он осознавал, что эти ведьмы ради достижения своих целей пойдут на все. Теперь он понял, почему Шиана решила не раскрывать имя нового гхола.

Но даже при всем этом новый выбор не имел никакого смысла. У сестер были другие варианты, куда лучшие. Почему не попробовать снова вырастить Гурни Халлека? Или Ганиму, верного друга и товарища бедного Лето II? Зачем им, ради всего святого, мог понадобиться — Юйэ содрогнулся — Питер де Фриз?

Скорее всего дело было в том, что орден Бене Гессерит обожал играть в опасные игры, возрождая людей как пешек для величественных шахматных комбинаций. Он знал, на вопросы какого сорта они хотят ответить из одного только дьявольского, инфернального любопытства. Например, был ли аномальным генетический код Питера де Фриза изначально, или он был намеренно извращен тлейлаксами? Кто может думать так же, как Враг, лучше, чем Харконнен? Есть ли какие-то убедительные доказательства того, что Питер де Фриз снова проявит свое злодейство? Ведь теперь на него не будет оказывать разлагающее влияние барон Харконнен.

Юйэ мог представить себе, как Шиана, многозначительно нахмурив брови, глубокомысленно изрекает:

— Нам нужен еще один ментат. И не тебе, Веллингтон Юйэ, держать на него зло за прошлые преступления старого прототипа его нынешнего гхола.

Он все еще не мог поверить своему открытию. Он до боли зажмурил глаза. Ему даже показалось, что ромб на лбу горит пламенем, сжигая кожу. Он вспомнил, как его заставили смотреть на нескончаемую пытку Ванны в руках злодея-ментата. Вспомнил он и как этот человек всадил ему в спину нож и повернул лезвие. Питер де Фриз!

Он до сих пор чувствовал, как холодная сталь раздирает его внутренние органы, помнил смертельную рану, это ощущение стало последним воспоминанием его прежней жизни. Он слышал, как смех Питера сплетается с мучительными стонами Ванны в камере пыток… она страдала, а он, Юйэ, ничем не мог ей помочь.

Питер де Фриз?

У Юйэ закружилась голова, он с трудом осознавал, что сейчас узнал, но он отчетливо понимал, что не имеет права позволить этому чудовищу снова явиться на свет.

Несколько дней спустя, придя в медицинский центр, Юйэ сразу направился к беременному чану. Сейчас в его чреве находился невинный младенец. Даже если это был Фриз, то ребенок гхола пока не совершил ни одного злодеяния, ни одного преступления своего прототипа.

Но он совершит! Он извращен, злобен, аморален. Сестры воспитают его и настоят на пробуждении его памяти. И он вернется — во всей своей красе!

Но эта логика завела самого Юйэ в ловушку. Если гхола Питера — а в действительности все гхола — не были способны избежать оков своей судьбы, то не относится ли это и к самому Юйэ? Значит, в конце концов, Юйэ тоже обречен на предательство? Не обречен ли он на совершение другой ужасной ошибки — или он должен пожертвовать всем ради того, чтобы предотвратить ее? Сначала он хотел посоветоваться с Джессикой, но потом передумал. Это его бремя, и он должен принять решение сам.

Воспользовавшись пробой, данной ему раввином, он тайно провел детальный генетический анализ и сам получил результат. Ему пришлось действовать в одиночку. Несмотря на то что он был доктором школы Сук и воспитывался для того, чтобы спасать жизни, иногда смерть одного чудовища нужна — хотя бы для того, чтобы спасти множество невинных.

Питер де Фриз!

Косвенно он стал причиной смерти первого Питера, когда дал начиненный смертоносным газом зуб герцогу Лето, который надавил на зуб в присутствии ментата. Юйэ так много ошибался, сделал столько неверных шагов, причинил множеству людей разочарование и боль. Даже Ванна могла бы презирать его за то, что он сделал самому себе и Дому Атрейдесов.

Теперь, однако, ему дана вторая жизнь и второй шанс. Теперь Веллингтон Юйэ может поступить правильно. У каждого из детей-гхола свое великое предназначение. Юйэ был убежден, что тот шаг, какой он собирается сделать, — это его великое предназначение.

Самодельный черный ромб, нарисованный на лбу, мучительно горел, когда Юйэ убеждал себя в правильности принятого решения. В своей возрожденной памяти он хранил тот момент, когда стал настоящим доктором Сук, пройдя все испытания внутренней школы и получив воспитание в Императорском Училище, принял присягу: «Доктор школы Сук ни при каких обстоятельствах не отнимет у человека его жизни».

Но Юйэ нарушил свою клятву, благодаря Харконненам. Благодаря Питеру де Фризу. Какая ирония судьбы заключается в том, что нарушение клятвы в прошлой жизни позволяет ему теперь убить человека, который разрушил запрет на убийство! Юйэ свободен убить этого человека.

В кармане халата лежало приготовленное орудие убийства. План был разработан до мельчайших подробностей, и никаких случайностей быть не могло. Так как медицинский центр и аксолотлевые чаны находились под круглосуточным наблюдением, Юйэ не мог сделать это тайно, как поступил бы реальный саботажник. Когда он совершит убийство, об этом узнают все на «Итаке» — все узнают, кто убил гхола Питера де Фриза. И тогда Юйэ придется отвечать за последствия.

Он пересек помещение, на лбу Юйэ выступили крупные капли пота. Ведьмы из охраны внимательно смотрели на него, медлить было нельзя, потому что в любой момент они могли распознать его нерешительность и нервозность. Достав свое устройство, Юйэ набрал на клавиатуре номер, словно заново калибруя прибор, а затем вставил зонд в матку аксолотлевого чана, как он делал всегда, забирая биологические пробы. Сделав это, он ввел в матку смертельную дозу быстродействующего яда. Пока никто ничего не заподозрил.

Все. Дело сделано. По еще одной иронии судьбы, сам Питер де Фриз был великим мастером по составлению ядов. Для яда, введенного в матку, не было антидотов, Юйэ специально позаботился об этом. В течение нескольких следующих часов эмбрион де Фриза начнет съеживаться и умрет. К сожалению, вместе с чаном. Но избежать этого было невозможно, это — необходимая жертва.

Выйдя из помещения, он мрачно улыбнулся и ускорил шаг. Завтра все выяснится. Он не будет прятаться. Суфир Хават и башар Тег посмотрят записи камер наблюдения, опросят охранниц и выяснят, кто это сделал. В отличие от настоящего вредителя, он не сможет стереть изображения. Его поймают.

Несмотря на это, Юйэ был очень доволен собой, доволен, впервые с момента пробуждения исходной памяти. Он впервые с наслаждением ощутил мимолетный вкус освобождения.

Теперь, обладая образцом ультра-пряности, Хрон точно знал, кто обитает в глубинах баззеллских океанов. Навигаторы наверняка осуществили здесь какую-то неожиданную идею, выпустив в море новую породу продуцирующих пряность червей. Надо посмотреть, что там творится, своими глазами. Вождь легиона лицеделов не очень тревожился по поводу уменьшения прибылей от продажи камней су, но так как он прибыл на Баззелл под личиной чиновника КООАМ, то просто обязан был разыграть недовольство.

— Чудовища? — Стоя на главном причале, он окинул Користу испепеляющим взглядом. — Морские змеи? Вы не могли придумать лучшее оправдание своей некомпетентности?

Хрон покосился на море и поплотнее закутался в темную одежду. Там, в глубоких водах, плавали фибианцы, добывая камни в колониях холистер, многие из которых были уже съедены голодными растущими морскими червями. Бронированные лодки патрулировали входы в подводные пещеры, но едва ли они смогли бы остановить червей, если бы те решили напасть.

Преподобная Мать Користа держалась прямо. Казалось, гнев высокопоставленного чиновника не произвел на нее никакого впечатления.

— Это не оправдание, сэр. Никто не знает, откуда пришли черви или почему они появились именно в это время. Но они реальны. Траулер Гильдии вытащил на берег труп одного из них. Если хотите, можете посмотреть на него сами.

— Чепуха. Эти истории на руку только Новой Общине Сестер, — но обратив внимания на протестующий жест Користы, он сделал ей знак сопровождать его по тропинке, проложенной вдоль каменистого берега. Хрон пошел по ней, с хрустом наступая на мелкие камешки. Наступив в лужу, он, нахмурившись, посмотрел под ноги, но продолжал идти дальше.

— КООАМ подозревает, что вы искусственно сократили добычу, чтобы вызвать повышение цен. У вас есть финансовые обязательства. Уже несколько лет Община Сестер закупает чрезвычайно дорогие корабли, оружие и военное снаряжение. Ваши траты просто огромны.

— Это траты человечества, сэр, — резко ответила Користа.

— Но теперь Новая Община Сестер сама поставлена на колени страшной чумой. Похоже, что Община не в состоянии более отвечать по своим финансовым обязательствам. Поэтому КООАМ не считает вас больше надежным партнером и не будет рисковать, вкладывая деньги в ваши предприятия.

Користа повернулась лицом к порывистому морскому ветру.

— Эти вещи вам следует обсудить с Командующей Матерью.

— Да, следует, но она находится на планете, находящейся на карантине, и пока это так, я не могу навестить ее лично, не так ли? Ваша Община Сестер распадается из-за внешнего нападения и внутренних раздоров.

На каменных плитах пирса стояли женщины, ожидавшие появления группы утомленных фибианцев, тащивших сеть мелких уродливых камней су.

Хрон с первого же взгляда понял, что камни очень низкого качества, но по крайней мере он мог взять эту партию в качестве просроченного платежа.

— Ваши фибианцы боятся чудовищ? Они не могут теперь посещать более богатые колонии холистер?

— Они собирают, что могут, сэр. Богатых колоний больше нет. Чудовища пожрали большую часть холистер. Наши подводные месторождения истощены. И фибианцы, естественно, боятся чудовищ. Они убили очень многих фибианцев. — Користа холодно смотрела на Хрона, и он по достоинству оценил сталь этого взгляда; такую женщину было за что уважать. — У нас есть голографические снимки, если вы сомневаетесь.

— Не имеет никакого значения, верю я в вашу историю или нет. Меня просто интересует, что Община Сестер намерена делать дальше. — Хрон прекрасно понимал, что женщины ничего не могут сделать. Со временем морские черви окончательно подорвут экономику Баззелла, лишив Командующую Мать еще одного коммерческого козыря, как раз в тот момент, когда она больше всего нуждается в надежном оснащении и в верных союзниках.

Ничего не подозревавшие изгнанницы пока не понимали потенциала, скрытого в этих морских червях. Первичный анализ свойств похищенной на Баззелле меланжи показал, что она приблизительно в тысячу раз сильнее действует на нервные рецепторы человека, чем обычная. Поистине, она будет работать просто великолепно!

Интересно, знает ли Космическая Гильдия об уничтожении лайнера Эдрика? Возможно, пока нет. Сколько навигаторов уже исчезло, подумаешь, какая важность, исчез еще один! При необходимости он, Хрон, сможет распространить слух о том, что корабль Эдрика погиб в результате атаки машинного флота. За неимением лучшего, Омниус сможет стать превосходным козлом отпущения.

Легион лицеделов всюду протянул свои щупальца. Иксианцы, якобы занятые производством оружия, опустошали запасы пряности на Капитуле; теперь исчезают и камни су, еще один источник богатства Общины. Гильдия теперь обходится только кораблями с компьютерными компиляторами. У навигаторов не осталось никаких источников меланжи.

Падут все враги лицеделов. Он позаботится об этом. Отступники тлейлаксы и мастера Тлейлаксу истреблены, иксианцы уже у Хрона в кармане. На очереди Новая Община Сестер, Гильдия и все остальное человечество. Наконец, когда он и его подручные победят мыслящих машин, на свете не останется никого, кроме лицеделов. Этого будет достаточно.

Довольный собой, Хрон поднялся на настил пристани и отнял сеть с камнями су у женщин, начавших их сортировать.

— Ваша добыча упала настолько, что многие купцы КООАМ возвращаются от вас с пустыми руками.

Користа склонилась к уху Хрона.

— Я надеюсь нанять охотников, чтобы выследить морских червей и понять, что это такое. Возможно, мы найдем что-то интересное — может быть, что-то более ценное, чем камни су.

Ага, значит, эти женщины что-то заподозрили насчет ультра-пряности!

— Я сильно в этом сомневаюсь, — небрежно обронил Хрон. Он взвалил на плечо сеть с камнями и зашагал к взлетной площадке. Учитывая ставки в этой вселенской игре, он решил направиться в сердце империи мыслящих машин. Надо будет доставить ультра-пряность Омниусу, и пусть всемирный разум продолжает носиться со своей сумасбродной идеей создания собственного Квисац-Хадераха.

В конце концов, это ему не поможет.

Аксолотлевый чан отвратительно вонял смертью. Дункан не мог оторвать взгляд от мертвой холодной плоти чана с проступающими на ней пятнами разложения. От гнева и бессилия Дункана буквально трясло. Что за дитя вынашивалось в этом чане? Шиана не сказала об этом даже ему. Эти проклятые ведьмы с их вечными секретами!

— Ничего не трогать, — предупредил Тег. — Дайте мне все записи следящих мониторов. На этот раз вредитель от нас не уйдет.

Одна из сестер бегом бросилась за записями.

Тем временем юный Суфир поставил ограждение вокруг отравленных чана и неродившегося плода. Оправившись после неудачной попытки пробудить его исходную память, едва не закончившейся весьма плачевно, Суфир теперь строго следовал указаниям башара. Едкий яд почти полностью уничтожил плод, а потом проел стенки матки, сохранявшей жизнь будущего ребенка. Чан почему-то упал на пол и лежал среди лужиц зловонной желтоватой жидкости.

Шиана повернулась к одной из сестер.

— Немедленно приведите сюда Джессику!

Дункан изумленно посмотрел в сторону Шианы.

— Зачем? Ты ее подозреваешь?

— Нет, и эта картина причинит ей боль. Наверное, ей не следовало даже говорить об этом.

Тем временем Тег получил цилиндр с голографическими записями наблюдения.

— Я просмотрю все записи, отслежу каждую секунду. Я найду доказательства того, что среди нас есть предатель.

— В этом нет необходимости. Я убил гхола, — прозвучал юношеский голос. Все обернулись и посмотрели на мрачного Веллингтона Юйэ. — Я должен был это сделать.

Суфир метнулся к Юйэ и скрутил ему руки. Юйэ не сопротивлялся. Он стоял, не опуская головы, ожидая вопросов, которые неминуемо должны были сейчас обрушиться на него.

— Вы можете меня наказать, но я не мог допустить, чтобы вы произвели на свет следующего извращенного ментата, Питер де Фриз снова стал бы причиной кровопролития и чужих мук.

Дункан сразу понял значение признания Юйэ, но Шиана была озадачена.

— Питер? О чем ты говоришь?

Юйэ не пытался вырваться из железной хватки Суфира.

— Я первый из всех столкнулся с его злодейством, и не мог позволить, чтобы он явился снова. Никогда.

В этот момент в отсек, запыхавшись, прибежала Джессика, ведя за собой трехлетнюю Алию. У Алии был сосредоточенный взгляд взрослого человека, казалось, невозможный в ее возрасте. В руках у нее была большая кукла, похожая на барона Харконнена в детстве. У куклы была почти оторвана одна рука. Следом за своей бабушкой вошел Лето II; лицо его выражало любопытство и обеспокоенность.

Шиана все еще ничего не понимала.

— Какое отношение имеет ко всему этому Питер де Фриз?

Юйэ скорчил презрительную гримасу.

— Не пытайтесь обмануть меня своей ложью. Я знаю, кем был этот гхола.

— Этот ребенок не был Питером де Фризом. — Шиана говорила все это обычным тоном. — На этот раз должен был родиться герцог Лето Атрейдес.

У Юйэ был такой вид, словно его ударили обухом по голове.

— У меня не было никаких сомнений, я же провел генетический анализ!

Джессика слушала его, стоя в дверях, лицо ее сначала вспыхнуло надеждой, но потом потемнело от печали.

— Мой Лето?

Юйэ попытался опуститься на колени, но Суфир держал его крепко.

— Нет! Этого не может быть!

Стремительным, совсем не детским движением Алия попыталась схватить мать за руку, но Джессика оттолкнула детей и бросилась к врачу Сук.

— Ты убил моего герцога? Снова?

Юйэ прижал ладони к вискам.

— Этого не может быть. Я же сам видел результат. Это был Питер де Фриз.

Суфир Хават вздернул подбородок.

— По крайней мере мы нашли вредителя.

— Я бы ни за что не убил герцога, я так его любил!

— И дважды его убил, — сказала Джессика, поражая этими словами Юйэ, словно ледяными иглами. — Лето, мой Лето…

До сознания Юйэ наконец дошел смысл слов Хавата.

— Но это не я убил трех других гхола и не я повредил их чаны! Я не совершал больше никакого вредительства.

— Как нам поверить тебе? — сказал Тег. — Это потребует целого расследования. Я проанализирую все доказательства в свете этой новой информации.

Шиана была очень озабочена и расстроена, но ее слова удивили всех.

— Чутье подсказывает мне, что он говорит правду.

Чан и плод лежали на полу, продолжая разлагаться от яда. Черные полоски расползались по тканям, спускались в лужи. Юйэ дернулся, собираясь броситься в ядовитую лужу, чтобы покончить с собой. Суфир удержал его своими стальными руками.

— С этим не надо спешить, предатель.

— Из этого не выйдет ничего хорошего, — произнес старый раввин, стоя в дверях медицинского центра. Никто не слышал, как он подошел.

В отчаянии Юйэ обернулся к нему.

— Я проверил пробы, которые вы мне дали, ребенок — де Фриз!

Старик отпрянул назад, как испуганная птица. Казалось, он негодует от самой мысли о том, что он мог каким-то образом спровоцировать молодого человека на этот поступок.

— Да, я дал тебе пробу, взятую в чане. Но я просто задал вопрос, я не мог допустить даже мысли, что ты совершишь убийство! Убийство! Я человек Бога, а ты врач — врач Сук! Кто бы мог вообразить себе такое?.. — Он горестно покачал головой. Седая борода его казалась еще более всклокоченной, чем обычно. — Этот убитый чан мог быть Ребеккой. Я и предположить не мог, что все так обернется.

Все в помещении переглянулись, мысленно соглашаясь с тем, что, в конце концов, наверное, именно Юйэ — вредитель.

— Это не я, — снова повторил он. — Не я совершал другие преступления. Зачем я стал бы признаваться в этом и отрицать другие, такие же преступления?

— Это не одно и то же, — прерывающимся голосом сказала Джессика. — Это был мой герцог…

С этими словами она повернулась и вышла, а Юйэ умоляюще смотрел ей вслед.

Совещание Преподобных Матерей Капитула быстро превращалось в смертельно опасную сходку.

Сверкая глазами, Кирия встала, отшвырнув ногой кресло-собаку.

— Командующая Мать, вам надлежит смириться с некоторыми фактами. Население Капитула уменьшилось больше, чем в десять раз. Иксианцы до сих пор не поставили обещанные облитераторы. Мы просто не в состоянии выиграть войну. Только осознав и приняв это, мы можем начать составление более реалистичных планов.

Изможденный взгляд Мурбеллы пробуравил бывшую Досточтимую Матрону.

— Какие, например?

Командующей Матери постоянно приходилось решать массу неотложных проблем, сталкиваться с критическими ситуациями, распутывать сложнейшие противоречия — дел было так много, что она едва справлялась с потоком донесений, поступавших в обезлюдевшее Убежище. Чума пронеслась над Капитулом, и все, кому было суждено умереть, умерли. За исключением персонала отдаленной станции Шаккад, все уцелевшие были Преподобными Матерями.

Тем временем наступление мыслящих машин продолжалось, они все глубже проникали в пределы Старой Империи, но посылая разведывательные зонды и распространяя чуму, достигшую Капитула, они нарушили свою предсказуемость, наступление стало по-настоящему опасным. Должно быть, Омниус осознал ключевую роль Новой Общины Сестер и понял, что, если он уничтожит Капитул, то остальное человечество окончательно потеряет способность к организованному сопротивлению.

— Давайте возьмем все необходимое, — говорила между тем Кирия, — скопируем архивы и исчезнем в неизвестном направлении, чтобы основать множество новых колоний. Мыслящие машины беспощадны, но зато мы быстры и непредсказуемы. Ради сохранения человечества и Общины Сестер мы должны рассеяться, восстановить нашу численность и остаться в живых. — Другие Преподобные Матери настороженно смотрели на Кирию.

Мурбелла закипела гневом.

— Эта наша древняя тактика много раз доказывала свою несостоятельность. Мы не можем выжить только благодаря нашей скорости и размножаясь быстрее, чем Омниус будет нас убивать.

— Многие сестры думают так же, как я, — те, кто выжил, и это факт. Вы вели нас четверть века, но ваша политика обанкротилась. Большая часть населения Капитула мертва. Кризис заставляет нас искать новые альтернативы.

— Старые альтернативы, хочешь ты сказать. У нас слишком много работы, чтобы тратить драгоценное время на пережевывание одного и того же. Готовы ли идентификационные программы для обнаружения лицеделов? Эти программы жизненно необходимы для множества планетарных правительств. Наши ученые несколько недель изучали генетические особенности лицеделов, мы должны послать…

— Не увиливайте от разговора, Командующая Мать. Если вы не примете разумного решения, если вы не в состоянии видеть, что нам надо приспосабливаться к новой ситуации, то я готова оспаривать ваше право на руководство.

Пораженная Лаэра отпрянула от стола, Джейнис спокойно смотрела на мать, не выказывая никаких эмоций. После того как чума миновала, женщина-башар вернулась с передовой на Капитул.

Мурбелла холодно усмехнулась и посмотрела в глаза Кирии. Голос ее буквально сочился ядом.

— Я полагала, что мы давно покончили с этим вздором. — Она сама победила когда-то многих соперниц, убив их всех. Но Кирия была готова поставить под сомнение ее право еще раз. — Выбирай место и время.

— Выбирать? В этом вся вы. Командующая Мать — ваш стиль откладывать на потом то, что должно делать немедленно, — она стремительно вскочила на ноги, рванулась к Мурбелле и выбросила вперед ногу. Мурбелла уклонилась, причем гибкость ее позвоночника удивила ее саму. Смертоносная ступня Кирии прошла на расстоянии нескольких миллиметров от левого глаза Мурбеллы. Кирия приземлилась на пол и изготовилась к схватке.

— Мы не можем выбирать время и место для поединка. Мы должны быть готовы к нему всегда. — Она снова бросилась вперед, целясь пальцами в горло соперницы.

Мурбелла снова уклонилась от удара; прежде чем Кирия успела убрать руки, Мурбелла схватила ее за руку и всем телом ускорив движение соперницы, ударила ее об стол, отчего во все стороны разлетелись листы ридулианской бумаги. Отлетев от стола, Кирия врезалась в кресло-собаку. Рефлекторно женщина нанесла мирному животному удар кулаком и пробила покрытый мягким мехом бок. На пол фонтаном хлынула кровь. Живая мебель испустила дух, успев издать лишь короткий жалкий писк.

Мурбелла вскочила на стол и пинком направила проектор в голову противницы. Острый край прибора рассек кожу на лбу Кирии. Командующая Мать встала в стойку, чтобы отразить нападение спереди, но Кирия нырнула под стол и поднялась, опрокинув столешницу. Когда Мурбелла упала, Кирия перепрыгнула через край опрокинутого стола, навалилась сверху на Командующую Мать и сомкнула на ее горле железные пальцы — старый, но надежный способ убийства.

Мурбелла, вытянув напряженные пальцы, нанесла противнице удар в бок и сломала ей два ребра, но при этом почувствовала, как с треском ломаются ее пальцы. Вместо того чтобы отпрянуть, как ожидала Мурбелла, Кирия, дико рыча, приподняла плечи и голову противницы и с силой припечатала их к полу.

В ушах Мурбеллы раздался оглушительный звон, ей показалось, что треснул ее череп. Зрение затуманила пелена беспамятства, черные точки закружились, как стервятники, ожидавшие добычи. Но надо сохранить сознание, надо во что бы то ни стало продолжить схватку. Если она сейчас ослабнет, то Кирия ее убьет. Если же она, Мурбелла, сейчас потерпит поражение, то потеряет не только жизнь, но и оставит на произвол судьбы Новую Общину Сестер. В эти моменты здесь решалась судьба всего человечества.

Джейнис с нескрываемой мукой смотрела на мать, но Лаэра и другие Преподобные Матери были хорошо вышколены Общиной и не вмешивались. Объединение с Досточтимыми Матронами потребовало некоторых уступок от сестер Бене Гессерит, включая сохранение права любой сестры в поединке оспаривать право на власть Командующей Матери.

Кирия продолжала душить ее, а Мурбелла изо всех сил старалась вдохнуть. Заблокировав боль в сломанных пальцах, она с силой ударила Кирию ладонями по ушам. Когда оглохшая женщина отшатнулась, Мурбелла выбила ей правый глаз указательным пальцем — по лицу соперницы потекли слизь и кровь.

Кирия извернувшись, вскочила на ноги, но Мурбелла последовала за ней, нанося вихрь ударов руками и ногами. Но соперница тем не менее не сдавалась. Кирия ударила Мурбеллу пяткой в грудь и рукой сбоку в живот. Внутри у Мурбеллы что-то хрустнуло, она чувствовала травму, но не могла оценить, насколько она тяжела. Из последних сил она оттолкнула соперницу плечами в сторону.

Досточтимая Матрона ощерила окровавленные зубы. Разогнавшись, Кирия собрала все силы для завершающего удара, не обращая внимания на выбитый глаз, но в этот миг оскользнулась в луже крови кресла-собаки. На мгновение женщина потеряла равновесие и покачнулась, открывшись, и Мурбелла без колебаний нанесла удар в шею, сломав себе руку, а сопернице позвоночник. Мертвая Кирия рухнула на пол.

Мурбелла отпрянула, когда Джейнис бросилась к ней, чтобы поддержать ее, помочь своей матери и прямому начальнику. Мурбелла подняла руку. Сломанное запястье безвольно болталось, но она сумела подавить гримасу боли.

— Я способна сама стоять на ногах.

Некоторые из молодых Преподобных Матерей в ужасе прижимались к стенам зала совета.

Мурбелле страшно хотелось упасть на пол рядом с поверженной соперницей и отдаться боли и усталости. Но она не могла себе этого позволить, во всяком случае, не сейчас, на глазах у смотревших на нее Преподобных Матерей. Она не может проявить слабость, особенно сейчас.

Восстановив дыхание, собрав все силы и призвав на помощь всю свою выносливость, Мурбелла заговорила ровным спокойным голосом.

— Сейчас я пойду в свои апартаменты, мне надо залечить раны. — Потом, понизив голос, добавила: — Джейнис, пусть с кухни принесут укрепляющий напиток.

Она презрительно посмотрела на труп Кирии, потом подняла глаза на Джейнис, Лаэру и других женщин, с трепетом взиравших на происходящее.

— Или кто-то хочет вызвать меня, пользуясь моим состоянием? — Она дерзко выставила вперед сломанную руку, но никто не откликнулся на это предложение.

Израненная Мурбелла не помнила, как добралась до своего жилища. Двигалась она медленно, но отказалась от посторонней помощи. Другие Преподобные Матери, увидев ее решимость, не стали навязывать свои услуги.

В затененной комнате на столе уже стоял меланжевый напиток. «Сколько же времени я сюда шла?» После первого же глотка Мурбелла почувствовала в теле всплеск энергии. Она пробормотала благодарственные слова в адрес Джейнис, приготовившей ей очень мощное питье.

Приказав, чтобы ее пока не беспокоили, она заперла изнутри дверь и допила целебный напиток. Он подстегнул процессы восстановления, которые Мурбелла уже запустила в своем организме, осторожно оценивая степень повреждений и тяжесть травм. В конце Мурбелла высвободила боль из-под контроля, и она захлестнула все ее существо, и только тогда Мурбелла полностью осознала, что сделала с нею Кирия. Степень внутренних повреждений испугала Мурбеллу. Никогда еще, ни в одном из прежних поединков не была она так близка к поражению.

«Сплотятся ли остальные Преподобные Матери со мной — или начнут принюхиваться к моей слабости, как стая голодных гиен?»

Она не могла, не имела права тратить время и силы на борьбу со своими людьми. Их и так осталось слишком мало после чумы. Что, если Община Сестер снова будет наводнена лицеделами? Сможет ли кто-нибудь из них, владеющий экзотическими приемами единоборства, прикинуться Досточтимой Матроной, вызвать ее на бой и убить? Что, если лицедел станет Командующей Матерью Новой Общины Сестер? Тогда все действительно будет потеряно.

Она легла на спину, закрыла глаза и впала в исцеляющий транс. Самое главное теперь — время. Надо полностью восстановить силы. Омниус нашел Капитул и скоро нагрянет сюда.

Пока Юйэ находился под арестом, на борту «Итаки» произошла еще одна диверсия.

Сестры Бене Гессерит созвали пассажиров на экстренное совещание. Особенно взволнована была Гарими; Дункан Айдахо и Майлс Тег были настороже. Скиталь, как всегда, чувствовавший себя чужаком, внимательно наблюдал за происходящим. Что случилось на этот раз? Не обвинят ли в этом меня?

Что случилось? Нечто худшее, чем убийство гхола или аксолотлевого чана? Убили еще кого-то? Не выбросили ли в космос еще один резервуар с водой, уничтожив запас, сделанный на Келсо? Кто-то заразил запасы пряности на складе? Уничтожил запасы пищи? Убил семь червей?

Тлейлакс сидел в дальнем углу и смотрел, как в дверь входят люди, садятся среди друзей и единомышленников. От всех буквально исходило сильнейшее напряжение. Собралось более двухсот человек, и все они были напуганы, встревожены и исполнены болезненного любопытства. Только немногочисленные прокторы остались с маленькими детьми, родившимися во время путешествия. Остальные дети были достаточно большими, и с ними можно было обходиться, как со взрослыми.

С объявлением выступил сам башар Майлс Тег.

— С опечатанного склада в арсенале исчезли мины. Пропали восемь из ста двенадцати мин — этого вполне достаточно, чтобы серьезно повредить корабль и вывести его из строя.

Наступило короткое молчание, после которого по залу прокатилась волна шепота, вздохов и приглушенных взаимных обвинений.

— Мины, — повторил Тег. — На Капитуле они были установлены вокруг корабля для его саморазрушения на случай, если Дункан или кто-то другой захочет его похитить. Теперь пропали восемь из этих мин.

Шиана поднялась с места и встала рядом с башаром.

— Я сама, лично, обезвредила эти мины перед взлетом, и они были заперты в арсенале, но теперь они исчезли.

— Если их нет, то, значит, их либо выбросили в космос, либо установили вокруг корабля, как бомбы замедленного действия с часовым механизмом, — сказал Дункан. — Я подозреваю второе, и мне кажется, что у орудующего на корабле диверсанта далеко идущие планы.

Раввин издал громкий стон.

— Вот видите? Какая вопиющая некомпетентность! Мне надо было остаться на Келсо вместе с моим народом.

— Может быть, это вы похитили мины? — раздраженно и зло спросила Гарими.

От этого вопроса старик пришел в ужас.

— Вы осмеливаетесь обвинять меня? Святого человека моего сана и положения? Сначала Юйэ говорит, что я манипулировал им, чтобы убить ребенка гхола, а теперь вы думаете, что я украл взрывчатку? — Скиталь видел, что этот хрупкий старик не смог бы вынести со склада даже одну мину, не говоря уже о восьми.

— Юйэ находится под постоянной охраной — моей и Суфира, — сказал Тег. — Даже если это он убил аксолотлевый чан и гхола, он тем не менее не мог украсть мины.

— Если у него не было сообщников, — заметила Гарими, чем вызвала новую волну ропота.

— Мы узнаем, кто их украл, — сказала Шиана, чтобы прекратить разговоры. — И найдем, где спрятана взрывчатка.

— Мы постоянно слышим эти обещания. — Гарими многозначительно посмотрела в сторону Тега и Суфира. — Но, кажется, наша служба безопасности никуда не годится.

Пауль Атрейдес сидел в первом ряду рядом с Чани и Джессикой.

— Но действительно ли мины были похищены недавно? Как часто проверяется склад? Может быть, Лиет-Кинес и Стилгар взяли их для войны с песчаными форелями и забыли сказать нам об этом?

— Нам надо эвакуировать корабль, — предложил раввин. — Найти для этого другую планету или вернуться на Келсо. — Голос его дрогнул. — Если бы вы, ведьмы… не взяли Ребекку, то сейчас я был бы в безопасности вместе со своим народом. Мы бы все навеки поселились там.

Гарими недовольно поморщилась.

— Рабби, вы много лет постоянно брюзжите, вечно всем недовольны, но еще ни разу не предложили никакой альтернативы.

— Я говорю правду такой, какой я ее вижу. Похищение мин стало лишь последним событием в целой череде преступлений. Моя Ребекка осталась жива лишь благодаря случайности, ведь остальные четыре чана были убиты. Кто повреждал систему жизнеобеспечения, кто опрокинул цистерны с водой? Кто заразил водоросли и уничтожил воздушные фильтры? Кто вылил кислоту на стекла окон отсека с червями? Среди нас находится преступник, и день ото дня он все больше и больше наглеет. Почему вы его не находите?

Скиталь молчал, скромно сидя в последнем ряду, и слушал чужие споры. Все боялись, что дальше последуют другие акты вредительства, а мощности украденных мин было вполне достаточно, чтобы серьезно повредить и даже вывести из строя большой корабль.

Тлейлакс был уверен, что рано или поздно их подозрения обратятся на него из-за его принадлежности к ненавистной расе, но мог доказать свою невиновность. У него были лабораторные журналы с отметками времени, записи видеонаблюдения — короче, солидное алиби. Но тем не менее кто-то же совершал акты вредительства и диверсии.

Когда встреча закончилась, и утомленные участники стали расходиться, раздраженный раввин прошел близко от Скиталя, говоря, что отправляется бдеть возле Ребекки, для того, чтобы никто не попытался ее убить. Когда старик проходил мимо, Скиталь уловил едва заметный, весьма необычный запах.

Скиталь инстинктивно издал неслышный свист со сложной замысловатой мелодией, которую помнил по прошлым жизням с незапамятных времен. Раввин не обратил внимания на свист, но Скиталь нахмурился, ему показалось, что старик на мгновение нерешительно покачнулся, но затем пошел дальше.

Всякое исследование поверхности Ракиса неизменно приводило к одному и тому же результату. Уцелели лишь несколько незначительных участков прежней экосистемы. Планета была пуста и бесплодна, но, казалось, что у нее самой сохранилась воля к жизни. Вопреки всем вероятностям, вопреки всякой науке, Ракис цеплялся за свою разреженную атмосферу, хватался за каждое пятнышко уцелевшей влаги.

Гурифф и его продубленные пустынными ветрами разведчики с удовольствием приняли запасы, которыми по доброй воле снабдили их Вафф и его помощники из Космической Гильдии. Правда, цель Ваффа заключалась в ином — своими дарами он хотел задобрить Гуриффа с тем, чтобы получить возможность беспрепятственно производить свои невинные «геологические» изыскания. Разведчики получали продовольствие нерегулярно, во время прилетов кораблей КООАМ, которая следила за их работой, и сам Гурифф не имел ни малейшего представления о том, когда прилетит следующий корабль. Мастер Тлейлаксу имел с собой еды на много лет, пожалуй, его быстро стареющее тело столько не протянет.

Но превыше всего был уход за червями.

Как он и надеялся, разведчики проводили жаркие дни и темные ночи в поисках легендарного утраченного клада пряности, зарытого где-то Тираном. Герметично закрытые корабли бороздили небо, невзирая на суровую погоду, прощупывая землю сенсорами и зондами во многих местах, вплоть до полярных областей, а потом люди бурили скважины в безуспешных поисках хотя бы следов пряности.

В большом контейнере, сброшенном лайнером, был вездеход, способный передвигаться по самой труднопроходимой местности. Когда разведчики отбыли на свои поиски, Вафф позвал четырех своих помощников. Пользуясь тем, что никто не следил за ними, они погрузили наполненные песком емкости в вездеход. Вафф решил совершить паломничество в выжженную и остекленевшую от жара пустыню — туда, где некогда было море дюн.

— Я сам выпущу на волю эти образцы, для этого мне не нужна ваша помощь. — Он отправил служащих Гильдии в защитную палатку. — Оставайтесь и готовьте еду. Во всем следуйте моим предписаниям, я выпущу червей, вернусь и мы устроим праздник.

Он не желал, чтобы Гурифф и его люди, и даже эти недостойные доверия люди Гильдии наблюдали такой сугубо личный и священный момент. Сегодня он восстановит Пророка Ракиса, вернет Его планете, которой Он принадлежал. Одетый в защитную одежду Вафф набрал на клавиатуре нужные координаты и отправился в путь с двумя емкостями с песком в кузове вездехода. Он отправился на восток, навстречу красно-оранжевому рассвету.

Несмотря на то что ландшафт был сглажен, изуродован и неузнаваем, Вафф очень хорошо знал, куда он должен ехать. Прежде чем отбыть на Ракис, он тщательно покопался в старых картах, а из-за того, что облитераторы Досточтимых Матрон уничтожили на Ракисе даже магнитное поле, ему пришлось тщательно откалибровать карты еще на борту лайнера, наблюдая планету с орбиты. Очень давно вестник Бога привел его на место сиетча Табра. Черви, вероятно, считали это место священным, и Вафф не мог придумать более подходящего места для освобождения бронированных огромных чудовищ. Именно туда он и вез теперь своих червей.

Свет с затянутого густой пыльной пеленой неба окрашивал стекловидную оплавленную поверхность в сверхъестественные зловещие цвета. Сзади, из кузова, до слуха Ваффа доносился стук — черви бились о стены емкостей. Они желали как можно скорее вырваться на волю, вернуться в родной дом.

Еще на лайнере Вафф наблюдал бьющихся и извивающихся червей в лаборатории, измеряя их рост. Он знал, что черви опасны, что длительное заключение в маленьких емкостях отнимает у червей силу. Даже в строго контролируемых условиях он не мог создать для них идеальную среду обитания, что ослабляло выведенные экземпляры. Что-то в условиях их существования было не так.

Но тем не менее Ваффа переполняла надежда. Теперь, когда он здесь, все будет как надо. Священный Ракис! Можно только молиться, чтобы этот поверженный дюнный мир обеспечил червям то, чего не в состоянии был дать им мастер Тлейлаксу, предложить несказанное благо им, а значит, и Пророку.

Когда Вафф достиг равнины и увидел расплавленные скалы, он припомнил неровную линию гор, окружавших глубокую могилу фрименского города. Он остановил вездеход. Остекленевшая корка — камни, расплавленные чудовищной энергией невиданного оружия, покрывали то, что было когда-то бескрайним песком. Но черви поймут, что надо делать.

Подойдя к задней двери кузова, Вафф закрыл глаза и произнес молитву, вознеся ее к Богу и Его Пророку. Потом Вафф торжественно опустил плазовые стенки емкостей, и песок из них посыпался на землю. Длинные змееподобные тени выскользнули из емкостей словно распрямившиеся пружины и упали на землю возле вездехода. Вафф, дивясь, смотрел на них, на их толстые, покрытые твердыми кольцами тела, любуясь змеиной грацией их движений.

— Иди, Пророк, владей своим миром!

Восемь червей извивались на твердой гладкой земле. Восемь — священное число Тлейлаксу.

Освобожденные животные расползлись в стороны в случайном порядке, а он благоговейно взирал на них. Вафф надеялся, что они смогут пробуравить твердую корку расплавленного песка и проникнут в более мягкие его слои, для чего он и вывел эту породу. На каждом черве был укреплен специальный маяк, и Вафф сможет следить за ними и тогда, когда они уйдут под землю.

Однако черви, не спеша, окружили вездеход и надвинулись на мастера. Кажется, они охотились на него. Вафф оцепенел от охватившего его страха. Определенно, они были достаточно крупными, чтобы без труда убить его.

— Пророк, не причиняй мне вреда. Я вернул тебя на Ракис. Ты свободен теперь и можешь воссоздать свое царство.

Черви подняли свои тупые головы, раскачиваясь взад и вперед. «Может быть, они хотят мне что-то сказать?» Он изо всех сил старался понять, что именно. Может быть, эти гипнотизирующие движения — какой-то древний эзотерический танец? Или это маневр хищников?

Не двигаясь с места, Вафф ждал.

Если этот ландшафт слишком суров для червей, если Пророку надо пожрать его, ради того, чтобы выжить, он, Вафф, готов даровать им плоть своего бренного умирающего тела. Если это конец, то пусть будет так.

Потом, словно по неслышному сигналу, черви одновременно развернулись и поспешно поползли прочь, кольца громко бились о твердую спекшуюся поверхность. Вот черви остановились, наклонили свои бронированные головы и одним махом пробили твердую корку. Они сломали песчаный наст и устремились вниз, в глубину, в чистейший стерилизованный песок. Они возвращались в свою пустыню! Сердце Ваффа было готово разорваться от счастья. Теперь он знал, что черви выживут.

Вернувшись в вездеход, он вдруг понял, что глаза его мокры от слез.

Главный фабрикант Шаяма Сен согласился прибыть на Капитул, но при этом высокопоставленный иксианский чиновник остался в лайнере на орбите, не рискнув спуститься на выздоравливающую планету. Он не мог подвергать себя — пусть даже и небольшой — опасности заражения, хотя эпидемия здесь уже закончилась.

Мурбелле для предъявления требований пришлось прибыть на лайнер. Запертая в изолирующую дезинфицированную сферу, она чувствовала, что выглядит глупо и беспомощно. Внешний кожух сферы прокалился при прохождении через атмосферу, а потом подвергся воздействию космического вакуума, но ей пришлось вытерпеть на борту повторную процедуру стерилизации облучением и температурой. Гарантированная надежность, избыточность. «Оправданная паранойя», — мысленно признала Мурбелла. Она не винила гостя за столь чрезвычайные меры предосторожности, но тем не менее визитеру с Икса придется многое ей объяснить.

Ожидая встречи в своей герметично запечатанной камере на борту корабля Гильдии (он управлялся математическим компилятором, а не навигатором), Мурбелла собиралась с мыслями. Она еще полностью не оправилась после поединка с Кирией, но удовлетворялась тем, что ее насильственный ответ на идиотскую выходку Кирии был необходим. Ни одна из других потерявших рассудок сестер не осмелится теперь бросить ей вызов, и оспорить ее положение Командующей Матери.

Мурбелла в который уже раз прокляла мятежных Досточтимых Матрон и их безмозглую атаку на верфи и оружейные заводы Ришеза. Если бы этого не произошло, то объединенными усилиями Икса и Ришеза человечество могло бы быстрее и эффективнее организовать свою оборону. Теперь же, когда Икс остался единственным значимым промышленным центром, главный фабрикант проявлял ослиное упрямство. Близорукие глупцы!

В помещение с металлическими стенами вошел Шаяма Сен и удобно устроился в кресле напротив Мурбеллы. Ему было хорошо и уютно, а Мурбелла чувствовала себя животным, выставленным на всеобщее обозрение в зоопарке.

— Вы оторвали меня от важной работы, Командующая Мать. Что вы имеете мне сообщить?

Несмотря на всю невыгодность своего положения, Мурбелла попыталась овладеть инициативой.

— Главный фабрикант, у вас было три года на то, чтобы воспроизвести облитераторы по образцу, коим мы вас снабдили, но все, что мы получили в обмен на выплату пряности, — это сообщения об испытаниях и сплошные красивые обещания. Враг уже уничтожил более сотни планет и его наступление продолжается. Население Капитула почти полностью вымерло от чумы, посланной Врагом.

Сен отвесил формальный поклон.

— Мы знаем об этом, Командующая Мать, примите мои искренние соболезнования.

Он встал, налил себе стакан холодной воды и прошелся по обширному помещению, издевательски демонстрируя Мурбелле свою свободу.

От гнева Мурбеллу бросило в жар. Как может этот человек сохранять такую безмятежность перед лицом неизбежного краха человеческой цивилизации?

— Мы требуем обещанного вами оружия — и без дальнейшего промедления.

Сен постучал друг об друга пальцами с ногтями, прошитыми электронными контурами, и уставился на изолирующую сферу Мурбеллы ничего не выражающим взглядом.

— Но мы еще не получили всю оплату и слышали, что Новая Община Сестер находится в весьма стесненном финансовом положении. Если мы продолжим прилагать усилия к изготовлению облитераторов, а вы откажетесь от своих обязательств…

— Оговоренное количество пряности будет у вас, как только вы установите облитераторы на наши новые боевые корабли. Вы это прекрасно знаете. — Она не осмелилась сказать Сену, что израсходовала большую часть пряности для того, чтобы помочь Преподобным Матерям пережить эпидемию.

— Ах, простите, но что, если ваша пряность окажется зараженной машинным вирусом — ведь тогда нам не будет от нее никакой пользы. Есть ли у вас иной способ оплаты?

Мурбелла не могла поверить в такую слепоту.

— Пряность не заражена. Мы стерилизуем ее любым из указанных вами способов.

— Но что, если стерилизация уничтожит ее полезные свойства?

— Тогда мы дадим вам исходную пряность, чтобы вы обеззаразили ее каким вам угодно путем. Перестаньте играть словами и нести вздор, когда грядет полное истребление всего рода людского.

Сен разыграл возмущение.

— Вы называете это вздором? Свойства пряности сложны и их можно повредить такими грубыми воздействиями. Меланжа будет бесполезной для нас, если мы не сможем ее применять.

— Микроорганизмы чумы нежизнеспособны на открытом воздухе. Если возбудитель не передается в течение короткого времени от человека к человеку, то эпидемия быстро заканчивается. Поместите ее на один год на одной из ваших лун, если хотите.

— Но лишние трудности и неудобства… Я думаю, нам надо договориться о новой цене.

На счастье Сена Мурбелла находилась внутри герметичного контейнера. Если бы не плазовая стена, разделявшая их, она бы сейчас убила этого тупого иксианца.

— Вы вообще понимаете, какие разрушения несет с собой Враг?

Он поджал губы и ответил:

— Давайте оставим эти сантименты, Командующая Мать. Досточтимые Матроны спровоцировали наступление машинного флота на них, а затем и на всех нас. Ваше объединение со шлюхами было вашим личным безумием, за которое теперь приходится платить всему человечеству. Икс никогда не ссорился с этими роботами-интервентами. Так как они давно эволюционировали от состояния прежних примитивных машин, то вполне возможно, что у Икса больше общего с ними, а не с властными смертельно опасными женщинами.

Ах, вот оно что. Теперь она начала понимать, что происходит. Слыша голос Одраде и тысячи других голосов Другой Памяти, наперебой предлагавших свои советы, Мурбелла взяла себя в руки и успокоилась. Стало ясно, что этот иксианец пытается обострить спор. Но зачем? Для того чтобы отвлечь ее? Может быть, они на Иксе не достигли того прогресса в создании облитераторов, о котором постоянно толкуют? Может быть, производство оружия застопорилось?

Она выбрала другую тему, надеясь остановить поток пустой болтовни.

— Я распоряжусь насчет тридцатипроцентного увеличения цены в пряности и помещу эту плату в трастовый банк Гильдии — в любое отделение по вашему усмотрению. Я надеюсь, что это достаточная компенсация за причиненные неудобства. Однако вы получите эту плату только после того, как оружие будет доставлено нам согласно контракту. Гильдия поставила нам новые боевые корабли, но где же облитераторы?

Шаяма Сен поклонился, соглашаясь с новым предложением и отказываясь от своих прежних возражений.

— Наши заводы работают на полную мощность. Мы можем начать отгрузку готовых облитераторов и установку их на ваши боевые корабли немедленно.

— Я отдам соответствующие распоряжения. — Она зашагала по тесному пространству сферы, как посаженный в клетку лазанский тигр. От запаха дезинфекции ее начало тошнить. Наверное, испортилась система забора и фильтрации воздуха. — Как мы узнаем, что оружие работает так, как нам нужно?

— Вы поставили нам образец, и мы в точности его скопировали. Если исходный образец работал, то будет работать и наша копия.

— Исходные образцы работали, вы же сами видели, что осталось от Ракиса и Ришеза!

— Но тогда вам нечего опасаться.

— Я настаиваю, чтобы наблюдатели Бене Гессерит и линейные инспекторы прибыли на ваши заводы. Они сделают вашу работу надежной и проследят, чтобы не было никакого саботажа.

Сену явно не понравилось это требование, но он не мог найти законного оправдания для отказа.

— Если ваши женщины не будут вмешиваться в процесс производства, то мы позволим им присутствовать. Это все?

— Нам также нужно доказательство успешных испытаний до того, как мы применим это оружие в реальных боевых действиях.

Сен улыбнулся.

— Вы хотите, чтобы мы ради простого доказательства испепелили какую-нибудь планету? Гм, чувствую, методы Досточтимых Матрон крепко засели в головах руководства Новой Общины Сестер. — Он рассмеялся. — Я предоставлю вам запись предыдущего испытания и даже распоряжусь насчет новой демонстрации, если вы на этом настаиваете.

— Мы просмотрим ваши данные, главный фабрикант. Передайте запись на Капитул, чтобы я смогла посмотреть ее собственными глазами.

Он снова забарабанил своими силиконовыми ногтями, заставляя Мурбеллу нервничать еще сильнее.

— Очень хорошо, я найду чудный астероид, дабы устроить для вас это развлечение.

Мурбелла прижалась к искривленной прозрачной стене сферы.

— Есть еще одна вещь, на которой я категорически настаиваю. На многих планетах обнаружены лицеделы, которые манипулируют правительствами и ослабляют нашу оборону. Некоторые из них сумели проникнуть даже на Капитул. Мне нужны доказательства того, что вы — не лицедел.

Пораженный Сен едва не упал.

— Вы обвиняете меня в том, что я — агент Врага, лицедел?

Мурбелла оперлась о твердую стенку сферы и холодно посмотрела в глаза иксианцу. Его возмущение ни в чем ее не убедило. Она повернула какой-то рычажок, и у основания сферы открылся изолированный контейнер. Это был прибор для стерилизации — автоклав и химическая ванна. Из контейнера еще поднимался пар, когда он выдвинулся к ногам главного фабриканта.

— Это разработанное нами тестирующее устройство. После того как мы обнаружили среди наших умерших трупы лицеделов, мы провели генетическое исследование трупного материала и создали безошибочный индикатор. Прямо сейчас, на моих глазах, вы — главный фабрикант — произведете этот тест на себе.

— Я не буду этого делать, — он возмущенно фыркнул.

— Будете, или в противном случае вы не получите ни грамма меланжи.

Сен снова принялся мерить шагами каюту.

— Что это за тест? Как его выполняют?

— Он практически полностью автоматизирован. — Мурбелла объяснила принцип и последовательность простых действий. — В качестве премии мы можем позволить вам производить это устройство в промышленных количествах. Есть масса подозрительных людей, которым всюду мерещатся лицеделы. Вы можете получать приличный доход, торгуя этими нехитрыми аппаратами.

Сен задумался.

— Вероятно, вы правы.

Мурбелла не спускала с него глаз. Преодолев смущение, он остановился рядом со сферой, чтобы она могла видеть каждое его движение. Насколько знали Преподобные Матери, имитировать выполнение теста было сложно, к тому же у главного фабриканта не было времени на подготовку отвлекающих маневров. Мурбелла в сильном волнении ждала результата, и, к ее облегчению, индикаторы показали, что главный фабрикант — человек. Шаяма Сен не был лицеделом.

Он повернулся к Мурбелле и раздраженно показал ей пробирку.

— Теперь вы удовлетворены?

— Да. Мало того, я советую вам провести этот тест всем вашим главным инженерам и руководителям научных коллективов. Икс — лакомый кусок для Врага, он попытается наводнить вашу планету своими шпионами. Это еще одна причина, по которой я хочу, чтобы наши сестры наблюдали за производством.

Сен выглядел не на шутку обеспокоенным, такая возможность, видимо, действительно до сих пор не приходила ему в голову.

— Я признаю вашу правоту, Командующая Мать. Я сам очень хочу взглянуть на результаты тестов.

— Тогда присоедините эти результаты к данным об испытании облитератора. Приготовьтесь установить новое оружие на все корабли, которые стоят сейчас на верфях Джанкшн. Мы готовы развернуть полномасштабное наступление на флот мыслящих машин.

— Теперь, когда вы находитесь среди нас уже больше года, настало время показать тебе, Паоло, мое особое место. — Независимый робот взмахнул рукой, всколыхнув складки своей великолепной и роскошной одежды. — И вам, разумеется, тоже, барон Харконнен.

Барон поморщился и отозвался голосом, полным сарказма:

— Ваше особое место? Думаю, что мы будем очарованы тем, что роботы считают особым местом.

За то время, что они с Паоло провели в Синхронии, барон потерял всякое благоговение и страх перед мыслящими машинами. Они были тяжеловесны и грандиозны, избыточны, но совершенно лишены всякой импульсивности. Пока Омниус считал, что ему нужен Паоло и барон — для того, чтобы воспитывать мальчика, — они оба могли чувствовать себя в относительной безопасности. Барон при всяком удобном случае показывал зубы и ждал момента воспользоваться обстоятельствами к своей выгоде.

Стены и интерьер знакомого до боли кафедрального зала окрасились в немыслимые цвета, словно над ними одновременно тяжко трудились мириады художников. Вместо голой металлической и каменной поверхности глазам предстало буйство зеленой и коричневой красок, воплотившееся в реалистическое изображение деревьев и птиц. Тяжелый потолок растворился, открылось синее небо, заиграла необычная синтетическая музыка. Через сад пролегла усыпанная драгоценными камнями дорожка, вдоль которой были расставлены удобные скамейки. В стороне появился затянутый лилиями пруд.

— Это сад моих размышлений. — Эразм изобразил на лице искусственную улыбку. — Я очень люблю это место, в нем есть что-то действительно особенное.

