"Анатолий Федорович Кони. Темное дело (Из записок и воспоминаний судебного деятеля) " - читать интересную книгу автора

чего-то искала в столе, ничего не ответив на его вопрос. Через несколько
минут в ее комнате раздался выстрел. Пуля прошла снизу вверх, не задев
сердца, но произведя жестокое повреждение спинного мозга, выразившееся в
быстром нарастании паралича верхних конечностей и языка. Понесшая убыток
благородная семья ("а счастье было так возможно, так близко!") не дала,
однако, знать полиции, а пригласила находившегося в близких отношениях со
старшею сестрою доктора медицины, преподававшего студентам
Медико-хирургической академии и известного некоторыми научными работами.
Он подавал первую помощь несчастной девушке, покуда она еще обладала
речью, но когда, через несколько часов, она уже не могла владеть ни
руками, ни языком, было дано знать полицейскому врачу, который нашел
Надежду К. в ужасном положении. Она не могла говорить и двигать руками,
лицо ее выражало жесточайшее страдание, а когда врач, осматривая рану,
обратил внимание на ее половые органы, то нашел, что они находятся в таком
состоянии воспаления и даже омертвения, которое свидетельствует о том, что
она сделалась жертвою, вероятно, нескольких человек, лишивших ее
невинности и обладавших ею последовательно много раз. Никаких знаков
насилия, однако, на ее теле найдено не было. Несчастная прострадала
несколько дней, на расспросы полиции и следователя отвечала лишь слезами и
стонами и, наконец, умерла от своей раны и от явлений острой уремии как
последствия местного повреждения.
К следствию была привлечена старшая сестра, взятая на поруки упомянутым
выше профессором, но, несмотря на все усилия следователя и сыскной
полиции, открыть виновников совершенного над Надеждой К. злодеяния и
вообще разъяснить эту драму не удалось. Существовал ряд предположений,
розыски направлялись то в ту, то в другую сторону, но это не приводило ни
к чему, и все обрывалось на роковом и вынужденном молчании покойной.
В начале октября того года, когда все это случилось, ко мне в камеру
пришел поручитель за старшую дочь и с большим сознанием собственного
достоинства сказал, что желает отказаться от поручительства за нее, так
как разошелся и не хочет более иметь с нею ничего общего. Я сказал ему,
что он может подать об отказе от поручительства заявление мне или
следователю, но, воспользовавшись его пребыванием у меня, завел с ним
разговор о существе этого дела.
Он согласился со мною, что оно ужасно, и когда я сказал ему, в каких
направлениях шли розыски, он заявил мне, что это все ложные пути и, если
бы покойная могла теперь говорить, она бы рассказала другое, "весьма
неожиданное", прибавил он, лукаво усмехаясь. "Но ведь вы были при ней,
когда она еще говорила, конечно, расспрашивали ее, и, без сомнения, она
вам сказала все, как другу семьи. Вы могли бы поэтому нас вывести из
лабиринта, дать нам руководящую нить... ведь вы тоже возмущаетесь этим
мрачным делом и не можете не жалеть несчастную девушку". - "Ну, само собой
разумеется, - ответил он совершенно спокойно, - она мне все рассказала, и
жаль мне ее, и возмущаюсь я, а все-таки помогать вам не хочу. Ее не
воротишь, а мне это невыгодно и неудобно. Впрочем, если вы дадите честное
слово, - и он оглянулся на двери кабинета, - что не только не передадите
никому того, что я вам скажу, но ни в каком случае и никаким способом этим
не воспользуетесь, то я вам, как знакомому, для удовлетворения вашего
любопытства, по дружбе, пожалуй, кое-что расскажу". - "Милостивый
государь, я с вами говорю, как прокурор, а не по дружбе, которой между