"Слуги паука 3. Время полной луны" - читать интересную книгу автора (Делез Морис)

Глава третья

Халдон притаился, забившись в самый дальний и темный угол Среднего зала пещеры, в сотый уже раз припоминая происшедшее с ним за последние дни и не в силах понять, то ли ему здорово везет, то ли, напротив, преследуют неудачи.

Он вспомнил, теперь уже вполне равнодушно, о том ужасе, который испытал, добравшись до самого конца Пасти Нергала и впервые увидев разгромленный вход в пещеру, ведущую в Сура-Зуд. И тут ему снова повезло. Не замеченный никем, он пробрался внутрь и, прячась в густой тени, смог просочиться мимо спавших вповалку зуагиров, которыми была забита, казалось, вся пещера. Стоял тот благословенный предрассветный час, когда сон особенно крепок и глаза против воли смыкаются даже у самых выносливых. Он понимал, что это редкая удача.

Появись он здесь чуть раньше или немного позже, и вряд ли бы ему удалось пробраться внутрь, а ведь это было очень важно. Впопыхах жрец совершенно забыл о четырех мертвых дозорных, оставшихся далеко позади, но утром их должны сменить, и тогда проклятые начнут искать того, кто прикончил их соплеменников. Какое счастье, что он сумел отыскать это маленькое убежище! Он сидел здесь уже четвертый день. С десяток раз за это время пытался он уйти вперед, но натыкался на пост, и ему приходилось снова прятаться.

Решив еще раз испытать судьбу на рассвете, он приготовился ко сну, но тут большой отряд храмовой стражи в полном облачении прошествовал из Сура-Зуда к входу. Он вздохнул с облегчением, решив, что наконец-то кончилось его заключение, и совсем уже собрался выбраться из укрытия, но что-то удержало его. Внутренний голос шепнул, что лучше пока не высовываться.

Так оно и оказалось. Совершенно неожиданно зуагиры напали с двух сторон на колонну, насчитывавшую несколько сотен прекрасно обученных воинов, выбрав местом решительного сражения Средний зал, в одном из самых дальних и темных уголков которого обосновался он сам. Но ни выучка, ни боевой опыт не спасли стражников, и внезапно вспыхнувшая битва вскоре перешла в откровенную резню. Зуагиры расправились с врагами так лихо, словно им помогали все боги сразу.

Остаток ночи и все следующее утро зуагиры выносили трупы и вылавливали затаившихся, которых оказалось гораздо больше, чем думалось Халдону. Это было воистину страшное время, но ему опять повезло, и Халдона не нашли. Именно тогда он решил, что не иначе как сам Затх встал на его защиту и ведет своего избранника к намеченной им цели. Окончательно успокоенный этой мыслью, он заснул со счастливой улыбкой на губах.

На этом его приключения кончились. Дальше время потекло скучно и однообразно. Он ел и спал, спал и ел, в промежутках таращась в темноту. Временами мимо, как и раньше, проходил отряд зуагиров, но причины такой активности он, потерявший счет времени, понять был не в силах. Лишь через несколько дней — он был уверен, что прошло уже не меньше недели,— до него дошло, что двигаются они в основном в сторону города, что могло означать только одно: дикари небольшими группами пробираются наверх, а это значит, что готовится нечто серьезное. Поначалу это встревожило его. Но очень скоро, хорошенько обдумав все еще раз, он успокоился. Зуагиры действовали скрытно, так что город, по всей видимости, еще не осажден.

Он не сдавался. При каждом удобном случае он пытался найти лазейку наружу, но всякий раз вынужден был возвращаться в свою нору. Потом огромный отряд зуагиров, который, по прикидкам Халдона, насчитывал никак не меньше трех, а то и четырех сотен воинов, вихрем промчался к выходу, причем жрец ясно видел с десяток женских фигур, сидевших позади воинов, и понял, что что-то важное все-таки произошло наверху, хотя тот же внутренний голос подсказал ему, что это не конец.

На следующий день Конан проснулся рано. Утро было тихим и безоблачным. Еще не взобравшееся на вершину лазурного купола небес солнце светило, как обычно, ярко, хотя жары пока не чувствовалось. Он встал, оделся и вышел во внутренний садик. Густой аромат сирени утопил в себе все прочие запахи, и киммериец с наслаждением окунулся в него, как в тихую, прозрачную воду лесного пруда.

Сзади послышались шаги, но киммериец не обернулся: он уже давно научился узнавать уверенную, легкую поступь бывшего жреца.

— О чем задумался, друг Конан?

— Сам не знаю.— Северянин нахмурился, прислушиваясь к ощущениям, и пожал плечами.— После вчерашнего в башке какая-то каша.

— Ничего удивительного,— сочувственно кивнул Мэгил, присаживаясь рядом,— слишком частое общение с женщинами разжижает мозги.

Киммериец глянул на него с ухмылкой — надо же, философ — но ничего не сказал.

— Что собираешься делать? — вновь заговорил жрец, когда почувствовал, что пауза затянулась.

— Пойду на площадь.— Киммериец пожал плечами.— Она,— совершенно безотчетно он избегал называть Сурию по имени,— должна меня увидеть сегодня, во что бы то ни стало. Времени остается все меньше и меньше. В этом Тефилус прав, чтоб ему поскользнуться на ослином помете.

— И как ты намереваешься это сделать? — спросил Мэгил, но Конан вновь пожал плечами, потом задумался.

— Пока не знаю, — медленно ответил он, — но что-нибудь придумаю.

— Давай подумаем вместе,— предложил жрец.— Может, так получится быстрее?

— Думай. Кто тебе запрещает? — равнодушно ответил киммериец и вновь замолчал.

Жрец с досады закусил губу. Он уже по опыту знал, что если его молодой друг не в духе, то из него слова лишнего не вытянешь, и представления не имел о том, как бороться с этой бедой.

— Хорошо, а почему она вообще должна тебя заметить? — начал вслух размышлять жрец.— Потому что ты такой красивый и сильный?

— Хм,— ухмыльнулся северянин,— ты не поверишь, но именно об этом думаю и я, но в отличие от тебя, мне пришла в голову прекрасная идея: если бы ты как-нибудь незаметно подошел к ней и сказал, что вон там стоит Конан, которому она строила глазки еще в Шадизаре, то, пожалуй, это могло бы сработать!

— М-да,— глубокомысленно произнес жрец,— мысль, конечно, богатая, но, боюсь, неосуществимая.

На время он замолчал, не зная, что сказать.

— Я должен придумать, как обратить на себя ее внимание,— снова заговорил киммериец,— скажем, появиться в неожиданном месте или в неожиданное время и якобы случайно попасться ей на глаза.

— Послушай, а это мысль! — оживился Мэгил.— Быть может, устроить тебя поближе к знати?

— М-м, нет…— Конан покачал головой.— Меня должна увидеть Сурия, а вовсе не Хараг.

Жрец нахмурился и пожал плечами:

— Он все равно узнает.

— Верно,— согласился киммериец,— но после, а не до того, как я встречусь с ней, а это важно.

— Ах, да,— ехидно ухмыльнулся Мэгил,— как я мог забыть! Ведь после встречи она окажется в плену твоих чар.

— Думай что хочешь! — Конан снисходительно махнул рукой и вдруг посерьезнел.— Я всегда нутром чувствую опасность, а потому надеюсь, чутье подскажет мне…

Мэгил кивнул понимающе:

— Можно ли доверять ей?

Конан с сожалением посмотрел на него: и придет такое в голову, ведь умный же человек, да и с женщинами не общается…

— Можно ли рискнуть!

— Хвала Митре! — Жрец вздохнул с облегчением.— А то я уж подумал было, что ты перегрелся на солнце!

Киммериец не выдержал и расхохотался.

Близился такой же знойный, как и накануне, полдень. Жизнь за окнами текла как обычно и вместе с тем все изменилось. Еще вчера люди прятались по домам, а сегодня, едва заслышав голос глашатая, они, памятуя о вчерашнем, бросились на площадь, где их уже ждали бочки с дармовой выпивкой, а столы ломились от бесплатной закуски. Туда, где чуточку позже, когда мозги их окутает хмельной туман, им покажут кровавое представление.

Конан стоял у окна и смотрел на толпу, которая все нетерпеливей гудела, жадно набивая утробу. Люди с боковых улиц все продолжали прибывать, и киммериец понял, что если хочет попасть на площадь, то пора и ему выходить из дома.

Кто-то, перебрав хмельного, потребовал зрелищ, и ему все охотней вторили окружающие. Однако барабанная дробь зазвучала лишь в назначенное время. Конан с Мэгилом смешались с толпой, что было не так-то просто для огромного киммерийца, но они встали так, что с помоста их можно было рассмотреть лишь в том случае, если бы они сами захотели этого.

Северянин осмотрелся, прикинул, как проще всего смыться, если возникнет надобность, и обычная уверенность вернулась к нему. Теперь он следил за происходящим лишь вполглаза, на самом деле ожидая только одного: когда появится Сурия. Пока все шло своим чередом, в том же порядке, что и вчера.

— Сегодня день второй! — возвестил появившийся на помосте Хараг.— День Расплаты! Расплаты, которая неизбежно настигнет каждого, кто дерзнет нарушить клятву верности, данную Затху!

Девушку с выпотрошенными внутренностями ночью убрали, зато посаженный на кол, так и остался на своем месте. Рядом с ним, всего в пяти шагах, появился огромный медный чан с полукруглым дном, закрепленный на специальной подставке, в котором запросто мог бы поместиться человек, если бы кому-то пришло в голову сварить его живьем. Видимо, это и предполагалось: под чаном лежала аккуратно сложенная поленница.

— Близится Время Полной Луны! — повторил тем временем Хараг вчерашнюю фразу.— Но мы стали на один шаг ближе к нашей заветной цели — пробуждению Спящего! Сегодня тот, кому Затх открыл свои объятия, но кто пренебрег его вниманием и предал своего бога, понесет заслуженное наказание! Но прежде мы вновь увидим избранницу, которой выпало счастье отдать свою жизнь ради того, чтобы проснулся Спящий!

Вновь застучали барабаны. Высокие двери дворца отворились, и оттуда потянулась процессия людей в синем. Барабанная дробь звучала все быстрей и быстрей, и жрецы прибавляли шаг, странно при этом раскачиваясь. Наконец они расступились, растянувшись вдоль помоста двумя цепочками, и Конан увидел Мелию.

Теперь руки ее были свободны. Стальные браслеты с болтавшимися на них кольцами, в которые была продета массивная цепь, остались висеть на стене, но два огромных надсмотрщика держали ее за руки. Следом вышагивал обнаженный по пояс молотобоец все в том же остроконечном колпаке. Рядом, точно в таком же облачении, семенил еще один человек, но по сравнению со своим огромным спутником он выглядел просто жалким заморышем. Надсмотрщики подвели Мелию к Харагу и остановились. Жрец попытался заглянуть в глаза девушке, но она, отвернувшись, смотрела в сторону.

— Готова ли ты участвовать в ритуале по доброй воле? — вновь повторил он вчерашний вопрос, хотя ответ и так был ясен любому.

И все-таки Xapar вздрогнул от неожиданности, когда она громко, издевательски расхохоталась, и часто заморгал, но тут же взял себя в руки. Пьяная толпа взревела, требуя для непокорной немедленной смерти, но жрец поднял руку, и крики почти сразу стихли.

— Великий Затх,— громко, нараспев заговорил он,— допусти нас к себе. Твоя непослушная дочь желает оказаться еще ближе, чем была вчера, чтобы свет твоей мудрости проник в ее сердце. В ночь полнолуния, на исходе седьмого дня, ты получишь ее жизнь и ее силу!

Дробь все ускорялась. Теперь в нее ворвались новые удары, диссонансом звучавшие в странном, но стройном ритме, отбиваемом до сих пор. Именно в этот миг Конан почувствовал, что начинает дуреть, вспомнил, какими измученными пришли вчера с площади их люди, и тут же повернулся к Мэгилу. Его приятель стоял рядом и тупо глядел по сторонам. Киммериец тряхнул Мэгила за плечо так, что голова его безвольно мотнулась, а зубы громко лязгнули. Однако с лица, словно маска, сползло идиотское выражение.

— Что? Что здесь происходит? — удивленно пролепетал он, будто только что пришел в себя после глубокого обморока, и уставился на Конана.

— Следи за собой, если не хочешь стать таким же, как эти,— кивнул он на толпу восторженных кретинов, бесновавшуюся вокруг.— Да и за мной тоже приглядывай,— добавил он, подумав.

Прошло совсем немного времени. Хараг, как и вчера, молча смотрел на пирамиду, ожидая от нее отклика на свои слова, и Конан перевел взгляд туда же. Ему вновь показалось, что черная поверхность вздрогнула и на глазах стала меняться.