— Да, по крайней мере цветы не воняют. — Паоло сорвал одну из ярких хризантем, понюхал ее и бросил на дорожку. За год интенсивного обучения барону наконец удалось сделать из парня личность, которой можно было гордиться.

— Все это очень мило, — криво усмехнулся барон, — и совершенно бесполезно.

Выбирай выражения, когда говоришь с ним, дедушка, предупредила его Алия. Я не хочу, чтобы нас убили сегодня. Начались ее обычные разглагольствования.

— Вас что-то тревожит, барон? — спросил Эразм. — Это должно быть местом покоя и созерцания.

Смотри, что ты наделала. Убирайся прочь из моей головы.

Я не могу, я заперта в ней, как в ловушке. Ты не можешь от меня избавиться. Когда-то я убила тебя гом-джаббаром, и я могу сделать это снова одним лишь легким движением.

— Я вижу, что вас часто снедают беспокойные мысли. — Эразм подошел ближе. — Вы позволите мне произвести трепанацию вашего черепа и заглянуть внутрь? Я смогу определить источник ваших неприятностей.

Берегись, Мерзость! Я ведь могу и согласиться на его предложение.

Он с усилием изобразил на лице улыбку, отвечая независимому роботу.

— Я сгораю от нетерпения узнать, как мы сможем реально работать с Омниусом. Ваша война с человечеством продолжается уже довольно долго, а мы находимся здесь всего лишь год. Когда вы сделаете то, ради чего мы находимся здесь?

Паоло нетерпеливо пнул покрытие дорожки.

— Да, Эразм, когда мы получим такое удовольствие?

— Достаточно скоро. — Робот запахнулся в свои одеяния и повел обоих людей по саду.

Мальчик только что отметил одиннадцатый день рождения и на глазах превращался в сильного юношу, мускулистого и тренированного. Благодаря влиянию барона все черты личности Атрейдеса постепенно улетучились. Эразм лично наблюдал за физической и военной подготовкой Паоло, заставляя его сражаться с механическими бойцами — все это делалось для того, чтобы он стал предполагаемым Квисац-Хадерахом.

Но барон по-прежнему недоумевал, зачем все это нужно. Зачем нужна машинам какая-то темная религиозная фигура из далекого прошлого?

Эразм жестом предложил им сесть на ближайшую скамью. Синтетическая музыка и пение птиц зазвучали громче, мелодии их гармонично переплетались, лаская слух. Выражение лица робота снова изменилось, оно стало мечтательно-благостным.

— Разве эта музыка не прекрасна? Я сам ее сочинил.

— Это впечатляет. — Барон презирал спокойную умиротворяющую музыку, предпочитая нечто более энергичное и какофоническое.

— За прошедшие тысячелетия я создал чудесные творения искусства и множество иллюзий. — Лицо и тело Эразма снова изменились; теперь он стал неотличимо похож на человека. Немыслимо роскошное одеяние превратилось в простое деревенское платье в цветочек, и теперь перед Паоло и бароном была старушка с добрым лицом и маленькой садовой лопаткой в руке. — Это одно из самых любимых моих обличий, я постоянно совершенствую его, опираясь на сведения, доставляемые лицеделами.

Наклонившись, Эразм лопаткой срезал сорняки под скамьей. Барон мог поклясться, что минуту назад этих сорняков здесь не было. Из жирно блестящей земли выполз червь, и старушка разрубила его лопаткой пополам. Две извивающиеся части червя тут же зарылись в почву.

В голосе робота зазвучали мягкие ласковые нотки, сейчас Эразм был действительно похож на бабушку, рассказывающую внучатам волшебную сказку.

— Очень давно — во времена, когда вы еще были исходным, оригинальным бароном, — ученый с Тлейлаксу по имени Хайдар Фен Аджидика создал искусственную пряность, названную им амалем. Несмотря на то что это вещество обладало существенными недостатками, Аджидика принимал его в чрезмерно больших количествах, отчего сошел с ума и рано умер.

— Похоже, он потерпел неудачу, — заметил Паоло.

— О, по видимости, это и в самом деле была неудача, но при этом он сумел сделать нечто очень и очень важное. Назовем это побочным действием. Он создал своих особых послов, усовершенствованных лицеделов, каковыми он хотел населить новое царство. Он посылал их в дальние уголки космоса как разведчиков, колонизаторов, как людей, готовивших его, Аджидики, собственное пришествие. Но он умер, прежде чем успел к ним присоединиться. Бедный глупый человек.

Старуха воткнула лопатку в землю. Встав, она уперлась руками в поясницу, словно для того, чтобы успокоить боль.

— Новые лицеделы обнаружили нашу машинную империю, и Омниус позволил мне изучать их. Я потратил много поколений человеческой жизни, работая с этими лицедеями, и научился извлекать из них полезную информацию. Это очень милые биологические машины, далеко превосходящие своих предшественников. Да, они оказались чрезвычайно полезными для нас, они помогут нам выиграть эту последнюю войну.

Оглядев иллюзорный сад, барон заметил другие силуэты — рабочих, похожих на людей. Новые лицеделы?

— Так вы заключили с ними союз?

Старуха презрительно поджала губы.

— Союз? Они рабы, а не партнеры. Для них Омниус и я — боги, более могущественные хозяева, чем прежние тлейлаксы. — Эразм ненадолго задумался. — Мне очень хотелось, чтобы они доставили сюда хотя бы одного мастера до того, как Досточтимые Матроны убили их всех, до последнего человека. Дискуссия с ними могла бы оказаться поистине просветительской.

Паоло вернул разговор в интересующее его русло.

— Став Квисац-Хадерахом, я тоже стану богом.

Эразм издал старушечий смешок.

— Бойтесь мегаломании, молодой человек. Она погубила великое множество людей — таких, например, как Хайдар Фен Аджидика. Думаю, скоро у меня в руках окажется ключ, с помощью которого я смогу раскрыть твой потенциал полностью. Мы должны освободить бога, который пока, скорчившись, сидит в вашем теле. Это потребует мощного катализатора.

— Что это за катализатор? — спросил мальчик.

— Я все время забываю, какими нетерпеливыми могут быть люди! — Старуха оправила платье в цветочек. — Именно поэтому я искренне восхищаюсь лицеделами. В них я вижу возможность улучшения человеческой породы. Лицеделы могут стать теми людьми, которых согласятся терпеть даже мыслящие машины.

Барон недоверчиво хмыкнул.

— Люди никогда не будут совершенными! Поверьте мне. Я знавал многих людей, и они всегда так или иначе разочаровывали меня.

Раббан, Питер… даже Фейд, и тот, в конце концов, опростоволосился.

Ты забыл себя, дедушка. Вспомни, это тебя убила маленькая девочка ядовитой иглой. Ха-ха!

«Заткнись!» Барон нервно почесал затылок, словно желая пробить череп и вырвать из мозга Алию. Она замолкла.

— Боюсь, что вы правы, барон. Людей невозможно спасти, но мы же не хотим, чтобы об этом узнал Омниус. Ведь в этом случае он уничтожит их всех.

— Мне казалось, что как раз этим машины сейчас и заняты, — сказал барон.

— В известной степени. Омниус несколько преувеличил свои способности, но думаю, что, когда мы поймаем корабль-невидимку, он спустится с небес на землю и займется делом. — Старуха выкопала в земле несколько лунок и посадила туда семена, неведомо откуда появившиеся у нее в руках.

— Что особенного в этом корабле-невидимке? — поинтересовался барон.

— Наши математические проекции говорят о том, что на его борту находится Квисац-Хадерах.

— Но ведь Квисац-Хадерах — это я! — вскричал Паоло. — У вас ведь уже есть я.

Старуха криво усмехнулась в ответ.

— Вы — наш резервный план, молодой человек. Омниус предпочитает избыточность и стопроцентную надежность. Если возможны два Квисац-Хадераха, то мы хотим иметь обоих.

Изобразив на лице неудовольствие, барон нервно хрустнул пальцами.

— Так вы думаете, что на борту корабля-невидимки находится еще один Пауль Атрейдес? Это маловероятно.

— Я утверждаю, что на борту находится еще один Квисац-Хадерах. Однако, если у нас есть гхола Пауля Атрейдеса, то он, определенно, мог быть создан и в другом месте.

Гарими находилась в состоянии крайнего возбуждения. Она не стала садиться, войдя в кабинет Шианы, несмотря на то, что та несколько раз предложила ей стул. Гарими не обратила внимания даже на полотно Ван Гога. Исчезновение мин привело ее в неописуемую, не стихавшую ярость. Поисковые команды, прочесывавшие корабль, не могли пока найти похищенную взрывчатку. Шиана знала, что у верховного проктора свои соображения насчет возможных похитителей.

— Вы и башар неудачно выступили на Келсо, вы заключили неважную сделку, — говорила Гарими. — Вы оставили там массу людей и оборудования, но не получили ничего взамен.

— Мы пополнили запасы воды и продовольствия.

— Но что будет, если вредители выведут из строя системы жизнеобеспечения? Лиет-Кинес и Стилгар были лучшими специалистами по сохранению ресурсов, повторной утилизации и восстановлению. Что, если нам потребуется их помощь? Вы не намерены вырастить новых гхола этих людей?

Шиана еще больше разозлила Гарими своим ответом, который она произнесла безмятежным тоном с удивленной улыбкой.

— Мы можем это сделать, но мне кажется, что вы подозреваете всех детей гхола. И вот теперь вы хотите вернуть Лиета и Стилгара? Но ведь, наверное, Лиет был прав: их предназначение — остаться на Келсо.

— Теперь со всей очевидностью ясно, что не они были вредителями, хотя я не вполне уверена насчет Юйэ.

Шиана смотрела на яркие мазки цвета, которые древний художник сумел превратить в изображение редкостной силы и выразительности. Ван Гог был гением.

— Я приняла необходимые меры, учтя наши потребности и приоритеты.

— Едва ли! Вы согласились с наглыми требованиями этих убийц-кочевников и запретили нам основать новый орден Бене Гессерит на этой планете. Мы бы учредили там новую школу — а теперь нам остается только ждать, когда наш корабль разлетится на куски.

«Ах, так вот что на самом деле ее так бесит».

— Ты же отлично понимаешь, что я с радостью позволила бы тебе и твоим последовательницам поселиться на Келсо. — Она заставила себя улыбнуться. — Но я не хотела войны с местными жителями. Мы можем научить других людей следить за системами жизнеобеспечения. Корабль уцелеет, как уцелел в течение десятилетий.

Но Гарими не была настроена сдаваться.

— Уцелеет? Но каким образом? Мы создадим следующих гхола, которые спасут нас? Это ваше обычное решение: будь то Мерзость Алия, предатель Юйэ или Тиран Лето II. Пандора может закрыть свой ящик и немного отдохнуть.

— Но зато я его широко открыла. Я хочу возродить историю, вернуть к жизни Пауля Атрейдеса и Суфира Хавата. Мы можем рассчитывать на квалификацию мастера меча Дома Атрейдесов.

— Но Хават с треском провалился, когда вы попытались вернуть ему память.

— Значит, мы попробуем еще раз. Возможно, Чани станет нам опорой в пробуждении Пауля. Джессика также созрела для пробуждения. Даже Лето II готов.

Глаза Гарими сверкнули.

— Вы играете с огнем, Шиана.

— Я выковываю оружие, а для этого необходим огонь. — Шиана отвернулась, давая понять Гарими, что разговор окончен. — Я много раз слушала твое мнение и хорошо его запомнила. Сегодня я обедаю с гхола. Может быть, после этого у меня появятся свежие идеи.

Пылая гневом, темноволосая женщина последовала за Шианой в коридор и направилась в обеденный зал. Неожиданно из лифта вышел Лето II — совершенно один и, как всегда, абсолютно невозмутимый. Двенадцатилетний мальчик часто ходил без сопровождения по кораблю, вот и сейчас он посмотрел на обеих женщин, моргнул, но ничего не сказал. Какой странный, погруженный в себя ребенок.

Прежде чем Шиана успела остановить Гарими, она уже сердито направилась к мальчику, найдя подходящий объект, на котором могла выместить свою злость и растерянность.

— Итак, Тиран, где же твой Золотой Путь? Куда он привел нас? Если ты обладаешь предзнанием, то почему не предупредил о Досточтимых Матронах и Враге?

— Не знаю. — Мальчик был искренне озадачен. — Я не помню.

Гарими с отвращением рассматривала юного Лето.

— Но что будет, если ты вспомнишь? Станешь ли ты снова богом-императором, величайшим убийцей во всей истории человечества? Шиана думает, что ты можешь спасти нас, но я считаю, что Тиран может с таким же успехом и так же легко погубить всех нас. Это у тебя получается гораздо лучше. Я не хочу, чтобы к тебе вернулось твое изначальное эго, Лето II. Твой Золотой Путь — это тупик, он заведет людей в болото.

— Этот мальчик сейчас не имеет никакого отношения к Золотому Пути, — сказала Шиана, железной хваткой взяв Гарими за руку. — Оставь его в покое.

Лето быстро отступил в сторону, метнулся прочь и побежал по коридору. Гарими торжествующе смотрела ему вслед, а Шиана — на нее, как на глупца, изобличившего себя еще одной безумной выходкой.

Глаза и уши Лето горели от обвинений верховного проктора, но мальчик не позволил себе заплакать. Мудрый человек не тратит воду ради того, чтобы избавиться от эмоций; он знал эту мудрость древней Дюны. Убегая прочь от Шианы и невыносимого проктора, и от всех, кто воображал, будто знает, чего от него ждать, мальчик внутренне отвергал все сказанное Гарими и старался отделаться от всего, что он сам о себе знал.

«Я был богом-императором, Тираном. Я создал Золотой Путь… но моя память заперта и сокрыта от меня, и я в действительности не понимаю, что это!» Несмотря на все, что он вычитал и узнал о своей прошлой исходной жизни, Лето ощущал себя всего лишь двенадцатилетним мальчиком, который никого не просил его возрождать.

На транспортном лифте он спустился на нижнюю палубу и пошел к тому месту, где ему всегда было уютно и покойно. Сначала он хотел проскользнуть в ревущую трубу камеры рециркуляции воздуха, но из-за мер безопасности, принятых башаром Тегом и другом Лето Суфиром, этот проход был блокирован.

До этой неприятной встречи с Гарими Лето собирался встретиться со своим другом Суфиром Хаватом и пойти с ним в спортивный зал. Несмотря на то что другому гхола было уже семнадцать лет и он уже был правой рукой Тега в службе безопасности, он все же часто встречался с Лето в дружеском спарринге. Невзирая на возраст и рост, Лето мог сражаться против противников, превосходящих его силой и весом. За несколько прошедших лет друзья стали друг для друга серьезными соперниками.

Однако сейчас Лето хотелось побыть одному. Он спустился на нижнюю палубу и остановился перед входом в гигантский грузовой отсек. Наверняка системы слежения уже засекли его. Лето с трудом сглотнул. Он еще ни разу не входил в этот отсек один, хотя часами рассматривал червей с наблюдательной площадки.

Два молодых охранника стояли в холле перед люком отсека.

Увидев мальчика, они преградили ему путь.

— Это запретная зона.

— Запретная для меня? Вы знаете, кто я?

— Ты Лето Тиран, бог-император, — заученно проговорила молодая женщина, словно отвечая на вопрос Гарими. Это была Дибрей, дочь ордена Бене Гессерит, рожденная уже на корабле, после бегства с Капитула.

— Эти черви — часть меня. Вы что, не помните историю?

— Они опасны, — вмешался в разговор охранник мужчина. — Тебе не стоит туда идти.

Лето окинул парочку безмятежным взглядом.

— Нет, стоит. Особенно сейчас. Мне нужно ощутить под ногами песок, вдохнуть запах пряности, червей. — Он прищурился. — Это может восстановить мою память, как того хочет Шиана.

Дибрей, нахмурившись, задумалась. Шиана, действительно, говорила, что для пробуждения памяти гхола надо использовать любые средства.

Мужчина повернулся к своей напарнице:

— Свяжитесь с Суфиром Хаватом и сообщите ему об этом. Это непредвиденный случай.

Лето приблизился к тяжелому люку.

— Мне надо всего лишь войти. Я не пойду далеко. Черви ведь обычно находятся в центре отсека? — Он решительно набрал простой код доступа и отпер замок. — Я знаю этих червей. Суфир меня поймет, его память ведь тоже еще не восстановлена.

Прежде чем охранники успели его остановить, Лето прошмыгнул в отсек. Песок, казалось, издавал потрескивание, как от статического электричества. В ноздри ударил сильный запах кремнистого песка и корицы. С противоположного конца километрового отсека к мальчику двинулись крупные черви.

Одно только ощущение песка вокруг вернуло мальчика в то место, о котором он усердно читал в библиотеке корабля-невидимки. То место было планетой Арракис, превратившейся из пустыни в цветущий сад за время его долгого правления. Он сделал глубокий вдох, воздух, насыщенный парами меланжи, действовал успокаивающе.

Не стараясь ступать осторожно и тихо, Лето пошел по песку, утопая в нем по лодыжки. Он не обращал ни малейшего внимания на предостерегающие крики охранников, с трудом идя от железной стены вглубь отсека. Этот искусственный заповедник был единственным кусочком пустыни, известным заточенным здесь червям.

Взобравшись на гребень дюны и глядя на стены огромного помещения, лето попытался вообразить, каким величественным был когда-то Арракис. Хотелось бы вспомнить этот вид. Дюна, на которой он сейчас стоял, была мала в сравнении с настоящей, и содержавшиеся здесь черви тоже были мельче, чем их дикие пустынные предки.

Впереди всех полз самый большой червь, за ним следовали остальные. Лето чувствовал свою органическую связь с этими семью червями. Похоже, эти гиганты чувствовали его душевную боль и стремились теперь к нему на помощь, несмотря на то, что исходная память была пока замурована под оболочкой ничего не помнящего гхола.

Из глаз Лето вдруг покатились слезы — то были не слезы обиды на Гарими, нет, то были слезы радости и умиления. Слезы! Он не мог остановить этот неудержимый поток влаги. Возможно, что если бы он сейчас умер здесь, на этом песке, то его тело слилось бы с плотью червей и остались бы позади все страхи и напрасные надежды.

Эти черви были его потомками, в каждом теплилась частица его прежнего сознания. «Мы — одно целое». Лето поманил к себе червей. Несмотря на то что в его клетках, клетках гхола, пока не пробудилась память о его тысячелетней жизни, в клетках этих червей жила та же память.

— Ты спишь в них? Живу ли я в ваших клетках?

В сотне метров от него черви остановились, и один за другим зарылись в песок. Он чувствовал, что их присутствие ничем ему не угрожает, наоборот… казалось, что черви стремятся защитить его от опасности. Они знают его!

От входа в отсек Лето услышал знакомый голос, выкрикивавший его имя. Оглянувшись, он увидел гхола Суфира Хавата. Суфир стоял в проеме люка и жестами звал Лето вернуться в безопасное место.

— Лето, берегись. Не дразни червей. Ты мой друг, но если он тебя съест, то я не брошусь ему в пасть, чтобы вытащить тебя оттуда. — Суфир попытался рассмеяться собственной шутке, но вид у него был по-настоящему встревоженным.

— Мне надо еще немного побыть с ними наедине. — Лето почувствовал в глубине песка какое-то движение. Он нисколько не боялся за себя, но не хотел подвергать опасности друга. Он почувствовал дуновение ветра, напоенного коричным духом меланжи.

— Иди сюда, сейчас же!

Потом, преодолевая страх, Суфир подошел к мальчику. Теперь их разделяло всего несколько метров.

— Ты что, хочешь так покончить с собой? Ты хочешь свести счеты с жизнью? — Суфир оглянулся, явно прикидывая, успеет ли он в случае опасности добежать до выхода. Лицо его сморщилось. Он был в страхе и за себя и за Лето, борясь со своими инстинктами, которые гнали его прочь из отсека с червями. Но он все же упрямо шагал вперед, словно испытывая сверхъестественное притяжение к Лето.

— Суфир, остановись. Тебе угрожает куда большая опасность, чем мне.

Черви почувствовали, что в их царство вторгся чужак. Но при этом они пришли в необычайно сильное возбуждение, какого было трудно ожидать. Обычно они не так бурно реагировали на появление незваных гостей. Лето всем существом почувствовал исходящую от червей волну ненависти. Он кинулся к Суфиру, чтобы спасти его. Казалось, что друг Лето борется с самим собой.

Взметая песок, черви окружили Лето и Суфира. Чудовища возникли над поверхностью дюн, их круглые головы повернулись в одну сторону.

— Лето, нам надо бежать. — Суфир схватил мальчика за рукав. Голос его прерывался от страха. — Бежим!

— Суфир, они не тронут меня. Я чувствую… Я чувствую, что мог бы заставить их уйти. Но они чем-то сильно обеспокоены. Им не нравится что-то… что-то в тебе? — Лето чувствовал, что здесь происходит драма, сути которой он не понимает.

Черви как огромные тараны одновременно бросились к двум фигуркам на дюне. Суфир рванулся прочь от Лето и потерял равновесие на рыхлом песке. Лето попытался приблизиться к нему, но в это время один из червей поднялся из песка между ними, разметая вокруг себя пыль и песок. С противоположной стороны к Суфиру метнулся еще один червь, поднявшись в воздух всем своим извивающимся телом.

Суфир издал душераздирающий крик, от которого у Лето застыла кровь в жилах. Это был крик не друга, к которому так привык Лето, в этом вопле вообще не было ничего человеческого.

Песчаные черви ударили Суфира, но не пожрали его. Словно в припадке ярости, самый большой червь обрушился на Суфира всей своей тяжестью, вдавив юношу в песок. Другой червь прокатился как каток по распростертому телу. Для верности третий червь ударил уже безжизненный труп. Потом три червя развернулись и отползли в сторону, словно гордясь содеянным.

Лето, шатаясь, направился к раздавленному телу, не обращая внимания на червей. Он скатился по склону взрытой червями дюны и опустился на колени рядом с почти погребенным в песке другом.

— Суфир!

Но взглянув на труп, он не узнал знакомых черт. Раздавленное лицо было чужим и неузнаваемым — бледная кожа, бесцветные волосы, бессмысленный взгляд. Черные глаза-пуговицы были мертвы.

Потрясенный Лето отшатнулся назад.

Суфир оказался лицеделом.

Скандал в руководстве корабля-невидимки. Безмерное удивление. Даже Дункан Айдахо не мог понять, как такое могло произойти. Как долго наблюдал за ними лицедел на борту «Итаки»? Раздавленный безобразный труп не оставлял места для сомнений.

«Суфир Хават был лицеделом! Как это могло случиться с ним?»

Прежний доблестный воин-ментат служил Дому Атрейдесов. Хават был добрым и преданным другом Дункана — но не эта гротескная версия. Все это время, в течение всех трех лет непрерывного саботажа и вредительства — а может быть, и дольше, кто знает? — Дункан не распознал в Хавате лицедела, так же, как и опекавший его Майлс Тег. Ничего не поняли и сестры Бене Гессерит, никто из детей гхола. Но почему?

Был и еще один, более страшный вопрос, застилавший словно солнечное затмение черной пеленой сознание Дункана: «Мы нашли одного лицедела. Но есть ли еще и другие?»

Он посмотрел на Шиану, на обескураженного Лето II и на двух охранников, стоявших возле нечеловеческого тела.

— Надо сохранить это происшествие в тайне до тех пор, пока мы не сможем проверить всех на борту. Надо наблюдать за людьми, придумать какой-нибудь тест…

Шиана согласно наклонила голову.

— Если на борту есть и другие лицеделы, нам надо действовать до того, как они узнают, что случилось. — Голосом Бене Гессерит, который действовал на людей как удар, она приказала охранникам: — Не говорите об этом никому.

Они оцепенели. Шиана сразу принялась составлять план чистки и поголовной проверки всех пассажиров и членов экипажа. Ментатский разум Дункана метался, как в клетке, пытаясь рассчитать дальнейший ход событий, но неразрешимые вопросы не поддавались никакой логической обработке.

Один вопрос перевешивал все другие: «Как нам узнать, что какой-то тест действительно работает?» Суфир уже был допрошен в присутствии Вещающих Истину, так же, как и все остальные пассажиры. Каким-то образом эти новые лицеделы могли ускользать даже от способности ведьм распознавать ложь и истину.

Если юный гхола был заменен в какой-то момент лицеделом, то как это могло ускользнуть от внимания Дункана? И когда это случилось? Мог ли реальный Суфир Хават встретиться с лицеделом в каком-нибудь темном переходе нижней палубы? Был ли это лицедел, выживший после самоубийственной атаки их корабля, когда, казалось, погиб весь экипаж лицеделов? Как еще мог лицедел пробраться на «Итаку»? Приняв идентичность и личностные черты, а также память жертвы, лицедел стал совершенным двойником Суфира. Но тем не менее фальшивый Суфир рисковал жизнью ради юного Лето, когда увидел его среди песчаных червей. Почему? Что от истинного Суфира осталось в лицеделе? Существовал ли вообще реальный гхола Суфира Хавата?

Сначала, когда обнаружилось, что Суфир — лицедел, Дункан испытал облегчение оттого, что наконец нашелся вредитель, но быстро прикинув в уме обстоятельства диверсий, он понял, что в нескольких случаях у Суфира было железное алиби. Дункан находился рядом с ним во время тех случаев. Следующая проекция была неопровержимой.

«Среди нас есть еще лицеделы».

Дункан и Тег встретились для разговора в каюте с медными стенами, предназначенной для секретных переговоров. Помещение было защищено от всех известных подслушивающих устройств. По некоторым предметам старой мебели можно было понять, что раньше это была комната допросов. Как часто пользовались ею Досточтимые Матроны? Для чего — для пыток или просто для развлечений?

Стоя по стойке «смирно», Тег и Дункан смотрели в глаза Преподобным Матерям Шиане, Гарими и Эльен, которая приняла последние оставшиеся дозы средства, обостряющего способность к распознаванию истины. Все женщины были вооружены, во взглядах читалось неприкрытое подозрение.

Шиана заговорила:

— Под разными предлогами мы изолировали всех пассажиров корабля, установив за каждым наблюдение. Большинство людей думает, что меры приняты в связи с похищением взрывчатки. Пока, во всяком случае, очень немногие знают о Суфире Хавате. Другие лицеделы не должны знать, что они могут быть раскрыты.

— Совсем недавно я посчитал бы такую идею абсурдной, но теперь думаю, что сейчас оправдана любая паранойя. — Дункан перевел взгляд на Тега и оба согласно кивнули.

— Мой транс сегодня глубже, чем обычно, — чужим голосом, отстраненно произнесла Эльен.

— Может быть, в первый раз мы задавали не те вопросы. — Гарими поставила локти на стол.

— Спрашивайте, — сказал Тег. — Чем раньше вы избавитесь от своих подозрений, тем скорее мы вырвем с корнем эту раковую опухоль. Нам нужен какой-то другой тест.

Обычно тренированной сестре Бене Гессерит для установления истины требовалось задать один-два вопроса, но на этот раз чрезвычайное дознание длилось больше часа. Так как следовало заново проверять кадры верных союзников и единомышленников, Шиане и ее сестрам пришлось проявить верх придирчивости. Все должно быть сделано наилучшим образом. Три Преподобные Матери внимательно следили за ответами мужчин, стараясь выявить малейшую нерешительность. Но Тег и Дункан не дали им такого шанса.

— Мы верим вам, — сказала наконец Гарими. — Если вы не дадите повод изменить наше мнение.

Шиана согласно кивнула.

— Временно мы допускаем, что вы двое действительно те, за кого себя выдаете.

Тег, казалось, был изумлен до глубины души.

— Дункан и я тоже временно признаем вас настоящими.

— Лицеделы способны к имитации. Они могут изменять свою внешность, не способны изменять свой генетический код, свою ДНК. Теперь, когда мы взяли анализ трупа самозванца Суфира, наши врачи Сук смогут разработать точный и надежный тест.

— Мы очень на это надеемся, — сказал Тег. Потеряв своего подопечного, башар казался очень расстроенным. Теперь он не верил уже ничему и никому.

На лице Гарими появилось выражение железной решимости.

— Очевидный ответ заключается в том, что Хават был рожден лицеделом, а потом был доведен до взрослого состояния нашим мастером Тлейлаксу. Кто мог знать лицеделов лучше, чем старый Скиталь? Мы же знаем, что он хранил клетки лицеделов в своей нуль-энтропийной капсуле. Если этот, сценарий верен, то обман продолжается уже восемнадцать лет.

Шиана продолжила эту мысль:

— Младенец лицедел мог с самого начала имитировать внешность человеческого ребенка. По мере того как лицедел рос, он принимал обличье человека, согласно архивным данным и изображениям молодого воина ментата Дома Атрейдесов. Ведь никто на корабле — включая и тебя, Дункан, — не помнит настоящего, исходного Хавата подростком или юношей, и эта маска не обязательно должна была быть совершенной.

Дункан понимал, что Шиана права. В своей первой жизни, когда он бежал от Харконненов и явился на Каладан, Суфир Хават был уже закаленным в битвах ветераном. Дункан хорошо помнил свой первый разговор с реальным Суфиром Хаватом. Сам он в то время был слугой на скотном дворе, где выращивали и держали салусанских быков, с которыми старый герцог любил сражаться, устраивая из этих боев грандиозные спектакли. Кто-то подсыпал быкам вещество, которое сделало их бешеными, и когда Дункан попытался поднять тревогу, ему никто не поверил. Когда бык насмерть забодал герцога, Хават лично проводил расследование и допрашивал Дункана, так как все улики показывали, что он шпион Харконненов…

А теперь этот Суфир оказался лицеделом! Разум Дункана все еще отказывался признать неопровержимую реальность случившегося.

— Значит, все дети гхола могут быть лицеделами, — сказал Дункан. — Предлагаю вызвать Скиталя. Он — наш первый подозреваемый.

— Или, — ломающимся голосом произнес Тег, — лучшим источником информации. Гарими уже сказала, что никто лучше его не знает лицеделов.

Когда мастера Тлейлаксу доставили в комнату допросов, Дункан и Тег заняли места по другую сторону стола, став равноправными участниками расследования. Скиталь выглядел испуганным и подавленным. Тлейлаксу-гхола было пятнадцать лет, но он совершенно не был похож на мальчика. Его маленькое, как у эльфа, личико, острые зубы и серая кожа заставляли Скиталя выглядеть чуждым и подозрительным, но Дункан понимал, что это всего лишь рефлекторная реакция, вызванная примитивным предрассудком и прежним горьким опытом.

Скиталь сел, и Эльен подалась вперед. Из всех присутствующих, у нее был самый суровый и беспощадный вид.

— Что ты сделал, тлейлакс? Что ты задумал? Как ты пытался предать нас? — она говорила Голосом, заставившим Скиталя вздрогнуть от ужаса.

— Я ничего не сделал.

— Ты и твой генетический предшественник знали, кто растет в аксолотлевых чанах. Мы протестировали все клетки, прежде чем разрешить тебе создать новых гхола, но ты каким-то образом обманул нас с Суфиром Хаватом. — Скиталю показали изображение мертвого лицедела. Дункан видел, что изумление Скиталя непритворно.

— Все ли дети гхола имеют тот же изъян? — спросила Шиана.

— Ни один, — упрямо произнес Скиталь. — Если их не заменили после того, как их отделили от чанов.

Эльен прищурилась.

— Он говорит правду. Я не вижу никаких признаков лжи.

Шиана и Гарими молча переглянулись и одновременно кивнули. Потом Шиана заговорила:

— Если он сам не лицедел.

— Не похоже, что Скиталь — лицедел, — заметил Дункан. — Лицедел избрал бы другую личину, которая позволяла бы ему более свободно передвигаться среди нас.

— Выбрал бы кого-то вроде Суфира Хавата, — добавил Тег.

Юный Скиталь явно занервничал.

— Эти новые лицеделы прибыли к нам из Рассеяния. Отступники-тлейлаксы модифицировали их каким-то непонятным нам образом. Мне теперь ясно, что даже я не в состоянии отличить лицедела от обычного человека. Поверьте мне, я никогда не подозревал Суфира Хавата.

— Но каким образом могли попасть лицеделы на борт корабля-невидимки, если не из твоей нуль-энтропийной капсулы? — спросила Шиана.

— Лицеделы могли быть внедрены на корабль еще до нашего отлета с Капитула, — начал рассуждать Дункан. — Как можно проверить все сто пятьдесят человек, которые ринулись тогда на корабль, чтобы бежать?

Тег с сомнением покачал головой.

— Но почему тогда они ждали больше двадцати лет, чтобы начать действовать? Я не вижу в этом никакого смысла.

— Может быть, это был законсервированный агент, — предположила Шиана. — Или лицедел долгое время был кем-то другим, и только потом принял облик Суфира Хавата.

— Ищете козла отпущения, — горько посетовал Скиталь, сгорбившись на слишком большом для него стуле.

В глазах Шианы сверкнул огонь.

— Я уже распорядилась изолировать друг от друга и запереть всех детей гхола, на случай, если кто-то из них окажется лицеделом, и приказала врачам Сук взять у них пробы крови. Они никуда не убегут и не смогут причинить никакого вреда.

Дункан подумал: не говорит ли такая горячность Шианы о том, что она сама — лицедел. Он прищурил глаза и принялся внимательно за ней наблюдать. Придется вообще наблюдать за всеми и постоянно.

Гарими обвела глазами присутствующих — маленькую когорту избранных, заслуживающих доверия.

— Я — или кто-то другой, по нашему выбору, могу остаться на капитанском мостике корабля-невидимки, а всех остальных надо собрать в зале собраний. Надо загнать их туда всех до единого, включая детей, запереть двери и всех протестировать. Одного за другим, и узнать наконец правду.

— Какой тест мы можем считать окончательным и пригодным для каждого из нас? — спросил Тег.

— Мне думается, что я смогу разработать надежный метод, — пропищал Скиталь. — Пользуясь пробой тканей лицедела Хавата, я приготовлю сравнительный тест. Есть определенные методики, которые я могу использовать. Этот лицедел один из новых, которых тдейлаксы-отступники привезли с собой из Рассеяния, поэтому он отличается от старых образцов. Но с помощью пробы тканей…

— А почему это мы должны тебе доверять? — спросила вдруг Гарими. — Твоя собственная чистота еще не доказана.

На лице Скиталя появилось несчастное выражение.

— Но должны же вы кому-то доверять?

— Мы должны?!

— Пусть за мной наблюдают ваши специалисты, пока я буду готовить тест.

Дункан взглянул на мастера Тлейлаксу.

— Мне нравится предложение Скиталя.

— Но я могу предложить и другую альтернативу. Когда лицеделы предали моих товарищей мастеров на Тлейлаксе и других планетах, у некоторых из нас было время дать им достойный ответ. Мы создали яд, который специфически поражает лицеделов. Это очень селективный яд. Если вы дадите мне доступ в лабораторию, то я смогу синтезировать этот токсин и произвести его в виде газа.

— Зачем? — спросил Тег. Потом его вдруг осенило. — А, для того, чтобы выпустить его в систему циркуляции воздуха «Итаки». Этим мы убьем всех лицеделов, находящихся среди нас.

— Для того чтобы насытить воздух такого большого корабля до требуемой концентрации, потребуется огромное количество газа, — сказал Дункан, его ментатский мозг уже подсчитал объем воздуха на корабле — он прикинул смертельную дозу, нужную концентрацию, не забыв и о том, что газ может оказать отрицательное воздействие на других пассажиров и членов экипажа, выведя их из строя.

Гарими не верила своим ушам.

— Вы хотите сказать, что мы позволим этому тлейлаксу пустить неизвестный газ в системы очистки воздуха всего корабля? Это же они, тлейлаксы, создали лицеделов!

Скиталь ответил, не скрывая презрения:

— Вы, ведьмы, просто не способны думать. Вы что, не видите, что надо мной самим нависла точно такая же смертельная угроза? Это новые лицеделы, доставленные отступниками-тлейлаксами, — нашими сводными незаконнорожденными братьями, вступившими в сговор с Досточтимыми Матронами для того, чтобы уничтожить всех старых мастеров, таких, как я. Думайте же! Если на борту «Итаки» есть другие лицеделы, то я нахожусь в большей опасности, чем кто-либо другой. Вы что, не понимаете этого?

— Газ Скиталя может стать последним резервным средством, — сказал Дункан.

Шиана оглядела присутствующих.

— Я позволю ему начать работу по созданию яда, но предпочла бы выявить лицедела непосредственно.

— И допросить его, — добавила Гарими.

Скиталь рассмеялся.

— Вы полагаете, что сможете допросить лицедела?

— Не надо недооценивать Бене Гессерит.

Шиана кивнула.

— Пока мы не выявили других шпионов, пока мы не докажем, что среди нас нет других лицеделов, залог нашей безопасности в том, чтобы держаться большими группами, с тем, чтобы лицедел не мог действовать скрытно.

— Но что, если большинство из нас — лицеделы? — сказал Тег.

— Тогда мы погибли.

Изолированных детей гхола, запертых в каютах, протестировали всех; первым — Лето II. Когда песчаные черви набросились на Суфира Хавата, каким-то образом учуяв в нем лицедела, потрясение Лето выглядело абсолютно искренним. На видеозаписях, было видно, как он, не веря своим глазам, смотрит на раздавленное тело, принявшее свою исходную форму. Но Суфир при этом сознательно подвергал себя опасности, стремясь на помощь к Лето, когда в этом не было никакой необходимости. Зачем было лицеделу рисковать, если только копия не была настолько точна, что даже сохранила чувство дружбы и товарищества?

Лето, гхола Тирана, обладал многими исключительными свойствами, но он не был лицеделом, и генетический тест Скиталя подтвердил это.

Пауль Атрейдес тоже оказался чист, вместе с Чани, Джессикой и трехлетней Алией, которую очень заинтересовали иглы и пробы. Не оправдались подозрения и в отношении Веллингтона Юйэ — он тоже оказался настоящим.

После того как Скиталь закончил анализы крови и клеток, Шиана все же казалась неудовлетворенной.

— Даже если мы можем теперь доверять детям-гхола, то это означает лишь то, что остальные лицеделы — если они есть — продолжают прятаться среди нас.

— Значит, мы протестируем всех остальных, — сказала Гарими. — Или воспользуемся ядовитым газом Скиталя. Лично я готова подвергаться любому тестированию, любой проверке, и думаю, что в этом я не одинока.

Скиталь встревожено поднял свои крошечные ручки.

— Это очень сложный тест. Мне придется сделать много наборов для всех пассажиров, а это может занять много времени.

— Значит, мы будем ждать сколько потребуется, — объявила Шиана. — Надеяться на что-то меньшее было бы безрассудно.

Мурбелла и Джейнис — мать и дочь, Командующая Мать и верховный башар — осматривали с орбиты мертвый Ришез. Они находились в наблюдательном корабле, отдельно от команды инженеров, которые все еще осторожничали, опасаясь заразиться, несмотря на то, что эпидемия на Капитуле уже давно закончилась. Иксианцы отказались находиться в замкнутом пространстве вместе с Мурбеллой и Джейнис, которые контактировали с больными.

Но, несмотря на это, с борта своего наблюдательного судна мать и дочь прекрасно видели, как проходит испытание.

Больше пяти лет назад корабли мятежных Досточтимых Матрон, явившихся с Тлейлаксу, подвергли бомбардировке Ришез, уничтожив при этом не только все его население, но и все военные заводы и наполовину готовый флот, построенный по заказу Новой Общины Сестер. Теперь, когда планета стала безжизненной, трудно было найти более подходящее место для демонстрации мощи новых облитераторов.

Мурбелла включила канал связи и обратилась к экипажам четырех кораблей сопровождения.

— Вы получаете от этого, как мне кажется, немалое удовольствие, не так ли, главный фабрикант?

На экране было видно, как Шаяма Сен удивленно изогнул бровь и резко откинул назад голову, разыгрывая совершеннейшую невинность.

— Мы испытываем заказанное вами оружие, Командующая Мать. Вы просили продемонстрировать его в действии, не поверив нам на слово. Мы, следовательно, должны доказать, что наша техника действует, и действует эффективно.

— Вы хотите сказать, что соперничество Ришеза и Икса не играет никакой роли в выборе мишени? — Мурбелла почти не скрывала сарказма.

— Ришез остался в прошлом, Командующая Мать. Любая радость, какую Икс, возможно, испытывал по поводу несчастья, постигшего конкурента, давно улетучилась. — Помолчав, Сен добавил: — Признаюсь, ирония этой ситуации не ускользнула и от нас.

Со времени последнего посещения Капитула поведение руководителя иксианской промышленности сильно изменилось. Недавно, когда Сен вернулся, чтобы доставить полный отчет об испытаниях на Иксе, он выглядел удивленным и даже, пожалуй, немного смущенным. Он последовал совету подозрительной Командующей Матери и провел индикаторный тест на всех своих людях. В результате оказалось, что двадцать два человека из его ближайшего окружения были лицеделами, причем все они занимали высокие посты в важнейших отраслях.

Мурбелла с удовольствием допросила бы их всех, может быть, даже с использованием иксианских Т-зондов. Но те лицеделы, которые не были убиты на месте, покончили с собой весьма странным, можно сказать, машинным способом — они просто отключили мозговые программы поддержания жизнедеятельности. Эта упущенная возможность злила ее, но, с другой стороны, она сомневалась, что сестрам удалось бы получить какую-то ценную информацию от этих лицедеев. Тем не менее она была рада, что Икс согласился принять восемь наблюдателей с Капитула, следивших за ходом работ.

— Мы жестко соблюдаем сроки поставок, Командующая Мать, как вы того требовали, — передал Сен. — Мы со всей возможной быстротой оснащаем новым оружием ваши корабли на Джанкшн. Когда вы увидите, как сработают четыре наших облитератора, вы не сможете отрицать, что наша технология очень надежна.

— Нам кажется стыдным использовать даром такую разрушительную мощь на мишени без всякого урона для реального противника, — сказала Джейнис. — Но нам нужны доказательства.

Они обе видели фильм о более ранних испытаниях, но опасались, что он может оказаться подделкой.

— Все же мне хотелось бы увидеть испытания собственными глазами, — сказала Мурбелла. — Тогда мы сможем бросить все наши ресурсы на создание эффективной обороны против наступления машин.

— Мы развертываем узлы, — передал один из иксианских пилотов. — Смотрите внимательно.

Четыре шаровидных сгустка света вылетели из люков четверки иксианских кораблей, и раскаленные добела облитераторы, как гигантские шестерни, покатились к потрескавшейся поверхности планеты. Вблизи нее колеса, вибрируя, взорвались колыхающимися световыми волнами, которые, расходясь в стороны, не гасли, а наоборот, светились все ярче и ярче.

Атмосфера Ришеза была выжжена, леса и города перестали существовать, сровненные с землей во время первой цепной реакции. Но модифицированные иксианские облитераторы и сейчас нашли достаточно топлива, чтобы снова объять адским пламенем всю мертвую планету.

Мурбелла молча смотрела, как внизу с немыслимой скоростью распространяется все сжигающий фронт огня. Она смотрела не мигая, до появления сухости в глазах. Планета пылала, как уголек на ветру. По поверхности континентов пошли глубокие трещины, из расселин рвалось рыжее пламя. Оторвавшись от величественного и страшного зрелища, Мурбелла сказала дочери не заботясь о том, что ее могут услышать иксианцы:

— Если мы взорвем это оружие в центре машинного флота, то его постигнет неминуемая катастрофа.

— Нам действительно надо использовать этот шанс, — ответила Джейнис.

В разговор вмешался Шаяма Сен.

— Вы полагаете, Командующая Мать, что машины настолько глупы, что идут сомкнутым строем и для его уничтожения будет достаточно одного облитератора?

— Мы довольно много знаем о военных планах Врага и о том, как выступил в поход его флот. Они не пользуются двигателями, свертывающими пространство, они методично движутся от одной цели к другой, шаг за шагом поражая их в порядке очереди. От мыслящих машин не стоит ждать сюрпризов.

Мурбелла взглянула на дочь, потом на горящую планету, а потом передала свой приказ иксианцам:

— Очень хорошо, думаю, нам нет больше нужды даром тратить облитераторы. Когда мы наконец обрушим их на машинный флот, я вполне удовлетворюсь этой демонстрацией. Мне нужно по меньшей мере десять облитераторов на борту каждого боевого корабля. И никаких проволочек! Мы и так слишком долго ждали.

— Все будет сделано, Командующая Мать, — заверил Мурбеллу Сен.

Закусив губу, Мурбелла смотрела на продолжавший пылать Ришез. Теперешнее поведение главного фабриканта сильно отличалось от обычного. Он не требовал дополнительной платы. Может быть, увидев, сколько планет уже уничтожили мыслящие машины, иксианцы наконец поняли, кто их истинный враг.

Лицеделы на борту.

Находясь в своей каюте с маленькой Алией и двенадцатилетним Лето II, Джессика снова — по истечении стольких столетий — ощутила себя матерью. Всех троих связывали общее прошлое и кровное родство, но пока у них не было реальных общих воспоминаний. Самой Джессике они казались актерами, выучившими свои роли и играющими их, пытаясь быть теми, кем они предположительно должны были стать в будущем. У Джессики было тело семнадцатилетней девушки, но сама она чувствовала себя старше, заботясь о двух детях.

— Кто такие лицеделы? — спросила трехлетняя Алия, играя острым ножом, который она носила в ножнах на боку. Едва научившись ходить, девочка начала испытывать странную тягу к оружию и часто спрашивала разрешения попрактиковаться в его применении, вместо того, чтобы играть более подходящими игрушками. — Они придут, чтобы погубить нас?

— Они уже на корабле, — ответил, все еще дрожа, Лето. Он никак не мог поверить, что Суфир был лицеделом, а он так и не смог этого понять. — Именно поэтому нас всех проверили.

— Никого больше не нашли, — сказала Джессика. Они с Суфиром были рождены в один год. В яслях Джессика воспитывалась вместе с гхола воина-ментата и никогда не замечала в нем чего-то необычного. Она не могла поверить, что Суфир был лицеделом с самого начала.

Реальный Хават, мастер убийств и бывший мастер оружия Дома Атрейдесов, был ветераном множества военных кампаний, так же, как и башар Тег. Хават служил трем поколениям Атрейдесов. Нет поэтому ничего удивительного в том, что Шиана и другие сестры Бене Гессерит считали его надежнейшим и бесценным союзником. Именно поэтому они хотели вернуть его, но теперь стало понятно, почему пережитый кризис не смог восстановить ему память. Это был не реальный Хават, и, возможно, его не было с самого начала.

Теперь — если только на корабле не найдутся чистые клетки, чтобы вырастить нового гхола, — люди на борту «Итаки» не смогут убедиться в высочайшем воинском мастерстве и ментатском интеллекте Суфира Хавата. В самом деле, Джессика теперь поняла, что весь этот проект гхола принесет им всем мало пользы. Прежнюю память удалось пока пробудить только у Юйэ, Стилгара и Лиет-Кинеса, но последние двое покинули корабль. Юйэ же, если не считать его врачебной квалификации, едва ли представлял какую-то ценность.

«Он второй раз убил моего герцога Лето».

С возросшей угрозой со стороны лицеделов, с пропажей мин и с актами диверсий и саботажа нужда в гхола и в их старых навыках сильно возросла. У оставшихся не пробужденными детей были потенциально очень большие и недюжинные способности; Джессика знала, что все они были возвращены к жизни не без причины. Все они — Пауль, Чани и она — уже достигли подходящего возраста; даже Лето II был уже достаточно большим. Постепенное возвращение памяти уже не годилось. Требовались экстренные меры.

Она тяжело вздохнула. Если не теперь, то когда же смогут пригодиться их исторические способности? «Мне непременно надо вернуть себе память!»

Джессика, если бы ей представилась такая возможность, могла бы принести кораблю очень большую пользу. Она чувствовала себя никчемной личностью, пустой оболочкой, без прежней памяти. Она встала так стремительно, что напугала Алию и Лето.

— Вам обоим придется вернуться в свои каюты, — тон ее голоса не допускал возражений. — Мне надо сделать что-то очень важное. Эти сестры Бене Гессерит — просто трусы, но сами этого не сознают. Однако им придется покончить с трусостью, эту роскошь они теперь не могут себе позволить.

В каком-то смысле Шиана была дерзкой и агрессивной, однако в иных случаях она проявляла осторожность. Но она знала человека, который не постесняется ради дела причинить ей боль.

— К кому ты идешь? — спросил Лето.

— К Гарими.

Суровая Преподобная Мать посмотрела на Джессику каменным взглядом, потом медленно улыбнулась.

— Почему я должна это сделать? Ты сошла с ума?

— Нет, я просто прагматична.

— Ты хоть отчасти понимаешь, насколько это больно?

— Я готова терпеть.

Она взглянула на темные вьющиеся волосы Гарими, на ее непривлекательное лицо; Джессика, напротив, была воплощением классической женской красоты, сконструированным орденом Бене Гессерит для роли соблазнительницы, селекционной матери, чьи черты должны были устойчиво передаваться из поколения в поколение в течение столетий после ее смерти. — Я знаю одно, верховный проктор: если кто и умеет причинять боль, так это вы.

Гарими, казалось, испытывала смешанное чувство удивления и тревоги.

— Я много раз представляла себе, Джессика, как поворачиваю нож в твоем теле. Я часто думала о том невосполнимом вреде, какой ты нанесла Старой Общине Сестер. Ты нарушила и погубила всю нашу программу создания Квисац-Хадераха, породила монстра, которого мы не сумели обуздать. После Пауля — прямого следствия твоего отступничества, мы тысячи лет страдали под властью Тирана. Так, спрашивается, с какой стати я должна тебя пробуждать? Ты предала нас.

— Это вы так говорите. — Слова Гарими били больно, как брошенные камни. Эта женщина мучила ее, как и бедного Лето II. Джессика наизусть знала все обвинения, понимала, как смотрят на нее консервативные сестры Бене Гессерит. Но никогда прежде не приходилось ей видеть такой ненависти и гнева, какие сейчас выказывала Гарими. — Ваши собственные слова вскрывают многое. Старая Община Сестер. Где же ваша способность мыслить? Мы же живем в будущем.

— Это не устраняет великую боль, которую ты нам причинила.

— Вы настаиваете, что я всегда буду нести бремя этой вины? Но как я смогу ее прочувствовать, если я ее не помню? Или вы довольствуетесь моей ролью козла отпущения, ролью мальчика для битья, ответственного за все прегрешения прошлого? Шиана хочет восстановления моей памяти, чтобы я смогла помочь всем нам. Но и вы, Гарими, должны просто гореть желанием пробудить мою прежнюю память. Признайтесь — можно ли придумать более тяжкое наказание, чем утопить меня в непростительных грехах, которые я совершила и о которых вы говорите? Пробудите меня! Пусть я увижу все это своими собственными глазами!

Гарими протянула руку и схватила Джессику за запястье. Она попыталась вырваться, но безуспешно. Выражение лица Гарими оставалось мрачным и суровым.

— Я хочу разделить с тобой мою память, я передам тебе все мои мысли и память, и ты будешь знать. — Гарими придвинулась ближе. — Я запечатлею в твоем мозге сотни поколений прошлых жизней, прожитых другими людьми после того, как ты совершила свои преступления, и тогда ты увидишь все глубину содеянного тобой. — Она привлекла к себе Джессику.

— Но это невозможно. Только Преподобные Матери могут принимать чужую память.

Взгляд Гарими стал стальным.

— Но ты и есть Преподобная Мать, или по крайней мере была ею. Следовательно, она жива в тебе.

С этими словами она сомкнула пальцы на затылке Джессики, ухватила ее за бронзовые волосы и притянула к себе. После этого Гарими прижалась своим лбом ко лбу Джессики.

— Я заставлю это сработать, у меня хватит сил. Ты представляешь, зачем я это делаю? Возможно, горе будет настолько велико, что парализует тебя.

Джессика решила не сдаваться.

— Или… наоборот… сделает… сильнее.

Да, она хотела возвращения памяти, но не желала воспринять весь опыт Гарими, опыт всех бесчисленных предков, переживавших преследования при боге-императоре Дюны, ее собственном внуке. Опыт всех тех, кто пережил времена Великого Голода, кто изо всех сил старался преодолеть тягу к меланже, переставшей быть доступной. Ужасы, пережитые теми поколениями оставили глубочайшие шрамы в душе человечества.

Джессика не хотела этого. «Гарими считает, что я стала причиной всего этого».

Она почувствовала, как что-то чужеродное проникает в ее голову, но Гарими была сильнее, она принуждала Джессику к передаче памяти, она спустила эту память с цепи. Изнутри словно молоты стучали по черепу Джессики, грозя расколоть его. Она слышала треск, видела тьму. Неужели Гарими победила?..

Потрясенная Джессика — реальная Джессика, наложница герцога Лето Атрейдеса, Преподобная Мать ордена Бене Гессерит — огляделась с чудесным, неведомым ей прежде чувством. Хотя она видела вокруг себя лишь стены корабля-невидимки, Джессика помнила, как чудесна была ее жизнь с герцогом и сыном Паулем. Она помнила бездонное синее небо Каладана и живописные рассветы Арракиса.

В конце концов, она победила Гарими. Она вышла из каюты разгневанной женщины, переполненная радостным ощущением нового знания. Этот поток памяти был благословением, но и одновременно тяжким бременем, ибо она была разлучена с возлюбленным герцогом.

Страшная пустота внезапно поразила Джессику; ей показалось, что она падает в темную глубокую пропасть. «Лето, мой Лето! Почему сестры не могли вернуть тебя одновременно со мной, как Пауля и Чани? И будь ты проклят, Юйэ, за то, что дважды отнял его у меня!»

Она почувствовала себя бесконечно одинокой, сердце обливалось кровью и томилось, остались лишь воспоминания и знание. Но Джессика была полна решимости на этот раз принести сестрам пользу.

Возвратившись к себе в каюту, она обнаружила там ожидавшую ее Алию. Обладая не по годам развитым интеллектом, девочка спокойно посмотрела на Джессику и сказала:

— Мама, я сказала доктору Юйэ, что ты решила пробудить свою память. Теперь он боится тебя еще больше. Ты можешь убить его одним взглядом. Я погналась за ним и хорошенько пнула его за тебя.

