"Анатолий Фёдорович Кони. Нравственный облик Пушкина " - читать интересную книгу автора

последовавшей затем борьбы, захватившей сердца народов и правительств. И в
обоих случаях дело шло не о добывании бранной славы, а о жизненных
условиях существования двух народов - о родине и о "стране героев и
богов".
"Восстань, о, Греция! восстань, - восклицал Пушкин, - страна героев и
богов, - расторгни рабские вериги - при пеньи пламенных стихов - Тиртея,
Байрона и Риги" "Лоскутья сих знамен победных" дороги ему, как указавшие
"повелительные грани" Но и тут он чувствовал, что в нем не родится "слепая
славы страсть - свирепый дар героев". Грозное ожиданье смерти и готовность
умереть за родину, способные возбудить зависть к тем, "кто умирать шел
мимо нас", - представляются ему необходимыми условиями войны, а вовсе не
жажда чужой гибели. Наполеон, "царем воссевший на гробах", был ему
ненавистен. В мыслях его о тяжкой доле войны у него слышатся не упоение
победою, разрешившею старый спор, но звуки примиренья. "В бореньи падший
невредим" - ему не должно "узреть гневного лица народной Немезиды" и
"услышать песнь обиды от лиры русского певца". С наступлением зрелого
возраста одни картины мира и внутренняя жизнь человека приковывают к себе
мысль поэта, и он "жадно внимает" Мицкевичу, говорящему о "временах
грядущих, когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся"
Знаменательно, что празднование дня рождения Пушкина пришлось в такое
время, когда в другой стороне Европы, в тихой столице Голландии,
занимается пока еще очень слабая заря осуществления этой возвышенной
надежды Раз занялась заря - солнце взойдет непременно! Таков закон
физической природы, - таков и закон природы нравственной. Пускай же и в
этом отношении наш поэт, восторженно восклицавший: "Ты, солнце святое, -
гори!" .
.

IV

.
.
В нравственно-житейскую формулу Пушкина входила очень трудно исполнимая
часть: "Роптанью не внимать толпы непросвещенной". Сам поэт находил, что
"конечно, презирать не трудно отдельно каждого глупца.., - но что чудно! -
всех вместе презирать и трудно"
... Ему тяжело жилось в современном ему обществе, где приходилось нести
свою любовь к правде, свое "роптанье вечное души" в бездушную среду "злых
без ума, без гордости спесивых", влачащих скуку, "как скованный невольник
мертвеца", и отдыхающих на чувстве недоброжелательства и на виртуозной
клевете по отношению ко всякому, кто умственно или нравственно возвышается
над их уровнем. В то время, когда поэту казалось невозможным считать, что
"добро, законы, любовь к отечеству, права - лишь только звучные слова",
ему же приходилось, в письме к Чаадаеву, с душевной болью отмечать у нас
"отсутствие общественного мнения, равнодушие к долгу, правосудию и
правде", благодаря чему создаются такие условия жизни, при которых
отдельные личности, - как писал он князю Вяземскому, - "у нас не зреют, -
а сохнут иль гниют" Глубокое отвращение к этой среде, обнимавшей его со
всех сторон, почти во всех проявлениях тогдашней скудной общественной
жизни, - жило в душе Пушкина. "Подите прочь! Какое дело поэту мирному до