С уровня образовавшейся вчера площадки вновь начали проявляться ступени, и когда число их достигло десяти, Конан увидел, как открывается еще одна полка, примерно на пять локтей выше предыдущей и почти такая же по размерам. И вновь на вертикальной стене проступили замысловатые руны, но были они иными, и о чем говорили, не знал никто.

— Прибежище Затха вновь открыло тебе свои объятия! Иди же к нему, к своему богу, дочь моя! — воскликнул Хараг.

— Мы же договорились вчера,— ответила девушка,— что прежде ты издохнешь!

Глаза Xapara сверкнули гневом. Он опять промолчал и вместо ответа величественно взмахнул руками. Тогда те же двое, что сопровождали Мелию накануне, потянули девушку за руки, и ей поневоле пришлось следовать за ними.

Когда они достигли вновь образовавшейся площадки, полуголый детина в маске, ловко работая тяжелым молотом, принялся забивать в стену стальные костыли, которыми заканчивались оба конца принесенной им с собой цепи, и вскоре верхняя площадка стала полностью подобна вчерашней.

Мелия стояла, опустив руки. Если внизу, на помосте, лицом к лицу с ненавистным Харагом злость и гордость поддерживали ее, то здесь не перед кем было показывать свою независимость, ибо те, кто волей судьб оказался рядом, больше походили на лишенных сострадания животных в человеческом обличии.

Плечи ее поникли. Киммерийцу вновь показалось, что еще немного, и она расплачется, но он ошибся. Девушка гордо вздернула подбородок и с вызовом посмотрела в лицо Харагу. Тот ответил ей торжествующим взглядом палача, полностью уверенного в своей безопасности и беззащитности жертвы.

Трое верзил спустились вниз, а странный человечек в накинутом на голову капюшоне остался рядом с Мелией. Несколько раз он наклонялся, как показалось, киммерийцу, к самому уху девушки, и тогда тень боли наплывала на ее лицо. И хотя внешне она оставалась совершенно безучастной, Конан видел, чувствовал, как дорого дается ей это спокойствие, и возненавидел маленького негодяя.

Тем временем Хараг хлопнул в ладоши, и на помост привели человека со связанными руками, которого Конан не знал, но который тоже, видно, чем-то не угодил своим хозяевам. Это был рослый, сильный, заплывающий жирком нестарый мужчина.

— Значит, ты решил предать нас? — спросил Хараг, совершенно не интересуясь ответом.

— Я не предавал, повелитель! — испуганно запричитал тот, и лицо его исказила гримаса страха.

— Ты рассказал врагам то, чего знать они не должны!

— Они напоили меня! — в отчаянии воскликнул пленник.

— Был пьян, говоришь? — переспросил жрец, и в глазах обвиняемого мелькнула надежда.— Значит, виноват вдвойне. В котел его!

Толпа восторженно взревела. С детства воспитанные в страхе, постоянно подогреваемом жестокими наказаниями за любую провинность, одурман аненные выпивкой и грохотом барабанов, они не испытывал и жалости ни к кому, кроме себя.

Хараг кивнул страже, и те потащили приговоренного к сверкающему на солнце бронзовому котлу, укрепленному над поленницей. Несчастный упирался, изо всех сил стараясь оттянуть страшный миг. Его крики доводили толпу до исступления. Люди бесновались, требуя мучительной смерти для изменника.

С настила подняли щит с отверстиями для рук, ног и головы. Смертник завопил еще громче и начал вырываться с такой силой, что даже двое дюжих надсмотрщиков с трудом удерживали его.

К приговоренному подошел палач и сорвал с него одежды. В тот же миг Сурия легко сбежала по ступеням и остановилась рядом с пленником. Ее огромные глаза хищно прищурились, а пухлые, чувственные губы изогнулись, приоткрыв два ряда жемчужных зубов.

Быстрый язычок пробежался по алым губкам. Она подняла голову и посмотрела на вчерашнюю жертву.

— Скоро и ты станешь почти таким же, как он,— почти нежно пообещала девушка, и лицо несчастного исказилось от ужаса. Глаза его полезли из орбит, а рот открылся в беззвучном крике, когда он увидел, как насаженный на кол, которого он считал покойником, смотрит на него и улыбается, счастливый от сознания того, что перед собственной мучительной смертью насладится страданиями другого человека.

Сурия звонко рассмеялась:

— Что же ты медлишь, палач?

Щит опустили торцом на помост и повернули пару рукоятей, укрепленных у верхнего края. Составлявшие его доски мгновенно разошлись, пропуская в расширившиеся отверстия конечности приговоренного, и тут же, повинуясь обратному ходу замков, сомкнулись вновь.

Теперь щит станка был развернут к толпе, и из него торчали голени, кисти рук и голова несчастного.

— Так ты продолжаешь настаивать на том, что не предавал нас? — с ехидной ухмылкой осведомился Хараг.

Пленник даже не взглянул на жреца.

— Молчишь? — Хараг обернулся к палачу.— В котел его!

Четверо рабов подняли станок за рукояти и, донеся его до бронзового чана, опустили несчастного внутрь, накрыв его щитом, словно крышкой. Толпа затихла, ожидая продолжения, и лишь барабаны все так же отстукивали свой завораживающий ритм. Хараг остановился рядом и воздел руки к небу.

— Пусть жар очищающего пламени приоткроет перед нами завесу тайны!— воскликнул он.— Пусть истина явится перед нами, какой бы она ни была!

Палач вынул из стойки факел и, ткнув им в самую середину костра, вложил обратно. Огонь быстро занялся и принялся пожирать сухие поленья. Бывший стражник никак не реагировал на происходящее, и лишь все более крупные капли пота выступали на его лице, раз за разом, сбегая вниз: стенки котла разогревались все сильнее.

Конан так и не понял, что произошло, когда несчастный вдруг резко открыл глаза и напрягся, словно собрался выпрыгнуть из котла. Толпа, начавшая уже, было, нетерпеливо гудеть, мгновенно почувствовав перемену, замерла. Сурия хищно подалась вперед. Мелия судорожно выдохнула, закрыв лицо руками, и ее кандалы звякнули похоронными колоколами.

Вновь воцарилась тишина, которую прерывала лишь все учащавшаяся барабанная дробь. Конан невольно отсчитывал удары сердца и успел досчитать до десяти, прежде чем сидящий в чане взвыл нечеловеческим голосом. Толпа мгновенно отозвалась оглушительным ревом.

Конан видел, с каким жадным интересом Сурия наблюдает за мучениями жертвы, но, когда тот начал корчиться, извиваясь всем телом, она брезгливо поморщилась и отошла на шаг в сторону. Непонятно почему, он вдруг начал задыхаться. Рот его широко открылся, глаза полезли из орбит, но тело сотрясалось все слабее и слабее, пока не затихло совсем.

— Он умер…— изумленно прошептал вконец ошарашенный киммериец,— но отчего?

— Он задохнулся,— так же тихо ответил Мэгил и больше не сказал ни слова.

Конан перевел взгляд на казненного, и в этот миг из широко открытого рта покойника показалась змеиная голова… Ее черный раздвоенный язычок сновал взад-вперед. Она повертела головой вправо-влево и полезла наружу. Она все лезла и лезла, как в дурном сне, и Конану показалось, что конца этому не будет, когда она, наконец, сползла на пол. Изо рта показалась следующая голова. Потом еще, еще…

Киммериец зажмурился, но усилием воли заставил себя вновь посмотреть на помост. Из угла губ мертвеца вытекала тонкая струйка крови. Сидящий на колу напротив него полутруп был почти счастлив. Сурия, улыбаясь, смотрела на Конана…

Он не видел этого, но молодая колдунья уже довольно давно заметила огромного незнакомца, который упорно не желал подвывать от восторга, как прочие двуногие животные, что собрались на площади.

Она уже решила было послать стражников, чтобы они разобрались, что это за человек, но что-то заставило ее отказаться от этого намерения. Она пригляделась внимательнее, отметив огромный рост чужака и полную уверенности в себе манеру держаться, и тут же вспомнила Конана. Еще тогда, в Шадизаре, она страстно возжелала молодого варвара, и ей почти удалось добиться своего. Однако, похоже, что-то она все-таки сделала не так, и ее планы расстроились.

Как она страдала от неудовлетворенного желания! В ее глазах киммериец был могучим и бесстрашным воином, способным одним движением снять головы двум врагам, как то случилось в храме Затха в Шадизаре. И еще он был до безумия страстно желаемым самцом, которого она так и не познала. Могло случиться, что он был и еще кем-то, но в сознании молодой колдуньи образ его никак не вязался с ролью ловкого и коварного интригана, подсыпающего сонный порошок в вино пришедшей к нему ночью красавице.

Такое просто не приходило ей в голову, а если бы кто-то и сказал ей об этом, скорее всего, она просто не поверила бы. Слишком хорошо знала она силу своих чар, слишком верила в свою власть над мужчинами и слишком живо помнила могучее тело киммерийца, мгновенно отозвавшееся на ее зов!

И вот теперь он здесь…

Как ни ценила себя Сурия, но она была умной девушкой, а потому сразу поняла, что Конан прибыл в Сура-Зуд не ради нее.

Молодая колдунья знала, что киммерийца наняла для охраны дочери мать Мелии, и он справился со своей работой настолько успешно, что не только сорвал все попытки Харага и Рамсиса выкрасть ее, но и умудрился поссорить жрецов. Дело неизбежно приняло бы весьма дурной оборот, если бы не она, Сурия. Она оказалась хитрее всех, и радость ее омрачало только одно: Конан так и не принадлежал ей. Она заставила себя забыть о нем, но, похоже, сама Судьба действует с ней заодно! Конан здесь! О таком подарке она не могла даже мечтать, и что бы ни происходило вокруг, теперь она его не упустит!

Киммериец лишь скользнул по девушке мимолетным взглядом, но через несколько мгновений осознал, что она не просто смотрела в его сторону, она узнала eго! Не поворачивая головы, окидывая толпу рассеянным взглядом, Конан энергично лягнул бывшего жреца и, когда тот зашипел от боли, быстро зашептал:

— Тихо! Она увидела меня. Незаметно уйди и предупреди наших, чтобы кто-то один отвел меня к дому.— Конан задумался. — И пусть кто-нибудь проследит за ней, но осторожно.

— За ней? — удивился Мэгил, тут же позабывший о боли.

— Именно за ней! Мне нужна она, а не соглядатай Харага, следом за которым явятся стражники.— Конан поднял глаза и тихо выругался: Сурии на помосте не было.— О, Кром! Она уже ушла! Иди и ты скорее!

Тем временем гнусный спектакль, разыгравшийся на помосте, продолжался. В который уже раз Хараг в театральном жесте вскинул руки, взывая к толпе.

— Посмотрите, люди, как лживы были уста этого человека! Вместо слов они порождали ядовитых гадов, которые жалили тех, кто дал ему кров и приют, обеспечил беззаботную жизнь, требуя лишь одного — верности данному слову!

В последний раз Конан обернулся, когда услышал эти слова, покачал головой и растворился в толпе.

Желая остаться неузнанной, Сурия накинула на голову капюшон, толкнула низкую тяжелую дверь и шагнула наружу. Однако едва она оказалась за пределами дворца, как тут же отпрянула к стене и возблагодарила Затха за то, что он привил ей привычку, выходя на улицу, скрывать лицо: она едва не налетела на Конана, который остановился как раз напротив двери, явно поджидая кого-то.

Киммериец потоптался немного на месте, но совсем недолго — как видно, что-то у его друзей не сложилось, раз они не пришли. Похоже, киммериец подумал так же, потому что пожал плечами — вполне, кстати сказать, равнодушно — и пошел прочь.

Это тоже было приятно. Ему, видать, уже изрядно надоело это безнадежное дело. Ведь как ни пыталась Сурия утешать себя напускным безразличием, но в глубине души знала, как сильно волнует ее опасная соперница. Слишком уж она красива и богата! Была! Эта мысль едва не заставила ее расхохотаться, но она вовремя сдержалась.

Насколько молодой варвар будоражит ее кровь, она осознала лишь теперь, когда вновь увидела его и поняла, что думает только о том, как оказаться поскорее в обьятиях киммерийца.

Она быстро шла следом за шагавшим вразвалку Конаном из последних сил сдерживаясь, приказывая себн не бежать, и потому не видела, как почти сразу, следом за ней отправился еще один человек, только что вышедший из дворца. Однако, соглядатай из него получился отвратительный. Привыкнув полновластно хозяйничать в городе, он не досужился проверить, не следит ли в свою очередь, кто-нибудь и за ним.