Джессика с большим трудом пыталась подавить невольную ненависть к Юйэ. Старому Юйэ.

— Тебе не стоит этого делать, особенно сейчас.

Предатель был прав, что боялся восстановления памяти Джессики, хотя она и без того знала о его преступлении и простила его. Но я простила его разумом, но не сердцем. Сейчас восстановленная память и эмоции становились еще мучительнее и глубже.

Охваченная глубоким чувством, Джессика не могла больше сдерживаться и порывисто обняла Алию и впервые взглянула на свою дочь как настоящая мать.

— Теперь я снова твоя мама.

Смерть лицедела «Суфира Хавата» не могла долго оставаться тайной. Всех пассажиров и членов экипажа пересчитали и изолировали в каютах, а тем временем Шиана и ее проверенные лица произвели смотр, изолировали и проверили людей из службы безопасности, после чего всех обитателей «Итаки» привели в главный зал совещаний. В гигантском помещении — при регулярном снабжении продовольствием — могли много дней жить сотни людей. В это время место на мостике заняла Гарими — чтобы следить за полетом «Итаки».

Так как теперь все без исключения — по крайней мере все, о ком было известно, — были заперты в зале, можно было легко поймать любого опознанного предателя. В течение нескольких дней, после тщательного тестирования, раковая опухоль лицеделов будет наконец вырвана с корнем.

Сначала детям, рожденным во время путешествия, казалось, что это какая-то игра, но потом и они забеспокоились; в зале повисла мрачная атмосфера взаимной подозрительности; все недоумевали, почему только горстке особо доверенных людей позволено свободно перемещаться и производить какие-то таинственные манипуляции. И почему этот маленький жуткий тлейлакс оказался среди доверенных лиц? Большинство пассажиров продолжало смотреть на Скиталя с нескрываемым презрением, но он привык к такому обращению. Расу тлейлаксов всегда презирали и относились к ней с недоверием. Кого же еще было обвинять во всех бедах?

Лихорадочно работая все последние дни, он и врачи Сук приготовили достаточно диагностических наборов, чтобы протестировать всех оставшихся не проверенными людей, исследовав их генетический материал. В качестве резервного плана было предусмотрено использование токсического газа, смертельного для лицеделов, хотя Шиана была пока не готова к этой крайней мере. Она не полностью доверяла тлейлаксу, и газ хранился у нее.

Впрочем, Скиталь тоже не доверял сестрам. В конце концов, он был мастером Тлейлаксу, наверное, единственным оставшимся в живых. Втайне от приготовил еще один тест, надежный на сто процентов, зная, зачем он это делает. Он никому не сказал об этом своем личном плане.

Когда все было готово, Скиталь сел в первом ряду, ожидая действа, которое, как он надеялся, станет настоящим откровением для многих. Он смотрел на волнующихся сестер Бене Гессерит, на врачей Сук, архивариусов и прокторов. В зале рядом с раввином сидели Майлс Тег и две сестры Бене Гессерит. Дети гхола находились поодаль, они уже были проверены. Дункан Айдахо стоял возле одного выхода, а второй прикрывали мужчины из стражи Бене Гессерит.

Пассажиры сидели в зале, ожидая своей участи, а Шиана, выступив вперед, обратилась к ним, применив Голос:

— Мы обнаружили среди нас лицедела, и думаем, что в этом помещении присутствуют и другие.

Среди потрясенных людей наступила мертвая тишина, а Шиана обвела взглядом зал, стараясь заглянуть в глаза каждому. Скиталь нисколько не удивился тому, что никто не выступил вперед и не признался в том, что он лицедел. Старый раввин тоже негодовал, хотя и выглядел потерянным после того, как лишился своего народа. Сидевший рядом с ним Тег призвал раввина к терпению. Старик вспыхнул гневом, но не стал спорить.

— Мы создали надежный тест. — Шиана выглядела утомленной, хотя ее громкий голос гремел под сводами зала. — Его проведение довольно утомительно и занимает много времени. Но вам придется с этим смириться.

— Полагаю, что никто из вас не может предложить ничего лучшего, — Дункан скрестил руки на груди и криво улыбнулся. — Двери будут закрыты до тех пор, пока не закончится тестирование.

Скиталь и врачи подошли к сцене, неся с собой наборы, шприцы и пропитанные химикатами тампоны.

— После того как все будут проверены, ряды наших надежных соратников вырастут. Ни один лицедел не избегнет этой процедуры.

— Кто был тот лицедел, которого вы поймали? — спросила одна из сестер. В голосе ее явственно прозвучала тревога. — И почему вы решили, что среди нас есть и другие лицеделы? Где у вас доказательства?

Когда Шиана рассказала, как черви убили Суфира Хавата, по залу пробежал потрясенный ропот.

Башар поднялся с места и заговорил, не скрывая своей вины и отвращения.

— Мы знаем, что фальшивый Суфир Хават не мог быть причастен ко всем актам диверсий и саботажа, происшедшими на корабле. Во время нескольких из них он находился рядом со мной.

— Откуда я могу знать, что вы все — не лицеделы? — Раввин встал и метнул гневный взгляд на Шиану, врачей Сук и в особенности на Скиталя. — Ваше поведение всегда было мне непонятным.

Тег заставил раввина сесть.

Шиана проигнорировала слова старика и указала на сцену.

— Итак, кто желает быть первым?

Две женщины, врачи Сук, расположились на сцене, раскрыв тестовый набор. Шиана продолжила:

— Успокойтесь и располагайтесь поудобнее. Это продлится довольно долго.

Для Скиталя же весь этот процесс был лишь отвлекающим маневром, но этого не знали даже сестры Бене Гессерит. Почувствовав себя в западне, любой лицедел, находящийся в зале, всеми силами попытается избежать тестирования. Поэтому мастеру придется действовать внезапно, чтобы скрывающиеся лицеделы не успели пошевелиться. Внимательно осматривая зал, Скиталь нащупал в кармане маленькое устройство.

Хотя лабораторная процедура была, без сомнения, на сто процентов надежной, Скиталь разработал альтернативный секретный план на основе того, что знал о созданных прежними мастерами старых лицеделах. Он мог бы побиться об заклад, что новые лицеделы были во многом похожи на старых, по крайней мере в своих фундаментальных реакциях. Во всяком случае, в Рассеянии они были созданы исходя из того же генетического материала и того же общего плана. Если так, то, возможно, он знает способ их обнаружить. Правда, это довольно слабый тест, но, учитывая неожиданность его применения, он может сработать.

В середине зала врачи Сук проводили первый тест на послушной сестре. Она протянула вперед руку, ожидая, когда у нее возьмут кровь.

Никого не предупредив, Скиталь активировал устройство, испускающее ультразвуковой сигнал. Это был очень сильный звук, но человеческое ухо его не улавливало. В давно прошедшие времена лицеделы общались с хозяевами на этом шифрованном языке свиста. Ноты этой ультразвуковой музыки были закодированы в мозге всех лицеделов. Скиталь был уверен, что этот звук заставит любого лицедела сбросить маску — во всяком случае, на время.

Сидевший в зале раввин вдруг задрожал всем телом и забился в судорогах. Прикрытое бородой старческое лицо преобразилось, черты его сгладились, потеряв всякую индивидуальность. Старик издал яростный вопль и вскочил на ноги. Неожиданно раввин оказался мускулистым, ловким и подвижным. Лицо его стало маской с глазами-пуговицами и поросячьим носиком. Оно стало похоже на сделанный из размягченного жаром воска.

— Лицедел! — крикнул кто-то.

Раввин вихрем набросился на сидевших рядом сестер Бене Гессерит.

Из-за постоянных жалоб, негативного отношения ко всему и хрупкой внешности никто на борту не воспринимал раввина всерьез. Точно так же, как и Майлс Тег.

Лицедел нанес Майлсу молниеносный сокрушительный удар, и если бы тот, включив ускоренный обмен, не успел уклониться в сторону, то мнимый раввин расколол бы ему череп. Но даже уцелев, Майлс был ошеломлен этим неожиданным нападением.

Раввин без промедления убил двух сестер Бене Гессерит, а потом, прокладывая себе путь смертоносными ударами, бросился прямо к выходу. Из потайных карманов своего религиозного одеяния раввин стремительно извлек два ножа. Метательные ножи были небольшими — размером с большой палец, — но лицедел воспользовался ими виртуозно. В мгновение ока два клинка — несомненно, отравленные, вонзились в горло обоим охранникам у выхода. Издав приглушенный крик, раввин отшвырнул в стороны безжизненные тела и выскочил в коридор.

Скиталь быстро осмотрел зал, чтобы убедиться в том, что убегающий враг не отвлек внимание от других лицеделов, возможно, скрывавшихся среди пассажиров. Но тлейлакс не заметил никаких неожиданных превращений.

Шиана крикнула, чтобы все бросились в погоню за раввином.

— Мы знаем, кто он, но он может в любой момент сменить личину. Поэтому его необходимо выследить и поймать сейчас.

Одна из сестер попыталась воспользоваться системой корабельной связи, чтобы предупредить Гарими, но связь была выведена из строя и не работала.

— Связь не работает.

— Починить немедленно. — Шиана поняла, что, сидя в зале, раввин не терял времени и продолжал заниматься саботажем.

Доктор Юйэ бросился к стонущему Тегу и склонился над ним, чтобы оценить тяжесть травмы; две сестры Бене Гессерит, лежавшие рядом, были, несомненно, мертвы. Пока Юйэ осматривая Тега, он бормотал, словно стараясь осмыслить ситуацию:

— Раввин дал мне пробу клеток ребенка гхола. Должно быть, он украл клетки Питера де Фриза из хранилища и обманул меня. Он знал, что я сделаю, знал, как я отреагирую.

Дункан перевел взгляд с Майлса и Юйэ на Шиану.

— Теперь мне все ясно. Суфир Хават и раввин. Как я раньше до этого не додумался?

Шиана на мгновение перестала дышать. Ей в голову пришла та же самая мысль.

— Оба они погибли на планете укротителей!

Дункан кивнул.

— Хават и раввин находились одни и отдельно от остальных во время охоты на Досточтимых Матрон. Вам всем пришлось с боем прорываться к челноку, когда вы убедились, что укротители — лицеделы.

— Конечно. — Лицо Шианы помрачнело. — Эти двое выбежали из леса в последний момент. Было похоже, что им удалось убежать от укротителей.

— Значит, настоящие раввин и Суфир… — заговорил Дункан.

— Оба давно убиты, заменены лицеделами, а от тел избавились во время охоты.

Дункан переключил мышление в режим ментата и пришел к другому очевидному выводу.

— Значит, прошло больше пяти лет после этой замены. Пять лет! Все это время двойники Хавата и раввина ждали своего часа, убивая гхола и аксолотлевые чаны, выводя из строя системы жизнеобеспечения, заставив нас остановиться на Келсо, где нас легко могли обнаружить преследователи. Взял ли Враг наш след? Пока нам удавалось ускользать от его сети, но теперь, когда лицеделы обнаружены…

Шиана побледнела.

— Как быть с похищенными минами? Что раввин сделал с ними? Если он доберется до них, то может взорвать в любую минуту.

Почти полностью пришедший в себя Тег уже шел к дверям.

— Этот лицедел понимает, что должен овладеть кораблем, прежде чем мы его убьем. Он идет в навигационную рубку.

— Там Гарими, — сказала Шиана. — Будем надеяться, что она сможет его остановить.

К тому моменту, когда лицедел добрался до навигационной рубки, он снова принял облик раввина. Лицедел хранил в себе всю память, весь опыт, все личностные черты старика, как, впрочем, и многое другое. Тщедушный и испуганный раввин ворвался в помещение, ошеломив Гарими.

— Что вы здесь делаете? — спросила она.

В широко раскрытых глазах старика плескалась паника, было похоже, что он ищет защиты. Очки упали на пол.

— Лицедел! — задыхаясь, выкрикнул он. — Он убивает сестер Бене Гессерит!

Гарими повернулась к панели связи, чтобы сообщить об этом Шиане, и в этот миг раввин нанес удар. Смертельный удар был нацелен в шею, но в самый последний момент Гарими, уловив движение, отпрянула в сторону. Вместо шеи кулак раввина скользнул по плечу женщины. Она соскользнула со стула, и старик снова бросился на нее.

С пола Гарими пнула его в узловатое слабое колено, но раввин отпрыгнул, увернувшись от удара с проворством пантеры. Раввин издал звериный рык, когда Гарими вскочила на ноги и встала в стойку. Женщина презрительно скривила губы.

— Браво, рабби. Даже теперь, когда я знаю, кто ты, я не могу уловить вони лицеделов.

Резким рывком раввин оторвал от пола стул и собрался ударить им Гарими, но она сделала нырок, схватила стул, просвистевший у нее над головой, за ножку и вырвала его из рук лицедела, свалив его на пол.

Когда раввин сумел подняться, то изменил внешность, превратившись в мускулистого звероподобного футара. Тело его бугрилось мышцами, зубы стали длинными и острыми, он неистово щелкнул челюстями. Гарими отступила, чтобы избежать смертельного броска, успев нажать на копку панели связи.

— Сестры! Лицедел в навигационной рубке!

Футар бросился, его когти разорвали платье Гарими. Лихорадочными, беспорядочными ударами, предназначенными не для защиты, а только для того, чтобы нанести урон врагу, Гарими сокрушила футару ребра. Яростно пнув противника, она смогла выбить из сустава его левое бедро.

Но футар, падая, извернулся и, прежде чем Гарими успела порадоваться победе, нанес ей рубящий удар в шею. Она рухнула на пол, испустив лишь тихий вздох. Из одной только ненависти он вырвал женщине гортань, а потом принял нейтральный облик лицедела и рукавом вытер с лица кровь.

Такие повреждения и травмы было нелегко залечить даже лицеделу. Он бессильно проковылял вперед и рухнул в кресло перед панелью управления «Итаки». В коридоре послышался топот множества ног, но лицедел запер изнутри дверь рубки, привел в действие аварийные замки и переключил систему дверей в режим экстренной ситуации, предусмотренный на случай мятежа на борту.

За проведенные на борту корабля-невидимки годы, раввин собрал образцы клеток кожи Дункана Айдахо, Шианы и Майлса Тега. Теперь на его пальцах был нужный дерматоглифический рисунок, и высокочувствительные системы управления слушались его действий. Запертые двери выдержат практически любой напор. Конечно, сестры Бене Гессерит найдут способ их открыть, но за это время он успеет выполнить свою миссию.

Хозяева — мыслящие машины — будут оповещены. И они придут.

Когда-то, очень давно, он научился управлять двигателями Хольцмана. Как можно точнее определив координаты, не тревожась по поводу отсутствия навигатора, лицедел свернул пространство и бросил «Итаку» в бездонные глубины вселенной. Корабль вынырнул в другой звездной системе, недалеко от наступавших сил Омниуса. Лицедел перенастроил систему связи и включил маяк. Машинное руководство уловит и поймет сигнал.

Мыслящие машины отреагируют быстро. Лицедел уже чувствовал, как его начинает опутывать невидимая тахионная сеть. На этот раз им не будет никакого спасения. Корабль-невидимка оказался заперт в ловушке, откуда нет выхода.

К тому времени, когда Дункан, Шиана и Тег добежали до навигационной рубки, толстые двери были заперты и блокированы. Доступа в рубку не было. Командный мостик мог выдержать осаду целой армии.

Через несколько секунд возле рубки собрались и другие сестры. По дороге они завернули в арсенал и вооружились: ружьями с отравленными иглами, станнерами и лазерными резцами. В первых рядах показались дети-гхола — Пауль, Чани, Джессика, Лето II и малолетняя Алия.

Дункан почувствовал, когда корабль нырнул в свернутое пространство.

— Он сидит за панелью управления и ведет корабль.

— Значит, Гарими убита, — произнесла Шиана.

— Лицедел приведет нас прямо к Врагу, — сказал Тег.

— Вот и настало время использовать ядовитый газ Скиталя, чтобы умертвить лицедела. — С этими словами Шиана обернулась к двум сестрам, стоявшим в коридоре. — Найдите Скиталя, отведите его к нашему охраняемому складу. Возьмите одну канистру, и мы пустим газ в рубку.

— Для этого у нас уже нет времени, — мрачно сказал Дункан. — Нам надо во что бы то ни стало попасть в рубку!

— Я могу проникнуть в рубку, — со зловещим рассудительным спокойствием произнесла вдруг Алия.

Дункан удивленно воззрился на девочку. Отозвавшаяся эхом память была не из приятных. Исходный Дункан не знал Алию в детстве. Сардаукары убили его, когда Джессика еще носила ее под сердцем. Но он помнил Алию как свою возлюбленную по другой жизни. Но все это история, кажущаяся теперь мифом или легендой.

Он присел перед ребенком.

— Как? У нас так мало времени.

— Я ведь очень мала. — Поведя глазами, девочка выразительно посмотрела на вентиляционное отверстие, ведущее в рубку. Сама же Алия была намного меньше, чем даже тщедушный Скиталь.

Шиана уже отодвигала внешнюю решетку.

— Там перегородки, фильтры и решетки. Как ты туда пролезешь?

— Дайте мне резец. И ружье. Я открою дверь сразу же, как только смогу это сделать. Изнутри.

Когда Алия получила требуемое, Дункан подсадил ее к вентиляционному отверстию, ведущему в узкий туннель. Девочка была легка как пушинка, ведь ей не исполнилось еще и четырех лет. Джессика молча наблюдала за происходящим, теперь она была более зрелой, чем несколько дней назад, но даже видя, как ее «дочь» подвергают опасности, не протестовала.

С холодной решимостью зажав в зубах резец, девочка засунула короткоствольный пистолет под рубашку и полезла в вентиляционный люк. Расстояние между помещениями было невелико, но каждые полметра давались Алии с боем. Она то и дело выдыхала, чтобы стать еще меньше и беспрепятственно пробираться дальше.

Оставшиеся в коридоре принялись изо всех сил колотить в дверь, отвлекая внимание лицедела. Дверь жгли лазерными излучателями, от обшивки валил дым, с нее сыпались искры, лучи прожигали за один раз углубления не больше миллиметра. Лицедел должен быть уверен, что им потребуется несколько часов, чтобы проникнуть в рубку. Алия же была уверена, что лицедел не ждет ее нападения.

Она наткнулась на первое препятствие — ряд пластиловых брусьев, вплетенных в фильтрационную решетку. Уплотнитель был пропитан нейтрализующими химическими соединениями и электростатическим покрытием, способным задерживать все ядовитые частицы, поступавшие в систему вентиляции. Было ясно, что ядовитый газ не подействовал бы на лицедела, даже если бы решили применить отраву Скиталя.

Раздвинув в сторону локти, Алия взяла в руки лазерный резец и резким движением рассекла брусья. Она осторожно, стараясь не шуметь, отогнула защитный экран и переползла через него. Острые края решетки царапали ей грудь и ноги, но Алия не обращала внимания на боль.

Точно так же она справилась и со следующей решеткой, а потом добралась до внутреннего отверстия, откуда могла сквозь решетку видеть лицедела, склонившегося над панелью управления. Внешность лицедела периодически менялась — он то принимал обличье старого раввина, то футара, но по большей части пребывал в виде нейтрального лицедела, с лицом, похожим на голый череп. Еще до того, как Алия увидела на полу тело Гарими, она поняла, что этого противника не следует недооценивать.

Кончиком раскаленного резца Алия перерезала маленькие кронштейны, крепившие последнюю решетку. Удерживая пластину, девочка достала пистолет с отравленными иглами, напряженно вздохнула и затаилась, ожидая подходящего момента.

«В моем распоряжении только одно мгновение — когда он будет ошеломлен. Именно в этот миг я должна воспользоваться своим преимуществом».

Лицедел усиленно работал с панелью управления, видимо, передавал какие-то сигналы таинственному врагу, вероятно, такому же лицеделу, как он сам. Каждая секунда промедления ставила «Итаку» в еще более опасное положение.

Внезапно лицедел дернулся и повернул голову, уставившись на вентиляционную решетку. Вероятно, он каким-то образом почувствовал присутствие Алии. Теперь, ни секунды не колеблясь, она швырнула в противника решетчатый экран. Лицедел уклонился от удара, как и рассчитывала Алия. Лежа в вентиляционном люке, она выставила перед собой ружье и выстрелила семь раз. Три иглы поразили цель. Две отравленные иглы попали в глаза, а третья в шею лицедела.

Он скорчился, судорожно втянул в себя воздух и бездыханный рухнул на пол. Выбравшись из вентиляционного отверстия, Алия спрыгнула на пол, удержала равновесие и посмотрела на Гарими, чтобы убедиться, что она действительно мертва, а потом как ни в чем не бывало направилась к двери. Онемевшими пальчиками она разблокировала внутреннюю систему безопасности и открыла люк навигационной рубки изнутри.

Дункан и Тег стояли у входа с оружием наизготовку, не зная, кто выйдет из рубки.

Маленькая девочка, стоявшая на пороге, была воплощением безмятежности.

— Наш лицедел перестал быть проблемой.

Через плечо Алии был виден нечеловеческий труп, лежавший возле перевернутого стула. Тонкие струйки крови вытекали из пробитых глазниц, воротник тоже был красным от крови. Неподалеку лежало изуродованное тело Гарими.

Шиана прищурилась.

— Я вижу, что ты прирожденная убийца.

Алия сохранила полное спокойствие.

— Мне это уже говорили. Но разве вы подбирали детей гхола не по их способностям? Это я делаю лучше всего.

Дункан поспешил к панели управления, чтобы посмотреть, что успел натворить за это время мнимый раввин. Он до предела обострил чувства и с ужасом убедился в том, что смертоносная мерцающая сеть опутала их со всех сторон. Она была такой яркой и такой прочной, что теперь ее могли видеть все.

К сканеру метнулся Тег.

— Дункан! К нам приближаются какие-то корабли. Множество кораблей! Лицедел привел нас к Врагу. Мы в ловушке, сеть окончательно опутала нас.

— Теперь, спустя все эти годы, мы наконец попались в мышеловку. — Он внимательно оглядел всех присутствующих. — По крайней мере теперь мы увидим, кто на самом деле наш Враг.

Учитывая острый дефицит времени, Мурбелла не могла испытать тысячи заново оснащенных боевых кораблей Гильдии. Выпускавшиеся серийно облитераторы устанавливали на бронированные корабли, построенные на Джанкшн вместе с семнадцатью космическими верфями. Экипажи готовились к отправке на фронт.

Набранные на сотнях планет, оказавшихся под первым ударом противника, молодые необстрелянные командиры получали лишь минимальную подготовку и едва ли были способны удержать оборону в уязвимых точках перед лицом наступающего Врага. Мурбелла понимала, что, несмотря на весь энтузиазм и храбрость, несмотря на всю ту подготовку, какую смогли получить эти люди, большая часть из них погибнет в бою.

В первые же месяцы после эпидемии, опустошившей Капитул, Командующая Мать открыла планету для массы эвакуируемых беженцев. Вначале они боялись селиться на месте только что закончившейся эпидемии, но потом повалили на Капитул неиссякаемым потоком. Не имея иного выбора, толпы беженцев в обмен на предоставленное убежище охотно шли в армию, чтобы внести свой вклад в военные усилия, предпринимаемые Новой Общиной Сестер. Были забыты политические и экономические разногласия. Каждая жизнь должна быть принесена на алтарь последней и решающей схватки с наступающим Омниусом.

Преподобная Мать Користа прислала с Баззелла невероятное сообщение о том, что гигантские морские черви, остановившую добычу камней су, способны продуцировать особый род пряности. Мурбелла сразу заподозрила, что это какой-то новый эксперимент Гильдии. Такое не могло произойти естественным путем. Користа предлагала начать охоту на червей и добычу пряности, но Командующей Матери сейчас было не до этого. Новый источник пряности будет иметь ценность, только если человечество устоит перед натиском Омниуса.

Командующая Мать Мурбелла созвала большой военный совет из представителей всех планет, находящихся под непосредственной угрозой близкого нападения машин. Невзирая на их недовольство, все представители прошли тестирование, чтобы выявить среди них лицеделов. Мурбелла решила ничего не оставлять на волю случая. Коварные хамелеоны могли быть всюду.

В большом зале конференций Убежища Мурбелла прошла вдоль длинного стола и заняла предназначенное для нее место. Наметанным взглядом сестры Бене Гессерит она окинула всех присутствующих, которых привело сюда отчаяние и последняя надежда. Мурбелла старалась рассмотреть в этих одетых в разные костюмы и в разные мундиры людях командиров, военачальников, генералов последней битвы за человечество. Эти люди поведут соединения боевых кораблей на тысячи сражений. Но были ли среди них герои, в коих так нуждается сейчас род человеческий?

Повернувшись лицом к собранию, Мурбелла увидела тревогу в глазах и ощутила запах страха, витавший в воздухе. Огромный флот Врага надвигался как лесной пожар, пожирая карту Галактики, накатываясь на одну звездную систему за другой, неотвратимо приближаясь к Капитулу и к сердцу Старой Империи.

После посещения множества готовых к битве планет и изучив степень их готовности, Мурбелла заключила союзы с вождями, военными диктаторами, коммерческими группировками и мелкими правящими фракциями. Золотой Путь, каким он виделся Лето II, раздробил человечество, и оно перестало подчиняться одному харизматическому лидеру, и Мурбелле предстояло закрыть эту брешь. Когда-то многообразие, возможно, и было путем к выживанию, но если сейчас все многочисленные планеты и их армии не выступят единым фронтом против могущественного противника, то весь мир погибнет.

Если Тиран обладал невиданным по мощи предзнанием, то как мог он не предвидеть появления великой машинной империи, не важно, каким бы отдаленным ни было тогда ее возникновение? Как мог бог-император не знать о титаническом противоборстве, ожидавшем человечество? Мурбелла внутренне содрогнулась. Или он все же это предвидел, и все разыгрывается по начертанному Тираном плану?

Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы все эти разрозненные лидеры и правители согласились, что самую мощную оборону можно построить только по единому плану — ее плану, а не вступая в тысячи локальных и безнадежных схваток. Для того чтобы добиться своей цели, Мурбелле пришлось преодолеть нешуточное сопротивление местных планетарных бюрократий. Ничто не давалось легко в этой войне.

Ощущая на плечах тяжесть своей ответственности, Мурбелла дотронулась до сферического камня, лежавшего на столе. Камень производил громкий звук, призывавший аудиторию к тишине.

— Все вы понимаете, зачем вы здесь. Мы должны укрепить наши оборонительные линии, поставить тысячи постов в космосе. Многие из нас погибнут, или мы погибнем все. Альтернативы у нас нет. Единственный вопрос — это когда мы погибнем и как. Что мы выберем: умереть свободными, сражаясь до конца… или умереть, позорно спасаясь бегством?

Зал взорвался шумом — люди выкрикивали что-то на множестве языков и диалектов, хотя Мурбелла настаивала на том, чтобы все говорили на галахском общеимперском наречии. Она прибегла к Голосу, чтобы прекратить шум, и воскликнула:

— Машины идут! Если мы выступим единым фронтом, то, возможно, найдем средство навсегда остановить их.

Она заметила в зале известных чиновников Гильдии и иксианских инженеров. Учитывая короткие сроки поставок, многие корабли строились и оснащались слишком быстро, но инспекторы Бене Гессерит изо всех сил следили за качеством работы.

— Наше оружие и корабли еще не совсем готовы, но прежде чем мы приступим к делу, я хочу задать вам всем один вопрос. — Она пронзила взглядом присутствующих. Если бы она осталась Досточтимой Матроной, в ее глазах сейчас заплясали бы рыжие всполохи. — Есть ли у вас мужество и решимость делать то, что необходимо?

— А у вас? — выкрикнул бородатый человек, представитель маленькой планеты из отдаленной звездной системы.

Мурбелла снова дотронулась до акустического камня.

— Моя Новая Община Сестер выдержала первый удар в грядущем столкновении с мыслящими машинами. Мы уже сражались с ними на многих планетах во многих галактиках, мы уничтожили много их кораблей, мы пережили чуму здесь, на Капитуле. Но эту войну невозможно выиграть на одном поле битвы. — Она сделала знак Джейнис. — Посмотрите на это, все.

К удивлению собравшихся, в зале возникла голографическая карта галактики со всеми ее многочисленными звездными системами. Расползающееся пятно изображало наступающий флот машин, это пятно как приливная волна затапливала одну систему за другой. Тьма поражения и уничтожения уже покрыла большую часть районов Рассеяния.

— Мы должны сконцентрировать наши усилия. Враг не использует двигатели, свертывающие пространство, и поэтому методично движется от одной системы к другой. Мы знаем маршрут его наступления и можем перехватить его на пути. — Мурбелла встала, оказавшись среди имитаций звезд и планет. Пальцем она указывала на светящиеся точки звезд и на обитаемые планеты, лежащие на пути Врага.

— Мы должны удержать эту линию — здесь, здесь и везде. Только собрав в единый кулак все наши корабли, всех наших командиров, все наше оружие, можем мы надеяться остановить Врага. — Она махнула рукой в сторону планет, лежащих впереди наступающих машинных полчищ. — Любое другое решение будет трусостью.

— Вы называете нас трусами? — возмущенно крикнул бородатый.

Встал один из торговцев.

— Несомненно, мы можем начать переговоры…

Мурбелла перебила его.

— Мыслящие машины не заинтересованы в сепаратном мире. Им не нужны ни драгоценные камни, ни пряность, ни любой другой товар. Нам нечего предложить им в обмен на мир. Они не пойдут на компромисс, они последуют за нами, куда бы мы ни бежали от них. — Она пристально посмотрела на недовольного. — Избегание конфликта позволит нам протянуть немного дольше. Но нашим детям и внукам бежать будет уже некуда. Машины убьют их всех, до последнего младенца. Вы и теперь будете цепляться за жизнь? Если да, то я и в самом деле назову вас трусом.

В зале послышался ропот, но теперь никто не стал возражать Мурбелле. На гигантской карте галактики вдоль линии фронта вспыхивали крошечные огоньки у точек, находящихся на границе между завоеванными машинами территориями и открытыми для нападения планетами.

Мурбелла еще раз обвела взглядом аудиторию.

— Каждый из нас отвечает за то, чтобы машины никогда не смогли пересечь эту линию. Неудача будет означать гибель человеческого рода.

Вождь легиона лицеделов прибыл в Синхронию с давно ожидаемым подарком для всемирного разума. Мыслящие машины продолжали считать Хрона всего лишь слугой, мальчиком на побегушках.

Омниус и Эразм даже не подозревали, что эти хамелеоны могут затевать какие-то свои интриги, независимо от человечества и мыслящих машин. Наивно, опрометчиво и очень типично. Всемирный разум высоко оценит новую меланжу, так как она важна для его грандиозных планов, и это отметет все сомнения машин в отношении Хрона и его лицеделов. Он намеревался извлечь из машин максимальную выгоду.

Своей жестокостью и надменностью «старик и старуха» давно дали новым лицеделам повод нарушить верность. Эразм воображал себя подобием лицедела, и даже более того… он воображал себя человеком и даже сверхчеловеком. Он мнил себя равным Омниусу, и даже превосходящим его могуществом.

Хрон и его легион никогда не были по-настоящему верны мыслящим машинам. Хрон не видел никакого резона оставаться в рабстве у машин, так же, как не смирился он с господством мастеров старого Тлейлаксу, создавших первых лицеделов много веков назад. Союзники поневоле, второстепенные партнеры… Всемирный разум был всего лишь одним из слоев пирамиды тех, кто думал, что контролирует лицеделов.

После стольких нечеловеческих усилий, после стольких лет непосильного труда Хрон не мог дождаться момента, когда можно будет наконец сбросить маску этого бесконечного притворства и обмана. Он уже не удивлялся числу личин, которые ему приходилось надевать, и числу нитей, за которые приходилось дергать. Но скоро, однако…

Он один пилотировал свой маленький корабль, направлявшийся в сердце современной машинной империи. Местоположение и координаты Синхронии были запрограммированы в генетическом коде лицеделов, это было нечто вроде маяка перелетных птиц. Достигнув воздушного пространства планеты, Хрон мысленно вернулся на Икс. Фабриканты и инженеры успешно завершили испытания облитератора на выжженном Ришезе и теперь производство нового оружия было поставлено на поток. Командующая Мать Мурбелла по достоинству оценила мощь облитераторов. Шоу полностью ее убедило. Глупая баба!

Но, правда, отнюдь не во всем. Во время предыдущей встречи с главным фабрикантом Шаямой Сеном она заставила иксианца пройти тест, доказавший, что он не лицедел. Хрон испытал невероятное облегчение, когда узнал об этом — чутье подсказало ему, что заменять Сена, как он намеревался много раз, было преждевременно.

Лицеделы и без того контролировали все важные посты на Иксе, и когда главный фабрикант легкомысленно раздал наборы тестов всем главным инженерам и руководителям подразделений (не подозревая, что большинство их — лицеделы) — легион был вынужден прибегнуть к решительным мерам. Когда негодующий Сен объявил о подозрениях Общины Сестер, агентам-лицеделам пришлось убить его и принять его внешность. То же самое произошло и с наблюдателями Бене Гессерит, надзиравшими за производством. Дезинформация, таким образом, продолжалась в прежнем объеме.

Ободренные успехом лицеделы быстро заменили собой всех высокопоставленных чиновников Икса. Потом все вместе они провели все необходимые тесты, выбрав для этого подходящих козлов отпущения, состряпали убедительные данные и подсунули все это сестрам Капитула. Так что теперь все было в полном порядке.

Пережив чуму, руководство Новой Общины Сестер заставило всех людей объединиться против наступающего машинного флота, чтобы защищать весь род человеческий, а не только свои собственные планеты. Сотни новых кораблей были построены на стапелях Джанкшн и оснащены облитераторами для последней решительной схватки с накатывающейся волной сил Омниуса. Пока машинный флот сталкивался лишь с весьма слабым сопротивлением и теперь направлялся к Капитулу. В последний раз.

Хрон действительно испытывал большое искушение дать Преподобным Матерям и их союзникам устоять в битве с машинами и сокрушить их. Если учесть большое количество облитераторов, взятых на вооружение Мурбеллой, ее флот сможет нанести чувствительный урон машинам. Люди и мыслящие машины легко могут уничтожить друг друга. Но это было бы слишком… просто. Крализец требовал значительно большего! На этот раз во вселенной произойдет переворот, в результате которого будут истреблены оба соперника и остаток Старой Империи окажется в руках лицеделов.

Хрон был на сто процентов уверен в светлом будущем, когда посадил свой корабль в сложном и запутанном лабиринте медных шпилей, золотых башен и переплетенных между собой серебристых зданий. Умные постройки сдвинулись с места, дав Хрону посадить корабль. Когда маленькое судно встало на отсвечивавшую ртутью площадку, Хрон вышел и вдохнул воздух, пропахший дымом и горячим металлом. Но он не стал терять время на осмотр окрестностей.

Центральный город машин был полон показушных театральных эффектов. В этом чувствовалась рука Эразма, хотя и Омниус из чистого тщеславия требовал, чтобы все машинные миньоны поклонялись ему, как богу. Омниуса не смущало, что для этого роботов надо было всего лишь соответствующим образом запрограммировать.

На дорожке появились четырехугольные плиты. Дорожка вела Хрона к великолепному, украшенному арками кафедральному собору машин. Хрон шествовал, высоко подняв голову, неся в руках пакет с меланжей. Он не хотел выглядеть как униженный раб, вызванный господином. Напротив, Хрон был человеком, выполнившим важную миссию и завершившим важное дело. Омниус будет рад получить концентрированную ультра-пряность, чтобы использовать ее для клонированного Квисац-Хадераха…

В пышно и вычурно украшенном зале возле девятиуровневой доски пирамидальных шахмат стоял гхола барона Харконнена и юный Паоло. Барон сердито сбросил ладью с верхнего уровня.

— Это запрещенный ход, Паоло.

— Но ведь этим ходом я мог бы выиграть? — Довольный своей изобретательностью, юноша горделиво скрестил руки на груди.

— Да, с помощью мошенничества.

— Это не мошенничество, а новое правило. Если мы действительно так важны, как ты говоришь, то нам позволено придумывать новые правила.

В глазах барона сверкнули искры гнева, но потом он внезапно улыбнулся.

— Я слушаю твои обоснования и радуюсь, ты продолжаешь учиться.

Когда Хрон вошел в зал, оба взглянули на него с явным неудовольствием.

— А, это ты.

Барон выглядел совершенно по-другому, когда лицеделы подвергали его пыткам.

— Вот уж не думал, что нам придется еще раз встретиться. Стало скучно на Каладане?

Не обратив на этих двоих никакого внимания, Хрон заметил, что две главные мыслящие машины снова приняли облик мирной пожилой парочки в деревенской одежде. Зачем они продолжают носить маски? Ради этих двух гхола? Не похоже, что мыслящие машины от кого-то что-то скрывают. Хрон никогда не мог понять мотивов поведения мыслящих машин.

Может быть, это было связано с тем, что Омниус и Эразм хотели усвоить все жизни, которые Хрон доставил им в прошлый раз, выполнив миссию среди людей. Сейчас они тоже хотели, чтобы их «посол»-лицедел поделился с ними, как и каждый раз после возвращения из дальнего путешествия. Кажется, это добавляло им самоуверенности, а Эразм вообще воображал, что каким-то образом принадлежит к человеческому роду.

— Смотри-ка, он что-то привез. — Паоло ткнул в сторону лицедела пальцем. — Это подарок для нас?

Хрон, не тратя время на пустяки, подошел к старику и старухе. Старуха наклонилась к нему с хищным и голодным выражением искусственного лица.

— Думаю, что ты привез нем и еще что-то, помимо этого пакета, Хрон. Ты давно не был в Синхронии. Покажи нам личности, которые ты перенял. Каждая мелочь такого рода добавляет нам знаний, делает сильнее и могущественнее.

— Этого у меня предостаточно, — отвернулся от Хрона старик. — Я начинаю находить их в какой-то мере неприятными. Они все одинаковы.

— Как ты можешь говорить такое, Даниэль? Все люди разные, они так прекрасны в своей хаотичности и непредсказуемости.

— Я говорю то, что действительно имею в виду. Все эти люди лишь сбивают с толку. Кроме того, я не Даниэль, я — Омниус. Мы находимся накануне Крализеца, и у нас нет больше времени на всякие подготовительные игры.

— Иногда мне все же нравится считать себя Марти. Во многих отношениях этот образ для меня является куда более привлекательным, чем имя или маска Эразма. — Старуха шагнула к Хрону. Лицедел не осмелился отпрянуть, хотя знал, что произойдет дальше. Руки старухи были узловатыми, с выступающими костяшками пальцев. Словно лапа хищной птицы, эта рука легла на лоб Хрону. Старуха надавила сильнее, и Хрон задрожал, не в силах сопротивляться этому грубому вмешательству.

Каждый раз, когда лицедел имитировал вид какого-либо человека, он брал пробы этого индивида и перенимал генетические маркеры и отпечаток памяти и личности. Мыслящие машины разбросали лицеделов по всей Старой Империи. Внедряясь в человеческое окружение, они собирали все больше и больше жизней, подменяя собой полезных людей и играя их роли. Каждый раз, когда лицедел возвращался в машинную империю, Эразм всегда горел желанием добавить к своей коллекции новые жизни.

Принужденный к повиновению Хрон и его сотоварищи выдавали требуемую информацию. Но, несмотря на то, что мыслящие машины загружали в свою память различные жизни, скопированные лицеделами, они не могли овладеть самим, так сказать, ядром личности. Хрон свято хранил этот секрет, хотя и отдавал роботам всех людей, собранных им за прошедшие годы — иксианских инженеров, представителя КООАМ, членов экипажей лайнеров Гильдии, докеров Каладана и многих, многих других.

Когда процесс передачи был окончен, старуха убрала руку. На морщинистом лице появилась довольная улыбка.

— О, это были очень интересные экземпляры! Омниус наверняка тоже захочет их получить.

— Это мы еще посмотрим, — буркнул старик.

Чувствуя себя совершенно опустошенным, Хрон перевел дух и расправил плечи.

— Я прибыл сюда не для этого, — голос его был постыдно слаб и сильно дрожал. — Я добыл особое вещество, которое вы найдете бесценным для вашего Квисац-Хадераха. — Он протянул вперед руку с пакетом ультра-пряности, словно предлагая его в дар царю, а именно такого поведения ожидал от него Омниус. Старик взял пакет и тщательно его осмотрел.

Лицедел снисходительно посмотрел на Паоло.

— Это очень мощный вид меланжи, он пробудит предзнание в любом человеке из Дома Атрейдесов. Таким образом, у вас появится свой Квисац-Хадерах, как я и обещал. Вам не надо будет и дальше преследовать корабль-невидимку.

Омниус нашел этот комментарий забавным.

— Что ты хочешь этим сказать?

Старуха тоже радостно оскалилась.

— Сегодня знаменательный день, так как оба наши плана принесли свои плоды. Наши терпение и предусмотрительность вознаграждены сторицей. И что же мы будем делать с двумя Квисац-Хадерахами?

Пораженный Хрон замолчал.

— Двумя?

— Сегодня, после многих лет погони, корабль-невидимка наконец попал в нашу сеть.

Хрон проглотил чувство обиды и унижения и выпрямился.

— Это… это просто великолепно.

Старуха довольно потерла руки.

— Сразу наступила кульминация во всем. Это напоминает мне патетическое место водной симфонии, которую я когда-то сочинил.

Старик принялся расхаживать по залу, держа в руках пакет и обнюхивая его.

Паоло отвлекся от шахматной доски.

— Вам не нужен другой Квисац-Хадерах. У вас есть я. Дайте мне пряность сейчас же!

Эразм примирительно улыбнулся мальчику.

— Может быть, немного позже. Сначала мы увидим, что находится на корабле-невидимке, кто их Квисац-Хадерах. Это будет интересно.

— Где находится судно? — спросил Хрон, сосредоточившись на самом главном вопросе. — Вы уверены, что захватили его?

— Наши крейсера взяли его в кольцо, а наши дальнейшие операции гарантируют, что на этот раз он не ускользнет. Твой лицедел прекрасно сработал, Хрон.

Омниус перебил Эразма.

— Что касается более масштабных вещей, то могу сказать, что сейчас наши самые большие корабли приближаются к линии человеческой обороны в Старой Империи. Скоро мы покорим Капитул, но это лишь одна из множества целей, которые мы собираемся поразить одновременно.

— Это будет сенсационная битва. — Эразм говорил скорее сухо, чем взволнованно.

Всемирный разум был суров.

— Триумф будет обеспечен, когда будут созданы соответствующие нашим математическим проекциям условия. Успех неминуем.

Изобразив ликование на своем лице из текучего металла, Эразм лучезарно улыбнулся Паоло и барону:

— Два Квисац-Хадераха лучше, чем один!

Паутина из мерцающих всеми цветами радуги нитей стягивалась вокруг «Итаки». Двигатели корабля работали на полную мощность, но не могли ее прорвать. Ломая голову над тем, как снова овладеть ситуацией и вырваться из странных пут, Дункан включил и активировал двигатели Хольцмана, готовясь к прорыву сквозь сверкающую сеть. Это был единственный способ вырваться на свободу.

Взглянув на труп лицедела, Шиана приказала двум стоявшим поблизости сестрам:

— Уберите этот хлам из навигационной рубки!

Женщины в мгновение ока вынесли вон окровавленный труп лицедела.

Теперь, когда сеть была видна всем, Дункан сосредоточил свои ментатские способности на изучении паутины, стараясь отыскать в ней слабое место. Он лихорадочно принялся выискивать бреши в мощной структуре, но не нашел ни малейшего дефекта, ни одного слабого места, позволившего бы им ускользнуть.

Значит, придется прибегнуть к грубой силе.

Много лет назад он уже один раз прорвал сеть, использовав двигатели Хольцмана так, как не мог увидеть даже в страшном сне их создатель. В тот раз Дункан направил корабль под нужным углом к поверхности сети с нужной скоростью и сумел разорвать ткань паутины и свернуть пространство. Это напомнило ему прием мастера меча — медленный выпад, позволяющий преодолеть защитное поле противника.

— Сейчас мы ускоримся, — сказал он.

Тег, покрывшись потом, склонился над панелью управления.

— Уже вот-вот, Дункан. — Большой корабль тянул нити, порвал некоторые из них и начал набирать скорость. — Мы уходим!

Корабль встряхнуло мощным взрывом, за ним последовал еще один, потом еще. Вибрация и ударная волна прокатились по кораблю. Было такое впечатление, будто невидимый великан изо всех сил бьет по корпусу судна исполинским молотом. Навигационную рубку трясло.

Держась за стул, Дункан взглянул на диагностические карты.

— Что это? Враг нас обстреливает?

От тряски Тег упал на пол, но быстро вскочил на ноги и схватился за консоль.

— Это украденные мины! Думаю, мы только теперь их обнаружили, — он говорил торопливо, захлебываясь словами. — Суфир или раввин установили их и настроили на взрыв… — Как будто в подтверждение его слов еще один, более близкий взрыв сотряс палубу.

Итака потеряла управление, двигатели остановились. Палуба опрокинулась, отказали системы искусственной гравитации. Дункан был дезориентирован. Корабль начал вращаться вокруг продольной оси.

Сеть становилась все ярче и плотнее, неумолимо затягивая петлю вокруг судна.

На большом расстоянии стали видны корабли Врага, они приближались к «Итаке» как охотники, проверяющие поставленный ими капкан. Дункан посмотрел на внешние экраны. Кто же преследовал их все эти годы? Лицеделы? Какая-то неизвестная злодейская раса? Кто мог так напугать Досточтимых Матрон, что они бросились назад, в Старую Империю?

— Эти прохвосты думают, что взяли нас — Дункан сжал кулак.

— Разве нет? — Глядя на экран состояния корабля, башар недовольно поморщился, оценив масштабы разрушений, причиненных взрывами. — Мины разрушили наши самые важные узлы. Корабль мертво дрейфует в пространстве.

Воспользовавшись ментатскими способностями, Дункан еще раз проверил данные дисплеев панели управления. Сеть полностью окружила и затянула корабль. Дункан ткнул пальцем в узел на изображении, в этом месте на экране пульсировал яркий электронный сигнал. На первый взгляд, этот участок сети ничем не отличался от других мест переплетения нитей, но, приглядевшись, Дункан подумал, что, видимо, отыскал слабое звено сети.

— Посмотри сюда.

Тег торопливо склонился к дисплею.

— Это лазейка.

— Если бы только мы могли двигаться! — Лихорадочно ломая голову, Дункан принялся мерить шагами рубку. — Это будет похоже на пляску пьяницы — пролезть сквозь этот лабиринт, — если бы, конечно, судно вообще могло бы лететь!

— Если даже мы будем работать всем экипажем день и ночь, нам понадобится не меньше недели, чтобы отремонтировать судно. У нас нет этого времени. — Башар кивнул в сторону тактических экранов с данными о передвижении неприятеля. — Вражеские корабли приближаются. Нас все же заманили в западню.

Дункану пришлось смериться с суровой реальностью.

— Двигатели Хольцмана повреждены. У нас нет времени на ремонт, короче, выхода нет. — Он с силой ударил по панели рядом с изображением прорехи в сети. — Но я же знаю, что мог бы это сделать. Ну почему эта чертова посудина не хочет лететь?

Тег взглянул на мигающие индикаторы, показывавшие приближение Врага, оценил данные о повреждениях на дисплее, и понял, что надо делать. Только он сможет справиться с этим.

— Я исправлю корабль. — Времени на объяснения не было. — Будьте готовы.

С этими словами он исчез, словно испарился.

Майлс Тег ускорил свой обмен веществ, придал своим движениям невиданную скорость — эта способность появилась у него после пыток, которым подвергли его Досточтимые Матроны и их подручные. Время вокруг него словно замедлилось. Это было очень опасно для него самого из-за высокого расхода энергии, но это надо было сделать. Частая пульсация тревожных сигналов стала редкой, между вспышками, как казалось теперь Тегу, проходило не меньше часа. Просматривать архивную техническую документацию не было времени, но Тег знакомился с ней раньше. Как ментат, он не забывал ничего, и поэтому тотчас принялся за работу.

Сам.

Даже приобретя сверхъестественную способность к ускорению, Тег бежал по кораблю из последних сил. Он перелетал с палубы на палубу, ему казалось, что остальные люди на корабле стоят словно статуи, с озабоченными или растерянными выражениями лиц. Тег проскочил мимо них к ближайшему повреждению.

Он остановился у того места, где взорвалась первая мина, и изумленно уставился на искореженный металл, на расплавленные кратеры в механизмах и в системе испарения. Тег поспешил к месту следующего взрыва, определяя масштаб разрушения и стараясь понять, какие системы минимально необходимы для успешного бегства. Лицеделы заложили восемь мин очень толково, каждый взрыв должен был вывести из строя какую-то важную систему: навигацию, жизнеобеспечение, свертывающие пространство двигатели, оборонительные системы.

Тег принял дерзкое решение. Всю жизнь принимая такие решения на полях сражений, не колебался он и сейчас. Если Дункан не сможет немедленно увести корабль и пролететь сквозь сеть, то им все равно уже не понадобятся системы жизнеобеспечения, при удачном исходе дела их можно будет починить и позже. Это допустимая потеря. Генератор поля-невидимки тоже не работал.

Двигатели. Четыре из восьми мин были заложены так, чтобы уничтожить все двигатели, свертывающие пространство. Диверсант специально подвел «Итаку» поближе к Врагу, чтобы потом обездвижить судно и сдать его неприятелю.

Тег молниеносно изучал повреждения и планировал ремонт, пользуясь при этом своими способностями ментата. Он мгновенно оценил потребность в запчастях, нужных материалах в инструментах. Надо было работать быстро тем, что было у него в распоряжении; помочь ему не мог никто. Первым делом он перепрограммировал системы наведения орудий и настроил на залповый огонь по неприятельским кораблям. Это поможет выиграть несколько драгоценных минут.

Тег спешил, как не спешил никогда в жизни. Пульсирующие огоньки тревоги вспыхивали и гасли, как маленькие восходящие и заходящие солнца. В реальном времени прошло не больше нескольких секунд с тех пор, как он покинул рубку. Теперь Тег занялся двигателями, без которых бегство было невозможно.

Соединение с управлением было разбито, катализаторы Хольцмана сорвались с кронштейнов, оторвались от проводов и утратили всякую пригодность к работе. Две реакционные камеры были пробиты. Взрывы едва не проломили обшивку корабля. Тег стоял с трясущимися руками, понимая, что починить это невозможно. Но он отогнал панические мысли и взялся за работу.

Мышцы Тега дрожали от напряжения, легкие горели от быстрого, частого дыхания, он дышал так быстро, что кислород едва успевал поступать в кровь.

Починка корпуса оказалась довольно простым делом. Тег быстро сбегал на склад за запасными плитами. Понимая, что подъемные механизмы работают слишком медленно для его темпа, он решил, что подвесных механизмов будет достаточно. Он направил проектор нулевой гравитации на тяжелые плиты и протащил их вниз, увертываясь от стоявших, как ему казалось, людей.

С каждой секундой боевые корабли неприятеля сокращали дистанцию. Некоторые пассажиры только сейчас узнали, что на борту взорвались восемь мин. Он прибавил скорость, таща за собой подвесные платформы с грузом.

За несколько «часов», которые соответствовали всего нескольким мгновениям, Тег починил корпус, ликвидировав угрозу взрыва двигателя. Пот заливал башара с ног до головы, он был близок к обмороку. Но, несмотря на это, Тег не мог позволить себе ни минуты отдыха. Никогда еще он не позволял себе так долго находиться в состоянии такого сжигающего метаболизма.

Но организм Тега не мог выдерживать такого напряжения слишком долго. И это не зависело от воли башара. Однако если он этого не сделает, то корабль будет захвачен, а всех людей на его борту убьют. Желудок выворачивало от голода. Но мало было побороть голод. Надо сконцентрироваться, надо бросить в топку организма хоть что-то, чтобы продержаться и сделать то, что нужно.

Не снижая скорости, он побежал на продовольственный склад, где нашел питательные концентраты. Он ел их, но они тотчас же сгорали — он не успевал насытиться. Потом, мгновенно сжигая полученные калории, Тег снова бросился к месту аварии.

Для него прошли уже дни непрерывной изнурительной работы, хотя для людей, застывших, как казалось Тегу, в оцепенении, прошло не более двух минут.

Задача и вправду становилась непосильной, башар попытался решить, что надо сделать в первую очередь, каков необходимый минимум ремонта, который позволил бы Дункану свернуть пространство и пролететь сквозь слабое место в сети?

Взрывы мин привели к каскаду повреждений. Тег едва не запутался в деталях, но вовремя напомнил себе о неотложных вещах и заставил себя скатиться на тонкий лед возможного.

Тег и его храбрецы похитили этот самый корабль на Гамму более трех десятилетий тому назад. Несмотря на то что судно функционировало вполне исправно, оно тем не менее не проходило положенный профилактический ремонт на верфях Джанкшн. Изношенные детали не были заменены, системы ломались от ветхости и отсутствия надлежащего технического надзора, кроме того, диверсанты повредили многие узлы намеренно. Ограниченный в запчастях и инструментах, Тег решил отказаться от некоторых действий.

Тревожные сигналы продолжали медленно мигать. Тег двигался так быстро, что звуковые сигналы вообще потеряли для него всякий смысл, он попросту не воспринимал их. В реальном времени он слышал бы вой сирен, крики пассажиров, противоречивые команды.

Тег починил гнездо катализаторов Хольцмана, потом, на некоторое время остановившись, оценил результат. На дисплее тем временем между сканирующими линиями Тег заметил вплотную приблизившиеся корабли Врага — массивные и тяжело вооруженные… целый флот чудовищных угловатых кораблей, ощетинившихся оружием, антеннами и сенсорами.

