Варткес Тевекелян Наш собственный корреспондент сообщает

Первыми ворвались в город Н. на юге России красные кавалеристы. В боях за город особо отличился первый эскадрон, где служил политбойцом Алеша Воронов. Ему не исполнилось полных двадцать лет, и был он заместителем политрука эскадрона.

Кавалерийскому полку отвели для постоя казармы на окраине, построенные еще в прошлом веке для местного гарнизона. Казармы эти оказались невероятно по тем временам благоустроенными и пришлись по душе кавалеристам, привыкшим к жизни и днем и ночью под открытым небом. Тут было все: спальные корпуса с низкими кроватями, покрытыми серыми одеялами, бани, пекарни, обширный двор и, главное, склады, набитые продовольствием и новеньким обмундированием, полученным из Англии. Казаки и белогвардейцы оставили город так поспешно, что не успели разграбить склады или хотя бы поджечь их, чтобы не оставлять большевикам.

Бойцы первым делом растопили бани, благо в запасе было много расколотых и аккуратно сложенных штабелями дров. Получив мыло и свежее белье, они с наслаждением мылись и парились. Все еще находясь под впечатлением победоносного боя, возбужденные, они забыли об усталости, о войне и сейчас шутили, хохотали от души, поливали друг друга горячей водой и дурачились, как малые дети.

В городе постепенно налаживалась жизнь, повсюду висели красные флажки, менялись вывески на фасадах бывших присутственных мест, появились новые, непонятные для обывателей названия: ревком, губком, губоно, губчека и другие. Читая с опаской эти загадочные названия, горожане неодобрительно покачивали головой и быстро проходили, чтобы не обращать на себя внимания новых властей, о которых они наслушались много страшного.

По обязательному постановлению ревкома, открылись магазины, столовые и кондитерские, в лавках торговали свежим хлебом. Сняв бляхи с фартуков, дворники усердно очищали город от грязи, оставленной белогвардейцами. После четырех часов дня на бульваре играл духовой оркестр, а вечером в театрах и бывшем Дворянском собрании, превращенном в клуб, давали представления. Вышел первый номер газеты «Серп и молот».

Алеше Воронову не долго пришлось отдыхать. Уже на второй день его вызвали к комиссару полка.

Войдя в маленькую комнату с низким потолком, Алеша доложил по всем правилам:

– Боец Первого эскадрона краснознаменного кавалерийского полка Алексей Воронов явился по вашему приказанию.

Комиссар, из бывших студентов, старше Алеши, может быть, года на три-четыре, подтянутый, в начищенных до блеска сапогах, улыбнулся и указал Воронову на единственную табуретку около своего стола.

– Вот что, товарищ Воронов, придется откомандировать вас в распоряжение губкома партии, – сказал он затем официально.

– Зачем? – вырвалось у Алеши.

– Есть предложение использовать вас на гражданке.

– Не пойду, – не раздумывая, заупрямился Алеша. – Я не для того вступил добровольцем в Красную Армию, чтобы служить на гражданке, а для того, чтобы воевать до полной победы революции во всем мире.

– Победа революции куется не только на фронте, – комиссар был подчеркнуто сух. – Надеюсь, вы знаете, что коммунист, получив задание, обязан его выполнять, а не рассуждать. – Он взял бумагу со стола и протянул Алеше. – С этой бумагой явитесь к секретарю губкома.

– Но как же, вы понимаете… – еще попробовал что-то изменить Алеша.

Комиссар не дал ему договорить.

– Никаких но, выполняйте, – на этот раз он повысил голос.

– Есть явиться к секретарю губкома. – У Алеши от обиды дрожал голос.

– То-то хороша будет наша боевая большевистская партия, если каждый ее член будет распоряжаться самим собой. – Комиссар встал, положил руку на плечо Алеши и продолжал уже дружески: – Пойми, иначе нельзя, нужно о тыле тоже заботиться. Смотри не подкачай, не подведи пас, своих товарищей.

– Постараюсь, – сердито буркнул Алеша, спрятал бумагу в верхний карман гимнастерки и, не заходя в казарму, отправился в город выполнять приказ комиссара.