Знай Хараг о подобной небрежности своего человека, возможно, сегодня на площади появились бы два котла или второй кол.

Соглядатай так и не увидел идущего за ним зуагира, равно как и его самого не видела Сурия, все внимание которой было поглощено киммериицем. Врочем ей-то такая небрежность вполне простительна.

Она шла, тщетно пытаясь унять дрожь в коленках.

Девушка не отдавала себе отчета в том, в каком месте города находится, кто она и куда идет. Она просто шла, видя перед собой огромную спину киммерийца.

Каким-то чудом она задержалась на углу небольшой площади, но когда он отпер ключом дверь, не стала ждать, что произойдет дальше, а бросилась следом.

Конан вошел в дом и остановился, осматриваясь.

Комнатка была небольшой, но чистенькой. Хозяину сказали, что снимает ее молодая пара для тайных свиданий. На этом настоял сам киммериец, рассудив, что никому не нужный обман лишь насторожит хозяина

Конан успел лишь расстегнуть пояс и повесить на стену меч, когда дверь с легким скрипом отворилась. Он быстро обернулся, но тоненькая фигурка успела уже проскользнуть внутрь и, едва он оказался к ней лицом, без слов прильнула к его могучей груди.

— Это ты? — стараясь казаться изумленным, спросил он.

Всем киммериец был хорош, но совершенно не умел притворяться и теперь изо всех сил пытался изобразить на лице удивление, но в следующий миг понял, что это совершенно ни к чему. Дрожа всем телом и задыхаясь от возбуждения, Сурия не только не могла говорить, но, казалось, даже не слышала, что говорил он. Она жадно искала губами его губы, и Конан почувствовал, что его с головой захлестнула сладостная волна, что ее возбуждение передается и ему. И главное — теперь его ничто не сдерживало…

— Кром!

Он обнял её и прижал к себе. Словно обезумев, Сурия принялась срывать с него одежду и прижалась к нему, делясь огнем сжигавшей ее страсти.

Ее поцелуй заставил Конана позабыть обо всем. Лишь на краткии миг вернулась мысль о том, что еще утром собирался свернуть девушке шею, но он тут же отбросил ее — после!

— Так зачем ты приехал сюда? — Голос ее был усталым и томным.

Сурия лежала, подперев голову рукой, и глядела на киммериица. Так вот он какой! Ненасытный и непобедимый во всем. Конан открыл глаза и чуть заметно, одними уголками губ, улыбнулся ей.

— Я наемник,— иронично заметил он,— и ты знаешь, зачем наняла меня Аниэла.

— А я слышала,— она провела пальчиком по его лбу, — что Конан-киммериец — лучший вор Шадизара!

— И Аренджуна! — с усмешкой добавил он.— Но с этим покончено.

— Что так?— поинтересовалась девушка, и ее пальчик скользнул по губам варвара, который тут же схватил его зубами.

C деланным испугом она отдернула руку и нахмурилась. Он рассмеялся.

— Слишком хлопотно,— спокойно ответил он и тут же пояснил: — Больно много охотников объявилось на мою голову.

— Ты знаменит…— Она пожала плечами.

— Я никогда к этому не стремился. Но главное не в этом. Надоело мне сидеть на одном месте.

— Так почему бы тебе не сменить Шадизар на Сура-Зуд? — осторожно спросила она.

— Что ж, я не против,— он смачно зевнул,— но не раньше, чем покончу со своим делом.

— Тебе не управиться с ним,— рассмеялась Сурия.— Вырубленные в горах подвалы дворца обширны, но не это главное. Хотя внизу стражников нет и охраняется лишь спуск в подземелье, но сам дворец буквально набит стражей. Если только ты сунешься туда, неизбежно погибнешь.

Конан молчал, пытаясь понять, правду ли она говорит, но Сурия приняла его задумчивость за нерешительность.

— Останься со мной,— страстно зашептала она, обвив его шею руками,— и я сделаю тебя повелителем Сура-Зуда, а когда проснется Спящий, то и всего мира!

Конан не знал, что и ответить, а такое, признаться, случалось с ним нечасто. Говоря по правде, он просто, не ожидал подобного поворота и потому ляпнул первое, что пришло ему в голову:

— Ты забыла о Хараге.

— Что Xapaг? — рассмеялась она.— Пустое место! — Киммериец искренне удивился, и она обрадовалась его изумлению, почти как согласию.— Да, да! — заспешила она.— Он лишь ниточка, связующая Сура-Зуд с Йезудом и с остальным миром, хотя сам он и думает иначе. На самом же деле он всего лишь одна из многочисленных игрушек Рогазы!

— Ты забыла о богах,— вновь возразил Конан лишь для того, чтобы что-то ответить.

— Богам, поверь, нет дела до человеческой возни.

— Так ли это? — спросил он, думая о том, как бы перевести разговор на Мелию.

— Ты мне не веришь, но подумай: часто ли боги вмешиваются в дела смертных? — Она испытующе заглянула киммерийцу в глаза.— Отчего же тогда Митра не спешит на помощь пышногрудой корове, из-за которой ты здесь?

Конан вновь поморщился, и опять Сурия поняла его совсем не так.

— Митра — не мой бог,— нехотя ответил он.— Я верю лишь в Крома.

— А твой Кром? — Она рассмеялась.— Много ли он помог тебе?

— Но он ничего мне и не обещал,— резонно заметил Конан.— Он лишь напутствовал меня при рождении и примет в свои чертоги после смерти, если конечно, при жизни я не запятнаю себя трусостью или изменой. Разве этого мало?

— Ну, хорошо, пусть так,— согласилась она,— быть может, это и немало. Но скажи мне: разве не хотел бы ты послужить живому богу? Богу, который может отметить тебя своим вниманием еще при жизни?!

Конан понял, что теперь уже ему не отделаться общими фразами.

— Стать его рабом, ты хочешь сказать?

Девушка закусила губу.

— Исполнять его волю, да, но взамен и опираться в своих деяниях на его мощь!

Она торжествующе посмотрела на киммерийца, но тот в ответ лишь рассмеялся:

— Уж не имеешь ли ты в виду того, кто, как я слышал, обитает в Йезуде?

— Ха-ха-ха! — рассмеялась она в ответ весело и беззаботно и вдруг ненадолго стала похожа на простую бесшабашную девчонку.— Но я ведь тебе уже говорила, что это всего лишь куклы старой Рогазы! Да, иные из ее кукол способны творить кое-какие чудеса, но и только. Я же говорю о живом боге! Пойдем к Рогазе! Если согласишься служить ей…

— Если бы мне нравилось вспарывать животы молоденьким девушкам, я пошел бы к мяснику! — не выдержал Конан.

Однако Сурия и не подумала обидеться, лишь удивилась.

— Разве ты не убивал людей? — Она многозначительно покосилась на висевший на стене меч.

— Убивал,— кивнул Конан,— но лишь тех, кто покушался на мою жизнь!

«И жизнь моих друзей»,— хотел добавить он, но промолчал.

— Ты же хотел стать наемником? Ну, так и стань им. Столько, сколько заплатят тебе здесь, ты не сможешь получить больше нигде!

— Что ж, об этом стоит подумать,— ответил киммериец, которому уже до смерти надоел этот пустой спор.— Но прежде я должен закончить начатое.

— Так, значит, дело не в деньгах, а в этой грудастой девке?! — Улыбка покинула лицо Сурии, и оно сделалось злым и страшным, но оставаясь по-прежнему красивым.— Если так, я выжгу глаза, которыми она посмела смотреть на тебя! — прошипела она.

Киммериец посмотрел на нее и понял, что она так и поступит, если не остановить ее.

— Забудь о ней,— тихо прошептал Конан.

Он привлек к себе ее гибкое тело и принялся с жаром ласкать, с трудом сдерживая накатившееся желание одним движением свернуть ей голову. Однако он сдержался, когда увидел, что девушка тут же позабыла о своих замыслах. Его рука опускалась все ниже. Наконец Сурия глухо застонала и яростным поцелуем впилась в его губы.

— Где этот трижды проклятый Сетом варвар?!— орал Тефилус.

Как и накануне, он наблюдал за происходившим на площади из окон бывшей резиденции жрецов, и не было ничего удивительного в том, что настроение его оставляло желать лучшего. Справедливости ради, однако, нужно заметить, что он долго крепился, сдерживая бушевавшую в груди ярость.

После увиденного днем, кусок в горло ни у кого не полез.

«Если тебе плохо, иди работать»,— сказал Мэгил, и все отправились на поиски тайников, о которых говорил Конан.

С самого начала было ясно, что если где и можно обнаружить нечто достойное внимания, так только в небольшом дворце, выходящем фасадом на площадь, из окон которого они уже второй день ведут свои наблюдения. Они начали с двух верхних этажей, но ничего интересного не обнаружили. Все это время Тефилус не переставал ворчать и без устали убеждать остальных в полнейшей бессмысленности поисков.

Однако, когда они спустились на первый этаж и Мэгил отыскал-таки, причем довольно быстро, каверну за камином в малом зале первого этажа, Королевский Дознаватель сменил гнев на милость и, отогнав всех, принялся за энергичные поиски секретного запирающего механизма.

Пока остальные с улыбкой наблюдали за его бурной деятельностью, он старательно пытался сдвинуть все части многочисленных барельефов, статуй, деталей мебели. Неоднократно дергал за каждый из роскошных, украшенных золотыми кистями шнуров, и те послушно отзывались мелодичным звоном, доносившимся откуда-то из-за стены. Однако, несмотря на все старания, это был единственный результат, которого ему удалось добиться.

Высокая свеча, зажженная Мэгилом в самом начале поисков, почти догорела, когда Королевский Дознаватель, наконец, остановился и, зло, сплюнув на пол и смерив разъяренным взглядом своих товарищей, произнес знаменитую фразу.

— Где этот проклятый Сетом киммериец?! — вскричал он.— Все свободное время этот Белов выкормыш тискает девок по углам, в то время как остальные за него работают!

Дознаватель вновь обвел присутствующих гневным взглядом, но, видя, что остальные никак не реагируют на его предложение пообсуждать невыносимого киммерийца, сплюнул на пол и ушел. Зато оставшиеся вздохнули с облегчением, и со свежими силами взялись за поиски.

Однако очень скоро они поняли, что просто механически повторяют все то, что только что у них на глазах проделывал отец Мелии. Тогда они решили отказаться от бессмысленных поисков и подождать Конана.

За ужином они засиделись допоздна, надеясь, что вот-вот он заявится и можно будет вновь взяться за дело, но так и отправились спать, не дождавшись, а наутро с удивлением узнали, что Конан так и не возвращался. И только перед самым полуднем его могучая фигура появилась в дверном проеме.

— Ну как? — осторожно осведомился Мэгил.

Конан обвел суровым взглядом их заинтересованные лица, и устало опустился в кресло.

— Я еле сдержался,— нехотя проворчал он.

— Неужели так ни разу и не притронулся к ней?— с искренним изумлением в голосе спросил Мэгил.

Его глаза горели неподдельным восхищением. Все, кто присутствовал в этот миг в комнате, грохнули со смеху.

— Кр-р-ром!

Киммериец взревел, словно раненый тигр, запросто перекрыв царивший вокруг шум, и вскочил на ноги, ища взглядом наглеца, чем вызвал еще большее веселье. Однако бывшего жреца как ветром сдуло.

— Ну а все-таки,— поинтересовался Тарган, к которому раньше других вернулась его обычная серьезность,— как дела?

— Скажи ему сразу,— Зул почему-то обратился не напрямую к Конану, а предпочел передать свои слова через молодого зуагира,— что нам совсем неинтересно знать, хороша ли Сурия в постели, а то еще поймет не так и поотрывает всем головы!

Тарган кивнул, соглашаясь, и вновь повернулся к киммерийцу.

— Так вот, Конан, нам, видишь ли, совсем неинтересно знать о подробностях сегодняшней ночи… Спокойно! — быстро сказал он, видя, что киммериец уставился в одну точку и методично сжимает и разжимает, словно разминая, чудовищные кулаки.— Мы как раз совсем о другом. Я надеюсь, ты меня понимаешь.

Конан внимательно посмотрел на него и, наконец, не выдержав, рассмеялся. Услышав его смех, Мэгил высунулся из-за двери.

— Митра свидетель, Конан, я не хотел тебя обидеть,— извиняющимся тоном произнес он.— Всем известно, что ты настоящий воин, и не только в постели.

— К Нергалу! — рявкнул киммериец, и жрец снова исчез.— Я еле сдержался,— вновь обратился киммериец к Таргану,— чтобы не свернуть ей шею.