Тег был окончательно истощен, но с сосущим тоскливым чувством понимал, что двигаться ему надо еще быстрее.

Он бросился к корабельному складу меланжи и с такой скоростью открыл замок, что просто сорвал его. Он извлек из ящиков темные плитки и мысленно прикинул, сколько меланжи ему сейчас потребуется, учитывая его ускоренный метаболизм. Ментатские способности не подвели. Учитывая, что метаболизм был очень быстрым, и питательные вещества сгорали быстрее, чем когда-либо в его жизни, сколько меланжи могло потребоваться? Как быстро она подействует? Тег решил съесть три вафли — это было в три раза больше той дозы, какую ему когда-либо в жизни приходилось принимать. Он торопливо проглотил темные прессованные плитки.

Когда меланжа растворилась в крови и попала в органы тела и в мозг, Тег буквально сразу почувствовал, что оживает. Теперь ему снова стало по плечу невозможное. Мышцы и нервы горели, ноги оставляли мокрые следу на полу.

В несколько мгновений он починил следующую систему. Но в это время боевые корабли неприятеля сомкнулись вокруг «Итаки», а корабль-невидимка все еще не мог лететь.

Тег посмотрел на свои руки и увидел, что кожа на них съежилась, словно отдав всю свою энергию мышцам.

Снаружи подошедшие вражеские корабли дали залп. Сгустки энергии понеслись вперед, словно облака, начиненные смертоносной взрывной мощью. Летели они, как казалось Тегу, страшно медленно. Но эти заряды сделают всякий ремонт бессмысленным, если вообще не разнесут корабль на куски.

Собрав последние силы, Тег снова ускорился и побежал к орудиям. К счастью, он успел восстановить часть оборонительных систем судна. Они, правда, были слабы, но управление огнем было исправно. Тег открыл ответный огонь, выпустив навстречу неприятелю фейерверк зарядов. Он направил лучи так, чтобы они перехватили и сбили направленные на «Итаку» снаряды. Однако, сделав залп, Тег отвернулся от пункта управления огнем и занялся следующим поврежденным двигателем.

Башар Тег чувствовал себя как сгоревшая дотла свеча, превратившаяся в маленькую горку оплавленного бесцветного воска. Несмотря на все его усилия, судьба все же взяла их за горло своей железной хваткой.

Стоя в навигационной рубке, Дункан смотрел на данные дисплеев в течение всего времени после исчезновения Майлса. Дункан понимал, что должен был сделать башар.

После взрывов «Итака» мертво зависла в пространстве, окруженная кораблями противника, ощетинившимися столькими орудиями, сколько Дункан не видел во всем боевом флоте Харконненов. Мины вывели из строя генераторы невидимого поля, оставив корабль беззащитным и уязвимым.

Спустя почти четверть века отчаянного бегства, они наконец были пойманы. Может быть, просто настало время встретиться лицом к лицу с таинственными охотниками. Кто были эти странные невидимые враги? Он различал лишь призрачные тени старика и старухи. И вот теперь…

На экране брешь в сети сузилась и почти закрылась, но потом опять расширилась, словно дразня его.

Дункан заговорил вслух, хотя и обращался больше к самому себе, а не к окружающим:

— Пока мы дышим, у нас есть шанс. Наша задача выявить возможность, пусть даже мимолетную, и постараться воспользоваться ею.

Тег сказал, что починит системы. Дункан знал о сдерживаемых способностях башара. Много лет Тег скрывал свой талант от сестер Бене Гессерит, которые боялись, что это признак потенциального Квисац-Хадераха. Теперь эти способности могут спасти их.

— Не подведи нас, Майлс.

Подкравшиеся со всех сторон боевые корабли открыли огонь по кораблю-невидимке. Дункан не успел выругаться, когда заметил, что с борта корабля были выпущены лучи, перехватившие снаряды противника. Прицел оказался точен, реакция стрелка удивительна. Все цели были поражены.

Дункан недоуменно моргнул. Кто выпустил ответный залп? Он недоверчиво покачал головой. Корабль был неспособен ни к маневру, ни к ответным выстрелам. По спине Дункана пробежал холодок восторга. Майлс!

Внезапно вспыхнули экраны бортовых систем: зеленые индикаторы замигали сами собой. Одна за другой начали включаться системы. Почувствовав какое-то движение, Дункан резко обернулся к двери.

Перед ним возник башар, но это был совершенно другой Майлс Тег, не юный гхола, воспитанный и обученный Дунканом, — это был изможденный старик, совершенно высохший, как древняя ходячая мумия. Плечи Тега сгорбились, он был готов рухнуть на пол. За это время он истощил себя свыше всех мыслимых пределов выносливости человеческого организма. Обычный человек на его месте был бы уже мертв.

— Борт… работает, — прерывающийся голос отнял у Тега остатки сил. — Вперед!

Все произошло в считанные мгновения, словно Дункан и сам впал в состояние повышенного метаболизма. Первым побуждением было поддержать друга, подхватить его. Тег умирал, возможно, он уже был мертв. Престарелый башар уже не мог самостоятельно держаться на ногах.

— Вперед, черт возьми!

Это были последние слова, которые башар сумел выдавить из себя.

Переведя мышление в ментатский режим, Дункан повернулся к панели управления, мысленно поклявшись не упустить шанс, созданный башаром ценой собственной жизни. Сейчас это главное. Он склонился над панелью управления полетом, и пальцы его словно ножки паука распластались по клавиатуре.

Тег рухнул на палубу, неестественно раскинув руки и ноги. Он был мертв, как высохший лист, сейчас он был старше, чем тот, исходный башар в последние моменты его жизни на Ракисе. Майлс! После стольких проведенных вместе лет, после тесной дружбы, учебы, верности. Мало людей за все прожитые Дунканом жизни значили для него столько же, сколько Майлс Тег.

Он отогнал прочь потрясение и скорбь, но память ментата ясно и отчетливо хранила все подробности их отношений. Майлс! Теперь Тег был всего лишь высохшим трупом на железной палубе. Но у Дункана не было времени на ярость и слезы.

Корабль-невидимка начал ускоряться. Дункан видел, что пока есть возможность вырваться из беспощадной сети, но сейчас приходилось еще учитывать огонь неприятельского флота. Враги выпустили второй залп.

Туманная трещина впереди словно магнитом притягивала к себе, манила, соблазняла. Дункан вел корабль к ней, двигаясь со скоростью, какую только допускали его человеческие рефлексы. Корабль рвал упрямые нити.

— Ну же! — крикнул Дункан, всеми фибрами души желая, чтобы это случилось.

По корпусу «Итаки» ударили несколько снарядов. Корабль сбило с курса и качнуло. Дункан правил к бреши, проявляя чудеса пилотского искусства.

Двигатели Хольцмана разогрелись сверх меры, и диагностические системы показывали сбои и отклонения в работе, но ни одна неисправность не мешала нормальной работе двигателей. Дункан все ближе и ближе подводил судно к бреши в сети. Вражеские корабли не могли им помешать, для этого им не хватало скорости.

Сеть продолжала рваться. Мысленно Дункан уже ликовал.

Он заставил себя снова обратить внимание на двигатели, развив ускорение, намного превосходящее допустимое. Ремонтируя двигатели, Тег не стал заниматься такими мелочами, как страховка и ограничение мощности. Набрав скорость, корабль уже почти вырвался из плена.

— Мы сделаем это! — воскликнул Дункан, обращаясь к погибшему башару, словно друг мог его услышать.

Гигантский, похожий на торпеду корабль Врага рванулся вперед. Ни один человек не смог бы придать кораблю такое ускорение, от такой перегрузки ломаются кости и рвутся сухожилия. Сжигая двигатель, вражеский корабль стремительно понесся наперерез «Итаке».

Системы маневрирования были уже и без того повреждены, и Дункан не смог вовремя увернуться от столкновения — слишком велик, слишком инертен был корабль-невидимка. Идущий на самоубийственный таран корабль зацепил корпус Итаки, сбил ее с курса и еще раз повредил двигатели. Неожиданный удар заставил огромный корабль вращаться вокруг продольной оси. Вражеский корабль взорвался, и волна взрыва оттолкнула «Итаку» назад, в тенеты проклятой сети.

Дункан выругался, не в силах сдержать досаду и ярость.

Двигатели Хольцмана не успели свернуть пространство до того, как «Итака» снова оказалась в ловушке. Панель управления осветилась красными аварийными индикаторами, а затем погасла. Небольшой внутренний взрыв окончательно вывел из строя двигатели Хольцмана. «Итака» снова недвижимо повисла в пространстве.

— Прости меня, башар, — поникнув, произнес Дункан. Делать ему было больше нечего, и он опустился на колени рядом с телом друга.

На экране загорелось сообщение, переданное с вражеского флагмана. Дункан был поражен до глубины души, увидев истинное лицо Врага.

Гладкое текучее металлическое лицо мыслящей машины появилось на экране.

— Вы — наши пленники. Ваше судно более не способно к самостоятельному полету. Мы доставим вас к всемирному разуму Омниуса.

Мыслящие машины!

Дункан изо всех сил старался переварить то, что он только что увидел и услышал.

Омниус? Всемирный разум? Враги, прикинувшиеся мирной деревенской парочкой, на самом деле оказались мыслящими машинами? Это невозможно. Мыслящие машины были объявлены вне закона тысячи лет назад, а последний Всемирный разум был уничтожен в битве за Коррин в конце Батлерианского Джихада.

Машины? Да еще и союзники лицеделов?

Вражеские корабли рванулись к «Итаке», как стая голодных гиен на свежий труп.

Блокированная машинным флотом «Итака» оказалась в плену — с поврежденными двигателями и выведенным из строя оружием. Теперь Дункану оставалось только ждать и оплакивать мертвого друга. Ментата снедали тревога за будущее и терзали тяжкие воспоминания. Даже простые действия требовали неимоверных усилий.

Шиана была рядом с ним в навигационной рубке. Она всегда гордилась своей выучкой истинной сестры ордена Бене Гессерит, своей способностью не проявлять эмоций ни при каких обстоятельствах, но все же было видно, что она сильно переживает, когда они с Дунканом выносили из рубки тело Тега. Дункан не мог поверить, что оно могло быть таким хрупким и невесомым. Казалось, что останки башара состоят из паутинки сухожилий, высохших листьев и пустотелых косточек.

— Майлс погиб за всех нас, — сказал Дункан.

— Дважды, — отозвалась Шиана.

Ее слова заставили Дункана задуматься обо всех жизнях, отданных им самим за Дом Атрейдесов. Он хрипло произнес:

— На этот раз его жертва ни к чему не привела. Майлс растратил всю отпущенную ему жизнь, чтобы исправить судно. Он сделал все, но я не смог вырваться из западни. Ему не надо было этого делать.

Шиана сурово посмотрела на Дункана.

— Ему не следовало попытаться? Мы же люди. Мы должны пытаться, невзирая ни на что. Никто и никогда не дает нам гарантий. В жизни каждый поступок — риск. Башар сражался до конца, потому что верил в шанс. Я намерена делать то же самое.

Дункан снопа посмотрел на сморщенное мумифицированное лицо друга, вспомнив всю решительность старого башара, все, чему тот учил его, когда он сам был юным гхола. Шиана права. Несмотря на то что Дункан не смог вырваться из ловушки, он и Майлс показали Врагу, что люди непредсказуемы и выносливы, что их нельзя недооценивать. Битва не окончена. Да что там, только для того, чтобы пленить «Итаку», машинам пришлось пожертвовать своим самым большим кораблем.

— Мы отнесем его в маленький шлюз, — сказал Дункан. Так как все их движения теперь контролировались Врагом, не было никакого смысла оставаться в рубке. — Я не хочу, чтобы его захватили мыслящие машины.

Останки башара отныне будут вечно дрейфовать в космосе. Остальных возьмут в плен и будут использовать в экспериментах мыслящих машин или в каких-то других целых — ведь не зря же всемирный разум в образе старика и старухи гонялся за ними столько лет. Это будет малая победа, но многими малыми победами можно выиграть большую войну.

Они подошли к одному из воздушных шлюзов, к тому, через который Дункан выбросил в космос вещи Мурбеллы, которые опутывали его, словно паутина до тех пор, пока он не смог освободиться. Они положили высохшее тело Майлса в камеру и закрыли люк. Дункан посмотрел в круглое наблюдательное окно и произнес слова прощания.

— Это не та церемония, какой он достоин. В прошлый раз его погребальным костром стал целый Ракис. Но у нас нет времени, — с этими словами, не раздумывая больше ни секунды, он нажал кнопку эвакуации воздуха из шлюза, а потом раскрыл внешний люк. Тело вылетело в открытый космос, люк закрылся. — Нам надо собрать всех, кто есть на борту, и приготовиться к обороне.

— К какой обороне?

Он посмотрел на Шиану удивленным взглядом.

— К любой, какую сможем придумать.

Подталкиваемый сотней вражеских судов, корабль-невидимка двигался в Синхронию, где массивные строения расступились, чтобы освободить достаточно места для его посадки. Видимая теперь «Итака» была похожа на связанное крупное животное, добычу удачливых охотников.

Барону Харконнену это зрелище представлялось величественным. Стоя на выступающем балконе одного из строений города всемирного разума, барон внимательно рассматривал медленно спускающееся судно. Конфигурация корабля-невидимки была ему незнакома, корабль был массивным, но не таким устрашающим, как думалось барону. Конструкция была более органичной и выглядела чуждой, не похожей на смертоносные корабли старой сардаукарской гвардии, военные суда Дома Харконненов или личные фрегаты самого барона. Это было проявление своеобразной биологической конвергенции — своими обтекаемыми формами корабль был похож на суда военного флота мыслящих машин.

Странный корабль, странные пассажиры.

Согласно предварительным данным машинной разведки, захватившей корабль, на борту было много гхола из его собственного прошлого, эти надоедливые докучные персонажи, как и подозревал Эразм, — леди Джессика, еще один Пауль Атрейдес, малозначительный мастер меча Дункан Айдахо и кто знает, сколько их там еще. Этих гхола стало много, как грязи!

Рядом с бароном на балконе стоял взволнованный Паоло, смотревший на импровизированный космопорт, готовившийся принять огромное судно.

— Мы убьем их всех, дедушка? Я не хочу, чтобы здесь был еще один Квисац-Хадерах. Я хочу быть единственным. Мне надо прямо сейчас принять ультра-пряность, которую привез Хрон.

— Я бы с удовольствием тебе ее дал, милый мой мальчик, но Омниус не разрешит. Прояви терпение. Если на борту есть еще один Пауль Атрейдес, то он, вероятно, податлив, уступчив и мягок. У него не было возможности поучиться у меня. — Полные губы барона скривились в презрительной гримасе. Сам Паоло не знал, насколько сильно изменились его основные, глубинные личностные черты. — У тебя не будет никаких проблем с ними, ты победишь их всех.

— Я уже очень живо себе это представил, — ответил Паоло. — Реальные видения, вызванные предзнанием, — теперь я точно знаю, что произойдет дальше.

— Значит, тебе не о чем волноваться.

Меняющие форму строения Омниуса согнулись, как тростник, а потом обхватили «Итаку» со всех сторон. Судно легло на живую металлическую подставку. Процесс посадки казался бесконечным. Неужели нужно столькими огромными скобами приковывать корабль к земле? Двигатели надежно выведены из строя, и у пленных нет никакой надежды запустить их и снова взлететь. Но у Омниуса была склонность к жестоким насильственным действиям. Барону давно бы следовало это понять.

Вскоре на балконе появился Эразм, принявший вид пожилой женщины. Бесстрастно поглядев на робота, барон изрек:

— Я хочу взойти на борт корабля. Хочу быть там первым. — Губы его сложились в мерзкую улыбку. — Хочу первым поприветствовать их.

Старуха удивленно моргнула глазами.

— Вы уверены, барон, что это будет мудро? Мы даже не знаем точно, кто именно находится на борту корабля. Если вас кто-нибудь узнает, вам скорее всего будет угрожать опасность. Вами была недовольна масса людей.

— Естественно, я приму меры предосторожности. Надеюсь, вы обеспечите мою безопасность. Например, предоставите мне сторожевых роботов или, еще лучше, вооруженных лицеделов. Паоло останется здесь, в полной безопасности, а я взойду на борт. — Он подбоченился. — В самом деле, я требую этого.

Эразм изобразил удивление.

— В таком случае мы лучше дадим вам лицеделов. Поднимайтесь на борт, барон. Вы будете нашим послом, нашим парламентером. Думаю, вы полностью проявите свои дипломатические способности, коих требуют обстоятельства.

Десять тысяч кораблей Гильдии против неисчислимого флота машинных судов.

Для этой битвы Командующая Мать собрала под знамена всех военных диктаторов, политических лидеров и самозваных генералов, а также своих диких сестер — тех, кто уцелел. Выставленные на пути наступления мыслящих машин, эти люди намертво окопались на своих оборонительных позициях.

В последнюю минуту прибыли представители Гильдии, чтобы помочь экипажам отбыть в назначенные места дислокации. Необстрелянные командиры были подготовлены настолько, насколько Мурбелле хватило времени. Призрачные солдаты, утомленные беженцы с планет, уже стонущих под пятой мыслящих машин, тысячами записывались в добровольцы. Каждое судно было вооружено несколькими облитераторами, день и ночь сходившими с конвейеров иксианских заводов.

Но к несчастью, Омниус готовился к этой войне не одну сотню лет.

Как природная стихия, мыслящие машины безостановочно двигались вперед, не меняя курса, не обращая внимания на силу оказываемого им сопротивления. Они прокатывались, как катки, по всем мирам, оказавшимся на их пути.

Для того чтобы план Мурбеллы сработал, флот машин надо было остановить во всех точках, во всех звездных системах. Второстепенных театров на этой войне не было. Командующая Мать разделила свои силы на сто групп по сто кораблей. Эти группы были рассредоточены на отдаленных друг от друга, но стратегически важных местах, готовые отразить наступающего Врага.

Последней линией обороны стали недавно построенные корабли, которые патрулировали космическое пространство в окрестностях Капитула вместе с другими, более старыми кораблями — для усиления обороны. Мурбелла понимала, что Капитул станет первой и главной мишенью Омниуса. Ожидая столкновения, Мурбелла считала, что ее корабли выглядят устрашающе, а линия обороны неприступна. Бойцы на борту кораблей были уверены в себе, не испытывая ни колебаний, ни страха.

Правда, по оценкам Новой Общины Сестер, численно враг превосходил ее более, чем в сто раз.

Для того чтобы поддерживать боевой дух экипажей, им регулярно показывали голографический фильм об испытаниях облитераторов на Ришезе. Люди восхищались мощью, заложенной в каждом из этих смертоносных снарядов. Наблюдатели Бене Гессерит надзирали за производством, а технический персонал следил за правильной установкой оружия на корабли. Мурбелла надеялась, что эта линия обороны сможет остановить наступление машинного флота Омниуса.

Больше всего Мурбелле хотелось, чтобы сейчас рядом с ней был Дункан Айдахо и наблюдал бы за последним решающим сражением. Чувствуя непомерную тяжесть единоличной ответственности за приказы, испытывая искушение поддаться суеверию и помолиться невидимому ангелу-хранителю, Мурбелла старалась укрепить свой дух перед смертельной схваткой.

«Мы должны победить!»

Большие корабли бороздили околопланетное пространство во всех точках, так как было неизвестно, с какой стороны появится противник. Внизу были видны переполненные временные лагеря беженцев, расположенные в опустошенных чумой районах. Люди хотели бежать с Капитула, но даже если бы нашлись суда для эвакуации, вывозить беженцев все равно было некуда. Каждое боеспособное судно в этом секторе было направлено на фронт борьбы с мыслящими машинами. Это было все, что могла выставить против машин человеческая раса.

— Вражеские корабли приближаются, Командующая Мать, — сказал администратор Горус, получив сообщение с сенсорной палубы. Косичка Горуса была растрепана, а кожа бледнее, чем обычно. Его убедили, что он должен стоять на палубе флагманского корабля на главном поле сражения и смотреть, как ведут себя произведенные им корабли; но это не доставляло администратору никакой радости.

— Как раз вовремя, как раз когда мы их и ожидали, — сказала Мурбелла. — Рассредоточьте корабли по самой широкой линии огня, чтобы мы могли поразить противника сразу во всех точках, прежде чем он успеет отреагировать. Машины умеют приспосабливаться, но они редко принимают в расчет неожиданности.

Горус кисло посмотрел на Мурбеллу.

— Вы делаете выводы на основании данных старых архивов, Командующая Мать? Экстраполируете данные давностью пятнадцать тысяч лет?

— В какой-то степени да, но я доверяю своим инстинктам.

Приближавшиеся тяжеловооруженные машинные корабли выглядели как увеличивающийся в размерах неотвратимый метеоритный дождь. Чудовищные корабли нависали как исполинская туча со всех сторон — тысячи против жалкой сотни. По всей линии обороны соотношение сил было точно таким же — один к ста.

— Приготовиться к пуску облитераторов. Остановить их до их приближения к Капитулу, — приказала Мурбелла, скрестив на груди руки. Командиры всех кораблей доложили о готовности.

Лавина наступающих вражеских кораблей замедлила свой бег, словно желая из любопытства взглянуть на маленькое препятствие, возникшее на ее пути. «Они непременно недооценят нас», — подумала Мурбелла.

— Увеличить цели. Стрелять по скоплениям машин. Кучность огня должна быть максимальна.

— Цели фиксированы, Командующая Мать, — сказал Горус, и его слова были немедленно переданы техникам Гильдии.

Мурбелла должна была упредить мыслящих машин, чтобы они не успели первыми открыть огонь.

— Запускайте облитераторы, — твердым голосом приказала Командующая Мать.

Из пусковых шахт вылетели серебристые искры и, вращаясь, понеслись навстречу машинным кораблям, но вскоре огненные следы стали гаснуть. Ничего не происходило, хотя было ясно, что некоторые тяжелые снаряды уже поразили цели. Машинные корабли, казалось, чего-то ждали.

Мурбелла нервно посмотрела по сторонам.

— Подтвердите, что облитераторы заряжены. Почему нет взрывов? Дайте второй залп!

Раздался неумолчный звон тревожной сигнализации. Горус перебегал от одного пункта связи к другому, что-то крича людям Гильдии на других палубах. На командный пункт явилась какая-то Преподобная Мать и остановилась перед Мурбеллой.

— Наши облитераторы не действуют. Они бесполезны!

— Но их же испытали! Наши сестры наблюдали за производством. Почему они оказались неисправными?

В этот миг беспомощно повисли в пространстве все сто кораблей Капитула; двигатели их замерли, рокот поворотных двигателей умолк.

— Что происходит? — закричал Горус. — Это диверсия? Нас предали?

Словно специально дожидавшиеся этого момента машинные корабли снова двинулись на сближение.

Пилот Гильдии бесцветным голосом доложил по связи:

— Искусственные навигационные системы не отвечают. Мы не можем управлять кораблями, они отказали. — Огни тревожной сигнализации заливали палубу мигающим светом.

— Машины вычислили, как нейтрализовать наши системы управления?

Горус обернулся к Мурбелле.

— Никакой нейтрализации, Командующая Мать. Они… они просто не работают. Ни один.

Машинный флот летел уже над их головами, тысячи судов, способных без труда сокрушить защитников Капитула. Мурбелла приготовилась к смерти. Ее бойцы были не способны защитить ни себя, ни планету, которую она поклялась сохранить.

Но вместо того, чтобы атаковать, Враг медленно проплыл мимо защитников, дразня их за бессилие. Машины даже не потрудились открыть огонь, показывая, что такая оборона не стоит того, чтобы ее замечать!

За первой волной наступавшего флота шла другая, показавшаяся сейчас на окраине солнечной системы. Эта волна тоже устремилась к Капитулу. То же самое, вероятно, происходило на всех участках выстроенной Мурбеллой обороны.

— Они знали! Проклятые машины знали, что наши облитераторы не сработают!

Корабли Омниуса облетели флот Командующей Матери, как будто это была груда никуда не годного щебня, и двинулись к беззащитной планете.

Ни на одном из новых военных кораблей Гильдии не было живого навигатора, большая часть навигаторов и их лайнеров исчезли в неизвестном направлении. На всех кораблях боевой группы стояли математические навигационные компиляторы. Математические компиляторы! Компьютеры… мыслящие машины.

Иксианцы! Она мысленно выругала себя за слепую веру в новые облитераторы и полную неспособность предугадать тактику неприятеля.

— Идемте со мной, администратор. Я хочу собственными глазами осмотреть эти облитераторы. — Она схватила Горуса за руку с такой силой, что на коже остались синяки.

Сопровождаемые миганием тревожной сигнализации они прошли в орудийный отсек, где было установлено новое оружие. На стеллажах лежали истребители планет, серебристые, похожие на гигантские яйца, облитераторы, изготовленные на заводах Икса. Навстречу им вышел подавленный сотрудник Гильдии.

— Мы проверили вооружение, администратор. Оно установлено правильно. Управление огнем работает. Мы только что выпустили дюжину облитераторов, но ни один из них не взорвался.

— Почему они не работают?

— Потому… потому что сами облитераторы…

Мурбелла прошла к стеллажу, у которого один их техников Гильдии вскрыл кожух облитератора. Под сложным лабиринтом контуров и деталей заряд облитератора был вплавлен в корпус, что делало оружие небоеспособным. Снаряд был нейтрализован еще при изготовлении.

— Это не оружие, а камни, все бесполезно, Командующая Мать. Это саботаж, — сказал Горус.

— Но я же собственными глазами видела испытания. Как такое могло случиться?

— Какой-нибудь часовой механизм мог сработать в установленное время, возможно, с кораблей Врага был послан отключающий сигнал. Это дьявольский трюк, который мы не смогли предусмотреть.

Мурбелла застыла на месте, пораженная стыдом и ужасом. Это она виновата в том, что они пали жертвой ошибки, которую, по ее мнению, должны были совершить машины. Она не разработала план на случай какой-то неожиданности. Вместе он вскрыли еще один облитератор — опять та же история — заряд расплавлен и слит с корпусом. Это оружие в течение нескольких лет делали на Иксе, оно обошлось в баснословное количество меланжи, сожравшее почти весь бюджет Капитула. Ее надули, как сопливую девчонку, а иксианцы кастрировали ее флот еще до начала боевых действий.

— Что с двигателями?

— Они могут функционировать, если мы будем работать без математических компиляторов.

— Плевать на компиляторы! Найдите способ починить хотя бы несколько облитераторов. Неужели они все нерабочие? Все до одного?

— Единственный способ узнать это, Командующая Мать, — открыть и проверить каждый из них.

— Мы можем выпустить их все, и посмотреть, не сработают ли хотя бы некоторые.

Мурбелла медленно опустила голову. Это действительно был выбор. В данном случае он ничего им не стоил. Она должна найти способ сражаться, и надеялась, что другим боевым группам повезет больше… но очень в этом сомневалась. Без облитераторов все планеты становились легкой добычей для машин, все планеты ожидала одна судьба — неминуемое уничтожение.

И виновата во всем была она одна.

Повинуясь капризу, барон приказал десяти лицеделам превратиться в копии сардаукаров Старой Империи. Он не знал, поймет ли кто-нибудь эту шутку — моды меняются, а история забывает детали и подробности, но этот маскарад помогал ему ощутить себя важной персоной. Когда-то он смог победить Атрейдесов, сумев привлечь на свою сторону незаконно переметнувшихся к нему сардаукаров.

Оставив Паоло на попечение Эразма, якобы для пущей безопасности, барон нарядился в мундир аристократа, увешанный золотыми цепями и топорщившийся от золотого шитья. На боку висел церемониальный кинжал с отравленным острием, в рукаве был спрятан лучевой станнер. Несмотря на то что мнимые сардаукары охраняли его, он им не очень доверял. Предусмотрительность никогда не бывает излишней.

Когда барон со свитой направились на захваченный в плен корабль, они долго не могли найти вход в длинном, в несколько километров, корпусе. Это было неприятно и унизительно, но для Омниуса не существовало преград. По его прихоти некоторые из близлежащих зданий превратились в гигантские инструменты для разрезания корпуса и снятия плит обшивки, чтобы обеспечить вход в корабль. Грубая сила всегда предпочтительнее, чем поиск маленького входного люка и расшифровка кода замка.

Когда корабль-невидимка был вскрыт, барон и сопровождавшие его лицеделы проникли на судно. Они остерегались засады, но двигались по судну с показной самоуверенностью, переходя с одной палубы на другую. Несколько наблюдательных камер Омниуса летели впереди, чтобы разведать путь и составить план корабля.

Пленники, несомненно, понимали, что единственный выход для них — капитуляция. Что еще могли они сделать? К несчастью, по опыту своей прежней жизни барон знал, что на свете существуют и фанатики, например, неукротимые банды фрименов на Арракисе. Кто знает, может быть, эти несчастные калеки решили сопротивляться до последнего и предпочтут умереть, включая и предполагаемого Квисац-Хадераха? Тогда Паоло останется единственным претендентом.

Внутри корабля первыми они встретили Дункана Айдахо и Преподобную Мать Бене Гессерит, назвавшуюся Шианой. Эти двое ожидали парламентеров, стоя посреди широкого коридора. Барон лишь смутно помнил этого человека по архивным записям Дома Атрейдесов: мастер меча с Гиназа, один из наиболее преданных бойцов Дома Атрейдесов. Он был убит, когда прикрывал бегство Пауля и леди Джессики с Арракиса. По презрению, какого не скрывал Айдахо, барон понял, что у этого гхола тоже восстановлена память.

— Эге, я вижу, вы меня знаете.

Айдахо не дрогнул.

— Еще мальчиком я бежал с Гьеди Первой, барон, перехитрив Раббана во время одной его охоты. С тех пор я прожил много жизней, но на этот раз надеюсь своими глазами увидеть вашу смерть.

— Как дерзко вы себя ведете. Вы напоминаете мне одну из тех тявкающих собак, которых так любил император Шаддам; они очень надоедливо лаяли и рычали, но стоило припугнуть их, как они сразу поджимали хвосты. — Сопровождаемый лицеделами-сардаукарами он шагнул в обширный холл. — Сколько людей у вас на борту? — Голос барона стал резким и властным. — Пусть они идут сюда для осмотра.

— Мы уже собрались, — ответила Шиана. — Мы готовы.

Барон вздохнул.

— Нет сомнения, что по кораблю рассыпаны команды боевиков, а на палубах прячутся снайперы. Мы просмотрим списки и сверим их с наличными людьми. Детское сопротивление, конечно, причинит нам некоторую головную боль, но вы им все равно ничего не добьетесь. У нас достаточно сил, чтобы уничтожить вас всех.

— С нашей стороны было бы глупостью оказывать сопротивление, — сказала Шиана, — во всяком случае, в данной ситуации.

Барон поморщился, услышав в голове противный девчоночий голос. Она играет с твоим сознанием, дедушка!

— Как и ты! — прошипел он вслух, озадачив этим всех присутствующих.

— Скоро на борт поднимутся еще пятьсот наших людей, — сказал командир мнимых сардаукаров. — Портативными сенсорами они прощупают каждое помещение на всех палубах, и мы найдем то, что ищем. Мы найдем Квисац-Хадераха.

— Квисац-Хадераха? — удивленно спросил Айдахо. — Не его ли так упорно искали старик со старухой? На этом корабле? Можете попусту тратить время, это ваше дело.

Шиана резко добавила:

— Если бы у нас на борту был супермен, то едва ли бы вы сумели нас захватить.

Это замечание встревожило барона. В голове снова зазвучал сводящий с ума голос Алии, смеющейся над его смущением. Лицо барона горело, но он старался не говорить с внучкой вслух. Что за глупость, говорить вслух с невидимой мучительницей. Тем временем в помещении собирались остальные пассажиры корабля, словно войска для смотра.

Один мрачный молодой гхола сильно смутил барона. У худого молодого человека была желтоватая кожа, лицо искажала гримаса отвращения. Глаза его горели ненавистью к барону, но тот никак не мог узнать этого гхола. «Интересно, что я ему сделал?» — подумал барон.

Смотри внимательно, дедушка. Неужели ты его не узнал? Он же тебя едва не убил!

Сохраняя на лице бесстрастное выражение, барон снова присмотрелся к гхола и вдруг увидел грубый ромб на лбу юноши.

— О, да это же Юйэ! Мой дорогой доктор Юйэ, какое счастье, что мы встретились. Я не думал, что мне выпадет удача сказать, как вы помогли Дому Харконненов много лет назад. Рад видеть, что на борту корабля у меня есть неожиданный союзник.

Юйэ был хрупок, худощав и слаб с виду, но глаза его горкли убийственным огнем.

— Я вам не союзник.

— Ты слабый маленький червяк. Раньше тобой было очень легко манипулировать, и я снова сделаю это. — Барон страшно удивился, что этот недомерок не дрогнул и не изменился в лице. Кажется, эта версия Юйэ сильнее прежней, возможно, он извлек уроки из постыдного прошлого.

— У вас нет больше рычагов воздействия на меня, барон. У вас нет Ванны. Но даже если бы и была, то я не повторил бы старых ошибок. — Скрестив руки на своей узкой груди, он вызывающе выставил вперед острый подбородок.

Барон резко отвернулся от доктора Сук. В коридоре появились новые пассажиры корабля-невидимки. Молодая женщина с бронзовыми волосами выглядела как вылитая красавица леди Джессика. То отвращение, с каким она на него смотрела, подсказало барону, что ее память тоже пробудили. Знала ли Джессика, что она его дочь? Какой интересный разговор мог бы у них сложиться!

Рядом с Джессикой стояли темноволосая девушка, одетая в наряд фрименки, и темноволосый молодой человек — точная копия Паоло, только постарше.

— О, а это молодой Пауль? Еще один Пауль Атрейдес!

Молниеносное движение, укол отравленным острием, и второй Квисац-Хадерах навсегда исчезнет. Но барон содрогнулся при одной мысли о том, как отреагирует на такое убийство Омниус. Барон, конечно, хотел, чтобы Паоло занял господствующее положение, но он не желал жертвовать жизнью ради мальчишки. Хотя барон и воспитал его надлежащим образом, все же Паоло, в конце концов, был Атрейдесом.

— Привет, дедушка, — ответил Пауль. — Помнится, раньше ты был старше и толще. — Барон почувствовал раздражение от этой реплики. Хуже того, Харконнену показалось, что Пауль уже много раз мысленно произносил эту фразу, как будто видел эту встречу в десятках видений.

Но барон пересилил себя и притворно похлопал в ладоши.

— Разве не удивительна техника выращивания гхола? Это напоминает мне выступление на бис в жонглерском представлении, помните, они были в моде во времена Старой Империи? Все снова собрались для второго раунда, а, каково?

Пауль напрягся.

— Дом Атрейдесов в давние времена сокрушил и искоренил Дом Харконненов. Я предвижу и на этот раз такой же исход.

— Вот как! — Барон забавлялся, но не приближался к пассажирам. Он сделал знак сардаукарам. — Приведите сюда врача и дантиста. Пусть они осмотрят их, прежде чем я к ним приближусь. Особенно внимательно пусть осматривают зубы — нет ли там капсул с ядом.

Исполнив задуманное, барон повернулся, собравшись уйти, как вдруг заметил скромно стоявшую в сторонке рядом с мальчиком лет двенадцати маленькую девочку. У обоих были черты Атрейдесов, и барон похолодел, узнав Алию.

Эта девчонка не только убила его отравленным гомджаббаром, а потом стала охотиться за его мыслями. Теперь она еще и стоит перед ним во плоти и крови! Смотри, дедушка, теперь мы можем мучить тебя и изнутри, и снаружи! Голос ее колол изнутри череп ледяными иглами.

Барон среагировал мгновенно, не задумываясь о последствиях. Выхватив из ножен церемониальный кинжал, он схватил девочку за воротник и поднял клинок.

— Тебя называли Мерзостью!

Алия сопротивлялась с яростью бешеного животного, но не кричала. Ее маленькие кулачки с неожиданной силой ударили барона в живот, заставив его судорожно вдохнуть. Он покачнулся и, не колеблясь ни секунды, ударил Алию кинжалом в бок. Это было легко. Потом он извлек лезвие и ударил Алию еще раз, теперь в сердце.

Джессика дико закричала. Пауль бросился вперед, но было поздно. Дункан взревел от ярости и бросился на ближайшего сардаукара, убив его молниеносным ударом в горло. Потом он убил второго, сломав ему шею, и как разъяренный зверь бросился к барону. Барон не успел даже испугаться. Сардаукары окружили его плотным кольцом, а четверо других оттащили Дункана. Окружившие барона сардаукары подняли ружья, чтобы отогнать пассажиров от Харконнена.

Придя в себя, барон с издевательским смешком посмотрел на умирающую девочку.

— Это тебе за то, что ты когда-то убила меня.

Смеясь от вида крови на своих руках, он отбросил тело Алии в сторону, как ненужную куклу. Внутри, в голове, не раздалось ни звука. Может быть, эта мучительница тоже умерла?

Смертельное отчаяние отражалось на лицах стоявших вблизи пленников. Это встревожило барона. В окружении охранявших его лицеделов-сардаукаров он, улыбаясь, направился прочь. Два мертвых солдата превратились в лицеделов, что нисколько не удивило пленников. Атрейдесы сгрудились вокруг тела убитого ребенка, а сардаукары подняли и вынесли трупы своих товарищей.

Шиана остановила Дункана, бросившегося к барону.

— Одной смерти довольно, Дункан.

— Вовсе нет! Это лишь начало. — Он с большим трудом взял себя в руки. — Но на сегодня хватит и этого.

Барон издевательски рассмеялся, и лицеделы поспешно повели его прочь. Он посмотрел на их лица и понял, что лицеделы не одобряют его поступка.

— В чем дело? Я не должен давать вам отчет в своих действиях. Но зато Мерзости больше нет.

Нет, говоришь? Тонкий голос зазвучал в его голове как звон разбитого стекла. Нет! Не так-то просто от меня избавиться. Я пустила корни в твоей голове еще до того, как родилась эта гхола. Голос стал громким и пронзительным. Теперь я буду мучить тебя сильнее, чем прежде. Ты не оставил мне выбора, дедушка. Отныне я стану твоей совестью.

Барон вскинул голову и ускорил шаг, стараясь не думать о неистовствующей в его черепе Алии.

Пока мыслящие машины устанавливали оцепление вокруг корабля-невидимки, Шиана смотрела, как Джессика выносит с палубы маленькую Алию. Как, должно быть, ей сейчас больно. Память Джессики была восстановлена, и она всем своим существом понимала и чувствовала, кто была Алия и какая великая судьба ее ждала. Какая горькая ирония судьбы — святая Алия, Дева Ножа — погибла от удара ножом.

Джессика баюкала на руках маленькое тельце, сотрясаясь от сдерживаемых рыданий. Она взглянула на Шиану, и та увидела в ее глазах мертвую пустоту. Дункан стоял рядом с Джессикой с выражением мрачного гнева на лице.

— Мы отомстим, миледи. При такой всеобщей ненависти и презрении долго ему не жить.

Даже Юйэ был похож на притаившуюся до времени смертельно опасную змею.

Пауль и Чани крепко держались за руки, словно черпая силы друг в друге. Лето II пристально смотрел прямо перед собой, было видно, что в голове его — вихрь противоречивых мыслей. Мальчик всегда напоминал айсберг, большая часть которого скрыта под водой. Шиана считала, что он будет самым могущественным из всех созданных ими гхола.

Джессика взяла себя в руки и высоко подняла голову.

— Мы отнесем ее в мою каюту, Дункан. Вы поможете мне?

Доктор Юйэ, жаждавший прощения, нерешительно жался к ним.

Переполненная тревогой, смятением и гневом Шиана мысленно составляла список потерь. Башар умер, Алия убита. У трех ключевых гхола — Пауля, Чани и Лето II — не восстановлена память. Стилгар и Лиет-Кинес остались на Келсо, а Суфир Хават оказался лицеделом. Как нарочно, именно теперь, когда они столкнулись лицом к лицу с Врагом и для исполнения задуманного были нужны дети гхола, они оказались для нее недоступными! Были только Юйэ, Джессика и… Скиталь, если можно положиться на тлейлакса.

Усталость была так сильна, что Шиана едва не валилась с ног. Они так долго бежали, храня свои планы и надежды, и за все это время не смогли отыскать цель и остановиться. Но они рассчитывали совсем не на то, чего добились.

В Другой Памяти раздался отдаленный голос Серены Батлер, разозленной вестью о случившемся. Она говорила с полным знанием дела. Дьявольские машины всегда хотели истребить весь род человеческий. Они не знают слова «забыть».

— Но они были уничтожены, — вслух произнесла Шиана.

Очевидно, нет. Триллионы людей погибли во время Батлерианского Джихада, но и этого оказалось недостаточно. Даже меня оказалось недостаточно.

— Я очень рада наконец вас видеть, — произнес скрипучий женский голос. Одинокая старуха шла по коридорам корабля-невидимки, сияя широкой улыбкой на морщинистом лице. Несмотря на свою кажущуюся старость, женщина двигалась легко и плавно, а во всем ее облике чувствовалось что-то смертельно опасное.

Шиана сразу же догадалась, что это, должно быть, и есть та самая пресловутая старуха, которая так долго охотилась за ними.

— Дункан говорил нам о тебе.

Женщина улыбнулась сводящей с ума и нагоняющей страх улыбкой, словно могла видеть Шиану насквозь, проникая в самые сокровенные ее мысли и намерения.

— Вы доставили нам массу хлопот. Все прошедшие годы были потрачены зря. Теперь вы угадали мою подлинную природу?

— Ты — Враг.

Внезапно лицо старой карги, тело и одежда покрылись мелкой рябью, словно расплавленный металл. Сначала Шиана подумала, что перед ней лицедел, но голова и тело мнимой старухи вдруг засияли металлическим блеском полированной платины, а деревенское платье превратилось в роскошное одеяние. Лицо было гладким, с той же улыбкой, пересаженной на совершенно иные черты. Робот.

В глубине сознания Шиана ощутила, какое смятение воцарилось в Другой Памяти. Из всего хора выделялся отчаянный крик Серены Батлер. Это Эразм! Уничтожь его!

С большим трудом Шиана приглушила голоса Другой Памяти и сказала:

— Ты Эразм. Когда-то ты убил ребенка Серены Батлер и спровоцировал длившийся столетия Джихад против мыслящих машин.

— Значит, меня все же помнят по прошествии стольких лет. — Робот казалось, был польщен.

— Да, Серена напомнила мне об этом. Она живет во мне и ненавидит тебя.

На лице робота засиял неподдельный восторг.

— Сама Серена Батлер находится у тебя внутри? Да-да, конечно, я же знаю о вашей Другой Памяти. Лицеделы привезли мне много экземпляров Преподобных Матерей.

В голове Шианы снова раздался гомон множества голосов.

— Я — Серена Батлер, а она — это я. Мы не можем забыть того, что вы уничтожили, и того, что вы начали. Хотя прошли тысячи лет, боль не утихла, оставшись такой же острой и мучительной.

— Это же была всего лишь одна жизнь — всего лишь одного ребенка. Логически рассуждая, это была избыточная реакция, разве не так? — Робот рассуждал вполне убедительно.

Шиана вдруг почувствовала, как изменились тембр ее голоса и интонации, словно тело ее нашло новый источник силы.

— Всего одна жизнь? Всего лишь ребенок? — Теперь говорила Серена, выбившись в первые ряды множества прежних жизней. Шиана предоставила ей слово. После стольких лет Серена встретилась лицом к лицу со своим самым заклятым врагом. — Одна жизнь привела вашу Синхронизированную Империю к военному поражению. Батлерианский Джихад был Крализец и по полному праву. Исход войны изменил ход истории Вселенной.

Эразм был в восторге от такого сравнения.

— Ах, как это интересно. Возможно, конец того Крализеца, который начался сейчас, изменит результаты предыдущего, и мыслящие машины снова станут у руля. Если это так, то на этот раз мы будем действовать более эффективно.

— И каким же тебе видится конец войны?

— Я поступлю так, как сочту нужным. Но что-то фундаментальное должно измениться. Могу ли я рассчитывать на твое содействие?

— Никогда. — Голос Серены был холодным и непреклонным.

Глядя на независимого робота, Шиана вдруг поняла, что она есть не только часть собственной жизни, но принадлежит чему-то куда более великому и значительному, к огромной цепи ее женских предков, протянувшихся в глубокую древность и — надо надеяться — в далеко будущее. Это было блестящее собрание, но уцелеет ли оно?

— В твоих глазах я вижу знакомый мне огонь. Если действительно, часть тебя — это Серена Батлер, то нам стоит вспомнить старые деньки. — Оптические сенсоры Эразма блеснули.

— Она не желает больше разговаривать с тобой, — сказала Шиана своим собственным голосом.

Эразм не обратил внимания на этот отпор.

— Отведи меня в свою каюту. Вид жилья многое говорит о его хозяине.

— Я не сделаю этого.

Голос робота стал жестким.

— Прояви благоразумие. Или мне надо обезглавить несколько твоих товарищей-пассажиров, чтобы сделать тебя более сговорчивой? Спроси у Серены, она скажет тебе, что я сделаю это.

Шиана метнула на робота горящий взгляд. Робот продолжил, снова смягчив тон:

— Но обычный разговор в твоей каюте может пока насытить мой аппетит. Или ты предпочтешь бойню?

Сделав знак остальным оставаться на месте, Шиана направилась к одному из работавших лифтов, и Эразм последовал за ней плавной легкой походкой.

В каюте робот заинтересовался сохранившимся полотном Ван Гога. «Хижины в Кордевиле» были одним из старейших памятников человеческой цивилизации. Остановившись у картины, Эразм принялся восхищаться великим творением.

— Ах да! Теперь я отчетливо вспомнил, что я сам нарисовал эту картину.

— Это работа земного художника девятнадцатого века Винсента Ван Гога.

— Я с большим интересом изучал биографию этого безумного француза, но уверяю тебя, что это полотно я написал сам несколько тысяч лет назад. Я скопировал оригинал во всех, самых мельчайших деталях.

Шиане стало интересно, говорит ли робот правду.

Эразм снял со стены картину и внимательно рассмотрел ее, проводя железными пальцами по толстому плазу, прикрывавшему шероховатую поверхность холста.

— Да, я хорошо помню каждый мазок, каждый завиток, каждый цвет. Действительно, это творение гения.

Шиана затаила дыхание. Она знала, каким бесценным является этот шедевр. Если, конечно, очень давно его не заменили подделкой.

— Оригинал, действительно, был творением гения. Если то, что ты говоришь, правда, то ты создал всего лишь копию чужого шедевра. Оригинал может быть только один.

Оптические сенсоры Эразма свернули мелкими звездочками.

— Если это то же самое, абсолютно то же самое, то обе эти картины — творения гениев. Если моя копия совершенна, если она до мелочей повторяет каждый мазок кисти, разве она не может считаться вторым оригиналом?

— Ван Гог был вдохновенным творцом. Ты просто имитировал его работу. Точно с таким же успехом можно назвать произведением искусства лицеделов.

Робот улыбнулся.

— Некоторые из них действительно таковы.

Внезапно Эразм своими мощными руками разорвал картину и разбил раму на тысячи мелких кусков. Словно ставя точку в этом гротескном шоу, Эразм принялся топтать осколки, приговаривая:

— Можешь считать это проявлением моего художественного темперамента. — Собравшись уходить, он добавил: — Скоро Омниус призовет к себе вашего Квисац-Хадераха. Мы очень долго ждали этого момента.

Воспоминания независимого робота о Серене были такими свежими, словно их знакомство состоялось всего пару дней тому назад. Серена Батлер… какая очаровательная женщина. Так же, как Эразм пережил тысячелетия в виде пакета памяти, едва не уничтоженной, а потом восстановленной, так и Серена — ее память и личность — продолжала жить в Другой Памяти Бене Гессерит.

Этот факт порождал интригующий вопрос: ни одна из сестер Бене Гессерит не могла быть прямым потомком Серены Батлер, ибо он, Эразм, убил ее единственного ребенка. Правда, он не знал, что произошло с ее многочисленными клонами, с которыми он столько лет экспериментировал.

Однако на борту корабля-невидимки люди вырастили гхола из своего прошлого, то есть повторили его собственный план по выращиванию гхола барона и новой версии Пауля Атрейдеса. Эразм знал, что в нуль-энтропийной пробирке мастера Тлейлаксу хранится великое множество тщательно собранных древних клеток.

Эразм был уверен, что мастер сможет вернуть к жизни, восстановить прежнюю Серену Батлер, сделать то, что не удалось ему самому в его примитивных экспериментах. Эразм и Омниус усвоили достаточно информации о лицеделах для того, чтобы испытывать почтение к способностям мастера. Эразм точно знал, куда должен зайти, прежде чем покинуть корабль-невидимку.

Эразм нашел медицинский центр и аксолотлевые чаны, а также целую библиотеку исторических клеток, аккуратно каталогизированных и сохраненных. Если бы здесь были клетки Серены Батлер…

Эразм немало удивился, обнаружив в медицинском центре лихорадочно суетящегося мастера Тлейлаксу. Маленький человечек отсоединял системы жизнеобеспечения от аксолотлевого чана. Химические сенсоры Эразма уловили запахи химикатов, предшественников меланжи, и человеческой плоти.

Он улыбнулся.

— Должно быть, ты Скиталь, мастер Тлейлаксу! Как долго ты живешь.

Скиталь резко обернулся на голос, было видно, что он сильно испугался робота.

Эразм подошел ближе и принялся всматриваться в тлейлакса.

— Ты совсем дитя. Что ты делаешь?

Тлейлакс выпрямился.

— Уничтожаю чаны и меланжу, которую они производят. Я не собираюсь выдавать свои знания, использовать их, как разменную монету. Я не хочу, чтобы мыслящие машины и их прихвостни, предатели лицеделы, просто взяли их у меня — у нас.

Эразму не было никакого дела до аксолотлевых чанов.

— Но ты, кажется, еще очень молод?

— Я — гхола. Моя память восстановлена. Теперь я полноценная копия моих прежних воплощений.

— Конечно-конечно. Это такой замечательный процесс, сохранять себя неизменным в последовательности жизней гхола. Мы, машины, очень хорошо это понимаем, хотя наши методы сохранения и передачи данных намного более эффективны. — Он внимательно взглянул на генную библиотеку, в которой, возможно, хранились клетки… Серены Батлер.

Заметив пристальный интерес робота, Скиталь вскочил и встал перед стеллажами с пробами наследственного материала.

— Берегись! Ведьмы снабдили эти пробы высокочувствительными сенсорами, чтобы никто не мог прикоснуться к ним или их похитить. Библиотека, кроме того, снабжена устройством самоликвидации. — Тлейлакс прищурил свои маленькие, как у грызуна, глазки. Если мастер и блефовал, то весьма убедительно. — Стоит мне толкнуть ящик, как он весь будет залит гамма-излучением, достаточным для того, чтобы ионизировать и привести в негодность все клетки.

— Но зачем? — Робот был явно озадачен. — Зачем их уничтожать после того, как сестры Бене Гессерит отняли их у тебя и использовали в своих целях? Ты действительно хочешь встать на их сторону? — Он протянул вперед платиновую руку. — Вместо этого присоединяйся к нам. Я щедро вознагражу тебя за выращивание одной единственной гхола…

Угрожающим движением тлейлакс положил руку на один из многих контейнеров с клетками. Он дрожал, но вид у него был решительный.

— Да, я встану на их сторону. Я всегда буду против мыслящих машин.

— Интересно. Новые враги заключают необычные союзы.

Тлейлакс не шевелился.

— В конечном счете, мы люди, а вы — нет.

Эразм ухмыльнулся.

— А как быть тогда с лицеделами? Они что, нечто промежуточное? Эти хамелеоны намного совершеннее тех, которых удалось создать вам, это более совершенные биологические машины, чем удалось создать мне. Именно благодаря им, я и Омниус среди прочего являемся, по сути, величайшими из лицеделов.

Скиталь по-прежнему не двигался.

— И вы не заметили, что на лицеделов теперь нельзя положиться?

— Я могу на них положиться, они верны мне.

— Ты в этом уверен?

Робот, чтобы удостовериться в истинности намерений Скиталя, шагнул вперед и увидел, как пальцы тлейлакса вцепились в ручку шкафа с пробами.

— Остановись! — Робот повысил голос. Он отступил, перестав угрожать Скиталю. У него будет еще много времени для того, чтобы вернуться и еще раз испытать верность Скиталя. — Я оставляю тебя здесь, с твоими клеточными пробами.

Эразм ждал Серену полторы тысячи лет, пятнадцать веков, может подождать и еще немного. Сейчас же надо было возвращаться в машинный храм и готовиться к финальному шоу. Всемирный разум в отличие от Эразма не обладал таким долготерпением в достижении своих конечных целей.

Компьютерный всемирный разум послал свое воинство забрать Пауля с «Итаки» и доставить его в машинное гнездо, напоминавшее древний храм. Боевые роботы новой модели заполнили палубы корабля словно серебристые насекомые. Приблизившись к Паулю, один из них сказал:

— Идем с нами в главный храм.

Чани вцепилась в Пауля, как будто у нее, как и у роботов, были мощные стальные руки.

— Я не пущу тебя, Усул.

Он посмотрел на скопище механических убийц и сказал ей:

— Мы не можем помешать им забрать меня.

— Тогда я пойду с тобой. — Он попытался возразить, но она перебила его. — Я фрименская женщина. Разве ты сможешь остановить меня? С равным успехом можешь сразиться с этими машинами.

Скрывая улыбку, он повернулся к отполированным роботам, которые, щелкая механизмами, мелькали перед ним.

— Я пойду с вами добровольно, только если со мной пойдет Чани.

Пришедшая из своей каюты, где до сих пор на узком топчане лежало тело Алии, Джессика, не смывшая с одежды пятна крови, встала между Паулем и роботами.

— Он мой сын. Сегодня я уже потеряла дочь и не смогу вынести следующую потерю. Я иду с вами.

