"Анатолий Федорович Кони. Князь А. И. Урусов и Ф. Н. Плевако (Воспоминания о судебных деятелях) " - читать интересную книгу автора

Такого-то числа в Москве случилось необыкновенное происшествие: кондитер
Морозкин арестовал почти всю московскую полицию!" и т. д., он продолжал
все в том же строго выдержанном тоне, и "l'accusation croula malgre
l'appoint du president" [обвинение рухнуло, несмотря на поддержку
председателя суда (фр.)], как было сказано в французских судебных отчетах.
"L'appoint du president" встречался в это время, впрочем, очень редко. В
большинстве случаев судьи относились с особым вниманием к речам Урусова и
признавали, что талант имеет право иногда расправить свои крылья за
пределы условных и формальных рамок.
Люди разного склада, Урусов и Плевако встретились через несколько лет в
Рязани на громком процессе, где перед присяжными предстали принадлежавшие
к высшему местному обществу полковник и его возлюбленная, употребившие
средство, чтобы погасить молодую жизнь, ими данную и обличавшую их
близость. Это был бой гигантов слова:
защита одной противоречила защите другого, так как обвиняемые
складывали не только тяжесть своего поступка, но и побуждения к нему друг
на друга. Трудно отдать преимущество в этом состязании кому-либо из двух
бойцов. Все, что могли дать красота, блеск и архитектурная гармония
изложения и даже мало свойственный Урусову пафос для того, чтобы "склонить
непокорную выю обвиняемого под железное ярмо уголовного закона", - все это
было дано Урусовым. Все, что можно было взять из книги жизненной правды,
из глубокой вдумчивости в сложную игру любви и ненависти, страха и мщения
для того, чтобы повернуть с удивительным искусством и заразительною
искренностью возмущенное чувство в другую сторону, было взято Плевако.
Знакомство с этим процессом следовало бы рекомендовать всем начинающим
судебным ораторам: из речей обоих противников они могут увидеть, как в
стремлении к тому, что кажется правдой, глубочайшая мысль должна сливаться
с простейшим словом, как на суде надо говорить все, что нужно, и только
то, что нужно, и научиться, что лучше ничего не сказать, чем сказать
ничего.
Две точки зрения существуют на уголовную защиту. Она есть общественное
служение, - говорят одни. Уголовный защитник должен быть, по словам
Квинтилиана, "муж добрый, опытный в слове", вооруженный знанием и глубокой
честностью, бескорыстный и независимый в убеждениях, стойкий и солидарный
с товарищами; он правозаступник, но не слуга своего клиента и не пособник
ему в стремлении уйти от заслуженной кары правосудия; он друг, он советчик
человека, который, по его мнению, не виновен вовсе или вовсе не так и не в
том виновен, как и в чем его обвиняют. Не будучи слугою клиента, он,
однако, в своем общественном служении - слуга государства, и эта роль
почтенна, так как нет такого преступника и падшего человека, в котором
безвозвратно был бы затемнен человеческий образ и по отношению к которому
было бы совершенно бесполезно выслушать слово снисхождения. Уголовный
защитник, - говорят другие, - есть производительность труда,
представляющего известную ценность, оплачиваемого в зависимости от тяжести
работы и способности работника.
Как для врача в его практической деятельности не может быть дурных и
хороших людей, заслуженных и незаслуженных болезней, а есть больные,
страдания которых надо облегчить, так и для защитника нет чистых и
грязных, правых и неправых дел, а есть лишь даваемый обвинением повод
противопоставить доводам прокурора всю силу и тонкость своей диалектики,