"Артур Конан Дойл. Открытие Рафлза Хоу (Фантастическая повесть) " - читать интересную книгу автора

церкви?" - спросил он. "Тысяча фунтов, - ответил я, - но триста фунтов мы
уже собрали. Сквайр внес щедрую лепту - пятьдесят фунтов". "Ну, а сколько
у вас нуждающихся семейств?" "Около трехсот", - ответил я. "Если не
ошибаюсь, тонна угля стоит фунт стерлингов. Трех тонн должно хватить на
всю зиму. И можно купить пару отличных одеял за два фунта. Ну, что ж, по
пяти фунтов на каждую семью и семьсот фунтов на церковь". Он окунул перо в
чернильницу и, честное слово, Роберт, тут же написал мне чек на две тысячи
двести фунтов. Не помню уж, что я ему сказал. Я просто поглупел от
радости, двух слов не мог выговорить, чтоб поблагодарить его. В один миг
он снял с моих плеч все заботы. Право, Роберт, я до сих пор не могу прийти
в себя.
- Очевидно, очень отзывчивый человек.
- Необычайно! И так скромен! Со стороны можно было подумать, что это
я делаю ему одолжение, а он мой проситель. Мне вспомнилось, как сказано в
писании о вдовице, у которой сердце запело от радости. У меня у самого
сердце поет от радости, уверяю тебя, Роберт. Ты не зайдешь к нам?
- Нет, благодарю вас, мистер Сперлинг. Мне пора домой: хочу
поработать над своей новой картиной. Это большое полотно, в пять футов,
"Высадка римских легионов в Кенте". Попытаюсь еще раз послать на выставку
в Академию. До свидания, мистер Сперлинг.
Роберт приподнял берет и продолжал путь, а викарий свернул к своему
дому.
Роберт Макинтайр превратил просторную, пустую комнату на втором этаже
в студию; туда-то он и направился после завтрака. Хорошо хоть, что у него
есть собственный угол, где можно побыть одному! Отец, кроме как о
гроссбухах и финансовых отчетах, больше ни о чем не может говорить, а
Лаура стала как-то раздражительна и сварлива, с тех пор как оборвалась
последняя связь, удерживавшая ее в Тэмфилде.
Обстановка в студии была скудная, и в ней было довольно неуютно: ни
обоев, ни ковров, - но в камине трещал веселый огонь, и два широких окна
давали необходимый для работы свет. Посреди комнаты помещался мольберт с
огромным, натянутым на подрамник холстом, у стены стояли две последние,
уже законченные работы художника: "Убийство Фомы Кентерберийского" и
"Подписание Великой хартии вольностей". У Роберта была слабость к
грандиозным темам и эффектным сценам. Пусть даже честолюбие у него
превышало талант, все же в нем сохранилась искренняя преданность искусству
и способность не падать духом при неудачах - качества, обычно присущие
художникам, которые добиваются успеха. Дважды несколько его картин
путешествовали в город, и дважды все они возвращались обратно, и под конец
на золоченых рамах, расходы на которые порядком истощили кошелек Роберта,
начали обнаруживаться следы этих путешествий. Но, несмотря на неприятное
соседство отвергнутых произведений, Роберт принялся писать новое полотно с
жаром, какой, может быть только у человека, уверенного в конечном успехе.
Но в этот день художнику не работалось. Тщетно клал он мазок за
мазком, делая фон, тщетно выписывал длинные, плавные формы римских галер.
Несмотря на все усилия, ему не удавалось сосредоточить мысли на работе,
они все время возвращались к утреннему разговору с викарием. Воображение
Роберта взволновал странный человек, живущий одиноко среди чужих людей и в
то же время обладающий таким могуществом, что одним росчерком пера он
может обратить горе в радость и преобразить весь приход. Роберту вдруг