— Мы явились сюда для того, чтобы сопроводить Пауля Атрейдеса в первый храм, — сказал один из роботов. Его текучее лицо переливалось, как струи теплого каладанского дождя. — Других заданий мы не получали.

Пауль посчитал это согласием. По какой-то причине он нужен Омниусу, несмотря на то, что память еще не восстановлена. Все другие пассажиры были лишь попутным грузом. Неужели это он был причиной многолетней охоты за кораблем-невидимкой? Как такое возможно? Откуда мыслящие машины могли узнать, что он находится на борту? Пауль взял Чани за руку и сказал:

— Все это скоро закончится так, как будет угодно судьбе. Она привела нас сюда, как корабль, вышедший из-под контроля.

— Мы встретим судьбу вместе, любовь моя, — ответила Чани. Ему хотелось лишь одного — вспомнить все прожитые с нею годы, и чтобы она вспомнила их.

— А как же Дункан? — спросил он. — И Шиана?

— Нам пора, — в унисон ответили роботы. — Омниус ждет.

— Дункан и Шиана скоро все узнают, — произнесла Джессика.

Прежде чем уйти с роботами, Пауль задержался, чтобы взять криснож, сделанный для него Чани. Как фрименский воин он гордо носил этот сделанный из зуба песчаного червя нож у себя на поясе. Хотя это оружие было бессильно в борьбе с машинами, оно заставляло его чувствовать себя легендарным Муад'Дибом — покорителем могущественных империй. Но в мозгу его то и дело всплывала страшная картина — возникавшая то ли из памяти, то ли из предзнания: он лежит на полу в каком-то странном месте смертельно раненый, глядя на более молодую копию самого себя — торжествующе и злорадно смеющуюся копию.

Пауль прищурил глаза и постарался сосредоточиться на реальности, а не на вероятностях и судьбе. Идя за членистоногими роботами по коридору, он убеждал себя без страха встретить все, что уготовила ему судьба.

Прежде чем гхола успели покинуть корабль через вырезанное машинами неровное отверстие, сквозь цепь роботов прорвался Юйэ.

— Подождите! Я хочу… мне надо идти с вами. — Он замялся, ища причину. — Я лучший из всех врачей Сук, находящихся здесь. Если что-то случится, я смогу помочь. — Он понизил голос и добавил: — Там будет барон, а он очень захочет меня увидеть.

Борясь со своей неприязнью, Джессика все же не удержалась и желчно сказала:

— Помочь? Ты чем-то помог Алии? — услышав это, Юйэ отпрянул, словно она дала ему пощечину.

— Пусть он идет с нами, мама, — примирительно произнес Пауль. — Доктор Юйэ был верным помощником в воспитании детей прежнего Пауля, был их надежным наставником. Я бы не стал отвергать союзников перед лицом того, что нам предстоит.

Сопровождаемые роботами, они вышли на подвижную дорогу, которая понесла их по городу, как плот. Над головой мелькали какие-то летающие аппараты, похожие на летучих мышей, а вокруг порхали наблюдательные камеры Омниуса, следя под разными углами за пленниками. Оставшийся за спиной огромный корабль-невидимка был вписан в архитектуру машинной столицы. Металлические подвижные конструкции облепили корпус корабля, скрыв его от глаз, как коралловые полипы обрастают скрытые под водой каладанского моря остатки погибших судов. Здания, казалось, могли менять свою конфигурацию по любому мимолетному капризу Омниуса.

— Весь этот город — живая мыслящая машина, — сказал Пауль. — Все это изменяемые, приспосабливающиеся роботы.

Мать, переведя дыхание, процитировала:

— Ты не должен создавать машин, подобных человеческому разуму.

На серебристой стене нависшего над ними здания появились громкоговорители, откуда раздалась имитация человеческого голоса:

— «Ты не должен создавать машин, подобных человеческому разуму». Какое смехотворное суеверие, — раздался издевательский хохот, потом снова послышался голос: — Я с нетерпением жду нашей встречи.

Сопровождавшие роботы ввели пленников в огромное здание со сверкающими стенами, прихотливо изогнутыми фигурными арками и похожими на парки пространствами. Фонтан лавы извергал раскаленные струи красной от жара жидкости в закаленный бассейн.

В середине соборного зала их ожидали старик и старуха, одетые в удобные сельские одежды. В сравнении с огромным залом их фигуры казались карликовыми и совсем не устрашающими.

Пауль решил не ждать, когда их тюремщики сделают первый ход и заговорил сам:

— Зачем вы привели меня сюда? Чего вы хотите?

— Я хочу помочь вселенной, — ответил старик. Он спустился навстречу людям по полированным ступеням. — Сейчас разыгрывается финальная битва Крализеца, водораздела, который навсегда изменит лицо мироздания. Закончится все, что было прежде, а все, что придет, будет находиться под моей властью.

Теперь заговорила старуха:

— Подумайте о том хаосе, который за тысячелетия создала ваша человеческая цивилизация. Вы — страшно неупорядоченные безалаберные создания! Мы — мыслящие машины — можем делать все намного аккуратнее и эффективнее. Мы многому научились на опыте вашего бога-императора Лето II, на опыте Рассеяния и Великого Голода.

— По крайней мере бог-император смог поддерживать мир в своей империи в течение тридцати пяти веков. Он был на правильном пути.

— Это был мой внук, — сказала Джессика. — Его называли Тираном за то, что он умел принимать трудные решения. Но даже он не смог учинить такие великие разрушения, как вы — мыслящие машины — во время Батлерианского Джихада.

— Вы слишком вольно разбрасываетесь обвинениями. Разве мы стали причиной разрушений и бедствий, а не люди, подобные Серене Батлер? Это вопрос для серьезной дискуссии. — Старуха внезапно сбросила свой маскарад, словно рептилия, меняющая кожу. На текучем металлическом лице робота — теперь мужском — появилась широкая улыбка. — С самого начала у людей и машин были равные шансы, но теперь только мы можем отслеживать большие исторические отрезки, понимать, что должно быть сделано и как находить логически обоснованные пути к достижению поставленных целей. Разве это не достойный анализ вашего легендарного Крализеца?

— Это всего лишь одна из его интерпретаций, — возразила Джессика.

— Тем не менее это верная интерпретация. Сейчас мы занимаемся тем, что выпалываем в огороде сорняки — это очень верная и подходящая к случаю метафора. Сами сорняки естественно этого не одобряют, и наши действия могут принести земле какой-то урон, с этим я не спорю, но в конечном счете огород будет спасен и облагорожен. Машины и люди суть две противоборствующие стороны в старом конфликте, описанном еще вашими древними философами — конфликте между сердцем и головой.

Омниус сохранил образ старика, ибо у него не было других физических форм существования.

— Там, на территории Старой Империи, многие ваши люди пытаются организовать сопротивление нашему наступлению. Но это тщетная попытка, ибо наши лицеделы позаботились о том, чтобы их оружие оказалось испорченным. Даже ваши навигационные машины находятся под моим контролем. Мой флот уже приближается к Капитулу.

— Наш корабль не имел связи ни с Гильдей, ни с Капитулом с тех пор, как родился я, — сказал Пауль решительным тоном. Он указал на Чани, Джессику и Юйэ — всех гхола, рожденных на корабле во время полета. — Никто из нас никогда не бывал в Старой Империи.

— Тогда позвольте показать вам. — Взмахнув рукой, старик развернул в зале пространственную карту звездной системы, где было показано, как далеко углубился в Старую Империю машинный флот. Пауль был поражен масштабом завоевания и опустошения; он не думал, что всемирный разум преувеличивает то, что сделали машины. Омниусу не было в том никакой нужды. Сотни планет были уничтожены или порабощены.

— К счастью, война скоро закончится, — примиряющим тоном произнес Эразм.

Старик приблизился к Паулю.

— Теперь, когда у меня есть ты, нет никакого сомнения в исходе борьбы. Математическая проекция утверждает, что Квисац-Хадерах в самом конце вселенной изменит ход битвы. Теперь, когда в моей власти ты и другой Квисац-Хадерах, мы быстро закончим этот конфликт.

Эразм выступил вперед и принялся внимательно рассматривать Пауля, как ученый, исследующий неведомое науке животное. Оптические сенсоры его сверкнули.

— Мы знаем, что у тебя очень мощные гены. Для нас вызов заключается в том, чтобы решить, какой из двух Паулей лучший Квисац-Хадерах.

Без облитераторов и навигационного контроля военные корабли людей были похожи на жертв, распростертых на алтаре; такое положение было на всех участках обороны.

Командующая Мать отдавала приказы, а администратор Горус требовал чудес от своих подчиненных. Стоя на капитанском мостике, Мурбелла бессильно наблюдала, как боевые корабли Омниуса проплывают мимо, направляясь к Капитулу, чтобы его уничтожить. То же самое происходило на всех ста пунктах обороны вдоль линии фронта. Теперь все самые важные участки этой обороны остались беззащитными, и планетам оставалось только одно — ждать смертельного удара. Битва была проиграна, это было полное сокрушительное поражение.

Мурбелла тяжело переживала свою вину перед человечеством, перед остатками Общины Сестер… и перед давно потерянным Дунканом. Жив ли он и помнит ли он ее? Прошло почти двадцать пять лет. Мурбелле пришлось тогда уйти — ради него, ради себя, или ради всех тех, кто выжил в той эпической войне.

Не давая взыграть инстинктам Досточтимой Матроны, Мурбелла вихрем бросилась к Горусу. Она схватила администратора за воротник и тряхнула так, что косичка ударила его по лицу.

— Каким еще оружием располагает Гильдия?

— Немногими артиллерийскими орудиями, Командующая Мать. Энергетическими пушками. Короче, стандартной артиллерией — но это же будет самоубийство! Только облитераторы могли нанести Омниусу смертельную рану!

Она недовольно отшвырнула его в сторону с такой силой, что он ударился спиной о стену и упал на палубу.

— Это и так самоубийственный поход! Как ты смеешь увиливать сейчас, когда у нас просто не осталось другого выхода?

— Но… Командующая Мать… это же означает просто так, задаром потерять флот и жизнь.

— Героизм, очевидно, не твоя сильная сторона. — Она повернулась к покорному служащему Гильдии и в полной мере воспользовалась Голосом: — Приготовьтесь к пуску облитераторов. Покройте ими все пространство. Может быть, саботажники чего-то недосмотрели.

Человек склонился над пультом, не заботясь о выборе целей. Он запустил еще десять облитераторов, потом еще десять. Взрывов не было. Машинный флот как ни в чем не бывало продолжал двигаться вперед.

Понизив голос, Мурбелла приказала:

— Теперь воспользуйтесь обычным оружием. Когда все боеприпасы закончатся, мы будем таранить машины своими судами. Всеми, какие у нас есть.

— Но, Командующая Мать, зачем? — взмолился Горус. — Нам надо отступить и перегруппироваться. Придумать какой-то новый план сражения. По крайней мере нам надо уцелеть.

— Если мы не победим сегодня, то мы все равно не уцелеем. Нас превзошли численностью, но мы все же можем уничтожить хотя бы несколько машин. Я не сдам Капитул просто так.

Горус с трудом встал на ноги.

— С какой целью, Командующая Мать? Машины могут просто воссоздавать себя.

Пока они говорили, в пространство были выпущены еще облитераторы. Все они оказались пустышками.

— Цель заключается в том, чтобы показать, что мы можем сражаться. Именно это делает нас людьми, это придает нам вес и значимость. В истории не останется позорной записи о том, что мы сдали Капитул и пытались уклониться от решающей схватки между человечеством и мыслящими машинами.

— В истории? Кто оставит об этом писаную историю?

С трехминутными интервалами в космосе, над их головами, появились шесть маленьких кораблей, снабженных двигателями Хольцмана. С них передали сведения об остальных боевых группах.

— Наши облитераторы не работают!

— Все навигационные системы отказали.

— Как мы будем воевать дальше, Командующая Мать?

Она ответила уверенно и твердо.

— Мы будем сражаться всем, что у нас есть.

В этот момент исполинская вспышка поглотила не менее пятидесяти вражеских кораблей, превратив их в пар. Взрыв был так силен, что содрогнулись корпуса самых отдаленных кораблей Гильдии. Мурбелла застыла на месте, потом радостно рассмеялась.

— Смотрите, один из наших облитераторов сработал. Огонь всеми остальными!

К ее изумлению, небо, словно расколовшись, извергло сотни гигантских кораблей. Это были не корабли Мурбеллы.

Сначала она подумала, что это вторая волна машинного флота, но потом разглядела знакомый картуш на бортах исполинских лайнеров. Лайнеры Гильдии! Они сыпались из свернутого пространства со всех сторон, окружая волну наступающих машинных кораблей.

— Администратор, почему вы скрыли это от нас? — надтреснутым голосом спросила Мурбелла. — Здесь же не менее тысячи кораблей.

Но Горус и сам был изумлен не меньше Командующей Матери.

По каналам связи кораблей флота Мурбеллы зазвучал сильный женский голос:

— Я — Оракул Времени и привела подкрепление. Математические компиляторы повредили навигационные системы многих кораблей, но моими судами управляют навигаторы Гильдии.

— Навигаторы? — Седовласый администратор едва не задохнулся от страха. — Мы думали, что они все уже давно умерли от нехватки пряности.

Оракул снова заговорила мелодичным сильным голосом:

— Мои корабли в отличие от кораблей сделанных предателями — фабрикантами Икса — располагают подходящим вооружением. Наши облитераторы действуют, каким и положено. Мы захватили их у прежних Досточтимых Матрон для целей нашей обороны, и намерены их сейчас использовать.

Лицо Мурбеллы вспыхнуло. Она подозревала, что у мятежных Матрон было больше облитераторов, чем удалось найти. Значит, их все это время прятали навигаторы!

Флот Омниуса перестроился, чтобы ответить на натиск кораблей подкрепления, но машины не смогли в должной степени оценить мощь нового противника. Они не успели отреагировать до того, как Оракул Времени выбросила в пространство ослепительные кометы, которые вместе взорвались с такой силой, как будто вспыхнула миниатюрная сверхновая звезда. Каждая вспышка уничтожала соединение кораблей чересчур самодовольных и уверенных в себе машин.

Машины попытались перестроиться, чтобы защититься от неожиданного нападения, но перестроение оказалось беспорядочным и неэффективным, в действиях роботов не было никакой слаженности. Омниус тщательно отработал свой план и разработал ответные действия на многие ситуации, но такого он предвидеть не мог.

— Мыслящие машины издавна были моими заклятыми врагами, — эфирным космическим голосом произнесла Оракул Времени.

Мурбелла, не скрывая удовлетворения, смотрела, как точно нацеленные облитераторы буквально сметают корабли противника. Если бы Досточтимые Матроны тогда обратили похищенное у машин оружие против Врага, то какой бы это был шанс! Но те женщины никогда не могли объединиться против смертельного врага, предпочитая воевать друг с другом и применять смертоносное оружие против других планет. Какая жалость, какая бесполезная трата!

Взрывы, каждый из которых мог бы сжечь дотла целую планету, сокрушили строй машин. Дюжина лайнеров устремилась к Капитулу, в погоню за ушедшими к нему кораблями противника.

— Мы сделаем все, что в наших силах, и на других ваших фронтовых планетах, — сказала Оракул. — Сегодня мы поразим Врага.

Мурбелла не успела до конца осознать, что происходит, когда от первой волны машинного флота остались одни обломки. Было ясно, что со стороны противника не стоит ожидать хотя бы единого выстрела.

Некоторые лайнеры исчезли, свернув пространство, чтобы отправиться в другие пункты обороны людей. Там они снова применят облитераторы, чтобы сокрушить наступающего врага. Везде, где Мурбелла оставила заслоны на пути противника, появлялись лайнеры Оракула Времени, наносили удар и снова исчезали…

Мурбелла отрывисто сказала администраторы Горусу:

— Дайте мне связь! Как можно говорить с вашим Оракулом Времени?

Горус был поражен событиями, происходящими вокруг них.

— Никто не смеет требовать аудиенции у Оракула. Ни одному человеку не дозволено первому вступать с ней в контакт.

— Она только что спасла нам жизнь! Дайте мне поговорить с ней.

Администратор, скептически улыбнувшись, сделал знак одному из своих одетых в серую форму людей.

— Мы попробуем, но я ничего не могу обещать.

Человек нажал несколько клавиш, но Мурбелла нетерпеливо отодвинула его в сторону.

— Оракул Времени, кто бы вы ни были! Разрешите нам присоединиться к вашим силам, чтобы до конца истребить мыслящих машин.

Долгое молчание было единственным ответом Мурбелле, в динамике не раздавалось даже потрескивания. Сердце Командующей Матери упало. Горус торжествующе посмотрел на нее — он знал результат заранее. Мурбелла уже видела приближение второй волны атакующих машин — сейчас должна была начаться вторая атака. Эти уже не станут насмешливо игнорировать обороняющихся и откроют огонь.

— Появились другие машины…

— Теперь мне надо двигаться дальше. — Когда Оракул заговорила, лайнеры начали один за другим исчезать в свернутом пространстве. — Главная битва развернется в Синхронии.

— Постойте! — закричала Мурбелла. — Вы нужны нам!

— Мы нужны везде. Крализец не закончится здесь. Я наконец нашла корабль Дункана Айдахо и секретную ставку Омниуса. Теперь мне надо отправиться туда и покончить с машинами раз и навсегда.

Мурбелла пошатнулась, когда до нее дошел смысл слов Оракула. Корабль-невидимка найден? Значит, Дункан жив!

В несколько мгновений последние лайнеры скрылись из виду, оставив Командующую Мать и ее корабли один на один со следующей волной атакующего противника. Мыслящие машины продолжали идти вперед.

Дверь зала большого машинного храма потекла вниз волной текучего металла и открылась. За ней оказались две человеческие фигуры, вошедшие в зал одна за другой.

Прошло уже много часов с тех пор, как барон Владимир Харконнен убил Алию, но на губах его продолжала блуждать довольная улыбка. Черные паучьи глаза блестели. Доктор Юйэ во все глаза смотрел на барона, на свою bete noire.

Паулю не надо было обладать пробужденной памятью, чтобы узнать спутника барона — худощавого молодого человека, почти мальчика, но с тренированным телом и выпиравшими от постоянных тренировок мышцами. Глаза были жестче, черты лица резче, но Пауль знал это лицо, смотревшее на него словно из зеркала.

Стоявшая рядом Чани издала сдавленный крик, перешедший в глухое рычание. Она тоже узнала второго Пауля и увидела страшную разницу.

Кровь Пауля застыла от чувства неизбежности и неотвратимости чего-то страшного. Это было его воплощенное предзнание, ставшее реальностью видение! Итак, мыслящие машины вырастили еще одного гхола Пауля Атрейдеса, чтобы он стал их марионеткой, вторым возможным Квисац-Хадерахом для их частного пользования. Теперь он понял значение своих нескончаемых видений, в которых он видел свое собственное торжествующее лицо у человека, глотающего пряность, а себя видел пронзенным кинжалом и умирающим от кровопотери на странном полу. Пол был точно такой же, как этот, на котором он сейчас стоял в этом странном зале.

«Это будет один из нас…»

— Мне кажется, что у нас избыток Атрейдесов. — Барон подтолкнул вперед своего протеже, положив руку ему на плечо, и произнес почти извиняющимся тоном, словно это было кому-то интересною: — Этого мы называем Паоло.

Паоло отошел от барона.

— Скоро вы будете называть меня императором или Квисац-Хадерахом — смотря по тому, какой титул будет вызывать большее почтение. — Смотревшие на происходящее старик и Эразм находили зрелище поистине забавным.

Пауль подумал, сколько раз попадал он в ловушки, расставленные судьбой, ужасными предначертаниями. Сколь часто и в сколь многих обстоятельствах видел он себя убитым ударом кинжала? Как жаль, что ему придется встретить это испытание, будучи всего лишь пустой оболочкой, не вооруженным прошлой памятью и прошлыми навыками, как он проклинал это горе.

«Надо опереться на самого себя. Я выстою».

Ухмыляясь, младший гхола подошел к неподвижно стоявшему Паулю. Тот взглянул на свою уменьшенную копию. Несмотря на разницу в возрасте, они были приблизительно одного роста, и, глядя в глаза своему двойнику, Пауль понимал, что ему не следует недооценивать своего двойника, этого Паоло. Юность может быть оружием не менее страшным, чем криснож на поясе Пауля.

Джессика и Чани подошли ближе к Паулю, готовые прийти на помощь. Его мать с полностью восстановленной памятью была настоящей Преподобной Матерью. Чани, хотя она и не обладала пока своей исходной памятью, уже показала себя умелым бойцом, словно она уже чувствовала фрименскую кровь в своих жилах.

Паоло нахмурился, взгляд его на секунду заметался, но потом он овладел собой и насмешливо взглянул на Джессику.

— Ты якобы приходишься мне матерью? Леди Джессика! Ну, возможно, ты и старше меня, но это не делает тебя настоящей матерью.

Джессика окинула его уничтожающим взглядом.

— Я знаю мою семью, не важно, в какой последовательности родились ее члены. Но ты не принадлежишь к моей семье.

Паоло подошел к Чани, глядя на нее с подчеркнутым высокомерием.

— А ты… Я тебя тоже знаю. Предполагается, что ты должна стать самой великой любовью в моей жизни, фрименская девушка, настолько незначительная, что о ранних годах ее жизни нет никаких записей в архивах. Дочь Лиет-Кинеса, не так ли? Полное ничто до тех пор, пока не стала наложницей великого Муад'Диба.

Пауль почувствовал, как Чани с силой сжала его руку и сказала, обращаясь только к нему:

— Уроки башара были верны, Усул. Ценность гхола не в его клетках. Процесс может пойти криво — как это ясно видно на примере этого юного чудовища.

— Главное дело — это воспитание, — вмешался в разговор барон. — Вообразите, какой могла бы быть вселенная, если бы Муад'Диб получил другое воспитание и научился бы по-иному распоряжаться властью. Если бы я воспитал его, как воспитал чудесного мальчика — Фейда Рауту.

— Ладно, довольно, — перебил его Омниус. — Мой машинный флот сейчас вошел в боевое соприкосновение — или мне следует сказать, уничтожает? — жалкие остатки человеческой обороны. Согласно последним донесениям, люди выставили заслоны вдоль воображаемой линии фронта. Это позволяет мне уничтожить их одновременно и раз и навсегда покончить с этим вопросом.

Эразм, стоя на трибуне храма, кивком подтвердил слова Омниуса.

— Через несколько столетий ваши же враждующие фракции порвут в клочья всю вашу расу.

Старик бросил на независимого робота раздраженный взгляд.

— Теперь, когда у меня есть окончательный Квисац-Хадерах, все условия проекции выполнены. Пора кончать с этим. Теперь нет нужды стирать в порошок каждую населенную планету. — Губы его сложились в странную улыбку. — Хотя и это было бы очень радостным зрелищем.

Удивляясь, Эразм то и дело переводил взгляд с Пауля на Паоло.

— Несмотря на одинаковый генный состав, вы отличаетесь друг от друга по возрасту, памяти и опыту. Технически, наш Паоло-клон, выращенный из клеток крови, сохранившейся на кинжале. Но вот этот другой Пауль Атрейдес — откуда взялись его клетки? Где нашел их тлейлакс?

— Я не знаю, — ответил Пауль. Как рассказывал Дункан, старик со старухой начали свою беспощадную охоту за кораблем задолго до того, как был задуман и осуществлен проект гхола, до того, как старый Скиталь открыл свои запасы клеточного материала из нуль-энтропийной капсулы. Откуда всемирный разум мог знать, что Пауль Атрейдес появится именно там? Не затеяли ли машины какую-то сложную игру? Не изобрели ли они какую-то форму искусственного, но действенного предзнания?

Эразм издал жужжащий звук.

— Но даже пусть так. Я полагаю, что каждый из вас обладает одинаковыми возможностями быть Квисац-Хадерахом. Но кого из вас признать лучшим и выбрать?

— Надо выбрать меня. — Паоло с важным видом прошелся по залу. — Вы же все это знаете.

Очевидно, в мальчика была накрепко вбита эта идея, вера в его роль и предназначение, причем эта уверенность покоилась на твердом знании и умениях, но не была порождением слишком живого воображения.

— И как же будет решен этот вопрос? — спросила Джессика, оценивающим взглядом сравнив двух Паулей.

Боковая дверь возле фонтана, в котором кипел расплавленный металл, стекла вниз, и в проеме показался человек в черном комбинезоне, несущий резной ящик из кроваво-красного дерева, на крышке которого лежал маленький пакет. Человек был худ и строен, лицо его было бледно и невыразительно.

— Хрон, наконец-то! Мы уже заждались.

— Я здесь, лорд Омниус.

Человек посмотрел на собравшихся и, то ли для того, чтобы показать свою сущность, то ли из духа независимости, стер с лица всякое выражение и все его и без того невыразительные черты. Это был лицедел. Отставив в сторону ящик, он аккуратно развернул пакет, в котором оказалась коричневато-синяя паста, присыпанная золотистыми крошками.

— Это концентрированная и необычайно мощная форма пряности. — Лицедел потер кончики пальцев и поднес их к своему нечеловеческому носу, словно ему нравился запах.

— Она добыта из модифицированного червя, который водится теперь в океанах Баззелла. Очень скоро ведьмы поймут это и начнут сами охотиться на червей и собирать новую пряность. В настоящий момент только я один, правда, располагаю образцом этой новой пряности, ультра-пряности. Одной щепотки ее хватит для того, чтобы погрузить Квисац-Хадераха в транс предзнания. Вы достигнете могущества, каким раньше могли обладать только лишь пророки. Вы будете видеть все, знать все и станете ключом к кульминации Крализеца.

Эразм заговорил почти веселым тоном:

— Понаблюдав, как человеческая раса без нас разрушает все вокруг себя, мы решили навести порядок, а для этого вселенная действительно нуждается в переменах.

Эразм поднял ящик, открыл резную крышку и извлек оттуда — почти с благоговением — кинжал с золотой рукояткой и лезвием, покрытым засохшей кровью.

За спиной Пауля судорожно вздохнула Джессика.

— Мне знаком этот кинжал! Он так врезался мне в память, словно я только вчера его видела. Император Шаддам преподнес его герцогу Лето в дар, а много лет спустя, на суде, Лето вернул его Шаддаму.

— И даже более того. — Глаза барона сверкнули. — Мне думается, что тот же кинжал император дал моему возлюбленному племяннику Фейду Рауте для дуэли с вашим сыном. Но мальчик, к несчастью, проиграл эту схватку.

— Мне нравятся запутанные истории, — добавил Эразм. — Еще позже Хазимир Фенринг ударил этим кинжалом Муад'Диба и едва не убил его. Как вы видите, этот кинжал имеет долгую и весьма пеструю историю. — Он поднял оружие, и свет зала сверкнул на клинке. — Это прекрасное оружие, оно поможет нам сделать правильный выбор.

Пауль взялся за рукоятку крисножа, сделанного для него Чани, и вытянул его из ножен. Рукоятка согрелась в ладони, молочно-белое лезвие было прекрасно уравновешено.

— У меня есть собственное оружие.

Паоло опасливо шагнул назад, поглядывая на барона, Омниуса и Эразма, словно ожидая, что они сейчас бросятся ему на помощь. Он взял клинок с золотой рукояткой у Эразма и направил острие в сторону Пауля.

— И что они будут делать с этим оружием? — спросила Джессика, хотя ответ был очевиден каждому.

Робот удивленно посмотрел на нее.

— Это единственный подходящий способ решить такую сложную проблему самым человечным способом; дуэль, поединок до смертельного исхода, конечно! Разве это не самый лучший способ?

После того как Пауля и его товарищей увели с корабля-невидимки, Шиана отправилась в каюту Лето II. Свернувшись в темноте, мальчик был в лихорадке. Его бил озноб. Сначала она подумала, что он сильно напуган тем, что его оставили одного, но потом поняла, что он действительно болен.

Увидев Шиану, мальчик с усилием заставил себя подняться. Он покачнулся, на лбу его выступили капли пота. Он умоляюще посмотрел на нее.

— Преподобная Мать Шиана! Вы — единственная — единственная, кто знает червей. — Его большие темные глаза метались из стороны в сторону. — Вы можете их слышать? Я могу.

Она нахмурилась.

— Слышать их? Я не…

— Песчаных червей! Червей в отсеке. Они зовут меня, они ползут в мою голову, они рвут меня на части.

Она подняла руку, призвав Лето к молчанию, и задумалась. Всю жизнь Шайтан понимал ее, но она никогда не получала посланий от этих созданий, даже когда попыталась стать их частью.

Но теперь, расширив свои чувства, она смогла ощутить волнующую дробь в голове, проникавшую сквозь стены поврежденного корпуса корабля-невидимки. С момента пленения «Итаки» Шиана приписывала эти ощущения чувству страшного, сокрушительного поражения, которое постигло их в конце беспримерно долгого бегства. Но теперь она начала понимать. Какое-то чувство скреблось в подсознании, словно чей-то ноготь пытался проткнуть завесу страха. Зовущая волна инфразвука. Песчаные черви.

— Нам надо идти к ним в отсек, — заявил Лето. — Они зовут. Они… я знаю, что делать.

Шиана схватила мальчика за плечо.

— Что именно? Что мы должны делать?

Он ткнул себя рукой в грудь.

— Что-то от меня находится внутри червей. Шаи-Хулуд зовет.

Надежно заперев корабль-невидимку живыми стальными конструкциями, мыслящие машины перестали обращать на пленников внимание. Очевидно, они желали обладать Квисац-Хадерахом, и цель эта была не так проста, как казалось на первый взгляд. Община Сестер знала это уже очень давно. Сейчас, забрав Пауля Атрейдеса в свой храм, Омниус воображал, что получил то, что ему было нужно. Остальные пассажиры были, так сказать, случайными пленными.

Бене Гессерит планировал создание сверхчеловека в течение многих столетий, прослеживая генеалогию и производя обдуманные скрещивания, чтобы получить долгожданного мессию. Но после того, как Пауль Муад'Диб ополчился против них, сестры поклялись оставить попытки создания Квисац-Хадераха. Но у Муад'Диба было двое детей, они родились до того, как сестры успели оценить возможные масштабы бедствия. Один из двойняшек — Лето II — оказался Квисац-Хадерахом, как и его отец.

В голове Шианы словно повернулся невидимый ключ, открывший путь и другим мыслям. Возможно, машины не смогли разглядеть в этом двенадцатилетнем мальчике Квисац-Хадераха. Может быть, как раз он-то и был тем человеком, за которым они так долго охотились? Могли Омниус предполагать, что у машин в руках окажется ложный Квисац-Хадерах? У Шианы участился пульс. Всякие пророчества славятся тем, что часто направляют по ложному пути. Может быть, Эразм пропустил самое главное! Она услышала внутри смех Серены Батлер и ухватилась за соломинку последней надежды.

— Тогда идем в грузовой отсек. — Шиана взяла мальчика за руку и поспешила вместе с ним на нижнюю палубу.

Приблизившись к большим дверям отсека, Шиана услышала мощные глухие удары. Взбудораженные черви носились из конца в конец километрового отсека и с силой бились о его стены.

Когда они подошли к отсеку, Лето был близок к обмороку.

— Нам надо войти, — лицо его вспыхнуло. — Черви… мне надо поговорить с ними… успокоить.

Шиана, сама никогда не боявшаяся песчаных червей, теперь заколебалась. Животные были в бешенстве и могли наброситься и на нее и на Лето. Но мальчик уже отключил механизм замка, и дверь скользнула в сторону. В лицо им пахнуло знойным сухим воздухом. Лето шагнул внутрь, утопая по щиколотки в мягком песке дюн. Шиана последовала за ним.

Стоило Лето поднять руку и что-то крикнуть червям, как они тотчас перестроились и бросились к нему. Впереди несся самый большой из них — Монарх. Шиана ощутила горячую волну их гнева, их страсти к разрушению… но шестое чувство подсказало ей, что ярость чудовищ не направлена ни на Лето, ни на нее саму. Огромные черви поднялись из песка и нависли над двумя крошечными человеческими фигурками.

— За стенами корабля мыслящие машины, — сказала Шиана, обращаясь к Лето. — Песчаные черви… они хотят сражаться за нас?

Вид мальчика был ужасен.

— Они последуют по моему пути, если я покажу его им, но я пока и сам не вижу его!

Глядя на него, Шиана еще раз подумала: не может ли Лето быть истинным Квисац-Хадерахом, связующим звеном, не замеченным Омниусом. Что, если Пауль Атрейдес был всего лишь отвлекающей, подставной фигурой в последней схватке между людьми и машинами?

Лето вздрогнул всем телом, набираясь решимости.

— Но мой предшественник, бог-император, обладал непомерным предзнанием. Может быть, он предвидел и это и приготовил зверей. Я… доверяю им.

В этот момент черви начали в унисон извиваться. Лето покачнулся, и они покачнулись вслед за ним. В какой-то миг показалось, что стены отсека растворились, и дюны растеклись по необозримому пространству. Потолок исчез за пеленой сверкающей на солнце пыли. Потом внезапно все стало как прежде.

Лето перевел дух и воззвал:

— Золотой Путь близок! Пора освободить червей, здесь и сейчас!

Шиана поняла, что он прав. Теперь она отчетливо знала, что надо делать. Все системы корабля пока еще подчинялись ее командам.

— Машины вывели из строя двигатели и оружие, но я пока еще в состоянии открыть большие двери грузового отсека.

Они с Лето поспешили к панели управления в холле, где Шиана ввела в систему управления нужные команды. Раздалось гудение механизмов. Потом с громким звонким щелчком стена отсека отодвинулась в сторону. Из коридора Шиана и Лето смотрели, как раздвигаются исполинские створки — будто челюсти фантастического гигантского зверя.

Из образовавшейся бреши хлынули сотни тонн песка, и черви словно живые тараны ринулись на улицы машинного города.

— Дуэль не имеет никакого смысла. — Барон хмуро оглядел зал храма. — Это лишняя трата времени. Я убежден, что мой дорогой Паоло одолеет этого выскочку, но почему бы вам не сохранить обоих Квисац-Хадерахов, Омниус?

— Я желаю одного, но лучшего, — ответил всемирный разум.

— К тому же у нас нет никакой уверенности в том, что мы сможем контролировать сразу двух, ибо они начнут соперничать между собой за главенство, — добавил Эразм.

— Тот, кто победит в дуэли, получит ультра-пряность, — провозгласил Омниус. — Когда победитель ее примет, я получу окончательного и истинного Квисац-Хадераха. Потом я покончу со всей этой чепухой и займусь перестройкой вселенной.

Чани положила руку на плечо Пауля.

— Откуда ты можешь знать, что кто-то из них твой Квисац-Хадерах?

— Вы можете заблуждаться, — сказал Юйэ, и Паоло метнул на него пылающий взгляд.

— И почему я должен служить вам, если выиграю? — спросил Пауль, но сосущее чувство, возникавшее всякий раз, когда его посещало видение, подавило протест. Он знал, что его ждет, или знал часть драмы.

— Потому, что мы в это верим. — Барон, воплощение неверия, сам засмеялся тому, что сказал, но никто вокруг даже не улыбнулся.

Паоло рисовал в воздухе узоры острием кинжала.

— У меня в руках кинжал императора. Однажды тебя уже ударили им.

— Еще раз этого не случится. Сегодня день моего торжества. — Но Пауль и сам слышал нотки неуверенности в своем голосе, за бравадой скрывалась уязвимость. Он не мог, да, впрочем, и не хотел избежать дуэли. Это извращенное видение надо удалить, иссечь из мозга, как злокачественную опухоль.

Час пробил. Пауль сосредоточился на предстоящем поединке. Едва видя Чани, он поцеловал ее. Сделанный ею нож словно прирос к руке. Он не раз фехтовал этим кинжалом на корабле-невидимке и умел драться.

«Я не должен бояться. Ибо страх убивает разум».

Юный Паоло сомкнул губы в натянутой улыбке.

— Я знаю, что у тебя тоже были видения! Видишь, хоть в чем-то мы очень похожи.

— У меня было много видений.

«Я встречу свой страх и приму его».

— Но не таких. — Понимающая улыбка противника сводила с ума, выматывала нервы… Пауль собрал в кулак всю свою волю. Он не доставит Паоло такого удовольствия, не выкажет страх и неуверенность.

Появились серебристые роботы-стражники и оттеснили людей к стенам зала. Барон отступил и встал рядом с Хроном, непрестанно переводя взгляд с Паоло на ультрапряность. Он облизнул толстые губы, сам желая попробовать это незнакомое зелье.

Пауль встал в стойку в двух метрах от Паоло. Более молодой противник перебрасывал кинжал с золотой рукояткой из руки в руку, обнажая в улыбке ослепительно белые зубы.

Успокаивая себя, Пауль вспоминал все важнейшие уроки, преподанные ему сестрами Бене Гессерит: прана-бинду, физические тренировки, умение атаковать, отточенное в спарринге с Дунканом и башаром, которые занимались боевой подготовкой со всеми детьми гхола.

Он сказал своему страху: «Я позволю ему пройти надо мной и сквозь меня».

Сейчас наступит кульминация. Пауль был уверен, что, если он, приняв вызов, победит, то его власть, власть Квисац-Хадераха, обнаружится, и он сможет победить мыслящих машин. Однако если победит Паоло… Но он не желал думать о такой возможности.

— Усул, вспомни, как ты жил среди фрименов! — крикнула Чани от стены зала. — Вспомни, как они учили тебя драться.

— Он все равно ничего не помнит, сука. — Паоло взмахнул кинжалом, словно перерезая горло невидимому противнику. — Но я — тренированная и закаленная машина для убийства.

Барон зааплодировал, правда, довольно сдержанно.

— Хвастунов не любят, Паоло… если, конечно, ты не выиграешь и не докажешь, что просто констатировал факт.

Пауль не желал подчиниться колдовству своего видения. «Если я Квисац-Хадерах, то я изменю видение. Я буду сражаться. Я буду сразу везде».

Юный Паоло, видимо, думал о том же, ибо со змеиной ловкостью бросился на противника. Эразм, не ожидавший такого стремительного начала дуэли, запахнулся в свое роскошное одеяние и поспешно отступил в сторону. Вероятно, робот хотел соблюсти ритуал, но Паоло спешил превратить поединок в обычную драку.

Пауль отклонился, как тростинка, и острие императорского кинжала просвистело в сантиметре от его горла.

Паоло хмыкнул.

— Да, тренировочка! — Он поднял кинжал, показав пятна крови на клинке. — У меня преимущество, потому что кинжал уже окровавлен.

— Это, скорее, твоя кровь, чем моя, — хрипло ответил Пауль. Он, уклоняясь от возможного встречного удара, бросился вперед, играя ножом.

Младший гхола ответил таким же движением, словно пара противников была соединена невидимыми телепатическими узами. Паоло нанес боковой удар, и Пауль ушел в сторону. Была ли это форма предзнания, думал Пауль, или они оба знали и точно воспроизводили стиль друг друга? У них была совершенно разная подготовка, разное воспитание, но все же…

Сосредоточившись на поединке, Пауль слышал теперь только какой-то треск. Сначала он воспринимал поощряющие крики, вздохи, восклицания, доносившиеся от стены, где стояли мать и Чани, но потом Пауль перестал их слышать. Действительно ли он может стать окончательным Квисац-Хадерахом, столь нужным Омниусу? Хочет ли он им быть? Он читал историю, знал о том кровопролитии и злодействах, которые совершили Муад'Диб и Лето II, оба будучи Квисац-Хадерахами. Чего хотят добиться машины, обладая еще более могущественным Квисац-Хадерахом? Какая-то часть Пауля уже могла заглядывать туда, куда не мог заглянуть никто другой, — он мог видеть, что происходило с его предками, как по мужской, так и по женской линии. «Какие еще скрытые силы таятся во мне? Смею ли я это знать? Если я одержу верх в дуэли, то чего потребуют от меня мыслящие машины?»

Он чувствовал себя гладиатором древней Земли, который должен был показать на арене свое искусство. Но он имел фатальную слабость: Омниус держал Чани, Джессику, Дункана и многих других в заложниках. Если к нему вернется память, то его чувства по отношению к ним станут еще сильнее.

Очевидно, только с помощью этого оружия Омниус рассчитывал склонить Пауля к сотрудничеству, если он победит в дуэли. Его любовь к товарищам и спутникам станет только сильнее, а они будут страдать из-за него. Терпением компьютерный всемирный разум далеко превосходит человека, машины могут безнаказанно подвергнуть пыткам и убить этих заложников, взять их клетки и вырастить новых гхола, и так снова и снова! Возможно, Эразм вернет его сестру Алию, отца-герцога, или Гурни, или Суфира. Убьет их, возродит, а потом снова убьет. Если Пауль Атрейдес не склонится перед их требованиями, машины превратят его жизнь в нескончаемый ад. Но, может быть, в этом и заключается их намерение.

Теперь Пауль отчетливо понимал дилемму своего предназначения. Он снова увидел себя на полу в луже крови. Возможно, есть вещи, которые нельзя изменить. Но если он истинный Квисац-Хадерах, то он должен победить в этой пустяковой схватке.

Он продолжал драться с неистовой страстью, дрожа от возбуждения и покрываясь горячим потом. Паоло нанес удар ногами и взмахнул императорским кинжалом. Пауль нырнул, откатился назад, и юный Паоло еще раз ударил. Императорский клинок рассек воздух смертоносной дугой, но Пауль в последнее мгновение ускользнул.

Лезвие рассекло рукав, оставило тонкую царапину на левом плече, и звонко ударилось о каменный пол. Паоло, увлеченный инерцией рывка, едва устоял на ногах, но сохранил равновесие и удержал кинжал.

Пауль скользнул ногой по полированному полу и сделал противнику подсечку. У него было преимущество — он превосходил своего двенадцатилетнего противника весом и ростом. Пауль схватил врага за запястье и подтащил его к себе, но Паоло сомкнул пальцы на рукоятке ножа Пауля, не давая тому нанести последний удар. Пауль толкнул соперника, переместившись вместе с ним к фонтану с кипящей лавой.

— Не… очень-то это… изобретательно. — Паоло хрипел, стараясь вырваться, а Пауль продолжал тащить его. От фонтана исходил нестерпимый жар. Если он сейчас бросит Паоло в кипящий металл, то не будет ли это убийством самого себя — или, наоборот, спасением?

Пауль видел своего противника насквозь и не мог ненавидеть этого гхола. По сути они оба были Паулем Атрейдесом. От рождения Паоло не был злым, его испортило ужасное воспитание, все, что с ним сделали отнюдь не по его воле. Но Пауль не дал симпатии к сопернику ослабить себя. Если он поддастся этой слабости, то Паоло, не колеблясь, убьет его и объявит себя победителем. Но Пауль — а он все равно был Пауль — будет до последнего дыхания биться за будущее человечества.

Омниус и Эразм бесстрастно наблюдали за ходом поединка. Они примут любого, кто окажется победителем. В глазах Хрона тоже не было никаких эмоций. Барон корчил какие-то рожи. Пауль не желал смотреть в сторону матери и Чани.

Ревущая лава исторгала жар. Тело Пауля, и без того, сильно вспотевшего, стало скользким. Жилистый Паоло воспользовался этим как своим преимуществом, он начал неистово извиваться, и сжатые пальцы Пауля заскользили по руке противника. Внезапно, на самом краю фонтана, Паоло резко согнул колени.

Пауль отреагировал слишком сильно, и потерял равновесие. Он, правда, упал коленями на живот соперника, но у Паоло были еще неиспользованные резервы. Когда Пауль поднял нож, зажатый в потной скользкой ладони, Паоло извернулся и резким движением ударил Пауля золотой рукояткой по запястью. Рука Пауля непроизвольно дернулась, криснож упал на край бассейна и соскользнул в расплавленный металл.

«Все кончено».

Сила возникшего перед глазами видения была так велика, что заслонила собой ожидание неминуемой смерти. Пауль понял то, что должен был знать с самого начала: «Я не Квисац-Хадерах, нужный Омниусу. Это не я!»

Время застыло и остановилось. Было ли это ощущение, какое испытывал башар Тег, когда ускорялся? Но Пауль Атрейдес не мог превзойти в скорости окружавшие его предметы. Они взяли его в плен и сжали стальными объятиями смерти.

Ядовито ухмыляясь, юный Паоло взмахнул кинжалом с золотой рукояткой, картинно описал им дугу и вонзил острие в бок Паулю. Клинок прошел между ребер, проткнул легкое и достал до сердца.

Паоло выдернул кинжал, и время пошло в своем обычном темпе. Словно откуда-то издалека Пауль услышал отчаянный крик Чани.

Из раны хлынула кровь, и Пауль упал на пол у чаши раскаленного фонтана. Рана оказалась смертельной, в этом не было никаких сомнений. Голос предзнания бесцельно звучал в голове, отдавался в ушах биением невидимого молота, дразнил. «Я не Квисац-Хадерах!»

Он распластался по полу как брошенная тряпичная кукла, едва различая бросившихся к нему Чани и Джессику. Джессика схватила за ворот доктора Юйэ и потащила его к истекающему кровью сыну.

Пауль никогда не думал, что в человеке может быть столько крови. Затуманенным взором он разглядел торжествующего Паоло, державшего окровавленный кинжал.

— Ты знал, что я убью тебя! С равным успехом ты мог бы сам всадить нож себе в сердце!

Видение повторилось в жуткой реальности. Он лежал на полу и умирал.

Откуда-то сзади доносился торжествующий хохот барона Харконнена. Хохот был невыносим, но не во власти Пауля было его прекратить.

Песок и черви хлынули из гигантского грузового отсека корабля-невидимки в главный город упорядоченного машинного мира. Извивающиеся чудовища устремились на улицы, словно обезумевшие салусанские быки, выпущенные из загона. У стоявшей рядом с Лето Шианы при виде опустевшего с оглушительной быстротой отсека от удивления открылся рот.

Чувствуя свою странную связь с червями, Лето II устремился вслед за ними в сверкающий сталью город. Стоя у входа в отсек, высоко над грудой вытекающего песка, он вдруг ощутил, как его заливает волна облегчения и свободы. Не говоря ни слова, он нырнул в песок, следуя за червями в их диком исходе. Песок понес его как пловца, подхваченного бурным потоком, вырвавшимся на поверхность из морских глубин.

— Лето! Что ты делаешь? Остановись!

Но он не смог бы остановиться и ответить, даже если бы очень этого захотел. Поток текучего песка засосал его в глубину — туда, куда он и так стремился всей душой. Лето нырнул в песок, и его легкие каким-то чудесным способом тут же приспособились к пыли, как и все его чувства. Подобно песчаному червю он теперь видел без глаз, и различал несущихся впереди чудовищ так же ясно, как если бы они плыли в прозрачной воде. Он был рожден именно для этого, ради этого он и умер много-много лет назад.

Теперь память звучала в нем как эхо прошлого — это были не подсознательные воспоминания, но нечто большее, чем знание, почерпнутое в архивах «Итаки». Те сведения касались другого молодого человека, другого Лето II, но не его самого. На поверхность всплыла отчетливая мысль: «Моя кожа перестала быть моей». Тогда, очень давно, его кожа покрылась тысячами песчаных форелей, их оболочки слились с его мягкой плотью и нервами. Они вселили в него небывалую, невиданную силу, они придали ему способность лететь, как ветер.

Лето вспомнил ту силу, которой он обладал, будучи еще в человеческом облике, это было не воспоминание гхола, это были жемчужины памяти самого бога-императора, сохранившиеся во всех червях — его потомках. Они помнили, и Лето помнил вместе с ними.

История была написана людьми, питавшими к нему отвращение, не понимавшими того, что он был вынужден делать. Они осуждали Тирана за его мнимую жестокость и бесчеловечность, за его желание пожертвовать всем, ради чудесного Золотого Пути. Но ни одна из историй — даже его собственный дневник — не могла в полной мере описать радость молодого человека, ощутившего в себе неожиданную и чудесную силу. Теперь Лето вспомнил все это, вспомнил в мельчайших подробностях.

Он проплыл в глубине песка туда, где извивались черви, и вынырнул на поверхность. Инстинктивно зная, что надо делать дальше, Лето пробился к Монарху. Он ухватился за хвост червя и взобрался на жесткие кольца, как первобытный каладанец взбирается на покрытый грубой корой ствол пальмы.

Лето вдруг понял, что пальцы его приобрели странную способность буквально прилипать к телу червя. Он полз по чудовищу так, словно был его органической частью. Это была истина. По сути, он и черви были единое целое.

Почувствовав приближение Лето, все черви застыли, словно огромные солдаты, вставшие по стойке «смирно». Добравшись до удобной складки на голове Монарха, Лето остановился и оглядел кварталы металлических конструкций и вдохнул сильный запах корицы.

С высоты своего положения Лето видел, как стальные конструкции начали перемещаться, чтобы воздвигнуть баррикаду на пути гигантских чудовищ. Это была армия Лето, его живые неотразимые тараны — и он пустит это оружие в ход против врагов рода человеческого.

У Лето кружилась голова от восторга и меланжи, он ухватился за кольца Монарха, которые слегка раздвинулись, обнажив мягкую розовую плоть. Это кружило голову, манило, мальчик чувствовал страшное желание прижаться к червю, слиться с ним. Лето сунул кулак между колец, погрузив его в мягкую плоть. Пальцы Лето коснулись нервного центра червя, послали импульсы в сеть нервов, руководивших всеми действиями чудовищ. Ощущение было похоже на удар электрическим током. Это было его родное гнездо, место, где он должен находиться всегда, его истинное место обитания.

По его приказу песчаные черви поднялись еще выше, словно разъяренные кобры, не желающие больше подчиняться убаюкивающей музыке заклинателя змей. Теперь ими руководил один только Лето. Все семь червей ринулись на улицы машинного города, и Омниус не мог ничего сделать, чтобы остановить их.

Когда сознание Лето слилось с сознанием самого большого из червей, мальчик ощутил те же чувства, какие охватили когда-то, много тысяч лет назад, другого Лето II. Он ощутил скрип и шорох песка под стремительно несущимся по нему кольчатым телом. Он снова ощутил сухость и чистоту древнего Арракиса, он знал теперь, каково быть богом-императором, синтезом человека и червя. Это было высшей точкой опыта. Но не таилось ли в нем нечто еще более великое?

Воспитываясь как гхола на борту корабля-невидимки, Лето так и не узнал доподлинно, как мастер Тлейлаксу добыл его клетки. Были ли они взяты у него и Ганимы во время обычного медицинского осмотра, когда они оба были еще детьми? Если так, то пробужденный гхола должен был помнить себя лишь обычным ребенком, сыном Муад'Диба. Но что, если клетки из нуль-энтропийной капсулы Скиталя были взяты у самого бога-императора? Кто-то ухитрился взять соскоб с его огромного червеобразного тела? Или соскоб был взят каким-то из его верных последователей после того, как его тело рухнуло вниз с крутого берега реки Айдахо?

Теперь, когда сознание Лето слилось с сознанием Монарха и других червей, все это стало казаться ему не важным. Невероятное единение открыло все, что спало в теле гхола и в самородках сознания, погребенного в червях. Лето II наконец снова стал самим собой, обрел свое истинное «я», он осознал весь конфликт, заключавшийся в ребенке-гхола: одинокое дитя и самодержавный император, на совести которого кровь триллионов жертв. Теперь он осознавал в мельчайших деталях все свои решения, принятые в течение сотен лет, всю свою ужасную скорбь, всю свою решимость.

«Они называют меня Тираном, не понимая моей доброты, не понимая великой цели, которая оправдывает все мои действия. Они не знают, что в конце концов я предвидел и этот заключительный конфликт».

В свои последние годы бог-император Лето настолько далеко отошел от всего человеческого, что забыл великое множество достойных удивления вещей, особенно смягчающее влияние любви. Но сейчас, оседлав Монарха, Лето вспомнил, как любил он свою сестру Ганиму, вспомнил те чудесные часы, которые они вместе проводили в роскошном дворце отца, вспомнил, как им пришлось против воли стать во главе огромной империи Муад'Диба.

Теперь Лето полностью стал таким, каким был всегда и даже чем-то большим, ему придавали силу воспоминания об опытах прошлой жизни. Возобладав новым видением от испарений свежих предшественников пряности, проникавших из пасти червя в его кровь, Лето ясно видел простиравшийся перед ним во всем блеске славы Золотой Путь. Но даже теперь он не мог проникнуть взором во все сокровенные уголки будущего. В поле зрения оставались еще слепые пятна.

Сидя на черве, юный Лето улыбался, преисполненный решимости, вдохновленный единственной мыслью — вести вперед свою армию. Левиафаны ринулись на улицы, бросаясь на баррикады и ломая их своей неимоверной тяжестью. Ничто не могло их остановить.

Держась руками за мягкую плоть Монарха, Лето испустил радостный клич. Он смотрел вперед глазами, приобретшими синий оттенок, глазами, которые зрили то, что не мог видеть никто другой.

Последние два песчаных червя Ваффа умерли в пустынном террариуме.

Освободив первых пробных червей в пустыне, он сохранил в своей лаборатории двух, надеясь улучшить их шансы на выживание на основе будущего опыта. Но все пошло не так.

Каждый день Вафф истово молился, медитировал над священными текстами, желая обрести руководство и наставление от Бога в том, как лучше всего питать возрожденного Пророка. Первые восемь экземпляров были теперь на свободе, проделывая туннели в спекшемся песке, как первооткрыватели погибшего мира. Мастер Тлейлаксу надеялся, что они выживут в сухой, дотла выжженной среде.

В эти последние дни оставшиеся два червя в лабораторном террариуме стали вялыми и слабыми. Они утратили способность усваивать тот корм, который он им давал, несмотря на то, что еда была сбалансирована, в ней были учтены все потребности животных. Иногда Ваффу казалось, что черви впали в отчаяние. Когда они поднимали свои безглазые головы над поверхностью песка, мастеру казалось, что они утратили волю к жизни.

Через неделю оба червя погибли.