— Вар-вар,— со вкусом прошептал вновь появившийся Мэгил, но умолк под холодным, как лед, взглядом синих глаз северянина.

— Никогда не думал,— продолжил тем временем Конан,— что такая красивая женщина может оказаться такой стервой.

С этими словами киммериец принялся за еду с такой жадностью, словно не ел, по меньшей мере, дня три. Воспользовавшись этим, Мэгил вошел в комнату и, усевшись напротив киммерийца, тут же поучительно изрек:

— Это просто потому, что ты молод, Конан.— Он покачал головой.— Поживешь подольше и увидишь, что так оно по большей части и бывает.

Конан посмотрел на друга тяжелым взглядом, и Мэгил начал медленно вставать.

— Что ж,— задумчиво изрек северянин,— быть может, ты и прав… — Да, да, сынок,— закивал жрец, усаживаясь на место.

—… Папаша,— под дружный хохот закончил киммериец после паузы, и Мэгил умолк.

— Про Мелию что-нибудь узнал? — спросил Зул.

— Она во дворце,— буркнул Конан, прожевывая кусок холсцной телятины.

— Это мы знаем,— разочарованно протянул жрец.

— В обширном подземелье, выдолбленном в горе,— добавил киммериец, проглотив кусок.

— Тоже нетрудно догадаться,— кивнул Мэгил.

— Как я понял, стражи там нет, одни надсмотрщики.— Северянин налил вина в кубок и, попробовав его на вкус, удовлетворенно кивнул.— Охраняется — только вход, что наверху, — добавил он. — Зато сам дворец нашпигован охраной.

— Это все? — спросил Зул, а Мэгил посмотрел киммерийцу в глаза.

Конан молча кивнул и отпил из кубка.

— Не густо,— заметил Акаяма.

— Да, немного,— согласился Конан,— но эта ведьма слишком быстро почувствовала мой интерес…

— К ней? — равнодушно поинтересовался жрец, разглядывая гипсовых пауков, рассевшихся на стенах.

— К Мелии! — рявкнул киммериец.— Эта тварь пообещала выжечь ей глаза, и мне пришлось…

— Да? — заметно оживился жрец, вновь проявляя интерес к разговору.

— Ну,— Конан помялся, подбирая слова,— чтобы отвлечь ее от этой мысли…

— Я понимаю.

В глазах Мэгила сверкнула озорная искорка, и зуагиры заулыбались, стараясь, впрочем, чтобы э тобы этого не заметил киммериец.

— Ну, в общем,— Конан осмотрелся, успокоился и отрезал себе еще один кусок,— пришлось мне постараться отвлечь ее.

— Удалось? — участливо поинтересовался жрец.

— Угу,— промычал киммериец с набитым ртом.

— Да-а, тяжелая, должно быть, выдалась ночка, сочувственно покачал головой бывший жрец.

Кто-то из зуагиров, стоявших за спиной Конана прыснул в кулак.

— Вон отсюда! — гаркнул киммериец, едва не подавившись, и Мэгил вновь испарился.

— Еще что-нибудь полезное узнал? — Тарган вопросительно посмотрел на друга.

— По словам Сурии, получается, что Хараг у них вовсе не главный,— задумчиво произнес Конан — хотя сам он и уверен как раз в обратном. На самом деле всем заправляет старая хрычовка.

— Ничего удивительного,— просунулся в дверь Мэгил,— я с самого начала подозревал что-нибудь в этом роде — уж больно он хлипковат для роли вождя.

— Предложила мне переметнуться в их лагерь,— не обращая на него внимания, продолжил киммериец.

— Согласился? — быстро спросил жрец.

— Сказал, что подумаю,— ответил Конан, отпивая из кубка.

— Зря,— заметил Мэгил,— надо было согласиться.

— Ага,— иронично усмехнулся киммериец,— поцеловать ручку бабушке Рогазе и остаться в Черном Замке.

— Тоже верно,— задумчиво протянул жрец.— Значит, молодец.

— Сам знаю.

Конан доел мясо, допил вино и весело взглянул на друзей.

— Ну, а у вас какие новости? — поинтересовался, наконец, он.

— Мы нашли каверну в малом зале дворца за камином,— ответил жрец,— но внутрь попасть так и не смогли, хотя проторчали там весь вечер.

— Так что ж ты сразу не сказал?! — Конан встал и направился к выходу. Куда это ты? — спросил неожиданно появившийся в комнате Тефилус.

— Мне рассказали про камин…— начал, было, киммериец.

— Там нет ничего,— перебил его Дознаватель,— я сам искал.

— И чего же ты хочешь? — спросил Конан.

Он не стал спорить, потому что уже был достаточно знаком с отцом Мелии, чтобы понять всю бесполезность препирательств с ним.

— Уже почти полдень,— хмуро объяснил тот,— наше место на площади.

— На площадь я не пойду,— киммериец покачал головой,— мне там нечего делать, да и тебе, по правде говоря, тоже,— добавил он, смерив Дознавателя оценивающим взглядом

— Ну, уж нет! — Тефилус упрямо поджал губы.— Ты как знаешь, а я пойду.— Он повернулся и пошел прочь.

— Стой! — крикнул ему вслед Конан.— Послушай моего совета: не ходи на площадь! Если уж ты непременно хочешь все увидеть, смотри из окна.

Тот остановился и нехотя полуобернулся.

— Это еще почему?

В голосе Дознавателя сквозило нескрываемое недоверие, но он успел уже убедиться в разумности советов Конана и теперь не отмахивался от них, как это было в самом начале.

— Помнишь,— спросил киммериец,— какими одуревшими вернулись наши люди после первого дня?

— Это от потрясения,— ответил Тефилус,— мы и сами были немногим лучше.

— Верно,— согласился Конан.— Я тоже так подумал, но вчера убедился, что был не прав. Похоже, бой барабанов лишает людей способности мыслить.

— Ну, нет,— Тефилус скептически покачал головой и впервые за последние дни посмотрел Конану в лицо,— ведь вы тоже были там, но дураками не стали.

— Значит, звуки барабанов действуют совместно с чем-то еще. Кстати, мы были над толпой, знать — на трибунах. Сдается мне, что и помост, на котором расположились жрецы, был сооружен вовсе не для улучшения обзора.

Похоже, Конан убедил Дознавателя, и теперь тот противился лишь из упрямства. Внезапно удачная мысль пришла ему в голову.

— Ну, а ты сам-то как сумел вчера избежать их участи?

— С трудом,— лаконично ответил киммериец.

Мэгил, понимая, что такого объяснения явно недостаточно, добавил:

— Приходилось постоянно трясти головой.

— Не вижу, что мешает и мне поступить так же.— Тефилус упрямо поджал губы, всем своим видом показывая, что намерен сделать именно то, от чего его пытаются отговорить.

Мэгил беспомощно всплеснул руками, а Тарган покачал головой.

— Не понимаю, о чем спор? — равнодушно спросил он.— Если хочет, пусть идет!

— Ему нельзя,— возразил Конан.

Зуагир непонимающе взглянул на друга, и киммериец досадливо, поморщился.

— Пойми, Тефилус,— попытался объяснить он,— вокруг тебя будет бесноваться толпа, требующая крови, а ты будешь стоять и трясти головой. Я очень удивлюсь, если тебя не схватят задолго до окончания церемонии.— Он увидел, что слова его наконец-то достигли цели, но упрямец все еще колебался.— Мне очень не хотелось бы увидеть тебя завтра в качестве главного героя какого-нибудь Дня Соглядатая!

Похоже, что последний довод убедил Тефилуса.

— Хорошо, я останусь,— нехотя согласился он и тут же поинтересовался: — Кстати, а как тебе самому удалось остаться незамеченным?

— Меня заметили,— ответил киммериец,— но я-то как раз именно этого и добивался.

Их было человек десять, отправившихся вместе с Конаном, чтобы еще раз попытаться отыскать потайной механизм.

Дворец был небольшой. Пожалуй, это даже был вовсе и не дворец, а, скорее, особняк, чуть побольше шадизарского дома Аниэлы, поэтому идти пришлось недолго. Они вошли в помещение, которое Мэгил назвал малым залом. Конан остановился на пороге и первым делом осмотрелся.

Комната была слегка вытянутой. В дальнем конце ее стоял большой рабочий стол, за ним камин, а между столом и камином — массивное кресло, изукрашенное затейливой резьбой. Два огромных шестиногих паука сидели у потолка с двух сторон от камина и держали два свешивавшихся по бокам от кресла ярких шелковых шнура с роскошными золотыми кистями.

Статуи уродливых богов ростом с человека, наподобие сидевших над камином, украшали комнату, Помимо скудной мебели и каменного зверинца киммериец нашел множество барельефов, закрепленных на дубовых стенных панелях. Огромный паук сидел на столе, справа от кресла, и киммериец сразу вспомнил, что в такой же точно комнате встретился с Хевроном тремя днями раньше. Та комната, однако, выглядела более обжитой.

Он еще раз осмотрелся и на этот раз увидел места, где раньше стояло что-то из принадлежавшего прежним хозяевам. Он понял, что оставлено то, что либо нельзя трогать, либо не представляло собой никакой ценности, но именно вещи, которые невозможно было сдвинуть, как раз и интересовали его больше всего, а таких предметов обстановки в комнате осталось совсем немного.

Закончив первоначальный осмотр с порога, Конан обошел комнату, но тронул лишь одну из угловых статуй уродливого четырехрукого крылатого бога. Она оказалась достаточно массивной, но не представляла собой никакой ценности — дешевая поделка, грубо высеченная из глыбы мрамора. На барельефы он просто не обратил никакого внимания, а остановился напротив стола и начал осматривать его, кресло и камин.

— Все остальное сдвинуть невозможно,— пояснил Мэгил.

Он вместе с остальными остался стоять в дверях, чтобы не мешать киммерийцу. Тот лишь кивнул и продолжил осмотр, медленно обходя вокруг стола, чтобы не пропустить какую-нибудь мелочь. Так, двигаясь потихоньку, он обогнул стол и оказался рядом с креслом.

— Шнуры — единственное, что здесь работает,— вновь подал голос жрец.

Конан потянул за шнур, и где-то недалеко, в одной из соседних комнат, раздался мелодичный звон. Тогда он обошел вокруг кресла, потянул за второй шнур, и звук повторился.

— Все это уже ни к чему,— пожал плечами жрец-отступник.

«Да, глупо»,— подумал киммериец и остановился рядом с пауком, примостившимся на краю стола.

— Так, говоришь, больше ничего не работает? — задумчиво спросил Конан, осматривая паука.

— Забыл тебе сказать,— поморщился жрец, досадуя на свою забывчивость,— одна из лап этой твари крутится, но все уже давно пришло в негодность и бездействует.

— Значит, вы поворачивали ее? — все так же задумчиво спросил киммериец.

— Ну, конечно! — раздраженно ответил Мэгил.— Я тебе об этом и говорю.

— Я же просил тебя…— Конан оторвался, наконец, от созерцания паучьих лап и укоризненно посмотрел на друга.

— Конан,— проникновенно заговорил Мэгил,— мы делали все очень… очень осторожно.

Киммериец лишь покачал головой — что с ними поделаешь! — и пошел дальше. Он остановился перед столом, точно посередине, и, когда почувствовал, что догадка его подтвердилась, вновь повернулся к Мэгилу.

— Не нужно было трогать паука за лапу,— укоризненно сказал он.

— Перестань,— Мэгил развел руками и улыбнулся,— ничего же не случилось, а потом я ведь сказал тебе, что мы действовали предельно осторожно!

Зул, стоявший с ним рядом в коридоре, равно как и остальные, заулыбался.

— Что ж,— согласился Конан,— может, ты и прав.

Он подошел к ближайшей статуе и перетащил ее к столу.

— Решил размяться? — ехидно поинтересовался бывший жрец.

Ни слова не говоря, киммериец вернулся к креслу перед столом и, присев на корточки, повернул паучью лапу. В тот же миг он услышал до боли знакомое треньканье. Звонкий щелчок последовал мгновение спустя, и арбалетный болт упал к его ногам, выбив перед этим сноп искр из гранитного фасада камина.

Киммериец поднялся как раз в тот миг, когда кусок лапы, отколотый от статуи, с грохотом упал на пол, и Мэгил, вытаращив от удивления глаза, вошел в комнату, а вместе с ним и остальные. Он остановился в двух шагах от обломков и уставился на них, озадаченно скребя в затылке.

— Когда я говорю: ничего не трогать,— назидательно сказал Конан,— то это значит, ничего не трогать.

— Но ведь мы…— начал, было, жрец, но так и не договорил.