В кабинете бывшего губернатора, куда пригласили Алешу, кроме секретаря губкома, немолодого человека с седыми висками и усталым лицом, находились еще трое. Алеша обратил внимание на мужчину с козлиной бородкой и в пенсне – явный интеллигент. Двое других – молодые парни, один с кольтом у пояса, второй в кожанке, несмотря на жару. Секретарь взял у Алеши бумагу, прочел вслух:

– «Алексей Воронов, девятисотого года рождения, член партии с тысяча девятьсот восемнадцатого года, в Красную Армию пошел добровольно, в прошлом типографский рабочий – наборщик, дисциплинированный, выдержанный, политически вполне подкован, в эскадроне был политбойцом, храбрый, во время боев личным примером заражал бойцов…» Думаю, ясно, – сказал секретарь и обратился к Алеше: – Надеюсь, ваш комиссар объяснил, зачем тебя вызвали в губком?

– Нет, он только приказал явиться к вам, – ответил Алеша.

– Видишь ли, какие дела… Нам необходимо организовать местную молодежь как можно скорее. Сам должен понимать, молодые люди долго жили при белых, кроме рабочих парней, много гимназистов старших классов, студентов, начинающих служащих, просто ребят без занятий… Не все они понимают как надо. Губком решил издавать молодежную газету, а тебя по рекомендации партийцев вашего полка и лично комиссара товарища Кузнецова назначить редактором.

От неожиданности Алеша словно онемел.

– Что же ты молчишь? – Секретарь губкома в упор посмотрел на него.

– По-моему, тут страшная ошибка, – наконец выдавил из себя Алеша, – какой из меня редактор?

– Ты же грамотный, наборщиком работал.

– Правильно, набирать могу любой текст, даже научный. Но сам писать ничего такого не умею, никогда в жизни не писал.

– Тебе, редактору, писать не обязательно, – вмешался человек с кольтом. – Главное, чтобы политическая линия была правильная.

– Да нет, товарищи, я даже не знаю, как она делается, газета-то.

– Научишься, – сказал бородатый.

– Что вы, я за любое дело возьмусь, только чтоб по силам, лучше я вернусь в свой полк и буду воевать до полной победы. Ведь провалю я газету… А так, что нужно для революции, все сделаю. – Алеша еще надеялся убедить товарищей.

– Нет, брат, в наше время легкой жизни не ищи. – Секретарь губкома повернулся к краснощекому молодому человеку. – Ну а как ты скажешь, молодежный вожак, утвердим Воронова редактором?

– Утвердим, – кивнул тот.

– Итак, если ни у кого нет возражений, будем считать вопрос исчерпанным. Воронов, приступить к работе нужно немедленно, и чтобы через неделю, слышишь, через неделю, вышел первый номер газеты. Это и есть сейчас твое главное дело для революции. Мы подготовим обращение губкома партии к молодежи и общими силами придумаем название газеты. – Секретарь вопросительно посмотрел на человека с бородкой.

– Подготовим, – подтвердил тот.

– Но хоть с чего начинать? Я же не знаю… – У Алеши вид был крайне растерянный.

– Горкоммунхоз к утру подыщет подходящее помещение под редакцию. Комсомол выделит тебе в помощь нескольких грамотных девчат и парней, а что касается квалифицированных кадров, то тут нам не обойтись без помощи председателя Чека товарища Васильева. – Секретарь губкома написал на бумаге несколько слов и протянул Алеше. – Завтра к семи часам придешь по этому адресу. Пропуск будет заказан.

Заведующий коммунхозом, протягивая Алеше ордер на помещение, сказал:

– Раньше там было налоговое управление. Места всем хватит. Составьте опись имущества, копию пришлите нам, и владейте на здоровье.

Помещение оказалось роскошным: целый второй этаж каменного дома в девять комнат и в самом центре города. Все комнаты забиты столами, стульями, шкафами, нашлись две пишущие машинки, арифмометр и запас бумаги. В бывшем кабинете начальника налогового управления на полу пушистый ковер, мягкая мебель, шкафы из красного дерева, большие стенные часы с боем…

Не успел Алеша осмотреться, как явились выделенные комсомолом три девушки и веснушчатый парень лет семнадцати.

На вопрос Алеши девушки ответили, что ничего особенного делать не умеют, правда, одна из. них, курносая, с симпатичными ямочками на щеках, Надя, двумя пальцами печатает на машинке. Веснушчатый парень назвался Николаем, сообщил, что пишет стихи и готов предоставить свою поэтическую тетрадь в распоряжение товарища редактора для печатания в газете стихов по его выбору.

