"Артур Конан Дойл. Капитан "Полярной Звезды"" - читать интересную книгу автора

перед вами во всей своей реальности. Вы замечаете, что ваша барабанная
перепонка силится поймать какой-нибудь слабый шум и сильно реагирует на
всякий случайный звук во внутренности судна. Будучи в таком состоянии, я
прислонился к бульваркам, когда в тишине ночи со льда почти прямо передо
мною раздался крик, резкий и пронзительный, начавшийся, как мне
показалось, с такой высокой ноты, какой никогда не удавалось брать ни
одной примадонне, поднимавшийся все выше и выше, пока он не достиг
кульминационной точки в продолжительном вопле агонии, который мог быть
последним криком погибшей души. Этот ужасный крик все еще звучит в моих
ушах. Горе, невыразимое горе, казалось, выражалось в нем, и сильное
страстное желание, и вместе с тем сквозила случайная, дикая нота
ликования. Крик раздался совсем около меня, и, однако, когда я смотрел в
темноту, то не мог ничего разглядеть. Я подождал несколько времени, но так
как крик не повторился, то я пошел вниз. Никогда в жизни не испытывал я
такого потрясения; спускаясь вниз, я встретил мистера Мильна,
поднимавшегося наверх, чтобы сменить вахтенного офицера. "Ну что, доктор,
- сказал он, - это болтовня старых баб? Разве вы не слышали крика? Может
быть это суеверие? Что же вы думаете насчет этого?
Я был вынужден извиниться перед честным парнем и признаться, что я был
также взволнован этим, как и он. Может быть, завтра можно будет иначе
взглянуть на веши. В настоящее время я почти боюсь писать все, что я
думаю. Перечтя эти строки через несколько дней, когда я освобожусь от
власти всех этих ассоциаций, я буду презирать себя за выказанную слабость.
18-го сентября. Провел бессонную и тревожную ночь, в течение которой меня
все время преследовал этот странный крик. Не похоже, чтобы капитан хорошо
отдохнул ночью, так как его лицо угрюмо и глаза красны. Я не говорил ему о
моем ночном приключении и не скажу. Он уже так беспокоен и возбужден,
вскакивает, опять садится и, видимо, совершенно неспособен держаться
спокойно.
Как я ожидал, сегодня утром по льду показался прекрасный проход; и мы
могли поднять наш якорь и плыть около двадцати миль в западно-юго-западном
направлении. Потом мы были остановлены сплошным льдом, таким же плотным,
как тот, который мы оставили позади себя. Он совершенно загораживает нам
ход, и нам не остается ничего иного, как стать опять на якорь и ждать,
когда лед сломается, чего можно ожидать через сутки, если ветер удержится.
В воде было видно много плавающих тюленей, и один из них, громадное
создание, больше одиннадцати футов длины, был убит. Это - свирепые
драчливые животные по силе, говорят, превосходящие медведя. К счастью, они
медленны и неуклюжи в своих движениях, так что опасность при нападении на
них на льду невелика.
Капитан, очевидно, не думает, что мы избавились от всех затруднений,
угрожавших нам, хотя я не понимаю, почему он так мрачно смотрит на наше
положение, так как все остальные на судне считают, что мы чудесным образом
спаслись, и уверены, что теперь мы достигнем открытого моря.
- Я полагаю, что вы думаете, что все обстоит благополучно, доктор? -
спросил он, когда мы остались одни после обеда.
- Я надеюсь, что так, - ответил я.
- Не следует быть слишком уверенным и, однако, нет сомнения, что вы правы.
Мы вскоре будем все в объятиях тех, кто нас любит, юноша, не так ли? Но мы
не должны быть слишком уверенными.