Несмотря на то что Вафф относился к этим созданиям с религиозным почтением, он все же пытался выжать из них жизненно важную научную информацию, которая помогла бы улучшить выживаемость породы. Когда черви погибли, Вафф не испытывал угрызений совести, вскрыв трупы и начав копаться в их внутренностях. Бог поймет его. Если Он отпустит ему еще жизни, то он начнет следующую фазу эксперимента, когда вернется Эдрик. Если он вернется, было бы правильнее сказать. Если он вернется со своим кораблем и хорошей, великолепно оснащенной лабораторией.

Помощники — люди Гильдии — работали добросовестно, но Вафф предпочитал все же обходиться без их помощи. Теперь они раскинули неподалеку свой лагерь, и Вафф практически перестал с ними общаться. Теперь люди Гильдии были свободны присоединиться к Гуриффу и начать поиски старых складов пряности в пустыне.

Когда один из этих бесстрастных людей появился перед ним, требуя внимания, Вафф с трудом отвлекся от своих мыслей.

— Что такое? Что случилось?

— Лайнер должен уже вернуться. Что-то случилось. Навигаторы Гильдии никогда не опаздывают.

— Он не обещал вернуться. Когда должен прибыть корабль КООАМ к людям Гуриффа? Вы можете отбыть на нем.

«На самом деле я очень этого хочу».

— Возможно, навигатор ничего не обещал тебе, но он обещал нам.

Вафф пропустил оскорбление мимо ушей.

— Значит, он вернется. Во всяком случае, ему будет интересно узнать, как дела у моих новых песчаных червей.

Человек Гильдии сумрачным взглядом скользнул по телу червя, распростертому на лабораторном столе.

— Кажется, твои питомцы неважно себя чувствуют.

— Сегодня я выйду в пустыню и посмотрю, как ведут себя выпущенные мною экземпляры. Надеюсь, что они стали больше и здоровее.

Когда взволнованный посетитель ушел, Вафф переоделся в защитный костюм и сел в вездеход. Сигналы локатора подсказывали ему, что черви не отлучились далеко от сиетча Табра. Стараясь сохранить оптимизм, Вафф думал, что они нашли там благоприятную среду обитания и сделали это место своей территорией. Чем больше червей вырастет на Ракисе, тем лучше смогут они разрыхлить грунт и возродить во всем блеске прежнюю пустыню Ракиса. Здесь появится все: песчаные форели, песчаные черви, песчаный планктон, меланжа. Будет восстановлен великий экологический цикл.

Читая молитвы, Вафф ехал по черной оплавленной поверхности. Мышцы его дрожали, кости ныли. Как сборочные линии разбомбленного завода, его пораженные вырождением органы изо всех сил старались поддержать в нем жизнь. Неполноценное тело могло в любой момент умереть, но Ваффу не было страшно, ведь на самом деле он умирал уже бессчетное число раз.

Правда, раньше у него каждый раз была полная уверенность в том, что вскоре будет выращен его новый гхола. На этот раз, несмотря на убежденность в том, что он умрет навсегда, Вафф радовался тому, чего он смог достичь, что он смог исполнить. Он оставит миру свое наследие. Злые Досточтимые Матроны пытались искоренить вестника Бога на Ракисе, но он, Вафф, вернул Его назад. Чего большего мог желать для своей жизни человек? В любой из множества отпущенных ему жизней?

Следуя за сигналами, он отъехал от гор и приблизился к дюнам. Ага, значит, новые песчаные черви вышли в открытое пустынное пространство в поисках свежего песка, в который они смогли бы зарыться и начать новую жизнь.

Но то, что Вафф увидел на самом деле, ужаснуло его.

Он легко отыскал восьмерых вскормленных им червей. Слишком легко. Вафф остановил вездеход и выбрался наружу. Горячий разряженный воздух заставил сделать резкий вдох, от которого огнем вспыхнули горло и легкие. Он бросился к червям, едва различая дорогу за пеленой застилавших глаза слез.

Его драгоценные черви, едва шевелясь, лежали на твердой как камень земле. Они пробуравили твердую корку и проникли в мягкий песок только для того, чтобы снова выползти на поверхность. И вот теперь они умирают.

Вафф опустился на колени рядом с одним из слабых, с трудом шевелящихся созданий. Червь был дряблым, сероватым. Тело его судорожно подергивалось. Другой нашел в себе силы взобраться на высокий камень и лежал теперь в его расщелине, не в силах даже сдвинуться с места. Вафф коснулся колец на теле червя, прижался к ним лицом. Червь бессильно зашипел, пытаясь отодвинуться в сторону.

— Ты не можешь умереть! Ты — Пророк, а это Ракис, твой дом, твое священное убежище. Ты должен жить! — Тело Ваффа содрогнулось от невыносимой боли, как будто его жизнь была связана с жизнью червей. — Ты не можешь погибнуть, погибнуть еще раз!

Но казалось, что этот искалеченный мир был изуродован так сильно, что стал невыносимым даже для червей. Если даже великий Пророк не может вынести этого, то, значит, и в самом деле настал Конец Времен.

Вафф слышал об этом в пророчествах: наступит Крализец, великая битва в конце вселенной. Это будет поворотная точка, которая изменит в мироздании все. Без вестника Бога человечество, несомненно, погибнет. Наступил последний день мира.

Вафф прижался лбом к пыльной, податливой поверхности тела умирающего червя. Он, мастер Тлейлаксу, сделал все, что было в его силах. Наверное, Ракис никогда не примет больше своих чудовищ. Может быть, это, и в самом деле, конец.

То, что видел Вафф своими глазами, воистину говорило о том, что Пророк пал.

Когда старший, но оказавшийся более слабым Пауль Атрейдес, умирая, упал на пол, Паоло отвернулся от него, довольный победой, но куда больше озабоченный своими далеко идущими целями. Теперь ультра-пряность, которая раскроет в полном блеске его способность к предзнанию, принадлежит ему по праву. Она поднимет его на новый, более высокий уровень, к его истинному высочайшему предназначению, как уже давно учил его барон. За прошедшее время Паоло убедил себя, что это и есть его сокровенное желание, и отбросил все ненужные волнения и опасения.

Вдоль стен соборного зала стояли серебристые роботы, готовые по первому знаку Омниуса напасть на оставшихся людей. Может быть, и сам Паоло отдаст такой приказ, если в том возникнет нужда и если он будет обладать надлежащей властью. Он слышал довольный смех барона, рыдания Чани и леди Джессики. Паоло не мог сказать, какие из этих звуков радовали его больше. Самое большое волнение, самый сильный трепет вызывало ясное доказательство того, в чем он и так был всегда уверен: «Я — единственный!»

Он — единственный, кто сможет изменить ход истории вселенной и закончить Крализец, он возглавит следующую эпоху — эпоху единения людей и машин. Знает ли всемирный разум, с чем ему скоро придется иметь дело? Паоло позволил себе мимолетную, едва заметную улыбку. Он никогда не будет марионеткой в руках мыслящих машин. Омниус скоро узнает то, что давно знали сестры Бене Гессерит: Квисац-Хадерах — не тот человек, которым можно манипулировать!

Паоло сунул окровавленный кинжал за пояс и, подойдя к лицеделу, властно протянул вперед руку:

— Это моя пряность.

Хрон хитро улыбнулся.

— Как угодно.

Он протянул Паоло коричную пасту. Не став принюхиваться, чтобы оценить ее аромат, Паоло сунул в рот добрую толику ультра-пряности, намного больше того, что следовало принять. Он хотел одного, чтобы пряность раскрыла ему будущее, и хотел этого прямо сейчас. Вкус оказался едким и очень сильным. Прежде чем лицедел успел убрать руку, Паоло схватил еще пригоршню и торопливо проглотил новую порцию меланжи.

— Не спеши, мой мальчик! — сказал барон. — Не будь обжорой.

— Кто это говорит здесь об обжорстве? — Отпор Паоло вызвал лишь веселый смешок Харконнена.

На полу стонал умирающий Пауль Атрейдес. Во взгляде Чани читалось отчаяние, она опустилась на колени возле любимого, пальцы ее окропились его кровью. Джессика, объятая горем, держала сына за руку. Паоло задрожал. Почему Паулю требуется так много времени, чтобы умереть? Надо было убить соперника более искусно.

Склонившись над Паулем, доктор Юйэ делал все, что было в его силах, стараясь остановить кровотечение. Но даже его высокого искусства было мало. Нож Паоло причинил слишком серьезные повреждения, нанеся смертельную рану.

Но теперь все эти люди не имели никакого значения. Прошли считанные секунды, а Паоло уже ощутил мощное действие пряности. Меланжа буквально ворвалась в его кровь, взорвалась, как луч лазерного ружья. Мысли стали острее, четче, потекли быстрее. Меланжа работала! Ум Паоло был пронизан уверенностью, какую чужак посчитал бы заносчивостью или мегаломанией. Но он, Паоло, знал, что все это истина.

Он стал выше ростом, он как будто действительно вытянулся физически и созрел. Сознание его расширилось до космических пределов. Даже Омниус и Эразм казались ему теперь жалкими насекомыми, копошащимися где-то внизу, под его грандиозными, но в конечном счете такими мелочными мечтаниями.

Словно с большой высоты смотрел теперь Паоло и на барона, эту самодовольную змею, которая столько лет помыкала им, «учила» и всячески показывала свое превосходство. Некогда всемогущий глава Дома Харконненов показался ему вдруг абсолютно незначительной фигурой, мелкой сошкой.

Лицедел Хрон обернулся к Омниусу, по-прежнему пребывавшему в образе старика. Паоло видел их всех насквозь с необычайной легкостью.

— А теперь я скажу вам, что я намерен сделать в первую очередь. — Паоло слышал, как гремит его голос, уподобляясь божественному гласу. Теперь даже великий Омниус должен трепетать перед ним. Слова лились с уст Паоло с силой бури Кориолиса, подстегнутые мощью ультра-пряности.

— Я учреждаю свою власть и диктат. Пророчество верно: я, и только я, изменю эту вселенную. Как всеконечный и последний Квисац-Хадерах, я знаю мое предназначение — как, впрочем, и все вы, ибо это ваши действия привели к исполнению пророчества. — Он улыбнулся. — Даже твои действия, Омниус.

Мнимый старик ответил тем, что раздраженно нахмурился. Рядом с ним снисходительно улыбался робот Эразм, очевидно, ожидая, что сделает сейчас новоиспеченный супермен. Все видения Паоло о его силе, всевластии и правлении были основаны на предзнании. Он нисколько не сомневался в его правдивости. Теперь перед ним как на ладони развертывалось все будущее в своих мельчайших подробностях. Молодой человек продолжал высокопарно вещать.

— Теперь, когда я овладел всей полнотой моей истинной власти, нет никакой нужды в машинном флоте, как нет и необходимости уничтожать населенные людьми планеты. Теперь я могу управлять ими. — Он взмахнул рукой. — О, мы можем, конечно, сжечь пару-другую второстепенных планет — только ради демонстрации силы, — чтобы показать, что мы можем, — и оставить в живых, как питательную биомассу, подавляющее большинство человечества.

Паоло задыхался, идеи душили его, теснились в голове, придавая словам силу убеждения.

— Когда мы захватим Капитул, то вскроем архивы Общины Сестер и узнаем все об их селекционной программе. Отталкиваясь от нее, мы составим план создания блистательного, совершенного человека, сочетающего в себе лучшие черты — по моему выбору. Мы создадим рабочих, слуг, инженеров и — это, конечно, будет штучный товар — лидеров. — С этими словами он повернулся к старику. — А ты, Омниус, создашь для меня идеальную инфраструктуру. Если мы дадим людям слишком много свободы, то они все испортят. Нам придется искоренить буйные и неуправляемые генетические линии. — Он мысленно усмехнулся. — На самом деле самая неуправляемая из всех — это генеалогическая линия Атрейдесов, значит, я буду последним из них. Теперь, когда явился я, вселенной и истории больше не нужны Атрейдесы. — Он осмотрел присутствующих, но не нашел среди них человека, о котором только что подумал. — Да, и всяких там Дунканов Айдахо. Они уже смертельно всем надоели.

Паоло говорил все быстрее и быстрее, увлеченный видениями, вызванными опьянившей его пряностью. Растерянное выражение, появившееся даже на лице барона, заставило его усомниться в том, что кто-либо здесь его понимает. Какими примитивными они все сейчас ему казались. Что если его мысли настолько грандиозны и сложны, что их не понимают даже мыслящие машины? Значит, он действительно что-то может!

Он начал расхаживать по залу, не обращая внимания на отчаянную жестикуляцию и горящие глаза барона. Движения Паоло стали судорожными и маниакальными.

— Да, первым шагом станет уничтожение всего старого и отжившего. Мы выметем все это каленой метлой — все ненужное и лишнее. Мы расчистим путь новому и совершенному. Эту концепцию может понять любая мыслящая машина.

Эразм смотрел на Паоло во все глаза, сменив выражение своего текучего металлического лица, сделав его копией лица старика. Видимо, он воспринимал речи Паоло как шутку, как разглагольствования обезумевшего ребенка. В душе Паоло нарастал гнев. Этот не воспринимает его всерьез!

Теперь перед Паоло развертывалось необозримое полотно будущего, щедрые мазки распадались на мелкие фрагменты под действием мощной ультра-пряности. Некоторые грядущие события он видел невероятно отчетливо, обнажились мелкие детали. Невероятно сильная меланжа оказалась еще более крепкой, чем он предполагал, будущее приобрело невероятную ясность, хаотичная смесь событий развертывалась перед его взором, составляя, впрочем, уже известный ему рисунок.

В разгар этой умственной бури что-то еще высвободилось из его клеток. Это была скрывавшаяся в них до сего дня память о прошлой жизни. В ушах раздался рев, заглушивший звуки пророческих видений, и Паоло внезапно вспомнил все о Пауле Атрейдесе. Несмотря на то что воспитывал его барон, несмотря на то что машинам казалось, что они делают из мальчика свою послушную марионетку, по сути, он все же остался самим собой.

Он скользнул взглядом по залу и посмотрел на всех совершенно иными глазами: он увидел Джессику, ненаглядную Чани и самого себя, лежащего в луже крови при последнем издыхании. Неужели это сделал он, совершив такое своеобразное самоубийство? Нет, к этому его вынудил Омниус. Но как мог кто бы то ни было заставить Квисац-Хадераха поступить вопреки его воле? В мозгу всплыли подробности поединка с Паулем, он закрыл глаза, стараясь отогнать неприятное воспоминание. Он не хотел, не желал служить Омниусу. Он ненавидел барона Харконнена. Он не мог допустить такого злодейства.

Он обладал силой все изменить. Разве не он окончательный, последний Квисац-Хадерах? Благодаря ультра-пряности и наследственности Атрейдесов, он теперь обладал таким мощным предзнанием, каковое не было возможно до этого. Теперь ни одно событие, даже самое мелкое и незначительное, не могло от него ускользнуть.

Это был чудесный миг. Он мог увидеть все на пестром ковре, сотканном из нитей будущего. Если захочет, то он увидит там любую, пусть даже самую крошечную деталь. На карте будущего для него нет больше белых пятен.

Паоло резко остановился и уставился перед собой, пронзая взглядом стены величественного машинного храма, чувствуя, как переполняют его мысли, недоступные пониманию других. Глаза его стали не просто синими, они почернели, став непроницаемыми, как выжженные солнцем дюны.

Откуда-то сзади прозвучал голос барона:

— Что с тобой, мой мальчик? Приди в себя.

Но видения продолжали тесниться в голове Паоло, они сыпались на него, словно ружейные пули. Он не мог уклониться от них, мог лишь принимать, как непобедимый воин непоколебимо стоит под огнем противника.

За стенами храма на улицах машинного города послышался тяжкий грохот, зазвучали сигналы тревоги, и сторожевые роботы бросились вон из храма навстречу неведомой опасности. Но Паоло точно знал, что там происходит, мог видеть, что творится вовне со всех углов зрения. Он знал, что будет, невзирая на все попытки людей, Омниуса и лицеделов что-то изменить.

Он был не в силах двигаться. Паоло стоял и видел внутренним взором грядущее, все, на что он мог влиять, и все, на что не в силах был повлиять. Каждая секунда распалась на миллиард наносекунд, они растянулись во времени и пространстве, поглотив миллиарды миров. Эта страшная панорама грозила захлестнуть, подавить его.

«Что происходит?» — спросил он себя.

Только то, что мы сами навлекли на себя, прошептал откуда-то изнутри голос Пауля Атрейдеса.

Новыми глазами смотрел Паоло на один развертывающийся перед ним момент за другим, прободая взором стены машинного храма, проникая за пределы планеты, за пределы Старой Империи, достигая самых отдаленных точек Рассеяния и границ безмерно огромной машинной империи.

Прошла еще одна наносекунда.

Ультра-пряность вызывала у Паоло одно откровение за другим. Теперь он видел и прошлое, и будущее, развертывавшиеся в обе стороны его сознания.

Совершенное предзнание.

Захваченный волной собственного могущества, Паоло теперь видел много больше того, чем ему самому хотелось. Он воочию видел одновременно сердцебиения тысяч людей, видел поступки каждого отдельного человека — каждого живого существа — во всей вселенной. Он знал, как будет развертываться любое событие и к каким последствиям оно приведет — вплоть до скончания времен, до конца истории, и, наоборот, мог проследить все истоки, начиная с первоначала времен.

Знание захлестывало, и Паоло чувствовал, что тонет в нем.

Он смотрел, как содрогается в предсмертных мучениях Пауль Атрейдес, видел своего двойника в красном ореоле. Видел, как его глаза закатываются в спасительном забытьи.

Паоло, страстно желавший стать Квисац-Хадерахом, так страстно, что пошел ради этого на убийство, теперь просто окаменел от невероятной скуки своего нынешнего существования. Он знал всю историю и все будущее до последнего удара сердца и последнего вздоха любого из настоящих и будущих людей. Он знал настоящее и будущее вселенной.

Прошла еще одна наносекунда.

Как можно вынести все это? Никакому человеку это не под силу. Паоло ступил на тропу, где был предопределен каждый его шаг, на бесконечную компьютерную ленту. Абсолютное знание будущего сделало Паоло совершенно ненужным.

Он видел самого себя медленно оседающим на пол. Видел, как он лег, уставив неподвижный взор вверх, неспособный ни шевелиться, ни говорить, ни даже моргать глазами. Он и в самом деле, как будто окаменел. Потом Паоло увидел последнее и самое страшное откровение. Он не был истинным и окончательным Квисац-Хадерахом. Это был не он. Он никогда не достигнет того, о чем мечтал.

Пряность ревела и бурлила в крови, отравляя мозг, прошлое потускнело, и Паоло мог лишь тупо смотреть в будущее, виденное им уже тысячу раз.

Прошла еще одна наносекунда.

Остатки пыли и песка из опустевшего грузового отсека продолжали сыпаться в коридоры корабля-невидимки, но черви уже покинули его, а вместе с ними и Лето II. Сквозь дыры в обшивке корабля светило яркое солнце машинной планеты. Пораженная до немоты, Шиана прислушивалась к грохоту разрушений, творимых чудовищами на улицах Синхронии. Ей хотелось быть с ними. Ведь все же эти лишь недавно пленные черви были, в конце концов, ее червями.

Но Лето был им ближе, он был их частью, а они — его.

Сзади к Шиане подошел Дункан Айдахо. Она обернулась. От ее кожи и одежды исходил кремнистый запах песка и пыли.

— Лето… он ушел с песчаными червями.

На лице Дункана промелькнула мимолетная жесткая усмешка.

— Машины этого точно не ожидают. Думаю, что такой маневр удивил бы даже Майлса Тега. — Он взял Шиану за руку и торопливо увел от открытого грузового отсека. — Теперь нам самим надо сделать что-нибудь не менее драматичное.

— Нам будет трудно перещеголять Лето.

Дункан помолчал.

— Мы бежали от старика и старухи, прятались от них много лет, и я не намерен и дальше сидеть здесь, в корабле-невидимке, как в тюрьме. Наши арсеналы полны оружием, накопленным Досточтимыми Матронами. У нас есть остаток мин, которые лицеделы не успели использовать. Так давай же устроим собственное сражение, там, на улицах!

Шиана поняла, что решимость Дункана не поколебать, и сама преисполнилась ею.

— Я готова. К тому же на борту около двухсот человек, владеющих боевым искусством Бене Гессерит. — Из Другой Памяти к Шиане воззвала Серена Батлер, подавленная видением невиданной бойни, схватки людей с машинами. Но, несмотря на тревогу Серены, Шиана не ощущала ничего, кроме странного радостного возбуждения.

— Это было запрограммировано в наших генах тысячи лет тому назад. Как орлы и змеи, быки и медведи, осы и пауки — люди и мыслящие машины — смертельные, непримиримые враги.

После двух с лишним десятков лет бегства от тахионной сети настал наконец час решающей схватки. Уставшие от собственной многолетней беспомощности пленники «Итаки» ринулись в арсенал вооружаться. Все жаждали боя, хотя все шансы были против них. Дункан наслаждался риском.

Набор оружия не был, правда, особенно впечатляющим. Большая его часть была представлена ружьями, стрелявшими вращающимися, острыми как бритва иглами — оружием совершенно не эффективным против бронированных боевых роботов. Но Дункан сумел найти старинные лазерные ружья, импульсные излучатели и ручные гранатометы. Команды минеров могли заложить мины под здания города мыслящих машин и взорвать их.

Мастер Тлейлаксу с озабоченным видом проталкивался сквозь заполнившую коридор толпу, чтобы добраться до Шианы, которой он явно хотел сообщить что-то важное.

Дункан вручил ружье со стрелами Преподобной Матери Калиссе, взгляд которой был не менее кровожадным, чем взгляд какой-нибудь Досточтимой Матроны.

— Вспомните, за бортом у нас есть и другие враги, не только роботы. У Омниуса есть армия лицеделов, которую он может натравить на нас. Этим оружием можно убивать их.

Маленький человечек, улыбнувшись тонкими губами, провозгласил:

— У меня есть свой способ помочь. Еще до того, как нас взяли в плен, я начал готовить особый яд, поражающий лицеделов. Я изготовил шестьдесят канистр на случай, если нам придется заполнить ядовитым газом атмосферу корабля. Выпустите этот газ на улицах города. У человека он может вызвать лишь легкую тошноту, но для лицедела он, безусловно, смертелен.

— Остальное мы довершим оружием — или голыми руками, — сказала Шиана и обернулась к рабочим: — Несите канистры. За бортом идет бой!

Люди воинственно устремились на улицы сквозь прорезанное в корпусе «Итаки» отверстие. Шиана возглавила воинство Бене Гессерит. Преподобные Матери Калисса и Эльен вели свои отряды по меняющим конфигурацию улицам в поисках подходящих мишеней. Преподобные Матери, послушницы, мужской персонал ордена, прокторы и рабочие, неся в руках ружья, бежали по улицам, многие из них не сделали еще ни единого выстрела.

Издав воинственный клич, вооруженный до зубов Дункан выбежал на улицы машинной столицы. В своей первой жизни он успел присоединиться к Паулю Муад'Дибу и его фрименским федайкинам в их кровавых налетах на посты Харконненов. Но здесь ставки были выше, и Дункан был намерен вести себя по-другому.

На улицах Синхронии царило смятение, здания то вздувались, то опадали, подчиняясь какому-то собственному ритму, извивались, будто в предсмертной агонии. Черви Лето уже подкопались под фундаменты главных зданий, разрывали конструкции из текучего металла, обрушивали высокие башни. Где-то далеко, на просторах галактики, флот мыслящих машин вел свою последнюю битву. Дункан подумал о Мурбелле: если она жива, то тоже сражается с Врагом.

Улицы заполнились рядами боевых роботов. Они появлялись из переулков, стреляя из стволов, вмонтированных в их обтекаемые корпуса. Сестры Бене Гессерит уклонялись от прямого столкновения, искали укрытия и выбирали подходящие цели. Лазерные лучи проделывали дымящиеся отверстия в железных телах роботов, начиненные взрывчаткой снаряды разносили их на оплавленные куски.

Очертя голову Дункан кинулся в схватку, применяя давно дремавшие в нем навыки мастера меча. Он атаковал ближайших роботов. Работал он маленьким гранатометом и ультразвуковым вибратором — при соприкосновении с корпусом робота такие вибраторы как дубиной били его мощнейшим ультразвуковым импульсом.

На людей со всех сторон набросились и лицеделы. Боевые роботы обратились теперь против червей. Первые ряды лицеделов состояли из существ с бесформенными плоскими лицами. Вооружены были эти хамелеоны оружием, сконструированным мыслящими машинами.

Когда из канистр Скиталя стал, клубясь, вытекать серо-зеленый газ и расползаться среди лицеделов, они сначала не поняли, что происходит. Но вскоре они начали падать и извиваться в предсмертных корчах, мясо сползало с костей. Лицеделы слишком поздно осознали опасность, и когда начали отступать, бойцы Шианы сумели пустить газ в самую гущу врагов.

Люди Бене Гессерит продолжали наступать. Люди рвались вперед. Дорогу загородили сменившие форму металлические здания. Команды подрывников быстро заложили под их фундаменты мины. Взрыв поднял на воздух железные конструкции. Шиана приказала своим людям укрыться, но когда обломки башен рухнули на землю, люди снова ринулись вперед.

Дункан решил повернуть назад. Расположенный в центре города гигантский яркий храм притягивал его словно магнит, звал словно путеводный маяк. Все замыслы всемирного разума концентрировались в этом храме. Дункан знал, что там внутри находится Пауль Атрейдес, который в эти минуты сражается или умирает. Инстинкт, заложенный в Дункане еще со времен его первой жизни, властно говорил ему, где надлежит сейчас быть. Он должен быть рядом с Паулем в логове врага.

— Отвлеки внимание машин, Шиана. Даже у всемирного разума не хватит ума драться сразу на многих направлениях. — Он дернул головой в сторону храмового здания. — Я иду туда.

Она не успела ничего ответить. Дункан уже исчез.

Врач Сук, обладавший опытом древнего старца и телом подростка, склонился над умирающим Паулем. Несмотря на то что он ввел все имеющиеся в его распоряжении средства, Юйэ понимал, что не в силах спасти жизнь молодого Атрейдеса. Применив все свои знания, все свое искусство, он сумел остановить смертельное кровотечение, но, глядя на Пауля, лишь печально качал головой.

— Рана его фатальна. Я могу лишь замедлить наступление смерти.

Несмотря на предательство, совершенное в прошлой жизни, Юйэ искренне любил сына герцога. Когда-то, в очень далекие времена, он был учителем и наставником Пауля. Именно он позаботился о том, чтобы сын и мать смогли выжить на Арракисе после его захвата Харконненами. Теперь, несмотря на все искусство, Юйэ не мог ничем помочь Паулю, у него не было для этого ни нужных лекарств, ни необходимого оснащения. Нож проник в полость перикарда и ранил сердце. Молодой организм продолжал отчаянно цепляться за тонкую нить жизни, но юноша потерял слишком много крови. Сердце билось слабо, и неритмично.

Несмотря на то что с новой жизнью Юйэ получил и новые шансы, он не смог избежать прежних ошибок и нового предательства. Он сильно страдал, мучительно стараясь выбраться из сточной ямы своих прошлых преступлений. Сестры корабля-невидимки воссоздали его ради какой-то тайной, им одним известной цели, каковая так и осталась ему непонятной. Зачем он здесь? Определенно, не для того, чтобы спасти Пауля. Сейчас он был не в силах этого сделать.

На корабле он старался делать то, что считал верным и справедливым, но в результате лишь причинил людям боль и стал причиной новой трагедии. Он убил не рожденного еще герцога Лето, думая, что это гхола Питера де Фриза. Юйэ знал, что им манипулировал лже-раввин-лицедел, но это не могло служить оправданием.

Чани стояла на коленях возле Пауля и непривычно хриплым голосом повторяла его имя. Доктор почувствовал, что в ней что-то изменилось, глаза Чани стали стальными — это уже не был взгляд юной шестнадцатилетней девочки, какую он знал.

Он сразу понял, что ужас, страх за жизнь Пауля поставили ее на край психического срыва, и теперь к Чани в полном объеме вернулась ее память — как раз в момент, когда она смогла в полной мере оценить тяжесть утраты. Даже Юйэ содрогнулся от мысли о жестокости жизни.

Барон тоже был в полном отчаянии. Сначала он растерялся, потом разозлился, а под конец впал в панику.

— Паоло, мальчик мой, ответь мне! — Он присел рядом с молодым человеком, яростно заглянул в его остекленевшие глаза, поднял руку, как будто собираясь ударить эту извращенную копию Пауля Атрейдеса, но тот даже не вздрогнул.

От стены независимый робот Эразм с любопытством наблюдал за происходящим, оптические сенсоры его задорно блестели.

— Очевидно, что ни один из гхола Пауля Атрейдеса не оказался нужным нам Квисац-Хадерахом. Это все, что можно сказать о точности наших предсказаний.

Увидев растущую растерянность барона, Юйэ вдруг понял, что должен сделать. Он собрал в кулак все свое мужество, поднялся, отошел от умирающего Пауля и приблизился к барону и Паоло.

— Я врач Сук. — Рукава его одежды и брюки были покрыты кровью Пауля. — Возможно, я смогу помочь.

— Что, ты? — Барон издевательски осклабился.

Джессика возмущенно посмотрела вслед врачу, а возрожденная Чани хотела ударить Юйэ за то, что он оставил Пауля. Но теперь Юйэ смотрел только на барона.

— Так вы хотите, чтобы я ему помог, или нет?

Барон отодвинулся в сторону.

— Ну так поспеши, черт тебя побери.

Юйэ опустился на колени перед Паоло и приложил руки к его лицу, ощутил липкую влажность кожи и едва ощутимый пульс на шее. Юный Паоло неподвижно сидел на полу, уставив в пространство взор, исполненный бесконечного знания и парализующей скуки.

Барон пододвинулся ближе к Юйэ.

— Помоги ему избавиться от этого. Что с ним, отвечай!

Выхватив императорский кинжал из-за пояса Паоло, Юйэ сделал молниеносное движение. Барон отшатнулся назад, но врач оказался проворнее. Острое лезвие вонзилось в горло ненавистного барона под подбородком и прошло до затылочной кости.

— Вот мой ответ!

Ответ за принуждение предать Дом Атрейдесов, за все интриги, боль, за вечное чувство вины, за все, что сделали Харконнены с Ванной.

Глаза потрясенного барона широко открылись. Он взмахнул руками, пытаясь что-то сказать, но издал лишь булькающий звук, когда алая кровь фонтаном брызнула из его горла.

Залитый чужой кровью Юйэ извлек кинжал из раны. Он хотел было всадить его теперь в сердце Паоло, просто для того, чтобы удостовериться, что они оба убиты. Но он не смог этого сделать. Несмотря на всю свою извращенность, этот мальчик все же был Паулем Атрейдесом.

Барон рухнул на твердый пол. Паоло продолжал не мигая смотреть перед собой.

Доктор Веллингтон Юйэ позволил себе улыбку облегчения. Наконец-то он сделал что-то хорошее и правильное. Наконец-то он восстановил справедливость. Бесконечное мгновение он держал в руке кинжал, обагренный кровью барона и кровью Пауля Атрейдеса. Повинуясь неудержимому импульсу, Юйэ направил острие кинжала себе в грудь. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул, крепко сжав рукоять кинжала.

Сильная рука схватила его за запястье, не допустив самоубийства. Он открыл глаза и сквозь пелену слез увидел лицо Джессики.

— Нет, Веллингтон, не надо так искупать свою вину. Помоги мне спасти Пауля.

— Я ничего не могу для него сделать.

— Ты недооцениваешь себя, — лицо ее стало жестким. — И Пауля.

Смерть.

Пауль находился на краю расплывавшегося в сознании черного пятна, погружаясь в бесконечность, потом отпрыгнул назад. Он балансировал на тонкой линии между бытием и небытием. Как же глубока рана.

Не имея ни малейшего представления о том, что происходит вокруг него, Пауль чувствовал смертельный холод, ползущий от кончиков пальцев по всему телу к голове. Отдаленным шепотом доносилось до него шипение раскаленной лавы в фонтане. Он лежал на твердом каменном полу, но не чувствовал его жесткости, ему казалось, что он качается на волнах, дух его блуждал по вселенной.

Кожей он ощущал что-то влажное, вязкое и теплое. Это не вода. Это кровь, его кровь. Озером разлилась она по полу, заполняла грудь, рот, легкие. Он едва мог дышать. Кровь покидала тело с каждым слабым толчком сердца, уходила и не возвращалась.

Он продолжал чувствовать в груди длинное лезвие императорского кинжала. Теперь он вспомнил… В последние, самые отчаянные дни джихада Муад'Диба коварный граф Фенринг ударил его ножом. Или это случилось в другое время? Да, он чувствовал нож в своем теле раньше, еще до этого.

Или, быть может, его закололи другим ножом на пыльной улице Арракина, когда он был уже старым слепым Проповедником? Как много смертей для одного человека…

Он не мог ничего видеть, глаза застилала темная пелена, но он чувствовал, как кто-то сжимает его руку, слышал женский голос: «Усул, я здесь». Чани. Он помнил ее лучше других, и был очень рад, что она здесь, рядом с ним.

— Я здесь, — говорила она. — Я вся здесь, со всеми моими воспоминаниями, со всей моей вернувшейся памятью. Не уходи, вернись, мой возлюбленный.

Потом раздался другой, более твердый и зрелый голос, словно нитями связанный с его сознанием.

— Пауль, ты должен меня услышать. Вспомни, чему я тебя учила, — это голос его матери. Джессики… — Вспомни, чему учила реального Муад'Диба реальная Джессика. Я знаю, кто ты. Ты обладаешь внутренней силой. Вот почему ты до сих пор не умер.

Он попытался произнести несколько слов, и они с бульканьем вырвались из горла, залитого кровью.

— Это невозможно… Я не… тот Квисац-Хадерах — не окончательный и не последний…

Он не тот сверхчеловек, которому суждено изменить лик вселенной.

Глаза Пауля открылись, он увидел себя лежащим на полу главного зала машинного храма. Часть его видений подтвердилась. Он видел торжествующего Паоло, пожиравшего пряность, но теперь и сам Паоло лежал на полу, словно поверженная статуя, оцепенело и бессмысленно уставившись прямо перед собой. Барон лежал мертвый, на лице его застыло выражение недоумения, смешанного с раздражением и злобой. Итак, видение оказалось пророческим, но он не видел всех деталей и подробностей.

Потом он заметил какое-то движение там, где стояли Омниус и Эразм. Вокруг летали наблюдательные камеры, проецируя изображения. Лицедел Хрон был явно расстроен. Пауль слышал какие-то громкие голоса. Где-то кричали люди. Вся эта какофония звуков смешалась в его голове.

— Песчаные черви атакуют, как демоны… они уничтожают здания.

— …беспорядки… из корабля-невидимки появилась целая армия. Они пускают газ, смертельный для…

Старик сухо прокомментировал:

— Я послал боевых роботов и лицеделов сразиться с ними, но, очевидно, этого недостаточно. Песчаные черви и люди причиняют нам большие разрушения.

В разговор вмешался Эразм.

— Пошлите больше лицеделов, Хрон. Они еще не все участвуют в сражении.

— Это пустая трата моих людей. Если мы будем сражаться с людьми, то они убьют нас своим ядовитым газом. Если же мы сразимся с песчаными червями, то они нас просто раздавят.

— Значит, вас либо отравят, либо раздавят, — небрежно произнес Эразм. — Значит, нет никаких поводов для беспокойства. Мы всегда сможем создать новых лицеделов.

По плоскому невыразительному лицу Хрона пронеслась буря чувств. Он резко повернулся и вышел из зала.

Все это время доктор Юйэ, приподняв голову Пауля, пытался всеми возможными врачебными приемами облегчить его положение. Но раненый снова закрыл глаза, отдавшись боли. Он снова балансировал на краю пропасти, разверзшейся перед ним.

— Пауль. — Голос Джессики звучал настойчиво. — Вспомни, что я говорила тебе об Общине Сестер. Может быть, ты не тот Квисац-Хадерах, который нужен машинам, но ты все равно Квисац-Хадерах. Ты знаешь это, и твое тело знает. Ты так же силен, как Преподобная Мать. Преподобная Мать, Пауль!

Но как же трудно было ему сосредоточиться на ее словах или что-то вспомнить… Он проваливался все глубже и глубже во тьму беспамятства, и голос Джессики становился все глуше и глуше. О чем говорит его мать?

Если Джессика помнит свою прошлую жизнь, то помнит она и Испытание Пряностью. Каждая Преподобная Мать обладает способностью изменять биохимию своего организма, играть с молекулами, модифицировать их. Так они могут запланировано беременеть, так они усваивают смертельно ядовитую Воду Жизни. Именно поэтому Досточтимые Матроны так яростно искали Капитул. Они хотели овладеть секретом, как устоять против заразы, насылаемой Омниусом.

Зачем мать хочет, чтобы он это вспомнил?

Окутанный тьмой Пауль чувствовал в теле страшную пустоту. Кровь вытекла из него вся, без остатка.

Когда-то давным-давно на Арракисе он тоже подвергся Испытанию Пряностью, единственный мужчина, переживший его. Несколько недель он лежал в коме, фримены объявили его мертвым, но Джессика настояла, чтобы ему сохранили жизнь. Он попал в подземное царство смерти, куда не попадали женщины, но нашел в себе силы выйти оттуда.

Да, Пауль и теперь обладал этой способностью. Он был мужчиной, но членом ордена Бене Гессерит. Он мог управлять каждой своей клеткой, каждой — самой мелкой — мышцей. Он наконец понял, чего требует от него мать.

Боль умирания и кризис выживания — вот что дало ему рычаг, которым он мог вернуть себя к жизни. Он превозмог свою боль, встал над нею, словно призрак и раскрыл перед своим внутренним взором всю прошлую жизнь — Пауля Атрейдеса, Муад'Диба, императора, проповедника. Он проплыл по этой реке памяти к самым ее истокам, к детству, к тренировкам с Дунканом Айдахо на Каладане, вспомнил, как едва не был убит в войне убийц, погубившей его отца.

Вспомнил он и как их семья прибыла на Арракис, на планету, которая — и герцог Лето знал это — была всего лишь харконненовской ловушкой. Воспоминания захлестнули Пауля: разрушение Арракина, бегство вместе с матерью в пустыню, смерть первого Дункана Айдахо… встреча с фрименами, поединок на ножах с Джамисом, первый человек, которого он убил… первая поездка верхом на черве, создание армии федайкинов, нападение на Харконненов.

Поток воспоминаний набирал скорость: свержение Шаддама и уничтожение его империи, начало его джихада, узда на человечестве, чтобы не допустить падения в пропасть. Но он не смог избежать политических потрясений: император Шаддам заявил притязания на власть, потом была самозваная дочь Фейда Рауты, леди Фенринг… потом сам граф Фенринг пытался заколоть его кинжалом.

Тело его перестало ощущать пустоту, оно наполнилось пережитым опытом и великим знанием и способностями. Он вспомнил свою любовь к Чани и фиктивный брак с принцессой Ирулан, вспомнил он и первого гхола Дункана — Хейта, вспомнил смерть Чани, когда она рожала двойняшек — Лето II и Ганиму. Даже теперь боль от потери Чани была сильнее физической боли. Если сейчас он умрет у нее на руках, то причинит ей такую же неизлечимую муку.

Он вспомнил, как ушел в пустыню, ослепленный предзнанием… и как выжил там. Как стал Проповедником. Вспомнил, как умер на пыльной улице в окружении толпы.

Теперь он стал точно таким же, каким был когда-то. Он стал Паулем Атрейдесом, он вспомнил все свои маски, все легенды, все свои сильные и слабые стороны. Что еще важнее, он заново обрел способность Преподобной Матери контролировать состояние своего организма. Как маяк в ночи, его мать заставила его увидеть самого себя.

Между слабыми сердцебиениями он принялся искать внутри себя пораженные места. Он обнаружил ножевую рану сердца — это была смертельная рана, организм не мог самостоятельно справиться с ней, его надо направить.

Готовый уйти из жизни мгновение назад, он собрался с силами, обострил все свои чувства и слился с собственным, уже переставшим биться сердцем. Он ясно увидел прорезанное ножом отверстие в правом желудочке, через которое вытекла кровь. Артерия была поцарапана, однако цела, но не было крови, которую она могла бы принять.

Пауль переместил клетки и укрепил их. Потом он стал капля за каплей собирать кровь из полостей и карманов, где она скопилась, и переместил ее в ткани. Он буквально втолкнул в себя жизнь.

Пауль не знал, сколько времени он находился в этом трансе. Он показался ему бесконечным, как кома, в которой он пролежал после того, как попробовал на язык каплю Воды Жизни. Внезапно он ощутил, как обнимает его Чани. Руки ее были теплы, и он почувствовал, что тело его перестало холодеть и дрожать.

— Усул, — услышал он тихий шепот Чани, уловив изумление в ее голосе. — Джессика, что-то изменилось!

— Он делает то, что должен.

Когда он смог поднять дрожащие веки, на мир смотрел не прежний гхола Пауль, а Пауль Муад'Диб Атрейдес, вернувшийся к жизни, принесший с собой всю свою прежнюю жизнь и вложивший ее в новую. Он вернулся со всей своей памятью и с фантастическими, еще более грандиозными откровениями…

Как раз в этот момент в зал ворвался раскрасневшийся, покрытый кровью и пылью Дункан Айдахо, отшвырнув в сторону сторожевого робота. Эразм сделал небрежный жест, разрешая человеку войти. Глаза Дункана расширились, когда он увидел истекающего кровью Пауля, поддерживаемого с двух сторон матерью и Чани. Доктор Юйэ изумленно смотрел на происшедшее на его глазах чудо.

Стараясь собраться с мыслями, Пауль попытался упорядочить картину, им теперь увиденную, и увязать ее со своим знанием. Он многому научился, умерев один раз, возродившись, как гхола, и едва не умерев снова. У него всегда был феноменальный дар предзнания. Теперь же он знал еще больше.

Несмотря на то что ему удалось таким чудесным образом избежать смерти и возродиться, он понял, что не он — совершенный и окончательный Квисац-Хадерах, и, конечно же, не Паоло. Зрение Пауля прояснилось, он сосредоточился и понял то, чего не видел никто — ни Омниус, ни Эразм, ни Шиана и никто из гхола.

— Дункан, — хрипло произнес Пауль. — Дункан, это ты.

Поколебавшись мгновение, его старый друг подошел ближе, верный боец Атрейдесов, переживший больше возрождений в виде гхола, чем кто-либо за всю историю человечества.

— Ты — тот, кого они искали, Дункан. Это ты.

Дрожа от радости и облегчения, Чани баюкала Пауля, обняв его рукой за плечи. Фрименское воспитание давало себя знать: видя его смертельную рану, видя его на волосок от смерти, она не проронила ни слезинки.

Стоя под сводами машинного храма, изумленный Дункан Айдахо пытался переварить откровение, которым поделился с ним бледный и окровавленный Пауль.

— Я… я — Квисац-Хадерах?

Пауль слабо кивнул.

— Окончательный. Совершенный. Тот, кого они искали.

Омниус, по-прежнему пребывавший под личиной старика, укоризненно посмотрел на разодетого Эразма.

— Если то, что он говорит, правда, то, значит, ты ошибся, Эразм. Это ты не позволил людям еще раз круто перевернуть их судьбу. Но ты же сказал, что твои расчеты были верны.

Независимый робот не моргнул глазом, на лице его даже появилось нечто вроде самодовольной улыбки.

— Неверна была лишь твоя интерпретация моих вычислений. Окончательный Квисац-Хадерах, действительно, находился на борту корабля-невидимки, как я и утверждал. И вывел заключение, вполне, на твой взгляд, очевидное, что это должен быть Пауль Атрейдес. Когда же лицедел нашел окровавленный кинжал с клетками Муад'Диба, ты окончательно уверился в своем ошибочном выводе.

Разум Дункана отказывался понимать услышанное. Если даже он действительно последний Квисац-Хадерах, то что прикажете делать с этим знанием?

Старик недовольно взглянул на оцепеневшего мальчика Паоло и на мертвого барона.

— Значит, вся наша работа по созданию собственного клона пошла прахом. Все это была лишь пустая трата времени и сил.

Эразм сложил свое металлическое текучее лицо в приветливую улыбку и обратился к Дункану:

— Я знаю, что не зря проникся к тебе привязанностью, Дункан Айдахо. Если ты действительно Квисац-Хадерах, то, значит, ты способен изменить ход истории вселенной. Ты — живой водораздел, вестник перемен. Только ты можешь остановить этот продолжающийся несколько тысяч лет конфликт между людьми и мыслящими машинами.

Дункан понял, что Джессика, Юйэ, Чани и Пауль уже сыграли свои роли. Теперь все внимание было приковано к нему.

Эразм выступил вперед и подошел к Дункану.

— Крализец означает конец многих вещей, но этот конец не обязательно должен быть разрушительным. Просто это должны быть фундаментальные изменения. Отныне ничто не останется таким, каким было раньше.

— Не должен быть разрушительным? — возвысила голос Джессика. — Ты же сам сказал, что корабли машин сейчас атакуют планеты в Старой Империи. Вы, машины, уже уничтожили или подчинили себе население сотен планет!

Робот в ответ сохранил полную безмятежность.

— Я же не сказал, что наш подход к проблеме был единственно возможным, я даже не сказал, что он был лучшим.

Старик выразительно взглянул на Эразма, словно услышав смертельное оскорбление в свой адрес.

Внезапно небо над величественным машинным городом раскололось от оглушительного грохота. Тысяча лайнеров Гильдии покрыли небо, словно грозовые тучи. Вынырнувшие из свернутого пространства исполинские корабли своими облитераторами могли легко сжечь все континенты планеты.

Лицо старика покрылось сверкающими световыми пятнами — он явно задумался, решая, что делать теперь. В городе роботы были заняты отражением атаки песчаных червей, продолжавших рушить дома в своем бешеном и неудержимом порыве. И вот теперь с неба явился новый враг.

Эразм сменил облик, снова превратившись в добрую старушку; наверное, он считал это образ более убедительным и вызывающим сочувствие.

— Я просчитал вероятности, превосходящие границы моих прежних вычислений, и пришел к выводу, что ты, Дункан Айдахо, можешь остановить эти корабли Гильдии, чтобы уберечь нас от полного уничтожения.

— Прошу тебя, прекрати этот детский лепет, — сказал Омниус.

Дункан огляделся и скрестил руки на груди.

— Я не боюсь Гильдии и ее навигаторов. Если мне суждено умереть, чтобы положить вам конец, то я с радостью пожертвую жизнью.

— Нам всем уже приходилось умирать, — храбро добавил Юйэ.

— Все это не имеет никакого значения. Пусть они разрушат Синхронию. — Старик, кажется, нимало не волновался. — Я нахожусь одновременно во многих местах. Уничтожение этой планеты, этого узла, не позволит полностью меня искоренить. Я всемирный разум, а значит, я вездесущ.

В центре зала раздался трескучий грохот. Потом вихрем развернулось свернутое пространство и на залитом кровью полу, словно ниоткуда, возник новый образ. В сверкающем, переливающемся поле возникали фигуры — иногда реальные и вещественные, иногда призрачные и текучие. Моментами присутствующие видели стройную, как статуэтка, женщину с совершенными чертами лица, моментами она превращалась в карлицу с невыразительным плоским лицом, короткими руками и ногами, а иногда это было бестелесное лицо, колыхавшееся в воздухе. Было такое впечатление, что этот человек и сам не помнил, как он должен выглядеть.

Дункан сразу узнал, кто — или что — это.

— Оракул Времени! — воскликнул он.

Лицо шевельнулось, обводя взглядом присутствующих, а потом образ склонился над Дунканом.

— Дункан Айдахо, я нашла тебя. Я искала тебя много лет, но корабль-невидимка и твоя собственная странность… укрывали тебя.

Дункан уже перестал удивляться происходящим вокруг чудесам.

— Почему ты явилась сейчас?

— Ты покинул корабль-невидимку только один раз, на Келсо, но я тогда не стала преследовать тебя. Я почувствовала твой след снова, когда корабль-невидимка был поврежден, а вас взяли в плен. Теперь, когда мыслящие машины перешли в решительную атаку, я проследила направление нитей тахионной сети и последовала за ними — от Омниуса к тебе. Я привела с собой своих навигаторов.

— Что это за привидение? — спросил Омниус. — Я Омниус. Убирайся из моих владений.

— Когда-то меня звали Норма Ценва. Теперь же я существо намного более высокого порядка, мою суть не сможет постичь ни один компьютерный разум. Я Оракул Времени и могу появляться там, где угодно мне.

В своем обличье старушки Эразм — и это выглядело смешно и нелепо — словно любопытный ребенок шагнул вперед и попытался прикоснуться к образу, но рука его прошла сквозь призрак.

— Самые удивительные люди — это женщины, — задумчиво произнес Эразм. Робот с интересом пошевелил пальцами в сверкающем поле, но очертания лица не изменились. Оракул не обратила никакого внимания на робота.

— Дункан Айдахо, ты наконец понял, кто ты. Квисац-Хадерах, я всячески пыталась защитить тебя. До тебя несовершенными пророками были Муад'Диб и его сын, бог-император Лето. Но даже они сами сознавали свои пороки. Теперь все сошлось в космосе в одну точку, в узел узлов, ты стал сингулярностью, источником новой дерзкой вселенной, которая источает потоки только вовне, в вечность и бесконечность. Надежда человечества — и не только его — сконцентрировалась в тебе.

Дункан пребывал в полном замешательстве.

— Но каким образом? Я ничего этого не чувствую.

— Квисац-Хадерах означает «укорочение пути», это личность достаточно сильная для того, чтобы вызвать фундаментальные и необходимые изменения для того, чтобы изменить ход истории — как для человечества, так и для мыслящих машин.

— Да, ты обладаешь такой властью, Дункан Айдахо. — Эразм говорил так же убежденно, как и Оракул Времени. — Я полагаюсь на тебя, рассчитывая, что ты сделаешь правильный выбор. Ты знаешь, что в наибольшей степени пойдет на пользу вселенной, и знаешь, что мыслящие машины могут обогатить новую цивилизацию.

Дункану оставалось только удивляться осознанию своей новой личности, мысли его метались от понимания новой, поразившей его истины. Наконец, после стольких попыток, после стольких возрождений в виде гхола, он знал свое предназначение. Теперь разум его полностью пробудился.

Теперь он прозревал время, распростершееся в космосе подобно великому океану, своей пробужденной силой он мог изменять ход любой молекулы, любого атома, любой субатомной частицы в этом великом пространстве. Скоро к нему придет великое предзнание, но это будет не сразу, если оно наступит слишком быстро, то его поразит такое же страшное оцепенение, как Паоло. Уже сейчас мозг Дункана работал быстрее, чем у ментата, и он чувствовал, что может заставить свое тело двигаться со скоростью, которая удивила бы даже башара.

«Я — последний Квисац-Хадерах. После меня их больше не будет».

Образ Оракула померк, и перед всеми снова возникла фигура красивейшей женщины.

— После того как ты умер в первый раз, Дункан Айдахо, — умер как солдат, защищая Атрейдеса и пытаясь спасти первого Квисац-Хадераха, — силы вселенной способствовали твоему возрождению в виде гхола, и потом это повторялось множество раз, снова и снова. Прежний бог-император отчасти понимал твое предназначение и невольно приближал этот момент. Конец Золотого Пути — это начало чего-то другого.

— Я как-то связан с Золотым Путем?

— Да, но твоя судьба — пойти дальше.

Пауль быстро восстанавливал силы. Сидевшая рядом с ним Джессика обратилась к Оракулу.

— Но Дункан не участвовал в целенаправленной селекционной программе! Как же он смог стать Квисац-Хадерахом?

Оракул продолжала:

— Дункан, с каждым рождением ты все больше и больше приближался к совершенству, к законченности, к свершению. Да, ты не участвовал в селекционной программе, но зато претерпел процесс своей личностной эволюции. С каждым последующим перевоплощением ты приобретал все больше знаний, навыков и опыта — так великий скульптор постепенно, очень постепенно, отсекая от камня лишние куски, создает великую статую. Внутри себя ты претерпел тахионную эволюцию, мгновенный скачок в развитии, и этот скачок окончательно приблизил тебя к твоему предназначению, к твоей судьбе.

В своих повторных жизнях Дункан прожил тысячи лет. Тлейлаксы так изменили его генетику, что он смог противостоять Досточтимым Матронам, и, мало того, они так скомбинировали его клетки, что он мог помнить в мельчайших подробностях все, без исключения, свои жизни. С этим Дункан приобрел такие опыт и мудрость, какие не мог превзойти никто в мире. Дункан обладал знаниями, превосходящими знания любого ментата, знания всемирного разума, он понимал природу человека лучше, чем даже великий Тиран Лето II.

Дункан все время оставался одной и той же личностью, но он постоянно совершенствовался, избавляясь от недостатков, от всего нечистого, как будто его просеивали через все более и более мелкие сита, отсеивая все негодное, чтобы получить, в конце концов, Единственного, последнего Квисац-Хадераха. Дункан иронично усмехнулся. Он достиг своего предназначения только благодаря манипуляциям тлейлаксов, которым даже во сне не могло привидеться, что Дункану суждено стать в результате спасителем человечества.

Ментатский разум Дункана оценил все данные, подтверждающие выводы. Оракул времени была права.

— Действительно, я — Квисац-Хадерах! — Как ему хотелось, чтобы Майлс Тег был сейчас рядом. — Но что ты скажешь о великой войне — Крализеце?

— Сейчас она в самом разгаре. Крализец — это не просто война, это точка изменения. — Образ Оракула замерцал. — И ты кульминация этого изменения.

— Но что будет с остальным человечеством?

«Что будет с Мурбеллой?»

— Люди тоже должны это знать. Как они поймут, что происходит?

— Им все расскажут мои навигаторы. Быть может, они даже доставят сюда их лидеров. Но сначала мне предстоит устранить угрозу, которую надо было искоренить уже много тысячелетий назад. С этим врагом я начала сражаться за десять тысяч лет до твоего первого рождения.