— Вы действовали не осторожно,— объяснил Конан,— а медленно.— Он посмотрел в глаза другу.— Чувствуешь разницу? Вам просто повезло. Если бы кто-то случайно встал на эту плиту, он был бы уже покойником.

— Слушай, а как ты догадался? — спросил Мэгил, которому не нравилась роль нерадивого ученика.

— Как тебе сказать…— Киммериец усмехнулся.— Просто я уже стоял как-то на этом месте.

— На этом самом? — удивился Мэгил.

— Ну…— Северянин помялся.— На таком же. В Шадизаре, сразу после того, как выкрали Мелию. Тогда Хеврон попытался убить меня.

— И как же ты спасся? — спросил Зул.

— Я почувствовал, как и здесь, что камень дрогнул у меня под ногой.— Конан показал на плиту у самого стола.— Едва заметно, настолько слабо, что я даже не придал бы этому значения, если бы вслед за этим жрец не потянулся к рычагу. Вот тут я почувствовал, что что-то неладно, и успел увернуться.

— А Хеврон? — вновь поинтересовался Зул.

— Когда я вновь увидел его, — простодушно ответил киммериец,— он был приколот к стене, и я объяснил ему, что глупо стоять на пути у стрелы. Правда, этот урок ему уже не пригодится.

— Ладно! — махнул рукой жрец.— Затх с ним. Но вот что нам делать с камином? Я хочу сказать — с пустотой за ним?

— Да, глупо,— задумчиво повторил киммериец вслух вертевшуюся в голове фразу.

— Что глупо? — не понял Зул.

— А-а! — Конан махнул рукой.— Привязалось.— Он посмотрел на друга и, видя его недоуменное лицо, пояснил: — Ну, когда Мэгил сказал, что эти шнуры уже ни к чему, мне в голову пришло, что это глупо. Да,— он задумался и так стоял некоторое время,— что-то мне показалось тогда глупым.

Он вновь обошел стол и дернул сперва один шнур, потом второй, и вновь дважды откуда-то из-за стены раздался мелодичный звон.

— Глупо,— снова задумчиво повторил Конан,— ну, конечно же, глупо вешать два шнура, которые оба дергают один и тот же колокольчик!

— И что же из этого следует? — заинтересовался Мэгил.

— Не знаю,— киммериец пожал плечами, попеременно глядя то на один шнур, то на второй — чтобы позвать слуг, хватит и одного шнура, но их два. Значит, второй повешен не просто так. Быть может, нужно дернуть одновременно за оба?

Глаза Зула восторженно вспыхнули, а черное лицо расплылось в радостной улыбке. Он тут же соединил обе кисти и потянул. И вновь где-то за стеной раздался отдаленный, мелодичный звон.

— Ну и?..— разочарованно протянул Мэгил.

— Не получилось,— развел руками Зул.

Конан поморщился, стараясь осмыслить происшедшее. Несмотря на неудачу, он был уверен, что все сделал правильно… Или все-таки что-то сделал не так и вновь задумался, внимательно оглядываясь по сторонам. Его взгляд заметался туда-сюда, но ничего достоного внимания не находил, пока не упал на расколотую пополам статую. Ну конечно! Как он мог быть столь невнимателен?! Наверняка запор двери действует так же, как и самострел! Отпирающий ключ в виде двух тел, но ведь что-то соединенных воедино шнуров он нашел, но ведь что-то наверняка должно предохранять от случайного открывания… Что это может быть?

Он вновь осмотрелся. Все молчали, с надеждой глядя на него, ожидая, что он придумает, а Мэгил — ехидна в рясе жреца — скептически улыбался, как бы говоря: «Посмотрим, посмотрим, парень, на что ты годишься!»

Киммериец еще раз посмотрел на расколотую статую. Так. Жертва встает на плиту, и кто-то поворачивает лапу паука. Что между ними общего?

Оба действия должны быть произведены одновременно. Значит нужно натянуть оба шнура и в то же самое время сделать еще что-то. Статуи? Нет. Барельефы? Слишком они далеко. Что еще? Быть может, та же паучья лапа? Ну, уж нет. Это нужно тянуться, а жрецы любят удобства…

Когда эта простая мысль пришла ему в голову, он невольно улыбнулся и посмотрел на кресло — последний предмет обстановки, оставленной жрецами.

Конан уселся в него и, соединив шнуры, потянул за них. На этот раз они пошли не столь легко, а вместо мелодичного звона раздался сухой щелчок. Как только это произошло, глухой рокот возвестил о том, что механизм пришел в действие.

— Конан, ты велик! — провозгласилМ эгил и посмотрел на друга восхищенным взглядом.

— Я всегда говорил тебе об этом,— ухмыльнулся Зул.

— Одно дело услышать от тебя и совсем другое — увидеть собственными глазами,— резонно возразил бывший жрец.

Конан присел перед камином. Давным-давно уложенные на его дне дрова, покрытые слоем пыли, все также леежали на месте, но массивной задней стены, вытесанной из цельной гранитной плиты, не было. Вместо нее зиял темнотой затянутый сплошным слоем паутины туннель.

— Ну что, полезли? — бодро спросил жрец и вопросительно посмотрел на киммерийца, но тот отрицательно покачал головой, хотя и понимал, что всем им не терпится поскорее узнать, какая тайна кроется в заросшей паутиной тьме.

— Оставим это на завтра — спокойно ответил киммериец.

— Почему же не сейчас? — вскричал Мэгил.

— Потому что уже далеко за полдень,— объяснил Конан, — а у меня свидание с Сурией.

— Любовь…— заставив себя успокоиться, задумчиво проговорил жрец.— Что она делает с нами!

Зул с интересом смотрел на товарища, ожидая, что тот скажет, но Конан отнесся к этому вполне спокойно.

— Любовь…— Он усмехнулся.— Я нарочно не пошел сегодня к окнам. Побоялся, что придушу её, как только увижу.— Он задумался ненадолго.— Хотя быть может, ты и прав. В конечном-то счете всем движет любовь… Ну, и ненависть тоже. Пошли! — Он дружески хлопнул жреца по спине, так что тот едва не рухнул на пол.— И если вздумаете соваться туда без меня, посмотрите вначале на статую.

Словно загнанная в клетку львица, Сурия металась по комнате и никак не могла успокоиться. Уверенная, что и Конан поступит так же, она специально ушла сегодня с церемонии раньше времени и вот теперь изводила себя страшными подозрениями, а киммериец все не шел. Никогда прежде она и мысли не допускала, что когда-нибудь мужчина получит над ней такую власть!

… Сегодня с утра все пошло не так. Начать хотя бы с того, что Хараг, словно бешеный пес, накинулся на нее, а она даже понять поначалу не могла, о чем идет речь. Оказалось, что этот напыщенный индюк отправил следом за ней своего человека, которого поутру нашли убитым в какой-то канаве.

Сурия сразу поняла, чьих рук это дело, но даже вида не подала. Она с издевкой заявила Харагу, что такая забота скорее тревожит ее, нежели успокаивает, и что в следующий раз, если, конечно, ему не надоело понапрасну терять своих людей, пусть предварительно справляется, нужны ли ей сопровождающие.

Услышав это, жрец чуть не задохнулся от злости и не нашел ничего лучшего, чем нагло заявить, что желает знать, где она была. Эта беспримерная наглость показалась ей настолько забавной, что Сурия не выдержала и расхохоталась ему в лицо, в результате чего Хараг принялся изрыгать проклятия. Это было просто великолепно!

Спокойно выслушав поток абсурдных обвинений и нелепых притязаний, она смиренно напомнила ему, что отчитывается лишь Рогазе, и спокойно ушла, оставив его в одиночестве.

Таким образом, Сурия одержала полную победу, но на душе у нее было вовсе не так легко, как хотелось. Все-таки Хараг оставался Харагом. Злобным, мстительным мерзавцем, имеющим к тому же — что бы там она ни говорила Конану — немалый вес в Сура-Зуде. Иногда ей приходило в голову, что он похож на ее тень. Вот только ума у него было чуточку поменьше, да и власти хотя и неявной, она имела побольше.

Однако гораздо хуже оказалось другое. Она знала, что жрец без памяти влюблен в нее. Давно уже Хараг домогался ее любви, хотя она и смотреть на него не хотела и развлекалась иногда тем, что то подпускала его к себе поближе, то прогоняла прочь. Но что легко сходило ей с рук в Шадизаре, в Сура-Зуде могло иметь непредсказуемые последствия…

Сурия не стала долго размышлять, что ей делать, а прямиком отправилась к старой ведьме, рассказав ей подробно о притязаниях Харага и о Конане. О том, какой мощной опорой он мог бы стать для них, если бы ей удалось склонить его на свою сторону. Не скрыла она и роли киммерийца в многочисленных неудачах Харага в Шадизаре, что, впрочем, говорило в его пользу и выставляло Харага в еще более невыгодном свете. По крайней мере, сама она рассчитывала именно на это.

— Да,— задумчиво проскрипела Рогаза после долгого раздумья,— каждый из нас думает, что вправе делать все, что пожелает, но на самом деле лишь тот имеет право на вседозволенность, кому по силам осуществить задуманное.

Сказав это, она надолго замолчала, изучающе глядя на свою молодую ученицу, и в какой-то миг Сурии показалось, что старая колдунья просто читает в ее душе, как в открытой книге… А может быть, так оно и было. Неожиданно раздавшийся голос отвлек ее от раздумий.

— Ты уверена, — проскрипела колдунья, — что сможешь подчинить его себе?

Сурия вздрогнула и посмотрела старухе в глаза:

— Он без ума от меня!

— Да? — Лицо старухи сморщилось, изображая улыбку, и сразу стало похоже на старый, сушеный гриб.— А мне показалось, что без ума от него ты!

Сурия вспыхнула, но тут же взяла себя в руки.

— Это правда,— не стала скрывать она,— но мое безумство не мешает мне трезво оценивать происходящее. Я уже предложила ему перейти на нашу сторону, и он ответил, что подумает, но уверена, что лишь гордость помешала ему согласиться тотчас.

— Он горд, этот киммериец,— задумавшись, то ли спросила, то ли утвердила старая ведьма.— Что ж, гордость — это хорошее чувство. Гордые не предают. Но вот вопрос: только ли гордость удержала его?

Сурия гордо вскинула голову:

— Еще ночь или две, и он станет моим навсегда!

— Что ж,— прошамкала ведьма,— быть по сему, но помни: твоему киммерийцу придется умереть, если он не явится сюда утром шестого дня!

— Он придет!

— Значит, ты можешь ничего не бояться,— кивнула старуха,— я присмотрю за Харагом.

При этой мысли Сурия улыбнулась. Теперь она была спокойна и за себя, и за Конана. Она и в самом деле ни минуты не сомневалась, что он согласится на ее предложение. Да он просто не может не согласиться! Ведь она предложила ему стать властелином мира! К тому же она спасла его от смерти.

Именно в этот миг она увидела в конце улицы Конана. Он шел спокойной, размеренной походкой, словно сказочный герой из небытия, явившийся на ее зов.

У нее вновь задрожали руки, и участилось дыхание, но она даже не замечала этого. Он шел, с каждым шагом приближаясь к ней, и точно так же росло ее возбуждение. И едва он успел войти, как она подбежала к нему.

— О, Конан! Где же ты был так долго?! Конан!

Она принялась срывать с него и с себя одежду, а он, смеясь и шутя, отбивался, но это лишь сильнее возбуждало ее, пока наконец и он не почувствовал, как в него переливается переполнявшая ее страсть…

Едва киммериец переступил утром порог дома, как тут же почувствовал, что что-то неладно. Он видел хмурые лица друзей, и каждый, на ком он останавливал взгляд, тут же отводил глаза, то ли чувствуя себя виноватым, то ли, наоборот, считая виноватым его, но не решаясь высказаться вслух.

— Кром! — не выдержал он, наконец.— Да что у вас тут происходит?!

— Что происходит?! — вскричал Тефилус.— Ничего особенного! Просто, пока ты шляешься по девкам, у нас тут люди гибнут!

От этих слов Конан сморщился, словно от хлесткой пощечины.

— Послушай, Тефилус,— заговорил он как мо г спокойно,— я уже давно понял, что тебе мы обязаны всеми победами, даже если тебя при этом не было рядом. Если же случилась беда, то виноват обычно бываю я, даже если находился на другом краю света. Впредь говори, только если тебе действительно есть что сказать.

Повисла тягостная тишина. Дознаватель почувствовал вдруг, что взгляды всех присутствующих устремлены на него, а он не знал, что сказать. На языке вертелись одни ругательства, которые были явно не к месту. Киммериец смотрел на него в упор. Ни тени насмешки не промелькнуло во взгляде синих глаз. Тефилус выругался и вышел вон.

