"Слуги паука 1. Ночь Паука" - читать интересную книгу автора (Делез Морис)

Глава одиннадцатая

Пожар в комнате давно стих. Все, что могло гореть, сгорело, покрыв потолок и стены толстым слоем жирной копоти. Остатки мебели валялись на полу грудами тлеющих углей, исходивших удушливым сизым дымом. Впрочем, это было неважно.

Незримый не боялся огня, как такового, и дым ему, лишенному тела, был не страшен, но свет ослеплял, как любую ночную тварь, лишал способности ориентироваться, и это раздражало. Но теперь огонь угас, и демон успокоился, получив, наконец, возможность спокойно обдумать создавшееся положение, а было оно безрадостным — этого нельзя было не признать.

Шквал событий, случившихся с ним с начала ночи, напоминал морское плавание в разгар шторма. Его, словно утлое суденышко, то вздымало на гребень волны, позволяя испытать бурю восторга, то низвергало в пучину ужаса, грозя в любой момент пустить на дно. Однако шторм стихал. Волны становились ниже, а спуски более пологими, но это не приносило радости — мачты были сломаны, а корпус нахлебался воды и грозил в любой момент затонуть!

Он попал в нелепое положение, когда события стремительно развивались самым непредсказуемым образом, а он Даже не знал правил, по которым играют люди, и в результате все его ответные шаги заканчивались неудачей. Он слабел все больше, после каждого проигранного этапа терял силы, почерпнуть которые было неоткуда.

Из мощного демона, с которым вынуждены были считаться сами небожители, он превратился в жалкую тень! С ним остались все его способности, но сил проявить их недоставало. И это сознание собственной немощи было невыносимо!

Лишь одна мысль владела Незримым сейчас — бежать! Но для этого нужно выбраться из кокона, в который упрятали его люди. Оставаться здесь нельзя. Скоро они сами придут, чтобы освободить его, но этот миг свободы останется всего лишь мигом — его вновь заточат в темницу, из которой волею случая удалось бежать.

Самому ему не выбраться — это он понимал, и потому без раздумий отдал часть сил меньшей своей половине и ослаб еще больше. Похоже, злой рок удостоил его своим вниманием! С момента освобождения он стремительно терял силы. Сперва их отбирали у него не спрашивая, потом он начал отдавать их добровольно, всякий раз попадая во все худшее положение.

И все-таки на этот раз он потратил силы не зря — полдела сделано, осталось только воссоздать вторую половину, и он выберется отсюда. Для этого у него есть всего один шанс, но он его не упустит. Плохо другое — едва он вырвется из плена, проклятая колдунья узнает об этом, и за ним вновь начнут охотиться, а этого нельзя допустить, а значит, он должен спрятаться, и для этого у него будет тоже всего один шанс. Иначе он погиб безвозвратно.

Фабиан стоял у окна и тупо смотрел на поляну, залитую лунным светом, не сознавая, что видит пред собой. Кулаки его были разбиты в кровь, — он так и не смог прорваться наружу — но он не чувствовал боли. Когда стало совершенно очевидно, что выхода из проклятого дома нет, он вдруг потерял интерес ко всему. Ему стало все равно, что с ним произойдет дальше. Он стоял, смотрел в окно и не думал ни о чем. Голова была пуста, словно выеденный червем орех. Он даже не знал, давно ли стоит здесь. Он стал подобен растению, без мыслей, без желаний идущему по жизни от рождения к смерти.

Внезапно он вздрогнул — последний осколок стекла, неизвестно как до сих пор державшийся в раме упал, жалобно звякнув. Быть может, Митра нарочно оставил его до времени на месте, чтобы звуком падения привести в себя глупца, лишившегося ума со страха? Дать ему еще один шанс доказать, что он все-таки не растение и разум дан ему не только для того, чтобы бояться и ненавидеть, но и любить тоже?

Он медленно опустил глаза на груду осколков и щепок под ногами, и на этот раз во взгляде его промелькнул отблеск мысли.