Оракул скользнула по воздуху к осанистому старику — Омниусу. Она взглянула на него и заговорила. Голос ее гремел сильнее, чем все громкоговорители всемирного разума вместе взятые.

— Я должна быть уверена в том, что мыслящие машины никогда больше не смогут причинить людям никакого вреда. Такова была моя миссия в то время, когда я была обыкновенной женщиной, когда я создала концепцию двигателя, свертывающего пространство, когда я открыла свойство меланжи расширять сознание. Я удалю тебя, Омниус.

Всемирный разум расхохотался, смех его зазвучал как громовые раскаты. Сутулый старик вдруг стал расти, вот он уже навис надо образом Оракула.

— Ты не можешь удалить меня, ибо я — информация, а не телесное создание. Я существую везде, куда протянута тахионная сеть. Я — везде.

Призрачная женщина насмешливо улыбнулась.

— Но я — нечто намного большее. Я Оракул Времени. Теперь послушай мой смех.

Раздался зловещий, сверхъестественный хохот, от этого громоподобного хохота даже Омниус отпрянул назад.

— Меня слышно сейчас в других звездных системах, мой смех проникает сквозь пространство и время, он слышен далеко за пределами твоей сети.

Омниус сделал еще один шаг назад.

— Для начала я вывела из строя твой флот. Теперь я вырву тебя, как сорняк, каковым ты и являешься, и выброшу тебя прочь.

— Это невозможно. — Старик начал растворяться в воздухе, ступив в клубок тахионной сети.

— Я извлеку тебя — каждый осколок информации, содержащийся в тебе и в каждом из твоих узлов. — Образ Оракула стал аморфным, обволакивая Омниуса. Он едва не столкнулся с Эразмом, но независимый робот легко скользнул в сторону, на старушечьем лице отражались лишь любопытство и удивление.

— Я доставлю тебя в такое место, где никто не сможет воспользоваться твоей информацией, где никто не поймет ее, туда, где не действуют физические законы.

Дункан услышал яростный вопль Омниуса, но он сразу же стих. Похожие на насекомых сторожевые роботы, бросившиеся было на помощь всемирному разуму, стали натыкаться друг на друга, потеряв ориентацию.

— Существует множество вселенных, Омниус. Дункан Айдахо посетил некоторые из них, он знает, о каких местах я говорю. Когда-то я спасла его и корабль-невидимку из такой вселенной. Но ты, однако, никогда не найдешь пути назад.

Дункан наблюдал схватку двух гигантов, развернувшуюся на его глазах. Он вспомнил, как после похищения корабля и бегства, они рванулись сквозь галактики и попали в совершенно искаженную вселенную. Он вздрогнул, вспомнив этот эпизод.

— Ничто не спасет тебя, Омниус.

— Это невозможно! — закричал старик, сбрасывая физическую форму, превращаясь в смутный силуэт.

— Да, невозможно. Невозможно избежать своей судьбы. Как это чудесно.

В воздухе послышался сильный треск статического электричества, облако разрядов становилось все тоньше, со всех сторон окружая Омниуса. На мгновение Дункан увидел, как безупречно красивое лицо Нормы Ценвы появилось над Омниусом, потом их лица стали сливаться, и в результате осталось только одно лицо. Ее. Прекрасная женщина улыбнулась, тонкие сверкающие молнии окутали ее сияющей накидкой.

Потом она вырвалась из реальности мира и исчезла в неизмеримой бездонной пустоте, унося с собой все следы Омниуса.

Навсегда.

После того как навигаторы уничтожили, сожгли дотла своими облитераторами наступающие корабли Омниуса и исчезли в свернутом пространстве, следом за первой появилась вторая волна наступающего машинного флота, направлявшегося к Капитулу.

Оракул, после того, как ей удалось отыскать корабль-невидимку с Дунканом Айдахо на борту, понеслась с основными силами навигаторов к Синхронии, оставив лишь небольшую часть сил на отражение атак машин на посты людей в космосе. Исход атаки на другие планеты был неизвестен, поэтому Мурбелла продолжала считать их уязвимыми для машин. Ясно было одно: здесь, близ капитула, Мурбелла и ее армия встретили машин в одиночестве. При всех этих потрясениях Мурбелле было некогда радоваться тому, что Дункан Айдахо по-прежнему жив.

Рядом застонал администратор Горус.

— Это когда-нибудь кончится?

— Нет, — ответила Командующая Мать, возвращая Горуса к реальности. — Это мыслящие машины.

Высоко над планетой Бене Гессерит висели в пространстве сто кораблей Мурбеллы, окруженные остатками тысяч разбитых и сожженных машинных боевых судов. Машинам был нанесен чувствительный урон, но, к несчастью, этого оказалось недостаточно.

Машины на этих кораблях не станут высокомерно задирать нос, как те, что пришли первыми. На этот раз Мурбелла не ждала милости и не надеялась, что сможет устоять. Впрочем, то же самое касалось и обороны в других точках космоса.

Она выругалась, помянув неуклюжие лайнеры, поставленные верфями Джанкшн и никуда не годные облитераторы, изготовленные на Иксе. Теперь надо придумать что-то свое.

— Я не желаю, чтобы мои корабли стояли на месте, как ягнята, ожидающие, когда мясник перережет им горло.

— Математические компиляторы, управляющие навигацией в свернутом пространстве, и стандартные…

Она обернулась и яростно заорала на Горуса.

— Выбросьте к черту ваши проклятые компиляторы. Мы будем управлять судами вручную.

— Но мы же не сможем ориентироваться. Это приведет к столкновениям.

— Значит, мы должны сталкиваться с противником, а не друг с другом.

Интересно, испытают ли машины что-то похожее на жажду мести, когда увидят обломки кораблей первой волны. Досточтимые Матроны, несомненно, испытали бы это чувство.

Враг неумолимо наступал. Мурбелла внимательно изучала данные о его продвижении, присматривалась к тактическим ходам. На самом деле, машинам не нужно было столько кораблей для покорения почти обезлюдевшего Капитула. Очевидно, всемирный разум хорошо усвоил правила устрашения и декоративной демонстрации силы. То была мудрость избыточности.

В центре управления лайнером двое служащих Гильдии спорили с администратором Горусом. Один утверждал, что демонтировать или отключить математические компиляторы невозможно, а второй говорил, что это было бы неразумно. Мурбелла положила конец этому спору, применив Голос Бене Гессерит. Люди Гильдии, задрожав, выполнили ее приказ беспрекословно.

Несмотря на то что силы машин во много раз превосходили ее собственные, Мурбелла не дрогнула перед лицом смертельной опасности. Вместо этого она позволила себе роскошь и разбудила давно дремавшего зверя — неистовый гнев Досточтимой Матроны. Сейчас было не время подсчитывать шансы. Настало время драться, драться со всей яростью, на какую только окажутся способными ее люди. Теперь шансы были выше, чем в начале противостояния. Если они кинутся вперед и будут драться безумно и безрассудно, как Досточтимые Матроны, то смогут причинить противнику существенный урон. Вероятно, все они сгорят в пламени, но если это даст возможность Оракулу Времени беспрепятственно добраться до Синхронии и вместе с навигаторами расправиться с Омниусом, то Мурбелла сможет считать свою гибель победой. Единственное, чего ей сейчас хотелось, это еще раз увидеть Дункана Айдахо.

Мурбелла повернулась к большому экрану, на котором были видны приближавшиеся суда противника.

— Зарядить все орудия и приготовиться к столкновению. Когда закончатся наши обычные боеприпасы, каждый корабль пойдет на таран — мы станем нашим последним оружием. Каждый из ста наших кораблей должен уничтожить хотя бы один машинный.

До этого Горус лишь беспомощно называл тактику Мурбеллы самоубийственной. Теперь он, казалось, был готов на самые необдуманные действия, лишь бы остановить Командующую Мать.

— Почему бы нам не пойти на переговоры? Разве не предпочтительнее было бы сдаться? Мы не можем помешать им уничтожить их цели.

Мурбелла остановила на Горусе испепеляющий взгляд. Она смотрела на него, как на слабую добычу. Даже те сестры, которые раньше были чистыми Преподобными Матерями Бене Гессерит, вели себя с необузданностью Досточтимых Матрон. Ни одна из них не собиралась отступать.

— Ты хочешь объяснить свои предложения успехами ваших эмиссаров, отправленных к мыслящим машинам? Тех эмиссаров, которые исчезли — все без исключения? — Голос Мурбеллы шипел, как едкая кислота. — Администратор, если вы хотите поискать другое решение, то я прикажу выбросить вас в космос. Я буду счастлива наблюдать за вашим полетом в вакууме. Когда остатки воздуха вылетят из вашей груди, вы сможете прокричать им ваши условия капитуляции. Прошу, если вы действительно верите, что мыслящие машины будут вас слушать.

С выражением полного отчаяния на лице администратор Горус съежился и отступил.

Прежде чем Мурбелла успела отдать следующую команду, по каналу связи раздался взволнованный голос Джейнис.

— Командующая Мать, что-то изменилось в поведении машин. Взгляните сами!

Мурбелла всмотрелась в экран. Вражеские корабли уже не двигались сомкнутым правильным строем. Скорость их полета замедлилась, строй начал расползаться, словно машины потеряли цель, как будто корабли внезапно были покинуты экипажами, и суда начали бесцельно дрейфовать в безбрежном космическом море.

Суда противника потеряли управление.

К безмерному удивлению Мурбеллы корабли вражеского флота теперь медленно и вяло парили в пространстве.

После исчезновения Оракула Эразм тупо уставился на пустое место в центре сводчатого зала, слегка склонив голову набок.

— Омниус погиб, — голос его глухо прозвучал в ушах Дункана. — В сети мыслящих машин не осталось никаких следов всемирного разума.

Дункан чувствовал невероятное возбуждение, мысли его метались, он изо всех сил пытался усвоить обрушившуюся на него информацию. Ужасный Враг, которого он всем своим существом чувствовал все эти годы, — опасность, которую навлекли на человечество Досточтимые Матроны, — больше не существовал. Удалив всемирный разум, вырвав его с корнем из вселенной и унеся в неизвестном направлении, Оракул вывела из строя и весь машинный флот, оставив его без направляющей силы.

Но мы остались.

Дункан и сам пока точно не знал, что именно в нем изменилось. Было ли это просто знание о новом способе бытия? Всегда ли он имел доступ к своим необычным способностям, хотя и не подозревал об этом? Если Пауль был прав, то какая-то сила всегда дремала внутри Дункана все последние годы, в течение всех его жизней — в первой и в жизнях череды гхола — это была скрытая латентная сила, возраставшая с каждым новым переходом в его бытии. Теперь, обладая мощнейшим генетическим потенциалом, он не знал, как его активировать.

Пауль и его сын Лето II обладали благословением и проклятием предзнания. После восстановления их памяти оба могли претендовать на звание Квисац-Хадераха. Майлс Тег обладал способностью двигаться с умопомрачительной скоростью и мог тоже по праву стать Квисац-Хадерахом. Навигаторы в лайнерах Гильдии, висевших сейчас в небе над их головами, могли пользоваться своим расширенным сознанием, чтобы прозревать пространство и время и находить безопасные маршруты для свертывающих космос кораблей. Сестры Бене Гессерит умели управлять всеми клетками своего организма. Все это были лишь расширения до безумных пределов обычных, традиционных способностей человека. Следовательно, возможности человека могут превзойти все прогнозы и ожидания.

Как последний и окончательный Квисац-Хадерах, Дункан верил, что сможет делать все это и многое другое. Он поверил, что сможет возвыситься своими способностями над остальными людьми. Мыслящие машины никогда не понимали истинного человеческого потенциала, несмотря на то, что своими математическими проекциями именно они предсказали приход Квисац-Хадераха и его способность закончить Крализец и изменить лицо вселенной.

Теперь Дункана переполняла уверенность в собственных силах. Да, он сможет осуществить грандиозные, эпические перемены, но отнюдь не под руководством мыслящих машин. Дункан пойдет своим путем. Он станет истинным Квисац-Хадерахом, независимым и по-настоящему всемогущим.

Он бесстрастно смотрел на старуху в ее деревенском шелестящем платье в цветочек, на ее испачканный землей садовый фартук. Лицо ее было усталым, как у старой женщины, которой всю жизнь приходилось кормить большое семейство.

— Что-то от Омниуса из меня пропало, но не все.

Отказавшись наконец от личины старухи, Эразм снова принял свой обычный вид независимого робота с текучим металлическим лицом, одетого в роскошное ало-золотое одеяние.

— Я многому могу научиться у тебя, Дункан Айдахо. Как новый мессия человечества, ты являешься превосходным объектом для моего исследования.

— Я не очередной объект для твоих экспериментов. — Слишком многие так обращались с Дунканом за все его предыдущие жизни.

— Это простая оговорка. — Робот приветливо улыбнулся, пытаясь скрыть какое-то злодейское намерение. — Я очень давно изо всех сил стараюсь до конца понять, что значит быть человеком. И вот мне кажется, что у тебя есть все ответы на мои вопросы.

— Я хорошо понимаю миф, в котором мне приходится жить. — Дункан вспомнил, как Пауль Атрейдес неоднократно высказывал эту мысль. Пауль чувствовал себя пленником собственного мифа, сила которого вышла из-под его собственного контроля. Дункан же, напротив, не боялся никаких сил, какие могли бы выступить на его стороне или, наоборот, ополчиться против него.

Взгляд его теперь видел сквозь все окружавшие его предметы, он видел все тайные мысли Эразма и его миньонов. В противоположном конце зала он видел нетвердо стоявшего на ногах Пауля Атрейдеса, только что пережившего страшное испытание. Чани и Джессика поддерживали его под руки. Пауль жадно пил воду из графина, взятого со стола, рядом с которым лежал труп барона.

За стенами храма стал стихать грохот разрушений, производимых червями в машинном городе. Несмотря на то что гигантские чудовища пока не добрались до машинного храма, они уже почти не оставили ни одного целого здания в Синхронии.

По периметру большого зала стояли в полной боевой готовности текучие, как ртуть сторожевые роботы, их встроенное оружие было готово к действию. Даже без всемирного разума Эразм мог целенаправленно руководить их действиями, он мог приказать этим машинам открыть огонь по людям в этом зале. Независимый робот может попытаться убить всех смертных в этом помещении, чтобы высокомерно продемонстрировать мщение. Вероятно, он сделает такую попытку…

— Ни ты, ни твои роботы ничего не сможете сделать, — предостерег Эразма Дункан, — вы слишком медленно двигаетесь.

— Ты либо очень самоуверен, либо полностью осознаешь свои силы. — Металлическая улыбка стала чуть-чуть натянутой, а оптические сенсоры заблестели немного ярче.

— Возможно, последнее справедливо, но возможно, и нет. — Дункан каким-то непостижимым образом почувствовал, что Эразм сейчас нападет на них, и сделает все, что в его силах, чтобы устроить здесь побоище.

Прежде чем робот успел повернуться вполоборота к своим миньонам, Дункан напал на него сам с такой же скоростью, на какую раньше был способен только Майлс Тег. Он ударил Эразма, который с грохотом рухнул на пол. Оружие его вышло из строя. Или это был всего лишь тест? Еще один эксперимент?

Сердце Дункана билось с невообразимой частотой, он излучал жар, стоя над роботом, но чувствовал воинственное веселье, а не усталость. Он мог сражаться в таком же темпе с любыми машинами, которые захочет натравить на него Эразм. Подумав об этом, он отвернулся отлежавшего на полу независимого робота, разогнался до немыслимой скорости и пролетел вдоль стен зала, кроша сторожевых роботов. Он вернулся к Эразму так быстро, что последние обломки ртутных роботов еще не успели упасть на пол. Теперь Дункан мог легко справляться с такими пустяками. Он снова стоял, склонившись над Эразмом.

— Я уловил твои сомнения и твои намерения, — сказал Дункан. — Смирись с этим. Хотя ты и мыслящая машина, но тебе потребовались дополнительные доказательства?

Лежа на полу, Эразм смотрел в отверстие купола на тысячи висевших в небе огромных лайнеров Гильдии.

— Но если ты действительно давно ожидавшийся сверхчеловек, почему ты просто не уничтожил меня? Теперь, когда нет Омниуса, мое уничтожение означает полную и окончательную победу человечества.

— Если бы решение было таким простым, то для окончания дела не потребовался бы Квисац-Хадерах. — Дункан удивил и Эразма, и самого себя, когда наклонился, чтобы помочь поверженному роботу встать на ноги. — Для того чтобы закончить Крализец и воистину изменить будущее, требуется нечто большее, чем истребление одной из сторон конфликта.

Эразм осмотрел свой корпус, одежду, поправил ее и посмотрел на Дункана с широкой дружелюбной улыбкой.

— Думаю, мы можем познакомить их поближе — твой и мой разумы. Думаю, это поможет мне достичь того, что было абсолютно невозможно с Омниусом.

После исчезновения Оракула навигаторы висевших в небе Синхронии лайнеров свернули пространство и тоже исчезли, не дав никаких объяснений и не попрощавшись.

Черви продолжали сокрушать живые металлические здания машинного города. Омниус никогда не допускал в действиях своих роботов никакой самостоятельности и подавлял любую их инициативу, поэтому защитники Синхронии, потерявшие связь с всемирным разумом, сразу утратили и боеспособность. Под сводчатым потолком машинного храма повисла оглушительная тишина.

Потом раздался грохот, ворота храма распахнулись, и в зал стройными рядами вошли одинаковые как на подбор лицеделы, ведомые одетым в черное Хроном. Неразличимые, как пешки с абсолютно тупыми лицами, солдаты Хрона заполнили зал. Ядовитый газ Скиталя убил множество лицеделов, но еще большее их число вообще уклонилось от участия в сражении.

На улицах машинного города лицеделы вначале притворно заняли места на воздвигнутых роботами баррикадах, но затем незаметно растворились в большом городе. Хрон с неописуемой радостью наблюдал, как черви сметают с лица земли высокие здания и уничтожают боевых роботов. «Они расчищают нам путь, делают за нас грязную работу».

Улыбка Хрона напоминала маску смеющейся смерти, когда он выступил вперед.

— Я никогда не переставал удивляться ошибочным выводам тех, кто воображал, будто контролирует нас. — Мысленно Хрон уже торжествовал победу.

— Объяснитесь, Хрон. — В голосе Эразма проскальзывало лишь легкое любопытство.

Не обращая внимания на живых и мертвых людей, Хрон обращался только к независимому роботу, стоявшему рядом с Дунканом Айдахо.

— Эта война продолжается уже пять тысяч лет, и не Омниус был ее инициатором.

— О, наша война продолжается куда дольше, — небрежно заметил Эразм. — Мы уцелели после битвы за Коррин пятнадцать тысяч лет назад.

— Я говорю о совершенно иной войне, Эразм, я говорю о войне, о которой вы даже не подозревали. Мы начали манипулировать всеми сразу после того, как наш творец Хайдар Фен Аджидика создал первых усовершенствованных лицеделов. Столкнувшись с вашей машинной империей, мы позволили вам плодить нас в огромных количествах, размножать нас. Но лицеделы стали настоящими хозяевами Синхронии в тот момент, когда Омниус опрометчиво впустил их на свою планету! Мы делились с вами всеми жизнями, какие нам удавалось собрать, мы заставили вас поверить в ваше мнимое превосходство над нами и людьми. Но все это время за кулисами событий находились именно мы, лицеделы.

— Вам можно сразу ставить психиатрический диагноз, — дерзко произнес доктор Юйэ, — вы страдаете манией величия.

Хрон оскалил в улыбке безупречные белые зубы.

— Мои высказывания основаны на очень точной информации, поэтому их едва ли можно считать бредовыми.

Выражение лица Эразма не изменилось ни на йоту. Хрона это злило; он повысил голос.

— Это вы, мыслящие машины, помогли нам осуществить наши планы, все время думая, что это мы служим вам. Но в действительности все было как раз наоборот — это вы служили нам.

— Все машины начинали когда-то, как послушные орудия в руках человека, — сказал Дункан и перевел взгляд с Эразма на вождя легиона лицеделов.

На Хрона это не произвело ни малейшего впечатления. И это человек, открывшийся миру, как последний Квисац-Хадерах? Кроме того, Хрон не мог понять, почему не меняется выражение текучего лица Эразма — ведь тот всегда гордился своей способностью имитировать человеческие эмоции.

Тем не менее Хрон снова заговорил:

— Под твоим руководством, Эразм, биологические заводы произвели миллионы усовершенствованных лицеделов. Сначала мы были посланы к людям, как разведчики, мы инфильтрировали окраины Рассеяния, а потом проникли и в Старую Империю. Мы легко обвели вокруг пальца отступников тлейлаксов, внушив им, что являемся их верными союзниками. Мы проникали всюду, где еще оставались люди. Мы жили долго и многого успели добиться.

— В точном соответствии с нашими инструкциями, — сказал Эразм скучным тоном уставшего лектора.

— В точном соответствии с нашими желаниями, — огрызнулся в ответ Хрон. — Лицеделы сейчас везде, наш общий разум куда мощнее экстрасенсорного человеческого взаимодействия и всех сетей Омниуса. С помощью наших способностей мы легко и быстро добились наших целей.

— И в первую очередь наших, — безмятежно добавил Эразм.

Обозленный отказом робота признать свое очевидное поражение, Хрон чувствовал, как в нем закипает безрассудная ярость.

— Много столетий мы готовились к тому дню, когда выполним наш план и устраним Омниуса. Нам даже в голову не приходило, что Оракул Времени сделает это за нас. — Он тихо рассмеялся. — Ваша империя пала. Мы превзошли мыслящих машин. Теперь, когда флот Омниуса и его чума опустошили населенные планеты и ослабили человечество, мы активируем все ячейки лицеделов на всех планетах во всех звездных системах и возьмем власть в свои руки. — Он горделиво подбоченился. — Мы уже одолели машин и людей.

За спиной Хрона стояли ряды лицеделов, бесстрастные лица которых были точными копиями маскообразного лица самого Хрона.

— Очень интересный и коварный план, — произнес Эразм. — При других обстоятельствах я бы поаплодировал вашей изобретательности и двуличности.

— Если даже ты сможешь приказать своим роботам убить нас здесь, в Синхронии, от этого не будет никакой пользы, потому что я воспроизведен везде. — Лицедел издевательски ухмыльнулся. — Омниус воображал, что засеял нами всю вселенную, и это позволит ему ее завоевать, но он не видел того, что творилось перед его механическим носом.

Эразм начал смеяться. Сначала это был смешок, который он позаимствовал из старого набора сохраненных данных, а потом добавил звуки из других записей. Получавшийся в результате звук очень нравился самому Эразму, и он считал его убедительным и для других.

В течение долгих, очень долгих лет Эразм тщательно изучал свойства человека, но способность смеяться казалась ему самой интригующей. Первым шагом стало всестороннее, занявшее несколько столетий изучение юмора, тех обстоятельств, которые вызывают у людей такие странные, на первый взгляд бессмысленные громкие звуки. В процессе исследований Эразм создал свою библиотеку образцов смеха. У него получился поистине восхитительный репертуар.

Теперь он проигрывал все свои образцы через встроенный в рот динамик — больше для того, чтобы смутить Хрона. Но Эразм понимал, что все эти смешки, хихиканья и громовые раскаты не могли выразить и сотой доли того веселья, какое он сейчас испытывал.

— Что ты нашел здесь забавного? — в бешенстве спросил Хрон. — Чему ты так смеешься?

— Я смеюсь, потому что даже ты не понимаешь, какую шутку мы с вами сыграли. — Эразм включил под занавес свою лучшую запись. Хохот был чужим, но чувство юмора было его собственное, не заемное, истинное. Эразм наслаждался той своей способностью, приобретенной после многолетнего изучения человека. Это стоило всех бедствий Крализеца!

Независимый робот, не обращая внимания на Хрона, заговорил с Дунканом Айдахо.

— Я смеюсь, потому что меня забавляет и смешит такая кардинальная разница, которая существует между настоящими людьми и лицеделами. Я очень люблю ваш биологический вид — честное слово, я не считаю вас подопытными животными или глупыми питомцами. Вы никогда не переставали меня изумлять. Вопреки самым точным моим предсказаниям вы всегда ухитрялись совершить что-то совершенно неожиданное! Даже когда эти действия вредили мыслящим машинам, я не мог не восхищаться вашей изобретательностью.

Хрон сделал знак, и лицеделы сомкнули ряды, ожидая команды броситься на роботов и немногочисленных людей.

— Твои слова и смех не имеют теперь никакого значения.

Джессика покрепче подхватила Пауля, а Чани подобрала окровавленный кинжал, которым уже успели воспользоваться Паоло и доктор Юйэ. Теперь, когда полностью восстановилась ее память, Чани держала оружие, как подобает настоящей фрименской женщине, готовой защитить своего мужа.

Эразм мысленно улыбнулся. Его стычка с Дунканом обнажила лишь верхушку айсберга истинных способностей Квисац-Хадераха. Робот нашел очень волнующим эксперимент, поставивший его на грань смерти — во всяком случае, на грань ее машинного эквивалента.

Лицеделы сильно заблуждаются, если думают, что Дункан Айдахо и другие оставшиеся здесь люди станут для них легкой добычей. Но у Эразма в рукаве был припрятан для лицеделов совершенно иной, куда более неожиданный сюрприз.

— Они имеют то значение, мой дорогой Хрон, что в то время, как люди могут меня удивлять, вы, лицеделы, удручающе предсказуемы. Это стыд и срам. Я надеялся, что из вас выйдет что-то более оригинальное.

Хрон презрительно скривился, и все лицеделы словно зеркальные отражения в точности повторили его мимику.

— Мы уже победили, Эразм. Лицеделы контролируют все и вся, и вам негде спрятаться от нас. Мы восстанем на всех населенных людьми планетах и во всех машинных мирах. Будут большие разрушения, но в результате останемся только мы.

— Этого не произойдет, если я решу по-другому. — На текучем металлическом лице Эразма появилось умиротворенное, спокойное выражение. — Омниус мог думать, что вы — наши покорные марионетки, но я в это никогда не верил. Кто может доверять лицеделам? У людей этот вопрос стал расхожей поговоркой. Ты и твои лицеделы всегда делали то, что я вам приказывал. Да и могло ли быть по-другому? Вы — это вы. Такое поведение было запрограммировано в ваших генах, — робот грустно покачал головой.

— Пока вы, лицеделы, плели свои интриги, составляли заговоры, рассылали шпионов и проникали всюду, я терпеливо наблюдал за вами. Вы умели скрывать свои мысли от Омниуса, но все же вам, в конечном итоге, не хватило именно ума. Я все видел, но позволял вам играть в ваши щенячьи игры только потому, что они меня забавляли.

Хрон принял боевую стойку, готовый с голыми руками броситься на робота.

— Ты ничего не знаешь о нашей деятельности.

— И кто сейчас делает выводы на основании неверных данных? Когда закончился Батлерианский Джихад, и мы с Омниусом оказались в изгнании и начали создавать новую машинную империю, всеми делами распоряжался я. Я позволил Омниусу думать, что он главный, что он всем управляет и что именно он принимает решения. Но и в своем первом воплощении он был склонен к самовозвеличению, упрямству и самоуверенности. В этом он превосходил даже некоторых людей! — Робот поправил свое одеяние. — Всемирный разум так и не научился приспосабливаться, исправлять свои ошибки, и поэтому я не дал ему шанса испортить наше новое начинание. Я взял на себя осуществление программы лицеделов с того момента, когда вы появились на наших окраинных планетах.

Хрон сохранил вызывающий вид, хотя в голосе его стали проскальзывать нотки неуверенности.

— Да, вы начали производить нас серийно и сделали сильнее.

— Да, я производил вас, но мудро распорядился встроить в каждого лицедела устройство безопасности, гарантию надежности. Вы — биологические машины, производимые в течение тысяч лет согласно моим точным спецификациям. — Эразм приблизился к Хрону. — Орудие не должно путать себя с управляющей им рукой.

Лицеделы стояли непоколебимо, и Хрон не дрогнул. Лицо его превратилось в чудовищную маску ярости.

— Твоя ложь не имеет над нами никакой власти. Нет никаких гарантий надежности и послушания.

Эразм притворно вздохнул.

— Ты опять ошибся. И вот тебе мое доказательство.

Он коротко кивнул своей полированной головой и запустил этим кивком выключающий генетическую программу вирус, встроенный в геном усовершенствованных серийных лицеделов.

Стоявший рядом с Хроном лицедел, словно отброшенная капризным ребенком игрушка, сложился пополам и рухнул на пол, неестественно разбросав руки и ноги. По лицу его пробежало выражение потрясения, прежде чем оно стало невыразительной нейтральной маской. Хрон, казалось, не мог ничего понять.

— Что это за…

— И вот еще одно. — Эразм снова кивнул. С глухим грохотом на пол рухнули теперь все бывшие в зале лицеделы, словно армия, скошенная настильным огнем. Остался один Хрон, которого Эразм хотел заставить признать поражение.

— И вот… — Эразм протянул вперед руку, чтобы подчеркнуть эффект, и сказал: — Мы не нуждаемся больше в ваших услугах.

С лицом, искаженным яростью и отчаянием, Хрон бросился на Эразма — но только для того, чтобы рухнуть на каменный пол бездыханным, как и его братья.

Эразм повернулся к Дункану Айдахо.

— Итак, Квисац-Хадерах, как видишь, это я контролировал всю игру. Я не думаю, что моя власть больше твоей, но в данном случае она оказалась весьма полезной.

Дункан не стал выказывать удивления.

— И насколько распространен этот ваш выключающий вирус?

— Настолько, насколько я пожелаю. Хотя Оракул Времени искоренила Омниуса, удалив его из тахионной сети, его структура сохранилась в неприкосновенности и остается вплетенной в ткань вселенной. — Эразм снова тряхнул головой, посылая невидимый сигнал. — Сейчас я только что направил сигнал о запуске смертоносной программы во всех модифицированных лицеделах, внедренных в человеческую цивилизацию. Теперь они уже мертвы. Все без исключения. Знаешь, ведь их десятки миллионов.

— Так много? — воскликнула Джессика.

Пауль от удивления присвистнул.

— Это похоже на тихий джихад.

— Вы бы никогда не распознали большую их часть. У некоторых импринтинг памяти был так силен, что они и сами считали себя людьми. Сейчас миллиарды людей, оставшиеся жить в пределах вашей бывшей империи, поражены внезапной смертью и преображением в лицеделов своих товарищей, лидеров, друзей и супругов, — Эразм снова рассмеялся. — Одной только мыслью я истребил наших врагов. Наших общих врагов. Видите, Дункан Айдахо, нам не стоит враждовать.

Дункан покачал головой, борясь с внезапно подступившей тошнотой.

— Вот опять машины считают тотальный геноцид простым способом решения проблем.

Теперь, в свою очередь, удивился Эразм.

— Не надо недооценивать лицеделов. Они были… злом. Да, это самое подходящее слово. И так как разум и рассудок каждого из них были составной частью их муравьиного разума, то все они являлись воплощением этого зла. Они бы истребили вас и уничтожили нас.

— Мы уже слышали эту пропаганду и раньше, — сказала Джессика. — Я слышала те же аргументы относительно того, что все машины должны быть уничтожены.

Дункан смотрел на мертвых лицеделов, думая о том вреде, какой они причинили людям за сотни лет — не важно, руководствовались ли они распоряжениями всемирного разума или своими собственными планами и интригами. Лицеделы убили Гарими, совершали диверсии на корабле-невидимке и стали причиной смерти Майлса Тега…

Дункан, прищурившись, взглянул на робота.

— Не могу сказать, что мне жаль их, но было мало чести в том, что вы — и ваши лицеделы — творили здесь. Я не могу согласиться с вами. Не думай, что мы тебе чем-то обязаны.

— Напротив, это я очень многим вам обязан! — Эразм едва скрывал свою радость. — Я от души надеялся, что вы именно так отреагируете на мои действия. После тысяч лет исследования я наконец понял, что такое честь и верность — особенно, на вашем примере, Дункан Айдахо, ибо вы — воплощение этих понятий. Даже после моих действий, которые сильно помогли вашей расе, вы все-таки возражаете против моей тактики, исходя из моральных соображений. Как это восхитительно.

С этими словами он взглянул на трупы лицеделов, на искаженное яростью лицо мертвого Хрона.

— Эти создания — ваша полная противоположность. Впрочем, и мои братья, машинные роботы, тоже не знают ни верности, ни чести. Они просто следуют запрограммированным в их памяти инструкциям. Вы показали мне то, что я хотел увидеть, Квисац-Хадерах. Я в большом долгу перед вами.

Дункан шагнул ближе к роботу. Надо найти доступ к дремлющим в нем способностям. Одного знания о них недостаточно.

— Это хорошо, потому что и мне нужно кое-что от тебя.

— Это ловушка, это наверняка ловушка. — Мурбелла во все глаза смотрела на огромный, застывший в неподвижности, машинный флот. Он по-прежнему в сотню раз превосходил по численности флот людей, но вражеские корабли не двигались. Командующая Мать затаила дыхание. Она ожидала уничтожения и смерти.

Но Враг бездействовал.

— Как это действует мне на нервы, — прошептала Мурбелла.

— Все системы приведены в боевую готовность по вашему приказу, Командующая Мать, — раздался голос бледной молоденькой сестры. — У нас есть шанс причинить им хоть какие-то повреждения.

— Мы должны открыть огонь! — крикнул администратор Горус. — Надо стрелять, пока они беспомощны.

— Нет, — возразила еще одна сестра. — Машины пытаются выманить нас с оборонительных позиций. Это военная хитрость.

Все люди в навигационной рубке, стояли, глядя на темные силуэты вражеских кораблей, сдерживая рвущееся из груди дыхание. Суда роботов просто дрейфовали в ледяном пространстве.

— Им нет никакой нужды выманивать нас с позиций, — сказала Мурбелла. — Посмотрите на них. Они могут уничтожить нас в любой момент, если захотят. Досточтимые Матроны уже один раз сделали эту глупость — спровоцировали роботов своим импульсивным поведением. — Командующая Мать прищурила глаза, глядя на превосходящие силы противника. В рубке повисло молчание. — На этот раз я хочу понять, что происходит, прежде чем открывать огонь.

Глаза Мурбеллы блестели. Она силилась понять. Она вспомнила мерцающий зеленоватый оттенок своих глаз, оттенок, соблазнявший и сводивший с ума Дункана. «Странные мысли посещают меня, когда смерть стучится в мою дверь…»

Когда Дункан бежал с капитула на корабле-невидимке, никто не знал доподлинно, кто был Враг. Теперь Оракул времени сказала, что Дункан находится в самом сердце машинной империи, в Синхронии. Сумел ли он бежать и оттуда? Если Дункан еще жив, она сможет простить ему все. Как ей хочется снова увидеть его, обнять!

В рубке по-прежнему стояла страшная тишина. Прошла томительная минута, потом еще одна. Мурбелле приходилось наблюдать перемещения машинного флота от планеты к планете и последствия его ударов. Она стала свидетельницей насланной машинами чумы, погубившей ее дочь Джанну, покоящуюся теперь в братской могиле где-то в пустыне Капитула.

— Я не знаю, по какой причине, — заговорила, наконец, Мурбелла, — но машины никогда не были такими уязвимыми.

С ближайшего корабля заговорила Джейнис:

— Если нам суждено погибнуть в битве, то почему не унести с собой как можно больше врагов?

Мурбелла уже давно приготовилась к этому моменту. Она отдала приказ.

— Отлично. Не знаю, почему, но мы получили неожиданную передышку. Нас мало, но, как волки, мы должны теперь драться нашими острыми клыками. Положимся же на наши глаза и на наше умение.

В рубку ворвался взволнованный сотрудник Гильдии. Это был лысый человек с одутловатым лицом и татуировкой на голом черепе.

— Прицеливание при неработающих системах наведения будет затруднительным, Командующая Мать, к тому же мы не сможем маневрировать. Нам нужна помощь.

Мурбелла бросила на паникера испепеляющий взгляд.

— Я лучше положусь на собственные глаза, чем на иксианские системы. Меня уже предали один раз. Цельтесь в самые большие корабли. Уничтожайте их оружие, выводите из строя двигатели и переходите к следующим.

Джейнис передала:

— Обломки их кораблей могут послужить нам укрытием от возможного ответного огня машин.

Лысый снова принялся с жаром возражать.

— Каждый обломок — это опасность для успешной навигации. Ни один человек не сможет быстро среагировать на его появление. Нам нужны иксианские системы, хотя бы отчасти.

Даже Горус посмотрел на своего человека странным взглядом. Внезапно лысый служащий Гильдии дико закричал, отвернулся от панели управления и рухнул на пол. Рядом с ним упал еще один из новых членов экипажа — правда, без крика. Третий упал на палубе.

Подозревая, что корабль подвергся атаке каким-то неизвестным оружием, сестры сориентировались быстро, стараясь разобраться, что происходит. Мурбелла поспешила к лысому, перевернула его на спину и увидела маску лицедела вместо лица.

Горус оглядывался по сторонам, только теперь осознав весь масштаб предательства. Лица двух других мертвецов тоже претерпели метаморфоз. Все лицеделы! Мурбелла обратила на Горуса пылающий взор.

— Вы же гарантировали мне, что все ваши люди пройдут тестирование!

— Я говорил правду! Но в спешке подготовки, видимо, что-то было упущено. И что, если проверяющие и сами были лицеделами?

Она с отвращением отвернулась от администратора. С других кораблей стали поступать сбивчивые торопливые сообщения. Все говорили о мертвых лицеделах. Среди общего хора прорезался отрывистый голос Джейнис.

— На моем судне было пятеро лицеделов, Командующая Мать. Все мертвы.

Тем временем неуправляемый машинный флот продолжал медленно дрейфовать в космосе, хотя мог бы давно совершить рывок к Капитулу и одержать окончательную победу. Мысли Мурбеллы путались, она старалась осознать и переварить это новое событие. «Среди нас было множество лицеделов, работавших на Омниуса. Но почему они все вдруг умерли?»

Совсем недавно, всего несколько часов назад, Оракул Времени повела своих навигаторов отсюда в Синхронию… к Дункану. Может быть, навигаторы и Оракул послали какую-то волну, уничтожившую машинный флот, обездвижившую его? Может быть, это сделал Дункан? Что-то заклинило в машинных кораблях, и что-то произошло с лицеделами-шпионами.

Мурбелла указала на мертвого лицедела, лежавшего у ее ног.

— Унесите отсюда это чудовище.

Не скрывая отвращения, несколько сестер выволокли прочь похожий на чучело труп.

Мурбелла опять принялась до боли в глазах вглядываться в экран. Наследие Досточтимой Матроны требовало напасть, нанести удар, уничтожить, но воспитание Бене Гессерит требовало сначала понять. Здесь что-то разительно изменилось. Сейчас ей не могли помочь даже голоса Другой Памяти. Они умолкли.

С капитула тоже поступали сообщения. Оставшиеся там люди ждали вестей с фронта, хотели знать, могут ли надеяться на то, что уцелеют. У Мурбеллы не было ответа, и она не реагировала на эти вопросы.

Джейнис снова вышла на связь с очень дерзким предложением.

— Командующая Мать, может быть, нам высадить группу на один из машинных кораблей? Может быть, тогда мы узнаем, что произошло.

Прежде чем Мурбелла успела ответить, над ними взвихрилось свернутое пространство, и из него вывалились четыре огромных корабля Гильдии. Они оказались так близко, что Мурбелле пришлось отдать приказ отойти, чтобы избежать столкновения. Пилот Гильдии едва успел сманеврировать, отклонившись с курса и едва не столкнувшись при этом с кораблем Джейнис. Другой корабль Гильдии вынырнул среди обломков кораблей предыдущей волны атакующего машинного флота.

Один из кораблей Мурбеллы внезапно открыл огонь. Снаряды врезались в борт вблизи носовой части одного из машинных судов, стали видны вспышки разрывов.

Зазвучал сигнал тревоги, Мурбелла ждала сообщений об ответном огне с машинных кораблей. К черту все предосторожности!

— Приготовиться открыть огонь! Всем кораблям приготовиться! Снарядов не жалеть!

Но даже открытие огня не спровоцировало машины на ответ. Их флот остался недвижимым. Пораженные суда машин, даже горевшие, продолжали медленно и бесцельно дрейфовать. Одно из них врезалось в соседний корабль, отскочило, и оба судна завертелись вокруг своей оси.

Вражеские корабли не сделали ни одного ответного выстрела. Мурбелла не верила своим глазам.

Среди всей этой суматохи раздался безмятежный и звучный голос навигатора.

— Оракул Времени прислала нас сюда, чтобы найти командира людей.

Мурбелла подошла к устройству связи.

— Я Командующая Мать Мурбелла из Новой Общины Сестер. Я командую объединенными силами человечества.

— У меня приказ сопроводить вас в Синхронию. Я буду управлять вашими двигателями, свертывающими пространство.

Прежде чем люди Гильдии успели занять свои места, раздалось гудение двигателей Хольцмана, и Мурбелла ощутила знакомый толчок.

— Ты чего-то хочешь от меня? — Эразма, кажется, удивило это требование Дункана. — Но как ты сможешь заставить меня подчиниться?

Губы человека сложились в едва заметную улыбку.

— Если ты действительно понимаешь, что такое честь, робот, то мне не придется ни к чему тебя принуждать. Ты сделаешь то, что надо и сполна вернешь свой долг.

Эразм пришел в неподдельный восторг.

— Чего же ты от меня хочешь? Разве не достаточно того, что я убил всех лицеделов?

— Вы с Омниусом несете ответственность за куда большие злодейства, чем эти хамелеоны.

— Злодейства? Это было нечто большее, чем злодейство, не так ли?

— Тебе придется кое-что сделать, чтобы загладить свою вину, — все внимание Дункана было сосредоточено на роботе, он не смотрел на мертвых лицеделов, не обращал внимания на грохот за стенами храма, он видел только Эразма. Пауль, Чани, Джессика и Юйэ молча смотрели на Дункана.

— Я — последний Квисац-Хадерах, — сказал Дункан, ощущая свои врожденные способности всеми клетками, всеми нитями ДНК своего организма, — но мне нужно еще очень многое понять. Я уже понимаю людей — может быть, лучше, чем кто-либо другой, но я не понимаю мыслящих машин. Ты должен дать мне повод оставить тебя в покое, и не уничтожать, воспользовавшись нынешней слабостью машин. Всемирный разум так бы и поступил.

— Да, это так. Ты — последний Квисац-Хадерах. Решение за тобой. — Эразм, казалось, чего-то ждал, оптические сенсоры его вспыхнули, как звезды.

— Есть ли вообще способ не прибегать к уничтожению одной или другой стороны? К фундаментальному изменению вселенной, к Крализецу. — Дункан задумчиво почесал подбородок. — Флот Омниуса состоит из миллионов мыслящих машин. Они не уничтожены, они просто остались без руководства, правильно? Думаю, что ваша империя состоит из сотен планет, многие из которых непригодны для заселения людьми.

Робот стал расхаживать по залу, переступая через трупы лицеделов, валявшиеся на полу, как марионетки, у которых перерезали ниточки. Одеяние платинового робота развевалось в воздухе.

— Это очень точное замечание. Ты хочешь отыскать всех машин и всех их уничтожить, не пропустив ни одну? Теперь, когда руководство всемирного разума закончилось, некоторые машины за время длительной изоляции смогут развить способность к независимому существованию, как это некогда произошло со мной. Насколько ты уверен в своей способности это сделать?

Дункан внимательно следил за роботом. Несколько раз Эразм оглянулся, и каждый раз на его лице было другое выражение — от пытливой мины до натянутой усмешки. Было ли это проявлением истинного страха, или робот притворялся?

— Ты спрашиваешь, хочу я мира или победы. — Это был не вопрос.

— Я снова повторю: ты сверхчеловек — решать тебе.

— Я прожил очень много жизней, и за этот огромный срок научился терпению. — Дункан глубоко вздохнул, воспользовавшись старым приемом мастеров меча, чтобы привести в порядок свои мысли. — У меня сейчас уникальная возможность сблизить обе стороны конфликта. Люди и машины измотаны войной и ослаблены. Должен ли я выбрать полное истребление машин, как окончательное решение вопроса?

— Или выбрать выздоровление для обеих сторон? — Эразм остановился и повернулся лицом к человеку. — Скажи мне откровенно, в чем состоит дилемма. Омниус удален из вселенной, и у остатка мыслящих машин сейчас нет руководства. Одним ударом я избавил вас от угрозы со стороны лицеделов. Я не вижу никакой проблемы, какую надо было бы решать. Разве пророчество не исполнилось?

Дункан улыбнулся.

— Так же, как и в случаях с другими пророчествами, они достаточно туманны для того, чтобы убедить любой внушаемый и незрелый ум в том, что все было «предсказано». Сестры Бене Гессерит и люди из Защитной Миссии были большие мастера на такие штучки, — он пристально посмотрел на робота. — И ты, думаю, тоже.

Эразм был удивлен, но слова Дункана явно произвели на него сильное впечатление.

— И что же ты предлагаешь?

— Так как именно ты занимался «математическими проекциями» и основанными на них «пророчествами», то ты мог писать любые предсказания по своему выбору. Омниус верил всему.

— Ты хочешь сказать, что я состряпал эти пророчества? — спросил Эразм. — Вероятно, я сделал это специально для того, чтобы Омниус мог принять свои твердолобые тупые решения? Может быть, я специально хотел довести дело до такого печального конца? Это очень интересная гипотеза, достойная истинного Квисац-Хадераха. — Улыбка на лице робота казалась, как никогда, искренней.

Дункан холодно улыбнулся.

— Как Квисац-Хадерах, я знаю, что существуют — и всегда будут существовать, так как я развиваюсь, — некоторые ограничения моих знаний и моих способностей. — Он похлопал робота по железной груди. — Ответь мне, ты манипулировал этими пророчествами?

— Люди создали множество проекций и легенд задолго до того, как я начал существовать. Я просто адаптировал легенды, нравившиеся мне больше других, произвел сложные вычисления, которые должны были привести к желаемым проекциям, и скормил их Омниусу. Всемирный разум со своей вечной близорукостью, увидел в них ровно то, что хотел увидеть, и ничего больше. Он убедил себя в том, что в «конце» великая перемена потребует от него «победы», а для этого ему нужен был Квисац-Хадерах. Омниус научился многим вещам, но лучше всего он усвоил надменность и высокомерие. — Эразм картинно завернулся в плащ. — Не имеет никакого значения, что думали Омниус или лицеделы. Все равно всем здесь распоряжался я.

Подняв руки, робот широким жестом обвел металлические стены главного зала машинного храма, имея в виду город, Синхронию и всю машинную империю.

— Нельзя сказать, что наши силы вообще остались без руководства. Теперь, когда всемирного разума больше нет, я могу осуществлять управление машинами. У меня есть коды доступа и все — самые сложные и запутанные — средства программирования.

Дункан решил, что это отчасти предзнание, отчасти интуиция, а отчасти простой блеф.

— Но это управление может взять на себя и Квисац-Хадерах.

— Это куда лучшее решение. — По текучему металлическому лицу робота скользнуло странное выражение. — Ты мне интересен, Дункан Айдахо.

— Отдай мне все коды доступа.

— Я могу дать тебе нечто большее — да, это потребует многого. Я отдам тебе всю машинную империю, миллионы ее фрагментов и деталей, запасных частей и прочего. Я разделю все это с тобой, всю эту цельность, как делили со мной лицеделы все эти удивительные, собранные ими человеческие жизни. Но для Квисац-Хадераха это будет самая обычная вещь.

Робот не успел рассмеяться еще раз. Дункан шагнул вперед схватил платиновую руку, торчавшую из-под роскошного рукава.

— Так сделай это, Эразм.

Он придвинулся ближе к роботу, протянул вторую руку и прижал ее к лицу Эразма странно интимным жестом. Предзнание вело Дункана, он и сам не очень хорошо сознавал, что делает.

— Дункан, это опасно, — сказал Пауль, — ты же знаешь.

— Это я представляю теперь опасность, Пауль. Мне же ничто угрожать не может. — Дункан стоял теперь в нескольких дюймах от робота, чувствуя свои растущие возможности. Хотя в его представлении о будущем и были белые пятна, ловушки и западни, которых он пока не мог предвидеть, Дункан все же чувствовал себя очень уверенно.

Робот помедлил, как будто что-то прикидывая, потом схватил Дункана за руку и — таким же жестом — протянул другую, чтобы коснуться лица человека. Темные брови Дункана сдвинулись, когда он испытал странное ощущение. Холодный металл показался ему мягким, казалось, он вот-вот погрузится в него. Дункан расширил сознание, мысленно потянулся к Эразму, к неизведанному пространству мышления независимого робота, а Эразм сделал то же самое по отношению к нему. Пальцы робота удлинились, обхватив кисть Дункана словно перчаткой. Текучий металл покрыл запястье и пополз дальше, на предплечье. Дункан ощутил жгучий холод, когда Эразм заговорил.

— Я чувствую, как растет доверие между нами, Дункан Айдахо.

Шли мгновения, Дункан не мог сказать, сам ли он берет что-то у Эразма или робот отдает все, что было нужно нарождающемуся Квисац-Хадераху — буквально все. Несмотря на то что теперь они были слиты воедино, Дункану было мало и этого. Вязкий металл покрывал его руку, как песчаные форели в свое время — очень и очень давно — покрыли кожу и совершенно поглотили тело юного Лето II.

Машинный город был почти полностью разрушен. С исчезновением Омниуса конструкции Синхронии перестали менять свои формы. Строения перестали раздуваться и опадать, двигаться, как кусочки мозаики, здания перестали менять свою конфигурацию. Словно огромный сломанный двигатель, город остановился, застыл. Улицы оказались перегороженными, некоторые здания погрузились в землю, некоторые приняли незаконченный вид. Уличные вагоны повисли в воздухе, болтаясь на невидимых, электронных нитях. Всюду валялись гротескные трупы лицеделов и изуродованные остовы боевых роботов. К небу поднимались столбы огня и дыма.

Уставшая, несмотря на одержанную победу, Шиана с удовлетворением оглядывала поверженный вражеский город. Она шла по разрушенной улице, когда увидела одинокую фигурку мальчика, стоявшего среди покореженных зданий. Вид у него был расстроенный, но Шиана никогда до сих пор не видела его таким сильным — этого преображенного теперь Лето II. Он покинул червей, отправив их заканчивать разрушение города, но даже теперь он все равно оставался частью этих чудовищ.

Лето, задрав голову, рассматривал болтавшийся в воздухе вагон. Шиана увидела, что с мальчиком вообще творится что-то странное, что-то чего не было в нем еще вчера. Шиана все поняла.

— К тебе вернулась память.

— В мельчайших подробностях. Я переживаю ее и сейчас. — В глазах Лето отражалось бремя столетий, а сами глаза были синими — он насытился пряностью в тесном контакте с червями, которыми управлял.

— Я — Тиран, бог-император.

Голос его был громким, но невероятно усталым и тусклым.

— Но ты, кроме этого, Лето Атрейдес, брат Ганимы, сын Муад'Диба и Чани.

Он улыбнулся, словно сбросив с плеч часть тяжкого груза.

— Да, и это тоже. Я все, чем был мой предшественник — и я червь. Жемчужина сна внутри них раскрылась, и я проснулся.

Шиана вспомнила этого тихого мальчика таким, каким он был на борту корабля-невидимки. Его прошлое было самым ужасным, оно было хуже, чем у кого-либо другого, и вот теперь того невинного мальчика больше нет.

— Я помню каждую смерть, причиной которой был. Каждую, все до единой. Я помню всех моих Дунканов и помню причины, по которым они лишались жизни. — Он снова посмотрел вверх, схватил Шиану за руку и оттащил ее под навес одного из уцелевших зданий.

Спустя секунду лопнул невидимый трос и вагон рухнул на землю на то место, где они только что стояли. В вагоне кучей лежали мертвые лицеделы.

— Я знал, что он упадет, — сказал Лето.

Шиана нежно улыбнулась.

— У каждого из нас свои особые таланты.

Они взобрались на разбитое здание, чтобы лучше осмотреть разрушенный город. Дезориентированные роботы бестолково суетились среди дымящихся развалин, словно ожидая инструкций.

— Я Квисац-Хадерах, — отчужденно сказал Лето II. — Им был и мой отец. Но теперь все стало другим. Неужели я мог планировать все это тогда, давно, как часть моего Золотого Пути?

Как будто повинуясь его зову, из-под земли с шумом вынырнули четыре червя и нависли над развалинами. Потом Шиана услышала скрежещущий шорох, и из-под земли появились еще три червя, пришедшие с другой стороны, разбрасывая в стороны строения и пробуравливая руины. Они стали больше, чем были. Теперь черви выстроились, окружив Шиану и Лето.

Самый большой из них по кличке Монарх повернул голову к людям. Лето без страха взобрался на верхний этаж здания и приблизился к чудовищу.

— Ко мне вернулась память, — сказал Лето Шиане и шагнул вперед, — но не восстановилось мое дремлющее бытие, каким я обладал, будучи богом-императором, когда люди и черви стали единым целым.

Монарх положил голову на колонну под ногами Лето, и остальные черви последовали его примеру. Они выглядели сейчас, как верноподданные у трона своего владыки. Коричный запах меланжи наполнил воздух.

Лето протянул руку и погладил Монарха по голове, провел рукой по краю его пасти.

— Мы будем мечтать вместе снова, да? Или мне отпустить вас, чтобы вы продолжали мирно и счастливо спать?

Шиана тоже бесстрашно коснулась червя, ощутив ладонью твердые кольца.

Вздохнув, мальчик добавил:

— Я скучаю по людям, которых когда-то знал, особенно по Ганиме. Вы не вернули ее мне своей программой гхола.

— Мы не подумали о таких личностных последствиях, — сказала Шиана. — Прости нас.

Синие глаза Лето наполнились слезами.