— А теперь,— спросил киммериец,— кто-нибудь объяснит мне, что произошло?

— Всем не терпелось посмотреть, что там, во тьме,— хмуро ответил Мэгил.— Мы ждали тебя весь вечер, а потом…

— Кром! Я ведь предупреждал! — Конан опустился на стул, кляня себя, на чем свет стоит.— Кто?

— Один из моих,— ответил Тарган,— ты его не знаешь. Он пришел сегодня с ночной группой и весь день отсыпался.

— У меня такое чувство,— киммериец сжал кулак,— что все вы спите… Кром! Вы зачем пришли сюда? Надоело скотину пасти?! Решили развлечься?!

— Перестань…— Тарган болезненно поморщился.— Королевскому Дознавателю не давало покоя ущемленное самолюбие, а молодой дурак рвался в герои. Удивительно ли, что эти двое нашли друг друга? Мы и знать ничего не знали, пока он не пришел и с мрачным видом не объявил, что парень погиб.

— Как? — хмуро спросил Конан.

— Его рассекло надвое,— нехотя ответил Тарган.— Чем, мы так и не поняли.

Конан вздохнул и, ни слова не говоря, вышел. Он слышал, как кто-то направился за ним следом, но не стал оборачиваться. Он был зол.

Не на своих друзей, конечно, но Тефилус выводил его из себя, и, пожалуй, даже сильнее, чем прежде.

— Здесь мы похоронили парня,— услышал он голос Таргана и остановился.

Остановился и Мэгил. Лишь они вдвоем последовали за киммерийцем.

— Он был нам ровесником, Конан,— сказал зуагир.— Этой зимой он потерял сестру и поэтому сразу вызвался идти с нами.

— Ему уже не поможешь,— откликнулся северянин,— идем.

Они пошли дальше, теперь уже вместе, и вскоре оказались там, где накануне киммериец отыскал потайной лаз. Он подошел к зияющему в глубине камина отверстию и, опершись руками о его края, заглянул внутрь. Паутина, почти сплошным пологом перекрывавшая вход, была изодрана и залита кровью. Конан покачал головой и, подойдя к окну, с усилием оторвав от пола одну из трех оставшихся мраморных статуй, просунул ее в лаз и тут же отпрянул, когда широкое лезвие со свистом рассекло воздух перед его лицом, перерубив пополам каменного божка. Киммериец присел на корточки, за его спиной остановились Тарган с Мэгилом. Клинок теперь опускался через равные промежутки времени.

— Что будем делать? — спросил Мэгил.

Киммериец молча пожал плечами, ухватился рукой за верхнюю кромку камина и, осторожно заглянув внутрь, принялся исследовать очаг. Почти сразу справа от себя он увидел небольшой рычажок, установленный в верхнее положение, перевел его вниз и посмотрел вперед. Лезвие в очередной раз пропело мелодию смерти и больше не появилось.

Вполне довольный собой, северянин вылез наружу и покачал головой.

— Два дурака,— с горечью бросил он,— молодой и старый… Им бы хоть каплю ума на двоих!

— У них не было твоего опыта, Конан,— заметил Мэгил.

— Кром! Именно потому я и просил не лезть без меня! — Конан никак не мог успокоиться.— Но все равно можно было сообразить, что, раз ход есть, значит, он ведет куда-то, и простая осторожность должна была подсказать жрецам мысль как-то защитить его.

— Жрецам-то она пришла в голову,— задумчиво заметил Мэгил.— Ну, так что, пойдем?

— Нет,— киммериец покачал головой,— я не самоубийца.

— Ты думаешь, там осталось еще что-то? — недоверчиво покосился на него Тарган.

— Не думаю, но все-таки хочу видеть, куда ступаю.

С этими словами он зажег факел и поднес его к стенам и полу. Толстый слой сухой пыли и паутины мгновенно вспыхнул, и огненная волна покатилась вперед. Потом Конан вышел в коридор и, сняв со стены длинное боевое копье, вернулся назад.

Он нагнулся, вошел внутрь, но тут же выглянул:

— Одному из вас не мешало бы остаться здесь на случай, если нам потребуется помощь.

Тарган усмехнулся и хлопнул Мэгила по спине.

— Иди, жрец. Сдается мне, что если Конану и потребуется помощь, то от тебя будет больше проку.

Киммериец вытащил разрубленную статую, и они пошли. Впереди продвигался Конан, пробовавший копьем каждую плиту перед собой, за ним Мэгил с факелом в руке. Как только они переступили порог, образованный задней стеной камина, то увидели, что коридор гораздо просторнее, чем о нем можно было судить снаружи.

Они прошли пару десятков шагов и уперлись в тупик. Конан осмотрелся, но ничего похожего на потайную дверь не обнаружил. Поскольку такого быть просто не могло, он принялся за дальнейшие поиски. Шаг за шагом продвигался он назад, к входу, тщательно проверяя пол, стены и даже потолок, но все безрезультатно. Ничего, кроме узкой, длинной щели, через которую выскакивало лезвие, он так и не нашел.

Он вышел в комнату и озадаченно запустил руку в густую копну смоляных волос.

— Ну, что? — поинтересовался Тарган.

— А ничего,— хмуро буркнул киммериец и отвернулся.

— Там тупик,— пояснил Мэгил,— двадцать шагов по коридору — и все.

— Хватит трепаться, пошли,— буркнул Конан.

— Но там же ничего нет! — удивленно возразил Тарган.

— И ты тоже,— добавил киммериец вместо ответа и уставился на зуагира.

Тот вопросительно посмотрел на жреца, но Мэгил лишь пожал плечами, показывая, что не имеет представления о том, что задумал северянин, а Конан, через плечо которого уже был перекинут сорванный в коридоре гобелен, поднял с пола копье и, не проверяя, идут ли они за ним, нырнул в темный проем. Они переглянулись и молча пошли следом.

Два десятка шагов — и они оказались у дальней стены, только вместо каменных плит пола в тупике теперь зияло квадратное отверстие.

— Но ведь тут ничего…,— только и смог прошептать Мэгил.

— Тш-ш.— Киммериец мгновенно обернулся и приложил палец к губам.

Он же уже сидел на краю проема и смотрел вниз.

— Куда ты? — шепотом окликнул его бывший, жрец.— Ты себе ноги переломаешь!

— Здесь вовсе не так высоко,— спокойно сказал варвар, привязав один конец гобелена к середине древка и бросая второй вниз,— оставь факел и иди за мной.

Он положил копье рядом с одним из углов и скрылся из виду. Некоторое время руки его держались за каменный край, потом пропали и они.

Приземлившись на каменный пол, Конан встал и первым делом осмотрелся. Теперь он стоял лицом к стальным прутьям решетки, которая отгораживала не больше пяти шагов свободного пространства, заканчивавшегося стеной из гранита. Вправо и влево тянулся коридор. Обернувшись, он увидел позади точно такую же решетку, но за ней была не каменная стена, а еще одна решетка. Через равные промежутки шагов в десять они разделялись массивными гранитными вставками, подпиравшими свод.

Пока он осматривался, к нему присоединились Мэгил и Тарган. Конан к тому времени сообразил, что стоят они в лабиринте, и, как подсказывала ему интуиция, в одном из самых глухих уголков его. Впрочем, нетрудно было догадаться по гранитной стене, оставшейся за спиной. Они пошли вперед, в ту сторону, откуда лился свет, и вскоре услышали приглушенные расстоянием голоса.

Конан шел медленно и осторожно, постоянно оглядываясь, чтобы ненароком не нарваться на людей. Кроме того, он старался запомнить, откуда пришел и куда направляется, чтобы не плутать по лабиринту, когда придет время возвращаться.

Вскоре они добрались до каменной стены и медленно пошли вдоль нее. Понемногу становилось светлее, да и звуки раздававщихся в отдалении голосов становились все громче. Вскоре уже можно было различить отдельные слова. Конан замер на миг и, повернувшись, жестом призвал своих, спутников к молчанию. Теперь, когда они почти ясно различали чужую речь, в любой миг могли услышать и их.

— Дальше не пройти,— едва слышно прошептал киммериец, обернувшись к своим друзьям, и Мэгил кивнул, соглашаясь.

Теперь они могли двигаться либо прямо, либо свернуть налево, в коридор, тянувшийся параллельно. Однако там, впереди, где было светлее, кто-то сидел. Вполне возможно, это были надсмотрщики, о которых говорила Сурия.

Как ни велик был соблазн сразу покончить со всеми сомнениями, но киммериец решил не рисковать, и его спутники полностью согласились с ним. Близился полдень. Скоро за Мелией должны прийти, и Конан решил дождаться этого, чтобы увидеть все своими глазами.

Друзья затаились, и вовремя: почти сразу где-то впереди послышался лязг отпираемой двери, и они увидели, как тьму прорезала полоса света. Налетев на Таргана, киммериец рванулся назад, сшиб его и рванулся прочь, увлекая за собой опешившего Мэгила. Они промчались мимо двух рядов клеток и свернули в боковой проход.

Едва они замерли, прильнув к каменной стене, как послышались легкие шаги, и киммериец нутром почуял, что это Сурия. Шаги все приближались. Осторожно выглянув, варвар увидел, что так оно и есть. Стремительной походкой, едва касаясь пола, она не шла, нет, летела вперед! Или так ему показалось?

Киммериец поймал себя на мысли, что эта ученица колдуньи приобрела над ним… Нет, конечно, не власть, но некое подобие ее. Он ненавидел ее всем сердцем, когда Сурия была далеко, но эта ненависть иссякала в считанные мгновения, едва девушка касалась его своими нежными руками. Конану пришлось тряхнуть головой, чтобы избавиться от наваждения. Он оглянулся на своих друзей, но на их лицах прочел лишь настороженность: на них молодая колдунья не производила никакого впечатления. Шаги все приближались. Вот она прошла мимо, даже не взглянув в их сторону. Они подождали, пока она удалится на десяток шагов, и направились следом.

— Идите за мной,— услышал Конан ее властный голос, и пять пар ног громко затопали по коридору.

Они добрались до места, что лежало точно напротив лаза, и остановились, слившись с серой стеной. Вновь послышался лязг ключей, пощелкивание отпираемого замка и оглушительный скрип петель.

— Можете идти,— услышали они приказ и сразу же вслед за ним — быстро удаляющиеся шаги.

Конан осторожно выглянул из-за перегородки. Сурия стояла с плетью в руке и насмешливо рассматривала свою пленницу.

— Вот и еще один денек позади,— наконец, заговорила она,— совсем скоро уже ты станешь невестой Затха, и он поглотит тебя.

Она злобно расхохоталась. Лишь когда демонический смех колдуньи затих, Мелия спокойно ответила:

— Ничего этого не будет. Конан придет и освободит меня.

— Вот как! Конан! — Молодая колдунья вновь расхохоталась.— А не хотела бы ты узнать, что твой Конан уже не твой? Он у моих ног! — Она гордо посмотрела на свою соперницу.

— Ты лжешь, ведьма.— Мелия брезгливо поморщилась.— Конан горд! Он не из тех, кто станет валяться в ногах, тем более твоих!

— Ах, я тебе не нравлюсь,— как видно, слова пленницы задели Сурию за живое,— но и ты мне тоже, а потому я кое-что припасла для тебя.

Она размахнулась, и плеть со свистом рассекла воздух. Раз, другой, третий… Она била молча, с ожесточением, но, как ни старалась, пленница ее не вымолвила ни слова. Наконец она устала.

— Что же ты молчишь?!

— Я должна быть достойной его!

Конан не был сентиментален, но в этот миг сердце его болезненно сжалось. Он готов был сорваться с места и бежать к Мелии, но, словно почувствовав это, Мэгил сжал его руку, и киммериец успокоился.

— Да,— ответила Сурия после некоторого раздумья,— теперь я верю, что ты и в самом деле познала его… Но теперь он мой!

Колдунья приблизилась к Мелии и злорадно улыбнулась, но пленница плюнула ей в лицо. Сурия вздрогнула и изо всех сил ударила соперницу по щеке.

— Грудастая сука! — завопила колдунья.— Он мой! Ты верно сказала, что он не станет ни у кого валяться в ногах, но мне этого и не нужно! Я сделаю его своим королем! Слышишь, ты?! Весь мир падет к нашим ногам! И я жалею только о том, что не могу, как это сделала Рогаза с дикаркой, вспороть твое поганое лоно посмевшее принять его в себя! Осквернить моего Конана, который…

Она вновь взялась за плеть, и киммериец, отнюдь не был неженкой, невольно закрыл глаза, чтобы не видеть происходящего. Наконец Сурия остановилась.