Что он делает здесь?

Где остальные и что с ними?

Где Мелия? Зита? Конан?

Имена людей с которыми он недавно был вместе, всплывали в мозгу сами собой, и каждое заставляло его вздрагивать, но уже не возбуждали ни похоти, ни злости — Митра пробудил его разум вовсе не для того, чтобы он тут же лишился его вновь. Податель жизни внушал ему нормальные человеческие мысли: что с друзьями, где они и почему он один?

Почему он один?

Он повернулся и пошел вниз. Не задумываясь над тем, где искать их, он шел, все ускоряя шаг, пока наконец не побежал. Куда? Ясное дело — он знал, где искать их.

— Вот теперь действительно можно отдохнуть. — Конан отер пот со лба и устало улыбнулся, но, к его сожалению, Зита лишь покачала головой.

— Нет. Нужно найти Фабиана. Я боюсь, как бы с ним чего не случилось.

По правде сказать, Конан и думать забыл об их спятившем от страха приятеле, но спорить не стал — это и в самом Деле было сейчас важнее отдыха. Правда, теперь, когда они покончили с тварью, а Незримый был надежно заперт в коконе, он не видел причин для беспокойства. На его взгляд, этот здоровый, сильный мужчина должен был сам побороть свой страх и вернуться к ним, но раз надо, значит, надо.

— Хорошо, обойдем этажи. Думаю, это не займет слишком много времени.

Они начали с подвала, но все незапертые комнаты оказались пусты. Здесь все оставалось по-прежнему. Пол в коридоре устилал слой золы, при каждом шаге хрустевшей под ногами. Комната, где была создана Незримым и погибла от руки Конана тварь, производила зловещее впечатление.

Пол ее был завален горами прогоревших диковин, когда-то представлявших немалую ценность, а теперь обратившихся грудой никому ненужного праха, и видно было, что никого не было здесь, кроме твари и Конана — лишь их следы отпечатались на покрытом золой полу. Дальняя стена коридора оказалась развороченной вырвавшейся тварью, но никаких следов человека им отыскать не удалось.

Выйдя из подземелья, Зита повернулась к Конану.

— Я думаю, мы вполне можем разделиться — так у нас уйдет гораздо меньше времени.

Конан недовольно поморщился.

— Мне не хотелось бы оставлять вас одних.

Зита заразительно рассмеялась, настолько нелепыми показались ей опасения киммерийца, но он стоял на своем.

— Ваш приятель спятил. Не забывайте об этом.

— Брось, Конан! — Мелия, как и сестра, улыбаясь смотрела на него, явно не разделяя его опасений. — Спятил Фабиан или нет, но для нас с сестрой он не опасен.

Конан серьезно посмотрел на нее.

— Ты уверена?

— Абсолютно. — Она убежденно кивнула. — Он веселый циник и похотливый жеребец, тряпка, как теперь выясни лось, но не убийца.

«И не вор», — чуть не вырвалось у нее, но она вовремя прикусила язык, так что даже сестра ни о чем не догадалась.

— Вам лучше знать, — Конан пожал плечами, не намереваясь дальше спорить, но показывая, что не согласен с ними и действовать будет так, как посчитает нужным, — он ваш приятель, не мой. А потому я ему не доверяю и пойду с вами.

— Ну же, Конан, — Зита обворожительно улыбнулась ему, — расслабься — все уже позади!

Варвар сжал зубы. Кром! Похоже, эта сопливая девчонка успокаивает его! Его! Конана! Он с трудом сдержался.

— Все будет позади, когда мы выйдем отсюда, а Незримый будет там, — он ткнул пальцем в пол, — где ему и полагается быть!

— Ты, конечно, прав, мой повелитель! — Она склонилась перед Конаном в полушутливом поклоне. — И мы будем осторожны, как никогда! Верно, Мелия?

— Ну конечно! — Она обняла сестру и лукаво подмигнула молодому варвару, и у того дыхание застряло в горле.