– Со стихами пока подождем, – с досадой сказал Алеша и обратился к пришедшим: – Вот что, ребята, для начала уберите помещение. Найдите тряпки и помойте полы, бумаги налогового управления и ненужный хлам можете выбросить ко всем чертям. В общем наведите здесь полный порядок. Тебя, Николай, назначаю главным… ну, как это называется? Завхоз, кажется. После окончания уборки запрешь дверь и ключ возьмешь с собой. Завтра ровно в девять всем быть здесь.

– Не могу я нести ответственность за имущество, – заканючил парень.

– Разговорчики. – Алеша сурово посмотрел на него. Он уже входил в роль.

Председатель Чека Васильев посадил Алешу против себя и сказал ему такое, от чего у парня голова пошла кругом.

– Нам придется подобрать тебе кадры из бывших газетчиков. Если примемся за дело с умом, наберем такой штат – не нарадуешься.

– Так ведь бывшие газетчики, по-моему, все контры? – недоумевая, сказал Алеша.

– Положим, не все, но назвать их нашими тоже нельзя. Факт тот, что они сейчас сидят без дела и у них руки чешутся по работе. Найдем к ним подход – будут работать с нами, не найдем – тем хуже для нас и для них тоже. Оттолкнем их от себя, и они в конце концов покатятся в болото контрреволюции. Начнем с того, что ты в сопровождении одного нашего сотрудника, работавшего здесь в подполье и знающего местных интеллигентов как облупленных, пойдешь в кабачок под названием «Чашка чаю». Там собирается по вечерам местная богема: артисты, музыканты, писатели, газетчики и просвещенные спекулянты. Сейчас в этом кабачке не подают из еды ничего, кроме винегрета и селедки, но все же люди ходят туда по привычке, поют, читают стихи и танцуют, а у кого водятся деньги, получают из-под полы коньяк или настоящую смирновскую водку. Наш сотрудник познакомит тебя с теми журналистами, которые не потеряли совесть, с ними можно найти общий язык. Пригласишь их к себе в редакцию и поговоришь с ними откровенно. Так, мол, и так, вы знаменитые журналисты, помогите мне издавать хорошую газету. Не исключено, что они заговорят об арестованных коллегах, может быть, даже обусловят свое сотрудничество с тобой их освобождением. В таком случае скажи, что при наличии солидных поручителей походатайствуешь за них. В случае необходимости мы пойдем н на это, черт с ними, освободим наиболее лояльных.

– Все ясно. – Алеша поднялся.

– У тебя нет более приличной гражданской одежды? – спросил Васильев, разглядывая его поношенную, выцветшую гимнастерку.

– Откуда?

– Ну да ладно, сойдет и так, они все равно догадаются, что фронтовик, иначе не очутился бы в этом городе.

Кабачок, куда они пришли, находился в полуподвальном помещении и был обставлен с претензией на шик. Столы стояли полукругом, подступая к низенькой и небольшой эстраде, по обеим сторонам зала – кабины, задернутые шелковыми занавесками с причудливыми рисунками на китайский лад. Видимо, вентиляция в кабачке работала плохо или ее не было ровсе, поэтому табачный дым заволакивал сидящих за столами.

На сцене молодой человек с длинными волосами и с пышным бантом на шее читал стихи, а публика, вяло слушая его, орудовала вилками. Пили мутное, цвета дегтя пиво.

Спутник Алеши, Аркадий Сергеевич Новосельцев, видимо, был завсегдатаем кабачка, его знали здесь многие. Кивая знакомым налево и направо, он повел Алешу к свободному столику в глубине зала. Заказал две кружки пива, а из еды – «чего бог послал».

Чтеца сменила на сцене девица, она довольно приятным низким голосом запела романс «На заре ты ее не буди».

– Мое почтение… – громко приветствовал Новосельцев вошедшего в кабачок грузного человека в мягкой фетровой шляпе. – Виктор Александрович, пожалуйста, садитесь с нами. – Новосельцев указал на свободный стул и, пока тот подходил, шепнул Алеше: – Кирсанов, известный фельетонист, постоянно сотрудничал в эсеровской газете «Заря».

– Давненько вас не было видно… – сказал Виктор Александрович Новосельцеву, удобно усаживаясь.

– Все дела… Познакомьтесь, пожалуйста, мой племянник Алеша, или Алексей Васильевич, заядлый большевик. Кажется, я имел случай говорить вам о нем. Прибыл в наш город с Красной Армией. Хоть и молод еще, но муза прикоснулась к нему. Назначен редактором молодежной газеты.

– Разве есть такая газета тоже? Не слыхал что-то. – Виктор Александрович пожал плечами.