— Знаешь, зачем я принесла это? — Она подняла плеть, которой только что избивала пленницу.— Сегодня я буду любить его как никогда! Я подарю ему ласки, о которых ты и понятия не имеешь, он узнает, что такое настоящая любовь, и тогда окончательно забудет тебя и уйдет со мной, чтобы служить Затху

Она издевательски расхохоталась и ушла. Шаги её звучали все тише и тише, потом трое друзей услышали скрип петель, возвестивший, что дверь закрылась, и все стихло, если не считать приглушенных голосов охранников.

Конан посмотрел туда, где сидела Мелия. Теперь, когда Сурия унесла факел, он не мог видеть ее лица, но ему показалось, что он слышит слабое всхлипывание. Конан прислушался — так оно и есть. Оставшись в одиночестве, она заплакала. Сперва тихонько, но постепенно плач ее становился все сильнее, плечи девушки мелко задрожали, и вскоре все ее тело уже сотрясалось от рыданий.

— Пошли, киммериец,— услышал он и, не в силах отвести от Мелии взгляда, начал осторожно пятиться.

Они оставили позади себя освещенное пространство, и плач несчастной постепенно смолк. Очень скоро вся троица вновь оказалась в коридоре, ведущем к лестнице, и пошла вперед, туда, где в полосе света возникали и исчезали все посетители этого мрачного места. Они осторожно продвигались вперед, оставляя позади ряд за рядом пустых клеток, пока в правой стене не наткнулись на каменную лестницу, кончавшуюся дверью. Судя по всему, это и был выход. Или вход — как посмотреть.

Они прошли еще чуть вперед и остановились.

— Ну, что? — спросил Мэгил.— Будем возвращаться?

— А что еще тут делать? — то ли спросил, то ли согласился с ним Тарган.

— Ты забыл еще кое о чем.— Конан выразительно посмотрел на Таргана.

— Я не забыл о них,— улыбнулся Тарган, легко угадав мысль друга,— просто я знаю, что они там.— Он махнул рукой в сторону светового пятна.

— Откуда? — удивился киммериец.

— Пока ты смотрел на Мелию, ты, похоже, вообще ничего больше не замечал,— усмехнулся зуагир.— А я прошел вперед. Они через две загородки от нее, только еще дальше по коридору.

Они повернули назад, уже зная, что делать. Друзья неслышно шли по каменному лабиринту, пока не увидели впереди и над головой слабо светящийся квадрат хода. Гобелен все так же свисал, почти касаясь пола. С ловкостью обезьяны зуагир взобрался по нему наверх. Конан же просто подпрыгнул и, ухватившись за каменный край, подтянулся и легко выбрался наружу. Мэгил тоже не заставил себя ждать. Дождавшись, когда его друг выберется наверх, Конан вытащил полосу ткани и пошел вперед. Всего двадцать шагов понадобилось им, чтобы выбраться из камина, и Конан перевел оба рычажка в изначальное положение.

— Как будем действовать? — спросил жрец.

Киммериец пожал плечами: для него такого вопроса просто не существовало. Он повернулся к Таргану:

— У тебя найдется полсотни человек, которые умеют держать язык за зубами?

Тот удивленно взглянул на него:

— Ты же знаешь, что среди зуагиров нет болтунов!

— Отлично.— Конан довольно кивнул.— И все-таки отбери самых надежных. Половину оставим наверху. Остальных возьмем с собой.— Киммериец задумался.— Жаль, что мы не прихватили снизу серые робы, а ведь они там были.

Мэгил пожал плечами:

— Откуда нам было знать, кто их носит?

— Можно послать за ними,— предложил Тарган.— Ты когда собираешься заняться этим делом?

— Завтра, в это же время,— подумав, ответил киммериец.

— Не поздно? — засомневался Мэгил.

— В самый раз,— убежденно кивнул киммериец.— Если не подойдут мои ключи, подождем Сурию. Пилы-то у нас все равно нет.— Конан задумался.— Мэгил,— обратился он к жрецу,— только не говори ничего Тефилусу. А то он, как обычно, решит заняться этим сам, и тогда все пропало.

— Не беспокойся,— ответил за жреца Тарган,— мы скажем ему, что ты так и не смог спуститься вниз.

— Верно,— согласился Конан,— это будет лучше всего.

— А сам ты? Неужели снова пойдешь к ней? После того, что увидел?

Киммериец вздохнул:

— Если я не приду сегодня, может случиться беда. Разве ты не понял, на что она способна в ярости?

— Ты прав, — согласился Тарган и покачал головой.

Киммериец шел по улицам Сура-Зуда, и все у него внутри кипело от негодования на самого себя. Чего бы он ни отдал за возможность избежать сегодняшней встречи! Но… Умом-то он понимал, что должен взять себя в руки, что это последний его визит, но сердце варвара требовало отмщения, хотя мстить женщине было и не в его правилах.

Задумавшись, он даже не заметил, как оказался перед дверьми знакомого домика, и лишь тогда очнулся от своих мрачных, недобрых мыслей и огляделся. Было еще рано. Сегодня Мэгил заставил его отправиться на свидание раньше обычного, и он был уверен, что на этот раз пришел на встречу первым, но едва вошел в дом, как Сурия прыгнула на него, словно дикая кошка на давно поджидаемую добычу.

Подобрав юбки, она обхватила ногами его поясницу, а руками — шею и принялась покрывать поцелуями лицо. Он с ужасом почувствовал, что как ни сильна была его ненависть всего мгновение назад, но едва он появился здесь, страсть ведьмы пробудила в нем дикое желание.

О том, что произошло дальше, не мог бы вспомнить ни один из двоих. В одно из редких мгновений затишья Сурия со стоном оторвалась от его губ, прервав затяжной поцелуй.

— Ты мой, Конан,— страстно зашептала она.— Ты должен дать ответ. Помнишь?

— Утром,— ответил он коротко.

— У тебя есть время до полудня,— настаивала она,— а солнце уже взошло! Потом будет поздно.

— Ты узнаешь ответ до полудня,— пообещал Конан.

— Как? — не унималась она.

— Узнаешь,— повторил киммериец, и как она ни старалась, не смогла больше вытянуть из него ни слова.

Вдруг Сурия подозрительно посмотрела на него.

— Быть может, ты все еще надеешься выкрасть свою девку?! — вскричала она, и лицо ее тотчас стало злым.— Не выйдет! Ее ничто не спасет! Я рада, что увижу, как паук сожрет эту суку! Жаль только, не смогу прикончить ее сама.

До сих пор Конан старался не обращать внимания на ее слова, но тут не выдержал:

— Да за что же?

— За то, что даже сейчас она пытается отобрать тебя у меня.

Точно кошка, очнувшаяся от блаженного сна, Деркэто сладко потянулась и открыла глаза, перед которыми все еще плыли уже несуществующие видения. Ее думы витали в безмерной дали, иногда уносясь в безбрежное пространство, а временами ныряя в вязкую пучину времени, чтобы воскресить в памяти события, происшедшие с ней когда-то. С ней и с другими. В незапамятные времена она имела неосторожность в поисках любовных утех воплотиться в земную женщину и как драгоценный дар преподнесла себя избранному ею мужчине. Правда, не открыв ему своей тайны. Он снисходительно принял дар, но не оценил его. И за это был превращен богиней в камень.

Однако недавно Деркэто нашла себе новую игрушку, но долгое время колебалась, ибо память о былом унижении не побороть так просто и богине, а открыться простому смертному ей не позволяла гордость. И все-таки чем дальше заходило дело, тем больше страстное естество женщины брало верх над рассудком. И вот в какой-то миг — она и сама затруднилась бы сказать, когда именно это произошло,— Деркэто почувствовала, что назад дороги нет, что она желает этого человека для себя. Желает неистово! И в тоже время боится повторения неудачи.

Этот страх остановил ее, когда рядом с киммерийцем была Мелия. Он же не позволил ей действовать и тогда, когда с ним оказалась Милла, и лишь когда юная колдунья предъявила на молодого варвара свои несуществующие права, богиня воплотила в прекрасную колдунью свою неукротимую сущность.

Но тут случилось непредвиденное. Богиня Страсти решила развлечься, но оглянуться не успела, как влюбилась в смертного, которого считала лишь очередной своей игрушкой. Она не сразу поняла, что с ней происходит. Просто ощутила вдруг небывалый подъем, и приподнятое настроение уже не покидало ее. Она радовалась синему небу и белым облакам, зеленому лугу и ароматным цветам, ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Она все чаще ловила себя на том, что сравнивает лазурь небес с голубизной его глаз, а легкий утренний ветерок, нежно трепавший ее волосы,— с прикосновениями его рук, от которых все в груди замирало, а на душе становилось легко и спокойно.

Но вот в какой-то миг она поняла вдруг, что влюбилась. Когда эта простая мысль проникла в ее сознание, богине стало смешно. На протяжении веков служила она для жалких людей олицетворением страсти и вдруг сама стала жаждать того, чем лишь изредка одаривала других! Но едва ее смех затих, как богиня испытала иное чувство — нечто сходное с испугом. И тогда Деркэто решила пойти на хитрость. Она не стала воплощаться в земную женщину, а лишь временно заняла тело одной из них, чтобы узнать, каков он… Киммерийский варвар…

Лучше бы она этого не делала!

Раз за разом Деркэто переносила свою сущность в тело молодой колдуньи и с каждым разом все больше убеждалась в том, что это он. Тот, кого она ищет уже так давно,— мужчина, достойный составить пару ей, Деркэто, Богине Страсти! Словно океанская волна, накатывающая на берег, чувство это нахлынуло на нее и захватило целиком, без остатка, сделавшись частью ее самой. Теперь то, что совсем недавно было просто игрой, искушением, превратилось для нее в пытку.

Она лежала на нежнейшей перине невесомого лебяжьего пуха, медленно приходя в себя и моля — кого? Митру? Сета? Себя?! — чтобы блаженство это продлилось еще немного. Ее тело, остававшееся здесь, пылало огнем, плоть трепетала, а губы лихорадочно шептали мольбы, падавшие в никуда. И тогда она поняла, что лишь от нее самой зависит, что должно произойти дальше. Этот мужчина будет принадлежать ей! Как это произойдет и когда, не имело значения. Она знала, что на этот раз добьется своего.

Она медленно встала с ложа и шагнула к небольшому круглому бассейну, в котором плавали светившиеся разноцветными огоньками рыбы. Придерживая пышные волосы, Деркэто медленно склонилась над отливающей густой синевой водной поверхностью и долго смотрела на свое отражение. Потом опустила ладони в прохладную влагу, зачерпнула ее, несколько раз плеснула себе в лицо полные пригоршни воды и замерла, наблюдая за расходящимися по водной глади кругами. Светящиеся рыбки остановились и удивленно уставились на свою хозяйку.

Богиня усмехнулась и повела рукой над зеркалом воды, отчего-то стало идеально ровным, как застывшее в зимнюю пору лесное озерцо. Тогда она поманила его на себя, словно то было живое существо, и зеркало встало вертикально. Придирчивым взглядом Деркэто окинула свое отражение, но теперь уже по-другому, как капризная красавица, которая сознает свою неотразимость, но хочет позабавиться и поразить своего своенравного кавалера чем-то особенным.

Она, улыбаясь, смотрела в зеркало, где, сменяя друг друга, проплывали образы, один краше другого. Вот уже не она, а гордая зингарка, высокомерно вскинув бровь, придирчиво разглядывает свое отражение, которое на глазах тает, принимая иные черты, иную стать, и уже русоволосая стройная красавица-бритунка с удивлением смотрит, как и ее черты, едва проявившись, уходят, уступая место иному образу — тоненькой, хрупкой кхитаянке. Она беззаботно закружилась, смеясь, и хрустальные колокольчики ее смеха зазвенели, наполняя мир радостью и счастьем, но, когда обернулась, не было уже юной кхитаянки. На нее смотрела гордая дочь Черных Королевств со смоляными волосами, заплетенными в сотню тоненьких косичек. И все-таки в любом из образов она оставалась сама собой.

Как только она подумала об этом, видение пропало. На нее вновь смотрела Богиня Страсти. Пепельно-серые с серебряным отливом волосы густыми прядями спадали на шею. Прямой, слегка вздернутый носик, надменный взгляд огромных, миндалевидной формы, изумрудных глаз. Пухлые, чувственные губы призывно алели, словно лепестки роз, темно-золотистая кожа, точеный подбородок. Такой была она, Деркэто. Вернее, так выглядел ее любимый образ.

— Конан, покажись,— произнесла она своим низким, бархатистым голосом и легонько щелкнула пальцем по водной поверхности.

Разноцветные, искрящиеся круги побежали от центра к периферии, искажая, смывая то, что отражалось ею и скрывалось за ней, чтобы заменить эти образы иными, которых до сих пор не было здесь, но которые богиня жаждала увидеть.

