"Артур Конан Дойл. Приключения Михея Кларка" - читать интересную книгу автора

постепенно умножаясь, уходили на север в Беркширское графство и в восточную
часть Суссекса. Сигнальные огни состояли из громадных куч хвороста и
смоляных бочек, воткнутых на высокие шесты. Около Портчестера нам пришлось
проехать совсем близко от одного из этих сигнальных костров. Сторожа,
заслышав топот лошадиных ног и звяканье оружия, громко закричали "ура". Они
приняли нас за королевских офицеров, отправленных на запад.
Саксон, как только оставил порог нашего дома, сейчас же снял с себя
маску благочестия, в которой он щеголял перед отцом. В то время как мы
галопировали в темноте, он отпускал двусмысленные шуточки и распевал не
всегда приличные песни.
- Черт возьми! - воскликнул он откровенно. - Приятно чувствовать себя
свободным. Можно, по крайней мере, говорить свободно, не прибавляя к каждому
слову аллилуйя или аминь.
- Но ведь вы же сами затеяли эти благочестивые упражнения, - ответил я
сухо.
- Да, вы правы, ей-Богу, правы. На этот раз вы попали в точку. У меня
такое правило: уж если нужно делать что-либо, делай это дело первый и
обгоняй всех, что бы там ни было. Это чертовски хорошее правило, благодаря
ему я получил эту славную лошадку. Скажите, разве я вам не рассказывал, как
меня взяли в плен турки? А это преинтересно. Я был отправлен в качестве
военнопленного в Стамбул. Всех нас было взято в плен сто человек, а то,
пожалуй, и больше. Часть их погибла под палками, а другие и до сих пор сидят
на султанских галерах, прикованные к веслам. Эту жизнь им придется вести до
смерти. А смерть их заранее известна: одних турецкие надсмотрщики плетью
запорют, а других избавит от рабства и страдания генуэзская или венецианская
пуля. Только мне одному удалось выбраться на свободу.
- Но как же вам удалось бежать? - спросил я.
- Этим я обязан разуму, который мне дарован Провидением, - любезно
объяснил Саксон. - Я заметил, что у этих неверных есть слабая сторона -
очень уж они преданы своей проклятой религии. Вот я и стал работать в этом
направлении. Прежде всего я стал приглядываться, как совершает свои утренние
и вечерние молитвы наш приставник. Выучившись молиться по-турецки, я и сам
стал проделывать то же, что и турок, но только с тою разницей, что молился я
гораздо дольше его и с несравненно большим рвением.
- Как?! - воскликнул я в ужасе. - Вы притворились магометаннином?
- Ничего подобного, я совсем не притворялся, а на самом деле перешел в
мусульманство. Конечно, это между нами. Смотрите не рассказывайте об этом в
лагере Монмауза. Там, наверное, много этих благочестивых ханжей, которые
меня поедом съедят.
Я был страшно поражен этим бесстыдным признанием. И такой-то человек
руководил благочестивыми упражнениями в христианском доме! Я прямо не мог
говорить от неожиданности, а Децимус Саксон, пропев несколько куплетов
какой-то очень легкомысленной песенки, продолжал:
- Молился я по-турецки упорно, и вот меня отделили от прочих пленников
и перевели в особенное помещение. Тогда я удвоил свое мусульманское усердие.
Тюремщики смягчились окончательно, и двери тюрьмы передо мною отворились.
Мне позволили отлучаться куда угодно и когда угодно, обязав лишь, чтобы я
приходил в тюрьму раз в день. И какое употребление, вы думаете, я сделал из
данной мне свободы?
- Ну? Вы способны на все, - ответил я.