Кром! Они что — издеваются?! Да пусть идут, куда хотят, иначе он за себя не ручается!

— Мы будем осторожны, повелитель! — На этот раз обе склонились перед ним.

— Хорошо. Я пойду по первому этажу, — выдавил он из себя, — хочу проверить — все ли в порядке.

Он развернулся и быстро пошел прочь, слыша позади их смех и ругаясь про себя последними словами.

Кром! Ну почему ты так устроил?! Руки ловки, а ноги быстры, тело налито силой, а голова не обделена умом! Словом, все есть, что отличает человека от осла, но стоит лишь увидеть смазливое личико и хорошенькую фигурку — и где он, ум, и к чему приложить силу?

У киммерийца никогда не было сложностей с женщинами, но здесь случай был особый: сестры не были потаскушками из таверны, дарившими любовь за деньги. Поначалу они показались ему недосягаемыми и неприступными, точно богини. Затем они оказались рядом и дали понять варвару, что дистанция не столь велика, и он позволил себе почувствовать нечто большее, чем просто интерес к красивой женщине.

Потом и вовсе все оказалось забыто, и они стали «своими парнями», ни на что, правда, не годными, но преданны, ми, готовыми сделать все, что в их силах, чтобы помочь одолеть общего врага. И вот теперь, когда он свыкся с этой мыслью, ему недвусмысленно напомнили о том, что ничто не забыто!

Конан в ярости тряхнул черной косматой шевелюрой и напомнил себе, что ночь не кончилась и они еще не выбрались наружу, а стало быть, не время расслабляться. Нужно вымести из головы весь этот мусор и заняться делом!

Девушки осторожно поднялись по обвившимся винтом вокруг толстой каменной колонны ступеням до второго этажа. Зита остановилась и посмотрела на сестру.

— Я поднимусь выше — мне отчего-то кажется, что он там.

— Хорошо, милая. — Мелия ласково улыбнулась ей. — Обойдешь все и спускайся — я буду ждать тебя в зале.

— Ты не подождешь меня здесь?

— Нет. Я думаю, что ты вернешься раньше — мне от чего-то кажется, что он здесь.

Обе рассмеялись, и каждая пошла своим путем: Зита по ступеням, ведущим наверх, а Мелия прямо по коридору.

Она быстро и тихо скользила вперед по отшлифованным плитам пола, временами прислушиваясь, но тишина стояла мертвая — ничто не указывало на присутствие человека. Не торопясь, иногда останавливаясь у одного из окон, чтобы полюбоваться на залитый лунным серебром парк, она сделала круг и на лестнице вновь прислушалась, но и здесь было тихо. «Наверняка Зита уже успела вернуться, да и что делать Фабиану в пустых коридорах. Наверняка он давно освободился от своего страха и спустился, чтобы самому найти нас», — подумала она и беззаботно побежала вниз.

А Зита в это время стояла у разбитого окна, а расколотая пополам массивная каменная ваза валялась в груде осколков на полу. «Какая силища!» — невольно подумала девушка, но непонятно было, чем она восхищена: мощью человека, оказавшегося способным нанести такой удар, или силой своего колдовства, оказавшегося способным противостоять удару.

Никогда она не думала, что Фабиан столь силен. Но мысль эта лишь мимолетно коснулась ее. Она пошла дальше, пока, почти в противоположной стороне дома, не наткнулась на следы еще одной попытки. Здесь действовали серебряной вазой и били, пока оконная рама не оказалась измочаленной в щепы. Подоконник оказался измазанным кровью — видимо, в ход пошли и кулаки.

Увидев второе окно, Зита сразу поняла, что в первый раз это Конан, а не Фабиан пытался выбраться наружу — один мощный удар, и результат ясен. Зато здесь — явно дело рук Фабиана. Похоже, он довел себя до изнеможения… «Как муха, — вдруг подумала Зита, — видит цветок за окном и бьется в стекло, надеясь, что следующая попытка непременно окажется удачной».

