"Константин Иванович Коничев. Петр Первый на Севере " - читать интересную книгу автора

живы. О том, свет мой, радость моя, сокрушаюсь, что тебя, света моего, не
вижу... Прошу у тебя, света своего, помилуй родшую тя, как тебе, радость
моя, возможно, приезжай к нам не мешкав. Ей, свет мой, несносная мне печаль,
что ты, радость, в дальнем таком пути. Буди над тобою, свет мой, милость
божия..."
В таком же духе, по подсказу бабушки, писано тем же почерком письмо от
царевича:
"Превеликому Государю моему, батюшке. Здравствуй, радость мой батюшка,
царь Петр Алексеевич, на множество лет! Сынишка твой, Алешка, благословения
от тебя, света своего радости, прошу. А я, радость мой государь, при милости
государыни своей бабушки царицы Наталии Кирилловны в добром здравии.
Пожалуй, радость наша, к нам, государь, не замешкав; ради того радость мой
государь, у тебя милости прошу, что вижу государыню свою бабушку в печали.
Не покручинься, радость мой государь, что худо письмишко: еще, государь, не
выучился. За сим, государь мой радость батюшка, благословения прошу".
Супруга Евдокия Федоровна прислала два письма в Архангельск, оба
схожие, и ни в котором из них не обмолвилась о Петровой матушке, Наталии
Кирилловне, так же как и матушка обошла молчанием невестку. Две царицы,
чувствовалось, жили не в ладах. Мать любила, жалела Петра, а супруга, под
влиянием своего отца, Федора Лопухина, и боярства, таила неприязнь к мужу за
его непоседливость, за стремление преобразовать Россию.
Матери своей Петр писал неоднократно ласковые сыновьи слова. Супруге не
благоволил. Это заметно из следующего письма Евдокии Федоровны:
"Предражайшему моему государю, свету радости, царю Петру Алексеевичу.
Здравствуй, мой батюшка, на множество лет! Прошу у тебя, свет мой, милости,
обрадуй меня, батюшка, отпиши, свет мой, о здоровье своем, чтоб мне, бедной,
в печалях своих порадоваться. Как ты, свет мой, изволил пойтить и ко мне не
пожаловать, не отписал о здоровье ни единой строчки. Только я, бедная, на
свете бессчастная, что не пожалуешь не пишешь о здоровье своем. Не презри,
свет мой, моего прошения... Отпиши, радость моя, ко мне, как ко мне изволишь
быть. А спросить изволишь милостью своею обо мне, и я с Алешенькою жива".
Письмо подписано - "Ж. т. Ду", что не трудно понять - "жена твоя Дуня".
Подобные письма, поступавшие от родных из Москвы, не разжалобили Петра.
После выхода в море он задержался в Архангельске еще на шесть недель.
И это было вполне естественно: царь приехал не на мимолетную прогулку,
не ради прохлаждения и собственного удовольствия. Он изучал торговлю с
иноземцами и приходил к выводу - надо без промедления начинать, и давно было
надо строить свой торговый флот. Столько кораблей в Архангельске, и ни
одного под русским флагом. Удивлялся Петр, как и почему его "тишайший"
батюшка Алексей Михайлович не догадался своим торговым флотом и строгими
указами оградить русских купцов от притеснения иноземными коммерсантами. А
ведь и тогда уже были жалобы, да еще какие.
Слышал Петр от архангельских купцов, как когда-то иностранцы пресекали
первые попытки русских проникнуть со своими товарами за границу. Ему
показывали горестную грамоту о неудачной попытке одного ярославского купца,
отважившегося завести за морем торговлю пушниной. А в той жалобе было
подробно сказано:
"И проехав он Онтон их Немецкие три земли, и они немцы, сговоряся о том
за одно, у него Онтона ничего не купили ни на один рубль, и он Онтон из
Немецкие земли поехал на их Немецких кораблях, с ними немцы вместе, к