– Еще нет, начнет выходить с будущей недели, – пояснил Алеша.

– Правильно, большевики знают, где собака зарыта, а вот мы не догадались издавать специальную молодежную газету.

Кирсанов отказался от пива и заказал себе чаю.

– Виктор Александрович, а почему бы вам не согласиться сотрудничать в молодежной газете? Дело благородное, знаете ли, – приступил к делу Новосельцев.

– Мне? – удивился фельетонист. – В своем ли вы уме, батенька мой? Кто же подпустит меня к большевистской газете ближе чем на пушечный выстрел?

– А почему бы нет? Всему городу известно, что вы всегда отличались передовыми идеями, пеклись об интересах народа. Недаром ведь находились под гласным надзором полиции, – сказал Новосельцев.

– Так-то так. – Лесть пришлась по душе Виктору Александровичу. – Но кто сейчас считается с этим?

– Что вы, такие вещи не забываются, – вовремя вставил Алеша.

– Не знаю… Не знаю… – Кирсанов задумался. – Если не бояться смотреть правде в глаза, то нужно признать, что власть большевиков надолго и нам, грешным, рано или поздно придется работать с ними…

– Значит, лучше рано, чем поздно. Подумайте сами, Виктор Александрович, когда еще подвернется такой благоприятный случай? – Новосельцев лениво ковырял вилкой в тарелке.

– Надо подумать… – Кирсанов вдруг приподнялся и крикнул на весь кабачок: – Модест Иваныч, а Модест Иваныч, можно тебя на минутку?

К столу медленно, как бы нехотя подошел сорокалетний человек, одетый подчеркнуто модно.

Новосельцев успел шепнуть Алеше:

– Акимов, знаток иностранных языков, вел в газете международный отдел, женат на богатой вдове и держит себя независимо.

– Привет честной компании… – Акимов сделал общий поклон. – Чем могу служить тебе, друг Виктор?

– Есть одно предложение, садись и послушай. – Кирсанов повторил ему разговор с Новосельцевым.

– Это невозможно, – решительно отказался Акимов.

– Почему же? – поинтересовался Новосельцев.

– До тех пор пока наши братья по перу без вины томятся в подвалах Чека, мы не можем сотрудничать в большевистской печати. Это было бы равносильно предательству. – Акимов говорил стоя.

– При наличии солидных поручителей можно ходатайствовать об их освобождении, – как можно весомее сказал Алеша, вспомнив обещание председателя Чека.

Акимов впервые удостоил Алешу своим вниманием и долго разглядывал его.

– Да ты садись, – еще раз предложил Кирсанов Модесту Ивановичу. – Вот этот юноша и есть редактор молодежной газеты… Может быть, в самом деле обусловить наше сотрудничество в газете освобождением арестованных журналистов?

– Это другой разговор, – смягчился Акимов и, немного подумав, добавил: – Боюсь, как бы власти не восприняли нашу просьбу, как ультиматум.

– Это исключено, – решительно сказал Алеша. – Хорошо бы собраться завтра у нас в редакции и поговорить обо всем в спокойной обстановке.

Журналисты, переглянувшись, согласились прийти в редакцию молодежной газеты на следующий день в одиннадцать часов и привести с собой еще кое-кого из знакомых.

Председатель Чека сдержал свое обещание и освободил трех журналистов из-под ареста, взяв у них подписку, что они не будут выступать против Советской власти. После этого авторитет Алеши, или Алексея Васильевича, как величали его теперь, значительно возрос в глазах новых знакомых.

Модест Иванович оказался не только знатоком иностранных языков, но также опытным организатором. Он привлек к работе в газете многих маститых журналистов, а в качестве секретаря редакции порекомендовал энергичного молодого человека Василия Васильевича. С его появлением дело пошло на лад с молниеносной быстротой.

Василий Васильевич знал всех нужных людей в городе, и не было такого дела, с которым он бы не справился. Уже на другой день его работы в «Маяке», как сокращенно называли сотрудники газету, на фасаде здания бывшего налогового управления появилась большая вывеска: «Редакция губернской молодежной газеты „Маяк революции“, а на дверях всех кабинетов – напечатанные типографским способом таблички с названиями отделов. Отделов же этих было много, как в солидных газетах: международный, внутренний, молодежный, экономический, городской, хроники, фельетона и другие. Заботами того же Василия Васильевича было получено значительное количество дефицитной газетной бумаги и всякого рода нужных и ненужных канцелярских принадлежностей. „Маяк революции“, став абонентом телеграфного агентства РОСТа, начал регулярно получать информацию. Для нужд редакции были выписаны газеты и журналы на иностранных языках. Сотрудников „Маяка революции“ снабдили удостоверениями в красивых кожаных переплетах и мандатами, дающими им множество прав: присутствовать на всех собраниях и совещаниях общественных и государственных организаций, пользоваться всеми видами транспорта и связи. Личности сотрудников редакции объявлялись неприкосновенными.

