"Виктор Конецкий. Последняя ночь Бандита " - читать интересную книгу автора

Время медлительно потекло сквозь него. Сотни ночей он уже провёл так,
бездумно бодрствуя, изредка почёсываясь, ощущая в левом боку привычную боль,
подёргивая настороженными ушами, ожидая неизбежного утра. Но сейчас он вдруг
ощутил тревожное желание уйти далеко отсюда, уйти туда, где нет никого, где
никто не помешает - чему? - этого он не знал. Ему надо было встать и уйти,
но он не мог разрешить себе этого. Ему надо было уйти туда, где никто не
помешает остаться одному с самим собой навсегда. Но понять этого он не мог и
только ощущал глухую, неясную тревогу. И ещё он ощущал потерю обоняния. Он
поднимал свой нос в направлении известного запаха и ждал прихода этого
запаха, но не мог дождаться его. И всё это было странно. Бандит тянул нос к
синим пятнам возле хвоста, к тем пятнам, которые намазал укротитель. Но они
ничем не пахли. И Бандиту от этого становилось страшно и неуютно. А всё
остальное было обыкновенным, известным, даже скучным, и старый цирковой пёс
оставался лежать под паровой батареей в кладовке. Тихая растерянность вошла
в него. Изредка неожиданные ассоциации возникали в его собачьем мозгу.
Ассоциации рождались от случайных звуков или сильных, резких запахов,
которые пробивали его ослабевшее чутьё. Где-то шебаршила крыса, и Бандит
вспоминал свою смутную юность, болезненно-яркие огни манежа и цепкие, лёгкие
лапки белой крысы, которую он нёс на спине по кругу арены под аплодисменты
зрителей. Или он вспоминал неподвижность набухших росой ветвей, которые
склонялись над водой Амура, и запахи звериных следов, оставшихся в
прибрежном иле... С улицы доносился стремительный шелест ночного такси, чуть
погодя, над самым полом сквозняк приносил острый запах тёплой резины шин,
бензина, нашатыря - и Бандит вспоминал бесконечные гастрольные переезды,
вагоны, трясучие грузовики, пыль, забивающую ноздри, когда запахи делаются
такими же ускользающими, как сейчас... Запах нашатыря усиливался - и тогда
вспоминался укротитель, который совал в нос тиграм ватку, смоченную в
нашатыре, чтобы звери улыбались, то есть скалили клыки, растягивали губы. От
запаха нашатыря, невыносимо противного, губы зверей распускались, челюсти
отваливались, обильно текла слюна. И люди в амфитеатре цирка думали, что
зверям сейчас весело, они смеются, улыбаются с арены...
Всё это знал Бандит. И ему было очень скучно и тяжко сейчас, потому что
он знал слишком много, а никто не мог, и не хотел, и не мог хотеть выслушать
его. Да и сам он ни о чём и никому не хотел сообщать.
Бандит лежал в кладовке, возле самого порога. И такой же узкий,
невысокий порог отделял его от смерти, когда старый цирковой пёс увидел
совсем маленького тигрёнка, который выбрался из клетки и спрыгнул в вольер.
Малыш понёсся по кругу, смешно подкидывая зад и не прижимая ушей,
опьянённый свободой. Он был лопоухий, неуклюжий, но быстрый. Ахилл рыкнул на
него. Тигрёнок припал к полу.
Бандит медленно поднялся и, волоча лапы, побрёл к тигрёнку, тот
оглянулся и с любопытством, безо всякого страха глядел на него. И Бандиту
вдруг даже как-то стыдно стало за свою старость, некрасивость, облезлый
хвост и пятна от синьки на брюхе. Но, по его понятию, тигрёнок не должен был
бегать по вольеру, тигрёнок должен был сидеть в клетке. И Бандит хотел
зарычать, но только тихий хрип вырвался из его глотки.
Малыш опрокинулся на спину и дрыгнул в воздухе лапами. Он не боялся
Бандита; наверное, запах собаки, которая кормила его, ещё не выветрился из
его памяти.
И Бандит тихо повернулся и тихо побрёл обратно в кладовку. Взрослые