И она увидела, как ее возлюбленный ласкал молодую колдунью, и тут же вспомнила эти объятия, ощутила своим телом его горячие ласки, словно все еще находилась в том теле, которое в этот миг изнемогало в его руках от невыносимого наслаждения. В том самом, которое она покинула недавно!

В ярости она ударила по водной глади, бесстыдно отразившей то, чего она вовсе не желала видеть, и волшебство мгновенно распалось: видение исчезло, вода с громким всплеском стекла в бассейн, подняв пенную волну, которая, повинуясь взмаху руки Деркэто, тут же успокоилась, не уронив на землю ни капли.

— Ты права, мне это тоже совсем не нравится,— услышала богиня низкий голос, не узнать который было просто невозможно.

Деркэто резко обернулась.

— Иштар! — воскликнула она, задыхаясь от возмущения.— Как смела ты…

Она не успела договорить — ее прервал примирительный жест гостьи.

— Прости; — смиренно заговорила незваная гостья,— но у меня и в мыслях не было следить за тобой. Поверь, это произошло случайно,— объяснила она, и Деркэто, подумав, успокоилась.

— Что же привело тебя ко мне? — Она усмехнулась.— Сколько помню себя, мы никогда не были подругами!

— Кто может ответить, что обычно влечет людей друг к другу — ответила та вопросом на вопрос.

— Мы не люди! — покачав головой, возразила Деркэто.

— Что верно, то верно,— согласилась Иштар.— Мы не люди, и каждый из нас занят самим собой, тем не менее, частенько интересы наши сталкиваются. Совсем недавно, если помнишь, Митра решил вдруг собрать нас вместе.

— Некоторых из нас,— поправила ее Деркэто и добавила: — Но сам же и оттолкнул меня.

— Ты хочешь сказать…— начала было Иштар, но Деркэто не дала ей договорить.

— Я ничего не хочу сказать,— отрезала она, ясно давая понять, что ей неприятна эта тема,— и не думай, что, коли ты здесь, я стану рассказывать тебе о своем позоре!

— А почему бы и нет? — искренне удивилась Иштар.— Я ведь пришла именно за этим! И мне не стыдно сказать, что Сет искал, как оказалось, не…— она помялась, подыскивая подходящее слово,— дружбы моей,— при этих словах Богиня Страсти иронично усмехнулась, но Иштар предпочла сделать вид, что не заметила этого,— и даже не помощи. Он хотел подчинить меня своей воле! — Глаза ее гневно сверкнули.

— Ха-ха-ха! — Деркэто рассмеялась, но не было в смехе том беззаботной веселости, лишь ирония пополам с горечью.— Мне это знакомо,— не удержавшись, призналась она.— Что ж, добро пожаловать, Мать Земли!

Она небрежно, в приглашающем жесте повела рукой, и рядом с бассейном, из дальней стенки которого забил вдруг весело журчащий родничок, невесть откуда появились две огромные раковины. Створки их были приоткрыты ровно настолько, чтобы верхняя половина защищала от солнца нижнюю с расстеленными на ней леопардовыми шкурами и ярко-алыми подушками кхитайского шелка.

— Благодарю за приглашение.

Иштар с улыбкой склонилась в вежливом поклоне. Когда Деркэто вновь посмотрела на нее, от строгого сари гостьи не осталось и следа. Теперь на ней было надето свободное небесно-голубое платье со стальным отливом, сотканное то ли из утреннего тумана, то ли из лунного света и перепоясанное золотым солнечным лучом. Она оставалась одетой и в то же время предстала совершенно обнаженной. Зачем она это сделала? Быть может, чтобы быть несколько ближе к той, к кому пришла с просьбой?

Деркэто улыбнулась, именно так и, поняв намерения гостьи, но на этот раз в ее улыбке не было и намека на скрытую горечь.

— Ты прекрасна, недоступная! — откровенно любуясь Иштар, молвила она.— Не пойму, отчего меня зовут Богиней Страсти? Быть может, просто потому, что никто не видел тебя… такой?!

Иштар улыбнулась в ответ:

— Хотела бы ответить тем же, но боюсь, что любой мой комплимент поблекнет в твоем присутствии.

Деркэто рассмеялась. Будучи Богиней Страсти, она умела по достоинству оценить и чужую красоту. Она обняла себя за плечи, а когда опустила руки, невесомое облако, проплывавшее над их головами, вдруг опустилось, вытягиваясь на лету газовой дымкой, нежно обвило шею богини, стянуло ее упругие груди, обняло тонкую талию и, перекрутившись у лона, нырнуло вниз.

— Значит, Повелитель Ночи разочаровал тебя?

Деркэто уселась на подушки, скрестив перед собой согнутые ноги, и свободно опустила руки на колени, отчего сразу стала похожа на статую богини Иштар, как ее изображают почитатели в далекой Вендии, и в глазах ее, смотревших на гостью, сверкнули озорные огоньки.

— Увы! — Иштар в иронично-скорбном жесте развела руками.— Он неверно понял мою просьбу, восприняв ее как признак слабости, и почему-то решил, что может получить плату, ничего не дав взамен.

— Ну и?.. — заинтересованно спросила Деркэто.

— Мне пришлось сделать так, чтобы он быстро понял: плату надо отработать.— Иштар поймала на себе смешливый взгляд Деркэто.— Скажу тебе больше — мне пришлось очень постараться, чтобы он страстно захотел получить эту плату.

— Так ради своей цели ты пошла на унижения?!— возмущенно воскликнула Деркэто.— Вот уж не думала, что ты способна на такое!

Она осуждающе посмотрела на Иштар, но, увидев веселые огоньки в ее глазах, удивленно замолчала.

— Нет, милая, ты неправильно поняла меня,— рассмеялась та.— Я тоже считаю, что за такое нужно наказывать.

— Но он возжелал тебя?! — воскликнула Деркэто.

— Еще как! Да только с тем и остался! — ответила Иштар.

Деркэто уважительно покачала головой:

— Я бы так не смогла!

— Ну, а ты? — в свою очередь спросила Иштар и вдруг забеспокоилась: — Неужели ты оставила его безнаказанным?

— Во мне нет твоей силы,— Деркэто сокрушенно покачала головой, — разве я способна на месть? Я просто ушла, одарив его на прощание.

Иштар растерянно ахнула и всплеснула руками:

— Чем же ты одарила его, потерявшая гордость, отвергнутая Богиня Страсти?!

— Что же я могла подарить ему? — Деркэто лукаво посмотрела на возмущенную гостью.— Я ведь, как ты верно заметила, Богиня Страсти, я и одарила его страстью… Неудовлетворенной…

Иштар слушала, широко раскрыв глаза от удивления, но когда смысл сказанного дошел до нее, расхохоталась.

— А ведь мы с тобой и впрямь похожи, клянусь Сетом! — воскликнула она.

— Клянусь Митрой, ты права! — смеясь, ответила Деркэто.— Эти мужчины холодны и расчетливы, словно купцы, даже те из них, что зовутся богами!

— Верно подмечено,— кивнула Иштар, соглашаясь.— Правда, я и сама пришла к тебе с просьбой,— вновь рассмеялась она.

— Это не тот случай! — заявила Богиня Страсти и махнула ручкой.— Мой праведник пообещал помощь и тут же позабыл о своем слове. У него на уме лишь Незримый, этот всеми забытый демон, да треклятый камень! Он носится с ними, словно свет на них сошелся клином!

— Как странно,— задумчиво произнесла Иштар,— с Сетом то же самое, а ведь я думала, что во Владыке Вечной Ночи больше от мужчины, чем в праведном Митре.

— Брось, милая,— беззаботно махнула рукой Деркэто,— как видно, у них одни и те же игрушки, так что пусть забавляются. Поговорим лучше о нас.— Она посмотрела Иштар в глаза, и взгляд ее посерьезнел.— Так во что же станем играть мы с тобой?

— В Конана и Мелию,— просто ответила та, и Деркэто покачала головой.

— Боюсь, это будет трудная игра,— задумчиво молвила она.

— Вот как?! — в отчаянии воскликнула Иштар. Она была огорчена и даже не пыталась скрыть этого.— А я-то думала…

— Нет,— покачала головой Богиня Страсти,— я решила оставить его для себя!

— А я для Мелии…— задумчиво произнесла Иштар и, увидев, что Деркэто собирается возражать, торопливо добавила: — Раз уж так все сложилось, давай не будем начинать со спора. Лучше попытаемся понять, где наши интересы совпадают.

И Деркэто, соглашаясь, сдержанно улыбнулась:

— Говори. Ты ведь обдумывала этот вопрос перед тем, как прийти сюда?

— Верно. И я вот что скажу тебе, милая. Сет ни в грош не ставит жизни этих двоих!

— Как странно,— прошептала Деркэто, покусывая губу.— Ты не поверишь, но ведь и Митра поначалу говорил мне, что уготовил Конану важную роль в далеком для него будущем, а потому киммериец во что бы то ни стало должен остаться в живых! Однако позже я поняла, что Подателя Жизни интересуют теперь лишь камень и призрак.

Иштар кивнула, словно в том, что услышала, не было ничего удивительного.

— Я предлагаю объединить наши усилия,— предложила она,— чтобы спасти Конана от этих двоих.

— Согласна,— поспешно кивнула Деркэто.

— И Мелию,— лукаво улыбнувшись, добавила Иштар.

— Что ж, пусть будет по-твоему,— после небольшого раздумья ответила Богиня Страсти,— я помогу тебе и в этом, лишь бы Конан остался жив. Но предупреждаю сразу: когда угроза минует, я его никому не уступлю. Как нам быть? — Она вопросительно посмотрела на гостью.— Ты ведь помнишь, что нас уже пытались поссорить.

— И здесь я с тобой согласна, — в свою очередь кивнула Иштар.— Давай поступим так,— предложила она.— Ты поможешь мне спасти Мелию, а я помогу тебе спасти Конана, и мы квиты.

— Ловко придумано! — рассмеялась Деркэто, наслаждаясь комичностью ситуации.— Но я, пожалуй, соглашусь, если ты сумеешь внятно объяснить, зачем мне женщина?

— Надеюсь, ты не сомневаешься, что Конан не успокоится, пока не вытащит ее из Сура-Зуда,— спокойно ответила Иштар.— И не думай, пожалуйста,— добавила она быстро, заметив легкую тень в глазах Деркэто,— что будет проще погубить девушку! Ведь тогда и киммериец может погибнуть… Случайно!

В глазах Матери Земли вспыхнул огонек, ясно напомнившей Богине Страсти, сколь низко обычно ценят жизнь человека боги. Ее гостья печется о двоих, и, если один из пары погибнет, второй перестанет ее интересовать.

— Что ж,— Деркэто досадливо поморщилась,— считай, что убедила. Ну, а потом?

Иштар пожала плечами:

— Достаточно будет, если ты пообещаешь мне не причинять вреда девушке.

— А не слишком ли далеко ты заходишь дорогая. — Лицо Деркэто потемнело от гнева.

— Мне жаль, что все так обернулось.— Гостья скорбно вздохнула, хотя Деркэто и не была уверена в ее искренности.

Деркэто капризно повела хорошеньким плечиком, поморщилась, одну за другой отметая неприятные мысли, но потом улыбнулась, как если бы одна из них пришлась ей по душе.

— Что ж, я не стану воевать с тобой. У людей говорят, что плохой мир лучше доброй ссоры… Я согласна.

— На что ты согласна? — уточнила Иштар. Что-то тревожило ее. Уж больно быстро Деркэто уступила.— Предупреждаю, я не отдам тебе их любовь. Конан спасет Мелию, и рано или поздно они будут вместе! Так на что ты согласна? — повторила она.

Деркэто нахмурилась:

— Ты мне не веришь? Что ж, имеешь право. Я должна бы разгневаться, но, памятуя об общем деле, не стану. Я согласна с тем, что киммериец спасет Мелию, она покинет Сура-Зуд, а после этого я не стану даже пытаться причинить ей вред! Ты довольна?

— Ну, так прощай! — обрадовалась Иштар.— Я поспешу к себе!

Дивный образ Матери Земли вдруг словно бы осветился льющимся изнутри светом и начал медленно таять, распространяя вокруг радужное сияние, пока не исчез полностью. Оставшись в одиночестве, Деркэто рассмеялась:

— Ты думаешь, что всесильна? Что ж, думай так, я не стану спорить понапрасну. Пусть Конан спасет Мелию, в том нет большой беды. Пусть она уйдет из Сура-Зуда, я и это перенесу! Но только уйдет она одна! Я позабочусь об этом!