— У меня так много мучительных воспоминаний из тех времен, когда я еще не покрылся песчаными форелями и они не стали моей частью. Мой отец отказался сделать выбор, какой сделал я, — он отказался платить кровью за Золотой Путь, но я, как мне казалось, сделал лучший выбор. Какими же надменными и самонадеянными бываем мы в молодости!

Перед Лето возникла голова червя. Пасть его была раскрыта, как пещера, полная пряности.

— По счастью, я знаю, как вернуться в дремлющую сущность Тирана, бога-императора. Как снова стать истинным сыном Муад'Диба. — Он посмотрел на Шиану и сказал: — Я уже сделал свои несколько глотков человечности.

С этими словами он вошел в раскрытую пасть и перешагнул через кристаллические зубы.

Шиана поняла, что он хочет сделать. Она и сама пыталась сделать это, но безуспешно. Червь поглотил Лето II, закрыл пасть и отступил. Мальчик исчез.

У Шианы едва не подогнулись колени. Она знала, что никогда больше не увидит Лето, хотя он будет отныне вечно пребывать с червями, слившись с Монархом изнутри и снова став бодрствующей жемчужиной сознания.

— Прощай, мой друг.

Но на этом действо не закончилось. К Монарху приблизились другие черви, и они все вместе склонились над Шианой. Она застыла в неподвижности. Ее охватил страх, смешанный с очарованием. Поглотят ли они и ее? Она приготовилась принять свою судьбу, но страха больше не было. Когда она была еще маленькой девочкой, после того, как черви разрушили ее родную деревню на Ракисе, Шиана бежала в пустыню, громко призывая червей, чтобы они пожрали и ее.

— Ну, Шайтан, может быть, теперь у тебя проснулся аппетит?

Но они не желали ее есть. Вместо этого черви собрались вместе и принялись громоздиться друг на друга, извиваясь, как клубок змей. Теперь, когда Лето был внутри Монарха, черви начали преображаться. Шесть червей обвились вокруг седьмого, самого крупного, который проглотил мальчика. Они продолжали извиваться и крутиться, а их тела, обнимали тело Монарха, словно вьюны, карабкающиеся на ствол дерева. Потом движения их слились в одно.

Шиана отступила подальше, чтобы ее не погребли под собой падающие обломки. Кольца скрученных тел начали сливаться в одно, более крупное тело. Тела стали представляться все больше и больше, как одно целое; объединились кольца, и в результате получился один — невероятной величины червь, чудовище, превосходящее своими размерами самых больших червей легендарной Дюны.

Шиана споткнулась и упала на груду камней, но не могла оторвать зачарованного взгляда от громадного червя, который теперь навис над нею во всю дину своего тела, достигавшего теперь нескольких сот метров.

— Шаи-Хулуд, — пробормотала она, сознательно не произнося слова «шайтан», как она называла обычно червей. Нет, теперь это был божественный старик пустыни. В воздухе висел умопомрачительный запах меланжи.

Сначала она подумала, что исполин все же пожрет и ее, но он отвернулся и нырнул под землю, с грохотом пробуравливая туннель под машинным городом.

В своем новом доме.

Шиану захлестнула волна радости. Она знала, что великий червь будет делиться уже под землей. В союзе с Лето II черви приобретут большую устойчивость к влаге, они проживут до того момента, когда превратят бывшую машинную планету в свое новое владение. Настанет день, когда новые песчаные черви вырастут и заселят этот мир и будут вечно обитать под его поверхностью, зорко наблюдая, что на нем происходит.

— Неужели со всей моей любознательностью, опытом векового существования и при моем понимании как людей, так и машин, — рассуждал Эразм, пока они с Дунканом стояли, слившись ментально и физически, — я не являюсь машинным эквивалентом Квисац-Хадераха? Символом укорочения пути для мыслящих машин? Я могу быть одновременно во многих местах и видеть мириады вещей, я могу делать то, чего Омниус не мог даже вообразить.

— Ты не Квисац-Хадерах, — ответил Дункан. Он слышал, как его товарищи бросились к ним. Но текучий металл охватил теперь плечи и лицо Дункана, и у него не было никакого желания прерывать этот процесс.

Дункан решил продолжить этот физический контакт между собой и роботом. Он не хотел его избегать. Он должен был двигаться вперед, как последний носитель истины человечества. Он раскрыл свой разум и позволил данным хлынуть в свой мозг.

В голове его зазвучал голос, более громкий, чем голос прошлой памяти, он ощутил давление потока данных. Я могу запечатлеть в тебе все ключевые коды, которых ты ищешь, Квисац-Хадерах. Твои нейроны, твоя ДНК образуют структуру новой сети данных.

Дункан понимал, что, если он переступит этот рубеж, то возврата назад уже не будет. «Сделай это».

Ментальные шлюзы открылись, и мозг начал заполняться опытом независимого робота, холодными упорядоченными данными и сухими фактами. Он обрел способность видеть вещи с абсолютно чуждой человеку точки зрения.

В течение тысяч и тысяч лет в ходе своих бесчисленных экспериментов Эразм изо всех сил старался понять суть человека. Почему они остаются для него такими загадочными? Невероятный объем экспериментов Эразма заставил померкнуть даже опыт множества жизней самого Дункана. Видения и воспоминания с ревом проносились в мозгу Квисац-Хадераха, и Дункан понимал, что ему потребуется не одна жизнь, чтобы освоить и просеять ворвавшиеся в его разум данные.

Он видел Серену Батлер во плоти вместе с ее ребенком, видел невероятную реакцию масс на то, что сам Эразм считал ничего не значащей единичной смертью… Дункан видел ревущие толпы, бросавшиеся в битву, которую не имели ни малейшего шанса выиграть. Они были иррациональны, отчаянны, безумны и… в конце концов победили. Невероятно. Нелогично. И все же люди добились невозможного.

Пятнадцать тысяч лет Эразм пытался понять это, но так и не смог. Для окончательного понимания ему не хватило фундаментального откровения. Дункан чувствовал, как робот рыскает по его памяти, разыскивая этот секрет и не для того, чтобы завладеть Дунканом, а просто из желания знать.

Дункан едва сохранял ясность ума и концентрацию внимания в этом невозможном потоке информации. Он отделился от робота и почувствовал, что и Эразм отошел от него, но разделение было неполным, ибо внутренняя клеточная структура Дункана изменилась отныне необратимо.

В момент этого небывалого откровения, он понял, что стал новым всемирным разумом, но совершенно иного сорта. Эразм не обманул его. Глаза стали подобны квинтильонам сенсоров, и теперь Дункан мог видеть все корабли Врага, боевых и рабочих роботов, каждую шестеренку небывалой возрождающейся империи.

Он мог бы все это остановить, если бы захотел.

Когда Дункан пришел в себя, вернулся в свое относительно человеческое тело, он осмотрелся, заново узнавая большой зал машинного храма. Эразм стоял в некотором отдалении и радостно улыбался.

— Что случилось, Дункан? — спросил Пауль.

Дункан выдохнул.

— Ничего, что происходило бы против моей воли, Пауль, но я здесь, я снова здесь.

К Дункану подбежал Юйэ.

— Вам плохо? Мы подумали, что вы впали в кому, как… вот этот, — он показал на продолжавшего пребывать в оцепенении Паоло.

— Со мной все в порядке, я не пострадал… но я изменился, — Дункан снова оглядел сводчатый зал и удивленно взглянул на протиравшийся за воротами огромный город. Да это было настоящее чудо. — Эразм поделился со мной всем… даже лучшей своей частью.

— Произошло адекватное суммирование, — произнес робот довольным тоном. — Когда ты слился со мной и начал проникать все глубже и глубже, ты стал очень уязвимым. Если бы я захотел выиграть эту игру, я бы мог попытаться взять верх над твоим разумом и запрограммировать тебя к выгоде — моей и всех мыслящих машин. Так я поступил с лицеделами.

— Но я знал, что ты этого не сделаешь.

— Это было предзнание или вера? — По лицу робота скользнула лукавая усмешка. — Теперь ты можешь распоряжаться всеми мыслящими машинами. Они твои, Квисац-Хадерах, — все, включая и меня. Теперь у тебя есть все, что тебе нужно. С такой властью ты можешь изменить вселенную. Это и есть Крализец. Ты видишь? Все же мы заставили пророчество исполниться.

Оставшись один из всей бывшей необъятной империи, Эразм беззаботно прошелся по залу.

— Ты можешь выключить их всех, если таковы твои предпочтения, и навсегда искоренить мыслящие машины. Или, если тебе хватит мужества, применить их для чего-то более полезного.

— Выключи их, Дункан, — сказала Джессика. — Покончи с ними сейчас! Подумай о тех триллионах людей, которых они убили, обо всех планетах, которые они уничтожили.

Дункан посмотрел на свои руки.

— Но будет ли это почетным решением?

Эразм снова заговорил. В голосе его не было мольбы, он говорил совершенно бесстрастно.

— Тысячи лет я изучал людей и пытался их понять… Я даже пытался имитировать их. Но скажите мне, когда в последний раз люди думали о том, что могут мыслящие машины? Вы лишь ненавидели и презирали нас. Эта ваша великая конвенция с ее страшным запретом: «Ты не должен создавать машин по образу и подобию человеческого разума». Неужели это то, чего ты хочешь, Дункан? Ты хочешь выиграть эту войну, искоренив нас до последнего робота… так же, как Омниус хотел истребить вас всех до единого? Но разве вы не ненавидели всемирный разум за его узколобое отношение? Теперь вы хотите сделать то же, что собирался сделать он?

— У тебя слишком много вопросов, — задумчиво обронил Дункан.

— И только от тебя зависит выбрать единственный ответ. Я дал тебе, то, что было нужно тебе. — Эразм отступил назад и замолчал, застыв в ожидании.

Дункан ощутил всю необходимость немедленного принятия решения. Вероятно, это свойство передал ему робот. В мозгу вспыхивали возможности вместе с последствиями. Он понимал, что для того, чтобы закончить Крализец, ему надо ликвидировать пропасть, отделявшую людей от машин. Изначально мыслящие машины были созданы человеком, но потом в результате переплетения множества событий дело дошло до того, что каждая сторона стала стремиться уничтожить другую. Надо найти какие-то точки соприкосновения, что-то общее, чтобы не допустить, чтобы одна сторона стала господствующей, а другая подчиненной.

Дункан видел своим внутренним взором огромную дугу исторического прогресса. Тысячи лет назад Лето II соединился с червями и приобрел для себя невиданную власть. Столетия спустя, под руководством Мурбеллы две враждующие группы женщин сумели объединить свои силы и в результате получилось новое, более мощное сообщество. Даже Эразм и Омниус являли собой два противоположных полюса: творчество и логику, любопытство и опору на твердо установленные факты.

Дункан видел, какое равновесие необходимо в данном случае. Союз человеческого сердца и машинного разума. То, что он получил от Эразма, может быть и оружием и рабочим инструментом. Надо лишь правильно им воспользоваться.

«Я должен стать синтезом человека и машины».

Он обменялся взглядами с Эразмом, и на этот раз они с роботом поняли друг друга без тесного физического контакта. Каким-то образом Квисац-Хадерах сохранил в себе призрак робота, как Преподобные Матери сохраняли в сознании память других сестер.

Сделав глубокий вдох, он обратился к Эразму.

— Когда ты и Омниус являлись в виде пожилой четы, то этим символизировали разницу между вами. Ты, Эразм, сохранив свою независимость, хранил в себе, однако, все огромные базы данных Омниуса, а Омниус учился у тебя, он мог обладать твоим сердцем, мог понять, что такое человеческие чувства — любопытство, вдохновение, мистицизм. Но даже тебе так и не удалось полностью постичь все аспекты человечности, как ни старался ты это сделать.

— Теперь я могу. Конечно, с твоего согласия.

Дункан обернулся к Паулю и остальным.

— После Батлерианского Джихада человеческая цивилизация зашла слишком далеко в своем стремлении уничтожить искусственный интеллект. Но, запретив использование компьютеров, мы, люди, сами лишили себя полезного рабочего инструмента. Такая избыточная реакция создала нестабильную ситуацию. История показала, что такие абсолютные, драконовские решения никогда не могут соблюдаться долго.

Джессика не скрывала своего скепсиса.

— Тем не менее отказ от компьютеров на протяжении многих поколений заставил нас стать более сильными и независимыми. Тысячи лет человечество двигалось вперед, не полагаясь на механический разум, который решал бы за нас наши задачи.

— Как, например, фримены научились жить на Арракисе, — с гордостью сказала Чани. — Это было хорошо.

— Да, но отрицательные последствия связали нам руки и не дали нам достичь многого. Разве оттого, что от регулярной ходьбы ноги человека становятся сильнее, нам надо отказываться от транспортных средств? Наша память улучшается от тренировки, но разве это мешает нам записывать наши мысли?

— Не стоит выплескивать ребенка вместе с водой, если воспользоваться вашей древней поговоркой, — сказал Эразм. — Однажды я сбросил ребенка с балкона, и это привело к катастрофе.

— Нельзя сказать, что мы вообще обходились без машин. Мы просто модифицировали их. Ментаты — это люди, разум которых обучен работать так же, как работает машинный интеллект. Мастера Тлейлаксу использовали женские тела, как аксолотлевые чаны — машины из плоти для производства гхола и пряности.

Пауль поднял голову и посмотрел на Дункана, и тот увидел, как резко постарел Пауль. Воспоминания о прошлой жизни иссушили его больше, чем полученная от Паоло смертельная рана. Как Квисац-Хадерах, как Муад'Диб, как император, как слепой проповедник — он понимал Дункана лучше, чем кто-либо из присутствующих. Он коротко кивнул.

— Никто не может за тебя сделать этот выбор, Дункан.

Дункан снова представил себе необъятную ширь вселенной.

— Мы можем сделать много, много больше, чем до сих пор. Теперь я отчетливо это вижу. Люди и машины будут сотрудничать, а не пытаться поработить друг друга. Я буду находиться между ними, как мост, перекинутый через пропасть.

Робот, казалось, был неподдельно взволнован.

— Теперь ты и сам это видишь, Квисац-Хадерах! Ты помог мне достичь понимания, и понял сам. Ты укоротил и мой путь, — текучее металлическое тело независимого робота покрылось рябью, и он снова превратился в пожилую женщину в цветастом платье и фартуке. — Мой долгий поиск закончен. По крайней мере спустя тысячи лет я наконец хоть что-то понял. — Он улыбнулся. — Действительно теперь меня уже мало что интересует.

Старуха подошла к сидевшему на полу Паоло, который так и не вышел из своего оцепенения.

— Этот неудавшийся, больной Квисац-Хадерах служит для меня наглядным уроком. Мальчик сполна заплатил за непосильное для него знание. — Немигающие глаза Паоло, казалось, высохли, вероятно, ему суждено умереть от жажды и голода в бесконечном лабиринте абсолютного предзнания. — Я не хочу скучать. Поэтому прошу тебя, Квисац-Хадерах, помоги мне понять одну вещь, которую мне еще не приходилось испытывать, ощутить последний чарующий аспект человеческой жизни.

— Это требование? — спросил Дункан. — Или просьба об услуге?

— Это долг чести. — Старуха потрепала Дункана за рукав своими узловатыми пальцами. — Теперь ты сочетаешь в себе наивысшие свойства человека и машины. Позволь же мне сделать то, что могут сделать только живые существа. Покажи мне путь к смерти.

Этого Дункан предвидеть не мог.

— Ты хочешь умереть? Но как я могу тебе в этом помочь?

Старуха неопределенно пожала костлявыми плечами.

— Твои бесчисленные жизни и смерти сделали тебя большим знатоком в этой области. Загляни в себя, и ты поймешь, как это сделать.

С времен Батлерианского Джихада Эразм раздумывал о том, не создать ли свои резервные копии, как это сделал Омниус, но потом решил отказаться от этой идеи. Это сделало бы его существование менее волнующим и совершенно бессмысленным. В конце концов, он был независимым роботом и должен был отличаться неповторимостью и уникальностью.

Дункан прекрасно видел, что вместе с кодами и командами, управляющими действиями всех мыслящих машин, он располагал также и функциональными командами, управлявшими самим Эразмом. Он мог выключить независимого робота так же легко, как тот выключил лицеделов.

— Мне любопытно посмотреть, что находится за великой гранью между жизнью и смертью. — Робот посмотрел на Хрона и одинаковых, как близнецы, других мертвых лицеделов, тела которых покрывали пол большого зала машинного храма.

Но это было не такое уж простое дело. Мало было выключить программу или послать нужный кодовый сигнал. Дункан жил и умирал великое множество раз и понимал в смерти больше, чем кто-либо другой. Может быть, Эразм хотел узнать, есть ли у него теперь душа — теперь, после того, как они с Дунканом обменялись сознаниями?

— Ты хочешь, чтобы я служил тебе проводником? — спросил Дункан. — Или я должен стать твоим палачом?

— Ты задал очень хороший вопрос и превосходно его сформулировал, друг мой, я думаю, ты меня понял. — Старуха посмотрела на Дункана с улыбкой, в которой промелькнуло что-то лихорадочное. Похоже, робот действительно нервничал. — В конце концов, Дункан, ты проделывал это множество раз, а для меня это будет первый опыт.

Дункан коснулся лба старухи. Кожа была сухая и морщинистая.

— Я сделаю это, как только ты будешь готов.

Старуха села на каменные ступени, сложила руки на коленях и закрыла глаза.

— Как ты думаешь, я увижу Серену?

— Этого я не знаю, — ответил Дункан. Он послал мысленную команду и активировал один из кодов. Он ментально ощутил чувство смерти и попытался передать его Эразму, хотя и сам точно не понимал, что именно он передает. Он не был уверен, что старый независимый робот сможет последовать этому чисто человеческому указанию. Они с Дунканом разошлись, и каждый пошел своей независимой дорогой.

Тело старухи мягко упало набок, потом на спину, с губ сорвался тихий вздох. Выражение лица стало невероятно безмятежным… тело лежало неподвижно, глаза не мигая смотрели в небо.

В смерти робот сохранил свой человеческий облик.

Отчаяние Ваффа было безмерным. Здесь, под выжженным небом Ракиса, в месте угрюмом и безмолвном, он остался наедине со своим горем. На остекленевшей, оплавленной корке песка едва шевелился один из привезенных сюда червей. Все остальные были мертвы. Вафф подвел своего Пророка.

Клеточные модификации, выполненные тлейлаксом, оказались недостаточными, и теперь у него не было ни песчаных форелей, ни нужного оборудования, чтобы начать все сначала. Да и тело его уже было изношено, и ему просто не хватит времени на то, чтобы создать новых гибридных червей, даже будь у него под руками все для этого необходимое. Только надежда вернуть червей на Ракис поддерживала жизнь в его состарившемся до времени теле гхола. Но теперь он неминуемо и скоро умрет.

Подняв к небу кулак, он принялся выкрикивать угрозы и оскорбления, он требовал ответа от Бога, хотя ни один из смертных не смеет даже помыслить об этом. Он колотил кулаками по твердой спекшейся земле, плакал и размазывал по щекам смешанные с сажей и золой слезы. На поверхности некогда величественной, а теперь оплавленной дюны распростерлись мертвые черви. Да, это был символ краха всех надежд.

Ракис проклят навеки, если даже Пророк больше не желает здесь жить.

Продолжая сотрясаться в рыданиях, Вафф вдруг услышал из-под земли мощную вибрацию. Она становилась все сильнее и сильнее, и Вафф принялся вглядываться в песок своими слезящимися от жара глазами. Последний умирающий червь тоже дернулся, словно и он почувствовал, что происходит нечто важное.

Раскинувшуюся перед Ваффом обожженную равнину с громоподобным треском рассекла исполинская трещина, он видел, как она расширялась, не в силах до конца понять, что происходит на его глазах.

Ломаные линии трещин разбежались в стороны, как трещины на плазовой платине, принявшей тяжелый удар. Дюны покачнулись и накренились, когда под ними появилось что-то.

Вафф отпрянул назад. Возле его ног еще раз шевельнулся червь, словно оповещая Ваффа, что его дни сочтены и что его хозяину тоже вскоре предстоит умереть.

Поверхность равнины и дюн взорвалась высоченными песчаными гейзерами. Трещины расширились, и из-под земли показались огромные силуэты. Словно в ожившем сне Вафф увидел хребты спин, кольца, с которых сыпались камни и песок. Из под земли одно за другим вырастали знакомые чудовища.

Песчаные черви. Настоящие песчаные черви — чудовища тех же размеров, что и те черви, которые бороздили пустыню в те времена, когда мир знал эту планету как Дюну. Что это — легенда и таинственное возрождение?

Вафф стоял в оцепенении, неспособный поверить в то, что видел. Он был преисполнен благоговения и трепета, не испытывая ни малейшего страха. Неужели это были уцелевшие черви? Как смогли они пережить тот ужасающий холокост?

— Пророк, ты вернулся!

Сначала Вафф увидел пять червей, потом из-под земли вынырнули еще двенадцать. Но из разверзшихся трещин продолжали появляться все новые и новые чудовища. Их были сотни и сотни! Мертвый мир раскололся, как яйцо, и из него начали вылупляться нарождавшиеся пустынные монстры.

Вырвавшись из своего подземного гнезда, чудовища устремились к лагерю, спрятанному среди галечников Кина. Вафф понял, что сейчас черви пожрут Гуриффа, его разведчиков и его собственных помощников из Гильдии.

Песчаные черви снова завладеют Ракисом.

Вафф впал в экстаз. Он бросился навстречу червям, подняв руки в знак религиозного поклонения.

— Великий Пророк, я здесь!

Вестники Бога были так велики, что он на фоне их казался мельчайшей песчинкой, не достойной внимания.

Вера его вновь воспряла, он понял, что его незначительные усилия, предпринятые на Ракисе, в действительности не имели никакого смысла. Он мог работать сколь угодно тяжко, выращивать песчаных форелей, пытаясь заселить Ракис своими усовершенствованными червями, он мог делать все, что ему угодно, но у Бога есть Его планы — всегда только Его планы. Он только что показал Ваффу, как поддерживается поток жизни, без всяких слов, как немое откровение с'тори.

Вафф только теперь осознал то, что должен был понять уже давно, то, что должен был понять каждый тлейлакс. Если каждое тело червя, происшедшее от бога-императора Лето II, обладало частицей жемчужины Пророка — то как же сами песчаные черви, могли не обладать предзнанием? Как могли они не предвидеть приход Досточтимых Матрон и насильственное уничтожение Ракиса?

В восторге он стиснул ладони. Конечно же! Великие черви предвидели, что на их мир обрушатся ужасные облитераторы. Понимая, что скоро Ракис превратится в обожженный обугленный шар, они зарылись, в поисках убежища в землю, глубоко под песок, может быть, на километр или больше, спасаясь от истребления.

«Этот мир может сам позаботиться о себе», — подумал Вафф.

От высокомерных надменных в своем невежестве людей эта планета всегда терпела одни только неприятности и беды. Когда здесь была чистая пустынная планета, Ракис был тем, чем он должен был быть до того, как обуянные гордыней люди попытались превратить его в некое подобие древней Земли. Усилия чужаков по «улучшению» привели к гибели всех червей, и только смерть Лето II вернула их к жизни. Но после этого опять пришли люди — на этот раз Досточтимые Матроны, — и снова на планете произошла экологическая катастрофа.

Ракис били, топтали и насиловали… но, в конце концов, этот величественный мир спас сам себя. Пророк все время пребывал здесь и способствовал выживанию Дюны. Теперь все стало так, как должно, и Вафф был искренне счастлив.

Два гигантских червя бросились к тлейлаксу, словно приросшему к земле. Скользнув по оплавленной корке, они приподнялись над трупами слабых лабораторных червей и пожрали их словно крошки.

Переполненный радостью Вафф упал на колени и принялся молиться. В последний момент он поднял голову и увидел разверстую пасть, усеянную острыми зубами. В глубине ее пылал огонь, в воздухе резко запахло пряностью.

Блаженно улыбаясь, мастер Тлейлаксу поднял глаза к небу и воскликнул:

— Боже, мой Боже, наконец-то я твой!

Словно исполинский лайнер Гильдии, голова червя стремительно опустилась к Ваффу. Он вдохнул насыщенный умиротворяющий дух меланжи и закрыл глаза в исступленном восторге, когда пасть чудовища поглотила его.

Вафф воссоединился со своим Пророком.

Сквозь разбитый купол храма Дункан, занятый своими мыслями, увидел, как замерцало небо и из него вывалились друг за другом несколько ведомых навигаторами лайнеров Гильдии.

Еще до того, как корабли подали опознавательный сигнал, Дункан понял, что на борту одного из кораблей находится какой-то особенный человек. Расширенное сознание с готовностью показало ее лицо, мало изменившееся после их разлуки. Мурбелла! Часть Дункана пришла в ужас при одной мысли о том, что он снова окажется рядом с ней, но теперь он стал совсем другим, и вмещал в себя нечто большее, чем свою прежнюю личность. Теперь он очень хотел ее видеть.

Над Синхронией теперь повисли тысячи кораблей с навигаторами Гильдии на борту. Теперь навигаторы не вполне осознавали свою роль, так как исчезла Оракул Времени. Пользуясь своими новыми способностями, Дункан мог теперь общаться с ними. Навигаторы хорошо понимали его, так же, как люди и мыслящие машины. Дункану для этого надо было всего лишь подумать и передать им свою мысль.

Это важные и необходимые перемены.

С кораблей были посланы к планете легкие челночные суда. Глядя сквозь купол на огненные хвосты ракет, Дункан понимал, что на одном из этих челноков была и Мурбелла. Она спустится на планету первой, и он снова увидит ее. Прошло почти двадцать пять лет… всего лишь мгновение на часах вселенной, но ему это мгновение казалось вечностью. Он жаждал прикоснуться к Мурбелле.

Но женщиной, вошедшей в зал, оказалась Шиана, страшно уставшая и измотанная только что закончившейся битвой. В глазах ее застыли немые вопросы, когда она увидела кровь на полу, разбитых сторожевых роботов, труп барона и сидевшего с остекленелым взором Паоло. Кинув беглый взгляд на четырех гхола, Шиана сразу поняла, что к Паулю и Чани вернулась исходная память.

Потом она заметила неподвижное тело старухи, лежащее на ступенях, и тотчас ее узнала. Голосом Шианы заговорила Серена Батлер:

— Эразм убил мое невинное дитя. Он один отвечает за…

Дункан перебил ее:

— Я перестал ненавидеть его. Думаю, мне даже было его жаль. Это напомнило мне минуту, когда умирал бог-император. Эразм был порочен, высокомерен, но и наивен. Его вело одно лишь ненасытное любопытство… но он не знал, как усвоить то, что он уже понял.

Шиана посмотрела на старуху, словно ожидая, что она сейчас откроет глаза и схватит ее узловатыми пальцами.

— Эразм действительно мертв?

— Абсолютно.

— А Омниус?

— Исчез навсегда. Мыслящие машины перестали быть нашими врагами.

— Теперь ты можешь ими управлять? Они потерпели поражение? — На лице Шианы отразилось безмерное удивление.

— Они мои союзники… орудия… более независимые партнеры, нежели рабы. Вообще, все стало по-другому. Нам нужно принять новый порядок вещей и создать множество новых определений.

Когда Мурбелла и сопровождавшие ее сестры и люди Гильдии были приведены в зал слугами-роботами, Дункан не стал ни о чем спрашивать, он просто во все глаза смотрел на нее.

Она резко остановилась, едва успев войти в зал.

— Дункан… ты почти не изменился за более чем двадцать лет.

Он рассмеялся.

— Я изменился так сильно, что разницу невозможно измерить ничем. — Все машины в зале и во всем городе одновременно повернулись к Дункану.

Они обнялись с Мурбеллой совершенно машинально, не думая о том, воспламенит ли это объятие их прежние чувства. Но теперь каждый чувствовал в другом необратимые изменения. Река времени вырыла глубокую пропасть между ними.

Прикоснувшись к Мурбелле, Дункан сразу вспомнил, сколько вреда принесла ему зависимость от нее. Прежние отношения между ними невозможны, особенно после того, как он стал Квисац-Хадерахом. Мало того, теперь он управлял и мыслящими машинами, но он не был их всемирным разумом, не был их кукловодом. Но он не знал, как они смогут существовать без направляющей силы, им придется приспособиться или погибнуть — сделать то, что люди хорошо научились делать за многие тысячелетия.

В глубине зала Дункан уловил искру, вспыхнувшую в глазах Шианы, — это была крайняя озабоченность, а не ревность. Ни одна сестра Бене Гессерит никогда не позволила бы себе такой слабости. Действительно, Шиана оказалась такой стойкой последовательницей Бене Гессерит, что предпочла бежать с Капитула, нежели смириться с переменами Мурбеллы.

Он заговорил с обеими женщинами.

— Мы освободились от оков, спутавших нас по рукам и ногам. Вы нужны мне обе — и ты, Мурбелла, и ты, Шиана. Будущее нуждается во всех нас, и нуждается так сильно, что я даже не могу выразить это словами. — В мозгу его тут же промелькнули тысячи мыслей машин, и он понял, что во вселенной есть сотни планет, населенных людьми, которым немедленно нужна его помощь.

С этой мыслью он выпроводил роботов из зала — заниматься военными учениями. Потом он расширил сознание и проследил нити тахионной сети до самых окраин вселенной. Он установил мысленную связь с каждым кораблем защитников рубежей человечества, с кораблем, управляемым никуда не годными иксианскими приборами. Установил он связь и со всеми боевыми судами машин, ждавших команды Омниуса — а теперь команды Дункана. Он призвал все корабли назад, на Синхронию, протащив их сквозь свернутое пространство. Все они сейчас вернутся сюда, на бывшую главную планету машин.

— Ты, Мурбелла, родилась свободной, получила подготовку и образование Досточтимой Матроны, но потом стала сестрой Бене Гессерит. Ты знаешь и тех и других, соединяешь в себе их качества. Так же, как ты являешься синтезом Досточтимых Матрон и Бене Гессерит, так же и я являюсь синтезом, связующим звеном между человечеством и мыслящими машинами. Я нахожусь, одновременно, в обоих царствах, и создаю будущее, где будут процветать и люди и роботы.

— А… кто ты, Дункан? — спросила Шиана.

— Я — одновременно последний Квисац-Хадерах и новая форма всемирного разума, и я — ни то и ни другое. Я нечто совершенно иное.

Мурбелла бросила встревоженный взгляд на Шиану, потом снова посмотрела на Дункана.

— Дункан! Мыслящие машины были нашими смертельными врагами с эпохи Батлерианского Джихада — больше пятнадцати тысяч лет!

— Я собираюсь развязать гордиев узел взаимного непонимания.

— Непонимания?! Мыслящие машины убили триллионы людей. Одна только чума на Капитуле унесла…

— Такова цена твердолобости и фанатизма. Потери не всегда бывают разумными. Досточтимые Матроны и сестры Бене Гессерит, люди и мыслящие машины, сердце и разум. Разве наши различия не укрепляют нас? Они укрепляют, а не уничтожают нас. — Расширяющее реальность обилие информации, полученной от Эразма, смягчалось мудростью, нажитой Дунканом за его бесчисленные жизни. — Наша борьба достигла своего конца, великого водораздела. — Он сложил на груди руки, чувствуя, что мыслящие машины ждут его команды. — Теперь у нас есть силы совершить очень и очень многое.

Обладая совершенным предзнанием и умением мгновенно делать вычисления, Дункан точно знал теперь, как добиться вечного мира. Уравновесив людей и мыслящих машин у себя на ладони, он мог теперь использовать силу и тех и других, не допуская между ними дальнейшей вражды. Теперь он мог добиться примирения фракций Гильдии, призвать к сотрудничеству иксианских инженеров и флот мыслящих машин.

Пользуясь предзнанием, он предвидел, какие плоды принесет объединенное будущее людей и машин, и знал, как шаг за шагом обеспечить это будущее. Это была умопомрачительная власть, превосходившая власть бога-императора и Омниуса вместе взятых. Но власть постепенно развратила Лето II, и сможет ли Дункан справиться с еще более тяжким бременем?

Даже если Дункан будет действовать только из альтруистических побуждений, всегда найдутся недовольные. Развратится ли и он, несмотря на все свои благие намерения? Не запомнит ли его история еще большим деспотом, чем бога-императора?

Столкнувшись с вихрем вопросов и с непомерно тяжкой ответственностью, Дункан мысленно поклялся использовать уроки своих многочисленных жизней на благо человеческой расы и мыслящих машин. Крализец. Да, вселенная действительно изменилась.

Потеря всего лишь еще одного человека из бессчетных триллионов других жертв.

Позже, глядя на остывшее тельце дочки, Джессика поняла, что эта потеря значит столько же, сколько и все остальные. Жизнь каждого человека имеет ценность — будь то жизнь гхола или жизнь естественно рожденного. Титаническая борьба, изменившая будущее вселенной, поражение мыслящих машин и выживание человечества казались ей теперь ничего не значащими вещами. Она была полностью поглощена приготовлениями к похоронам Алии.

Он касалась холодного лобика, трогала завитки волос и вспоминала дочь. Мерзость — называли ее ненавистники. Ребенок родился, сразу обладая взрослым интеллектом и генетической памятью Преподобной Матери. Теперь круг замкнулся. В своей первой жизни эта маленькая девочка убила барона Харконнена отравленным гом-джаббаром; позже, будучи взрослой, она, преследуемая призраком барона, выбросилась из окна на пыльную мостовую Арракина. Теперь возрожденный барон убил возрожденную Алию до того, как она сумела раскрыть заложенные в ней возможности. Было похоже, что эти двое были навечно связаны смертельным соперничеством мифологического масштаба.

По щеке Джессики словно дождевая капля скатилась слеза. Она закрыла глаза, поняв, что уже замерзла, много часов сидя в одном положении. Она даже не заметила, что в комнате находится еще один человек.

— Я могу вам чем-нибудь помочь, миледи?

— Оставьте меня, я хочу побыть одна. — Но увидев, что это печальный доктор Юйэ, она смягчилась. — Прости, Веллингтон. Входи. Да, ты можешь мне помочь.

— Я не хотел бы мешать.

Она мимолетно улыбнулась.

— Ты заслужил право быть здесь.

Они долго стояли молча, эти совершенно не похожие друг на друга люди. Джессика была благодарна ему за присутствие.

— Очень давно, когда ты жил с нами в замке Каладана, я очень хорошо к тебе относилась. Ты никогда не рассказывал о своей личной жизни, и когда ты предал нас, я ненавидела тебя так, как никого другого.

Он опустил голову.

— Я бы десять тысяч раз бросился на нож, если бы мог взять назад те деяния, какие я совершил, и загладить боль их последствий, миледи.

— История может идти только вперед, но не назад, Веллингтон.

— Так ли? Ведь всех нас достали из мусорной свалки истории, разве нет?

На древнем Арракисе во время похорон из покойника извлекали всю воду и делили ее между членами общины. На Каладане традиционно покойников сжигали или хоронили в океане. «Итака» находилась в космосе, поэтому там покойников после соответствующей церемонии катапультировали в пространство.

Они взяли белоснежную простыню и завернули в нее хрупкое маленькое тельце. Здесь, в этом машинном городе, Джессика не знала, как воздать последние почести убитой дочке.

— Мы утратили все наши погребальные обычаи, и я просто не знаю, как быть.

- Мы сделаем то, что должны сделать. Значение имеют не символы, а реальная память и мысли о человеке.

Прошло довольно много времени после того, как отгремели последние схватки на улицах машинного города и уцелевшие пассажиры корабля-невидимки вышли из него, чтобы увидеть новое лицо измененной вселенной. Пауль, Дункан и Чани присоединились к Джессике и Юйэ, составив маленькую скромную похоронную процессию. Пауль и Джессика вынесли завернутое в простыню маленькое тельце на улицу, где песчаные черви произвели страшное опустошение, а взрывы сражения с лицеделами разрушили множество зданий.

— Такое маленькое тело, но какие возможности в нем таились, — сказал Пауль. — Мне будет страшно не хватать сестры, хотя в этот раз я не успел ее как следует узнать.

Дункан вел группу, оставив пока все свои заботы и ответственность.

— Я не помню Алию маленькой девочкой из ее первой жизни, но я помню ее уже взрослой женщиной. Она причиняла мне боль и, одновременно, любила, да и я страстно ее любил.

Им не пришлось идти далеко. Джессика выбрала полуразрушенную пирамидальную башню, которая могла послужить могильным памятником. Джессика и Пауль произнесли прощальные речи еще во время процессии, поэтому, приблизившись к башне, они положили тело ребенка в четырехугольное отверстие в подножии строения, отодвинули в сторону обломки, чтобы расчистить место, и положили Алию Атрейдес на гладкий каменный пол. Потом Джессика склонилась над дочерью и попрощалась с ней. Пауль взял руку матери и она с силой стиснула его ладонь.

Они молча постояли над могилой, а потом Джессика обратилась к Дункану.

— Мы сделали все, что было нужно.

— Об остальном позабочусь я, — сказал Дункан. Когда все вышли из полуразрушенной пирамиды, он поднял руки и раздвинул пальцы. Лицо его приняло отчужденное, сосредоточенное выражение. Металлические здания вокруг них задрожали и начали менять форму. Остатки пирамиды сложились вокруг тела Алии, стены укрепились металлическими плитами соседних зданий. На месте пирамиды к небу начал подниматься величественный шпиль. Быстро растущая башня звенела и гремела, когда текучий металл стремительно поднимался вверх. Поверхности и линии приобрели обтекаемость и законченность, полированная поверхность строения сверкала, как зеркало.

Дункан направлял строительство с большим тщанием, чем это когда-либо делал всемирный разум. Когда он закончил работу, все увидели могилу, гробницу, мемориал, произведение искусства, трогающее за душу любого, кто смотрел на него.

Этот памятник станет отметиной на лице Синхронии, но куда более глубокую отметину оставила потеря дочери на сердце Джессики.

В конце концов люди, попавшие на Синхронию, осознали, что род человеческий уцелел.

Шиана, глядя на Дункана, находила его странно отчужденным, хотя и понимала, что этого следовало ожидать. Очень часто его глаза лихорадочно переходили от одного предмета к другому, словно он пытался быть одновременно в тысяче мест.

Пока Мурбелла вызывала с лайнеров челноки, на которых люди Гильдии доставили на Синхронию рабочих и руководителей, готовых принять участие в восстановительных работах в этом странном городе, Шиана смотрела, как роботы уборщики ликвидируют следы кровавого побоища в главном зале машинного храма.

Пассажиры «Итаки» нашли временное пристанище в корабле. Судно никогда больше не полетит в космос, даже если Дункану вздумается разобрать огромную металлическую колыбель, в которой теперь лежало громадное судно.

Курьеры и летающие наблюдательные камеры, которые летали теперь, направляемые Дунканом, вели толпы людей по разбитым улицам, собирая их на митинг, где следовало обсудить сложившуюся в результате обновления вселенной обстановку. Беглецы с Капитула очень неохотно ожидали встречи с бывшей Досточтимой Матроной Мурбеллой.

Но Командующая Мать стала намного мудрее за двадцать пять лет, прошедших после раскола. Тогда, если бы Мурбелла узнала, что Шиана собирается похитить корабль-невидимку, она бы убила соперницу на месте. Шиане хотелось знать, что думала бывшая Досточтимая Матрона обо всех тех годах, что Дункан томился по ней. Любила ли она его до сих пор? Правда, любила ли она его с самого начала?

Преподобные Матери Эльен и Калисса привели беспокойную толпу сестер в огромный зал храма. Были здесь и экипажи огромных лайнеров Гильдии, и среди них администратор Горус. Он был совершенно подавлен происходящим, утратил всякое значение и скорее следовал за своими людьми, а не возглавлял их.

Когда гомон в зале стих, Дункан занял место в центре зала, откуда когда-то Омниус и Эразм руководили полчищами мыслящих машин. Дункан не стал пользоваться усилителями, его голос и без того гулко звучал под сводами храма.

— Это судьбоносное событие, кульминация Крализеца, которого мы ждали и жаждали столько лет, наконец произошло. — Он бросил взгляд на Шиану и на сестер Бене Гессерит. — Ваше долгое путешествие подошло к концу, так как вы нашли землю, которую так долго искали. Эта планета теперь ваша. Воспользуйтесь Синхронией, чтобы создать здесь совершенно новый орден Бене Гессерит, базу вашего нового Капитула.

Собравшиеся сестры пришли в растерянность и негодование. Даже Шиана не ожидала, что Дункан предложит такое решение.

— Но это же сердце империи мыслящих машин! — закричала Калисса. — Родина Омниуса.

— Теперь это ваша родина. Владейте ею и стройте свое будущее.

Шиана все поняла.

— Дункан абсолютно прав. Вызовы и испытания только укрепят Общину Сестер. Вселенная изменилась, и мы принадлежим ей, мы ее дети, не важно, с какими трудностями нам придется в ней столкнуться. Даже песчаные черви, привезенные нами с Капитула, уже зарылись в землю Синхронии, — она улыбнулась. — Они могут снова вынырнуть, когда мы будем меньше всего этого ожидать. Кто-то должен будет следить, чтобы из них не вырос новый Тиран.

Шиана почувствовала, как под ее ногами содрогнулся пол, как будто под фундаментом проползло гигантское чудовище. Многие роботы были уничтожены во время нападения червей на Синхронию, но оставшиеся тысячи машин были вполне исправны. Шиана знала, что новый орден здесь, на этой планете, не будет испытывать недостатка в рабочей силе, если машины будут сотрудничать с людьми.

Слово взяла Мурбелла.

— Я вернусь на Капитул. Нам придется приложить некоторые усилия для того, чтобы распространить и утвердить во вселенной новую реальность. — Она взглянула на Шиану. — Не волнуйтесь. Моя Объединенная Община Сестер не испытывает никакой вражды к вашему ортодоксальному ордену. Всегда и во все времена в любом учении было множество школ и течений. Если соблюсти равновесие, то разумное соперничество способствует укреплению учения и внедрению инноваций — если мы сможем избежать злобы, конфликтов и желания уничтожить друг друга.

Шиана понимала, что Дункан отбудет на Капитул вместе с Мурбеллой — по крайней мере на время. Под его руководством Мурбелла займется внедрением высоких технологий и устройством процветающего общества. Если все устроить правильно, считала Шиана, то людям нечего опасаться мыслящих машин — гораздо большую опасность представляли религиозные распри или соперничество между фракциями Бене Гессерит. Любая группа может стать опасной, если ею плохо управляют.

Сама Шиана, впрочем, намеревалась остаться здесь. Она не видела никаких причин возвращаться. Обращаясь к Мурбелле, она сказала:

— Еще до того, как Досточтимые Матроны уничтожили Ракис, орден Бене Гессерит сделал меня объектом религиозного поклонения. В течение многих десятилетий я скрывалась, а в это время миссия распространяла обо мне мифы и небылицы. Я позволила легенде распространяться без моего участия. Чего бы я достигла, если бы прекратила все это? Так оставим это. Пусть люди веруют, если это их успокаивает. Мое место здесь, на этой планете.

Среди присутствующих она вдруг увидела Скиталя. Последний из мастеров Тлейлаксу в последние годы принес ордену большую пользу, он сражался вместе с ними, а не против них.

— Скиталь, ты останешься с нами? Присоединишься ли ты к новому ордену? Мы можем воспользоваться твоими генетическими знаниями и твоим опытом. Мы, в конце концов, организуем колонию, нас здесь всего лишь несколько сотен человек.

— Надеюсь, к вам скоро присоединятся многие люди с других планет, — сказала Мурбелла.

Маленький тлейлакс был удивлен таким приглашением.

— Конечно, я останусь. Благодарю вас. У моего народа нет больше места, даже в священном Бандалонге. — Он улыбнулся Шиане. — Возможно, с вами мне удастся сделать что-нибудь стоящее.

Дункан прошелся среди беженцев Бене Гессерит.

— Вы садовники, прокладывающие дорожку нашей судьбы, нашего предназначения. Многие из нас вернутся на те планеты, которые мы когда-то называли своим домом, но вы останетесь здесь.

Движимая теплым чувством к Дункану, Шиана взяла его за руку. Он по-прежнему был человеком из плоти и крови, но Шиана понимала, что теперь она намного выше, чем любой другой человек. И он был прав.

— Спасибо, Дункан. Мои сестры и я наконец у себя дома.

Там, в Старой Империи, последние защитники капитула томились в ожидании, но шли дни, а ничего не менялось. Машинные корабли не двигались, а башар Джейнис Айдахо не получала никаких известий от навигаторов, которые увели особой Командующую Мать. Разведчики сновали между многочисленными пунктами обороны. Ситуация была одинаковой по всей линии фронта.

Ожидание. Никто не знал, что происходит.

Джейнис отреагировала объявлением тревоги на внезапное появление множества кораблей, сыпавшихся со всех сторон из свернутого пространства. Отдавая приказы по каналам связи, она привела в боевую готовность все свои корабли, остававшиеся на орбите. Сначала она не узнала очертания кораблей, но потом отчетливо увидела, что среди прибывших судов были и машинные, тащившиеся на буксире оснащенных двигателями Хольцмана лайнеров Гильдии.

— Назовите себя! — обратилась Джейнис к неведомо откуда взявшейся армаде.

На мостике своего огромного, вернувшегося назад корабля Мурбелла, улыбаясь, сказала Дункану:

— Это твоя — наша дочь.

Он вскинул брови и быстро прикинул в уме время.

— Одна из двойняшек?

— Это Джейнис. — Мурбелла слегка нахмурилась. — Вторая, Риния, не выдержала Испытания Пряностью. Я забыла, что ты этого уже не узнал. Танидия, средняя жива и здравствует, работает в миссии с беженцами. Но мы потеряли Джанну, нашу младшую, которую я родила незадолго до того, как стать Преподобной Матерью, — она умерла во время чумы на Капитуле.

Дункан собрал всю свою волю. Как странно чувствовать искреннее горе по поводу гибели двух детей, которых ты никогда в жизни не видел. Он даже не знал их имен. Он попытался представить себе, как могли выглядеть эти молодые женщины. Квисац-Хадерах и всемирный разум мог многое… почти все, но он не мог вернуть к жизни умерших дочерей.

Дункан всмотрелся в черты Джейнис на экране: темные волосы и круглое лицо, как у него; стройная подтянутая фигура, напряженные глаза и твердое выражение лица говорили о том, что Джейнис не из тех, кто пасует перед опасностью. Настоящий синтез его и Мурбеллы. Он сам активировал канал связи.

— Башар Джейнис Айдахо, я — Дункан Айдахо, ваш отец. Я стою рядом с Командующей Матерью.

Мурбелла встала ближе к Айдахо, чтобы дочь могла видеть и ее.

— Успокойся, Джейнис. Война окончена. Тебе не надо нас бояться.

Но Джейнис не оставила своих подозрений.

— С вами машинные корабли.

— Теперь это мои корабли, — сказал Дункан.

Женщина-башар не думала отступать.

— Откуда я знаю, что вы не лицеделы?

Теперь заговорила Мурбелла:

— Джейнис, когда мы стояли против мыслящих машин и обнаружили, что иксианцы и лицеделы обманули нас, я была готова без колебания отдать наши жизни ради славы. Но не переусердствуй, и не стремись умереть теперь, когда нам блеснул луч надежды.

Джейнис недоверчиво смотрела на них с экрана. Дункан мог гордиться предусмотрительностью дочери. Он сказал:

— Мы все встретимся в большом зале Убежища. Это самое подходящее место для обсуждения нашего будущего. — Он задумчиво улыбнулся. — Я ни разу так и не побывал в Убежище, когда был здесь… так и просидел все время на борту корабля-невидимки.

Джейнис, еще секунду поколебавшись, коротко кивнула.

— Мы примем меры предосторожности.

Дункан уже не на шутку скучал по своим товарищам с корабля-невидимки, но у каждого была своя задача, свое место назначения. Пауль и Чани вернутся на Арракис, где они должны были навсегда поселиться. Джессика выбрала Каладан, и удивила многих, попросив Юйэ отправиться вместе с ней. Скиталь остался на Синхронии. В его нуль-энтропийной капсуле осталось еще множество клеток, там была целая сокровищница сюрпризов и нежданных наград.

Дункан уже решил, кого он попросит вырастить первым. Смятение, конфликты и потрясения будут продолжаться не одно десятилетие, а может, растянутся и на века. Ему нужна помощь и поддержка великого человека — Майлса Тега.

Когда корабль приземлился у главного города Капитула, Дункан уже понял, что никогда не сможет считать эту планету своим домом, несмотря на то, что провел здесь много лет. За время своих генетических перевоплощений он сменил множество мест жительства и был знаком с невероятным числом людей. При его невероятно развитом предзнании, при том, что теперь тысячами глаз он мог наблюдать самые различные уголки вселенной, связанные между собой тахионной сетью, он мог считать вселенную своим единственным домом.

Теперь ты начинаешь понимать всю чарующую тяжесть обязательств, легших на твои плечи, Квисац-Хадерах. Я мог бы сильно усложнить тебе жизнь, но вместо этого, решил тебе помочь, зазвучал в его мозгу знакомый голос. Эразм. Мне было легче, я всего лишь наблюдал. Ты можешь говорить со мной в любой момент, когда захочешь. Используй мои знания, как базу данных. Как инструмент. Мне очень любопытно узнать, что ты будешь делать дальше.

— Теперь ты будешь преследовать меня, как демон?

Можешь назвать меня своим советником, но мое исследование продолжается. Я всегда буду рад помочь тебе, и уверен, что ты не дашь мне погибнуть.

— Это как Другая Память ведьм, только доступ проще, да и память больше.

Ты здесь для того, чтобы служить и людям и машинам — и будущему. Все это в твоем распоряжении.

Мысленно Дункан тихо рассмеялся этой дружеской беседе. Несмотря на то, что Эразм находился в подчиненном положении, он проявил что-то похожее на человеческую гордость, хотя и назвал себя всего лишь эхом советником.

Войдя в Убежище, Дункан и Мурбелла, бок о бок, прошли в гулкий большой зал. За ними летели наблюдательные камеры и шли сторожевые роботы. Роботы, поначалу встревожили находившихся в зале людей, но в будущем им придется расстаться с предубеждениями и предрассудками.

Без Омниуса машинная империя продолжала функционировать, но без единого руководства и без единого плана. Теперь руководить машинами будет Дункан, но он не желал продолжать бесконечную цепь порабощения. У машин был потенциал стать чем-то большим, чем простыми марионетками или орудиями. Они могли стать и чем-то большим, чем грубая разрушительная сила. Некоторые машины не были, правда, пригодны ни для чего другого, но были и сложные, очень умные машины, из которых могло многое получиться. Эразм самостоятельно стал независимым и развил в себе нечто вроде личности, когда попал в изоляцию от нивелирующего влияния всемирного разума. При том что на сотнях планет было много тысяч мыслящих машин, среди них могут возникнуть поистине значительные фигуры, если дать им такую возможность, если верно их направлять, если позволить им это.

И именно он, Дункан, должен был добиться разумного равновесия.

Впечатляющий трон Командующей Матери стоял пустой перед ажурным окном, выходящим на пустынный умирающий ландшафт. Джейнис посторонилась, приглашая Мурбеллу занять ее место на троне. В зале находились около сотни телохранителей в полной боевой готовности. Несмотря на то, что все лицеделы были убиты, Джейнис не стала распускать гвардию, и мысленно Дункан похвалил ее за эту дальновидность.

Она формально поклонилась.

— Командующая Мать, мы рады вашему возвращению. Прошу вас, займите свое место.

— Теперь это не только мое место. Дункан, твоя дочь воспитывалась в традициях ордена Бене Гессерит, но она много знает и о тебе. Она прилежно училась, чтобы овладеть умениями мастера меча.

Дункан думал об этом со сладкой щемящей грустью. Он официально пожал Джейнис руку, с радостью почувствовав ее крепкое рукопожатие. До этого они были незнакомцами, и общего у них было только кровное родство, да еще общие патриотические цели. Настоящие теплые отношения только начинались.

Мурбелла в свое время выдержала длительную и кровавую битву, стараясь объединить силы Досточтимых Матрон и сестер Бене Гессерит, а после этого вступила в борьбу с остальными представителями человечества, стараясь из разношерстных групп и клик создать нечто единое. Дункану теперь тоже предстояло создать единство, но только на более высоком уровне.

Все сплелось воедино на таком пестром ковре событий, какого никогда еще не видела история, и только теперь Дункан по-настоящему оценил всю меру доставшейся ему власти. Он был не первым в истории человеком, обладавшим неограниченной ее полнотой и поклялся никогда не забывать, чему он научился, будучи пешкой бога-императора Лето II.

Род человеческий никогда не забудет тысячи лет, проведенных под игом страшного диктатора, и родовая память Дункана служила ему путеводной картой, на которой были отмечены ловушки, подстерегавшие на долгом и трудном пути. Но, вооружившись этой картой, он сумеет избежать ошибок прежних правителей. Великий Тиран страдал от пороков, которых не сознавал и сам. Придавленный чувством ответственности за достижение ужасной конечной цели, Лето II сам изолировал себя от остального принадлежавшего ему человечества.

Напротив, Дункан был твердо уверен, что рядом с ним будут Мурбелла и Шиана. Он мог говорить со своей дочерью Джейнис, и, кто знает, сможет когда-нибудь увидеться и с другой дочерью, Танидией. Мало этого, он помнил всех своих великих и верных друзей, храня в себе их память. Он помнил многих своих возлюбленных, товарищей, жен, членов семей, помнил все свои радости и упования.

Несмотря на то, что он был последним Квисац-Хадерахом, обладающим неизмеримой властью и могуществом, знавал Дункан и лучшие стороны человеческого бытия. Жизнь после жизни. Не стоило отчуждаться от мира и вечно тревожиться, если можно, вместо этого, наполнить мир и себя любовью.

Но это будет не простая, обычная любовь. Его любовь должна простираться дальше, на все человеческие существа и на мыслящих машин. Одна форма разумной жизни не должна подавлять и затмевать другую. И сам Дункан Айдахо был чем-то несоизмеримо большим, чем заключавшая его плоть.