На заседании редколлегии, куда пригласили всех сотрудников, Василий Васильевич представил макет первого номера газеты, а также перечень статей и материалов, в том числе обращение губкома к молодежи, передовицу, где излагались программа новой газеты и задачи, которые она ставила перед собой. После официального отдела шла городская хроника, в большом фельетоне Виктор Александрович Кирсанов едко высмеивал бывших барынек и господ, ставших ныне завсегдатаями городской толкучки, выставляющих там напоказ семейные альбомы, старинные кружева и образцы нижнего дамского белья. В международном отделе, которым руководил Модест Иванович, кроме обзорной статьи, помещено было множество заметок с интересными новостями.

Макет газеты получил одобрение в губкоме, против содержания статей и заметок не имел возражений и гублит. Таким образом, все материалы без единой поправки отправлены были в типографию.

Выход первого номера молодежной газеты под громким названием «Маяк революции» стал событием в городе. Газету раскупали в киосках, читали везде: на предприятиях и в учреждениях, на скамейках бульваров и в вагонах трамвая, хохотали от души над героями фельетона В. Кирсанова. К концу дня подписка уже превышала цифру тысяча. Такого успеха не ожидали даже видавшие виды журналисты.

«Маяк революции» выходил три раза в неделю, и в каждом номере можно было найти что-то свежее, интересное, почитать смешной фельетон, узнать массу любопытного в отделе под рубрикой «Разные разности». Сообщалось, например, о том, кто изобрел печатный станок, где впервые была издана первая печатная книга, как монахам удалось раскрыть секрет изготовления китайского фарфора, как морские котики ревниво охраняют свой многочисленный гарем от посягательств других самцов, обрекая себя на голод почти в течение трех месяцев, сколько было жен у последнего турецкого султана, как ориентируются в комнате летучие мыши и какого вкуса мясо морских черепах.

Появился в газете и отдел под броским заголовком «Наши собственные корреспонденты сообщают», а внизу целая подборка.

«Маяк революции» становился самой популярной газетой в губернии, подписка продолжала расти.

Губком комсомола прислал для работы в «Маяке» еще двух комсомольцев: девушку и парня. Оба они окончили местную гимназию и принимали активное участие в подпольной борьбе против белых. С их приходом Алеше стало намного легче – они умели поспорить со «стариками», как называли в редакции журналистов, отстоять свое мнение. И все же Алеша постоянно был начеку: опасался, как бы «старики» не протащили в газету антисоветчину, разумеется, не открыто, на это они бы не пошли, а исподтишка. Алеша тщательно просматривал центральные газеты, чтобы понять, как вообще делаются газеты, читал гранки от строчки и до строчки. Он работал много, не видел, что называется, белого света, часто сетовал на то, что его оторвали от родного полка, а в душе радовался успехам «Маяка» и гордился тем, что в конце четвертой полосы стояла его подпись – «Отв. редактор А. Воронов».

Не имея в городе квартиры, он до тех пор, пока полк не двинулся в путь, жил в казарме. Встречая его поздно вечером, кавалеристы подшучивали над ним:

– Глянь-ка, ребята, это кто идет? Сам писатель товарищ Воронов. А мы-то, ничего не подозревая, еще совсем недавно обращались к нему запросто – Алеша да Алеша, из одного котелка щи с ним хлебали.

Алеша отвечал в том же духе:

– А как же, знай наших, мы тоже не лыком шиты, того гляди, в столицу вызовут и народным комиссаром назначат.

В ответ бойцы хохотали от души, а кто-нибудь вставлял:

– В самом деле, чем не вышел наш Алешка? Грамотный, а ростом каков! Слушай, станешь комиссаром, нас не позабудь.

Шутка шуткой, а все же приятно сознавать, что газета, редактором которой ты являешься, становится такой популярной, не меньше даже некоторых столичных. Лежа на железной койке, ворочаясь с боку на бок, Алеша подолгу не мог уснуть. В голову лезли десятки вопросов. Нет ли перехлеста в очередном фельетоне Кирсанова? Он постепенно начал критиковать и наши порядки, не зарвался бы. Интересно, успел ли ответственный секретарь отправить рукописи в типографию вовремя? Тираж газеты растет с каждым днем, а лимит на бумагу остается прежний, как быть, где достать дополнительную бумагу?

Во внешности бывшего кавалериста тоже произошли некоторые перемены, правда, гражданскую одежду ему так и не удалось достать, но зато по распоряжению комиссара товарища Кузнецова старшина выдал ему новые брюки, гимнастерку и хромовые сапоги по ноге. Подпоясанный офицерской портупеей, Алеша имел вполне солидный вид, даже походка его стала медлительной. Входя в бывший кабинет начальника налогового управления и садясь за его массивный стол, он напускал на себя важность, малодоступность, но долго не выдерживал и становился прежним Алешей, каким его знали в кавалерийском полку, – веселым, жизнерадостным, общительным и немного легкомысленным.

Однажды Алешу вызвали в губком партии. В кабинете с тяжелой мебелью, где три месяца тому назад его назначали редактором молодежной газеты, сидели двое – тот же человек с бородкой и секретарь губкома. Задавал Алеше вопросы секретарь, и при этом насмешливая улыбка не сходила с его усталого лица.

– Скажи, Воронов, много ли получаешь иностранной валюты на содержание собственных корреспондентов в столицах капиталистических стран?

– Какой валюты?!

– Как же, неужели ваши собственные корреспонденты работают бесплатно?

– Никаких собственных корреспондентов у нас нигде нет.

– Не может быть… Здесь же написано, – секретарь губкома показал на газету, лежащую перед ними, – наш собственный корреспондент сообщает из Лондона, из Парижа, Рима, Берлина, Стамбула. Они сообщают вам чуть ли не со всего мира, а говоришь – нет.

– Это так… – смущенно бормотал Алеша.

– Непонятно. Что значит «это так»? Ты уж, будь ласков, объясни нам.

– Ну… Каждый журналист из бывших знает хоть один иностранный язык, а Модест Иванович – целых четыре. Вот они, читая иностранные газеты и журналы, которые мы выписываем, выбирают нужные новости, переводят их на русский язык и помещают в отделе международной жизни. Во всех центральных газетах есть сообщения собственных корреспондентов, а мы чем хуже? И читатели больше доверяют, когда материал так подается…

– Вот оно что! – воскликнул человек с бородкой. – Говоря попросту, вы встали на путь обмана? Вводите своих читателей в заблуждение?

– Скажете тоже, – возмутился Алеша, – при чем тут обман? Мы же печатаем только то, что действительно опубликовано на страницах иностранной печати, ничего не прибавляя и ничего не убавляя, просто чуть-чуть сокращаем эти сообщения.

– А отчего же вы не поступаете так, как подобает солидным органам? Сошлитесь на подлинные источники, это будет, по крайней мере, честно, – не отставал человек с бородкой.

Обиженный Алеша повесил голову и молчал.

– Воронов, неужели ты не понимаешь, что такие приемы чужды нашей большевистской печати? – опять вмешался секретарь губкома, – Разве допустимо вводить в заблуждение свой народ, говоря попросту, грубо обманывать его? – Он хотел еще что-то добавить, но Алеша перебил его:

– Я же говорил вам, когда меня назначали редактором, что не гожусь для этой работы, но вы не приняли мои слова во внимание. Откуда мне знать, что допустимо, что нет, ведь ни я, ни мой отец не редактировали газету. Отец даже грамоты не знал. Видя, как растет подписка на нашу газету, как ее раскупают в киосках, я радовался, думал, так и надо. Правда, все время тревожился, боялся, как бы не подвели меня буржуазные специалисты, которых мы пригласили на работу при помощи товарища Васильева. Так и получилось, подвели таки. Надеюсь, теперь вы тоже убедились, что я не гожусь для этой работы. Запросто даже могу наломать дров. Помогите мне отыскать свой полк.

Секретарь губкома и человек с бородкой переглянулись, и Алеша заметил, как последний отрицательно качнул головой.

– Полк-то отыскать мы тебе легко поможем, а вот кого назначить на твое место?… Ладно, Воронов, иди, мы еще подумаем, – печально заключил секретарь губкома.

Алеша вышел из здания губкома и зашагал по залитым солнцем улицам города почти в веселом настроении. Ему казалось, что с его плеч свалился тяжелый груз.

1968