Она прошла чуть дальше и остановилась у следующего, неповрежденного, окна, глядя на парк, раскинувшийся внизу, и мысли ее вдруг оказались далеко-далеко от этого места, и была она не одна…

Словно громом пораженный, Фабиан остановился у входа. Дверной проем был заткан магической паутиной, а это могло означать лишь одно — Незримый все еще на воле и охотится за людьми, которые спрятались от демона в единственно подходящем для этого месте — там, где Зита могла пустить в ход свое колдовство.

«Значит, они закрылись внутри и забыли о нем! — Эта мысль словно громом поразила Фабиана. — Они как всегда забыли о нем! Сперва бросили раненого в зале, а когда ему чудом удалось спастись, даже не попытались найти его, а затаились, бросив его на съедение демону!»

Некоторое время он стоял, не в силах поверить в случившееся. Быть может, они искали его, но не нашли? Ну конечно! Они искали его, но звать боялись, опасаясь привлечь Незримого. Он просто разминулся с ними в огромном доме!

Сейчас он постучит, и они впустят его!

Он поднял руки и в неверном свете догорающих факелов увидел на ладонях кровь Эмерика. Фабиан мгновенно вспомнил все. Он убил своего приятеля вот этими руками! Его кровь так и осталась на нем, и эти трое знали обо всем! Они просто отомстили ему, оставив на поживу демону!

Фабиан не знал, откуда взялась эта мысль. Он и думать забыл о Митре, вернувшем ему способность мыслить, равно как и о всех прежних своих благородных побуждениях. Он вновь думал лишь о себе и том, как бы ему спастись.

Меч! Меч! Тебе нужен меч!

Мысль, пришедшая извне, встряхнула его, заставив лихорадочно заозираться в поисках оружия. Конечно, ему необходим добрый клинок — единственное, с чем он умеет как следует обращаться! Как знать, что ждет его впереди? Быть может, не все потеряно, и он еще спасется! Но для этого он должен быть вооружен!

Тут же явилась еще одна мысль: нет времени бегать по дому в поисках оружия — тварь может появиться в любой момент, и тогда смерть! Взгляд его лихорадочно шарил по стенам вокруг, пока не остановился на затянутом паутиной проеме — вот оно, то, что ему нужно! Торчит прямо из двери!

Фабиан схватился за рукоять и потянул ее на себя, но та не желала поддаваться, словно была воткнута не в деревянную дверь, а в гранитную скалу! Он хотел было бросить это бесполезное занятие и поискать оружие в другом месте, но вновь появившаяся в самый нужный момент мысль придала ему сил — этот дохляк Эмерик сумел воткнуть клинок, так неужели же ты, могучий воин, не сможешь вынуть его! Фабиан закусил губу и удвоил усилия — медленно, словно бы нехотя, меч поддался.

Тело Фабиана ныло от напряжения, мышцы налились усталостью, но он не ослаблял усилия. Вот уже половина лезвия снаружи. Еще немного, еще… Он рванул, не в силах больше ждать, и ему показалось, что остаток клинка вылез сам собой.

Не удержав равновесия, он повалился на пол, тяжело дыша, но довольный сознанием того, что победил, не поддался обычному искушению бросить трудное дело на полпути и заняться чем-то другим.

Он отдыхал и смотрел на дверь, не в силах оторвать взгляда от освобожденного отверстия, из которого потянулась к нему черная струйка дыма. К нему? Почему к нему? Почему не к потолку, как полагается любому порядочному дыму?

Когда черное ледяное щупальце коснулось тела, он вдруг понял все и попытался вскочить на ноги, с единственной мыслью — бежать, бежать как можно скорее! Все равно куда — лишь бы подальше от этого места!

— Вреш-шь, не уйдеш-шь… — леденящий душу могильным холодом голос возник внутри головы, заставив застыть, волосы подняться дыбом, заморозив так и не вырвавшийся из судорожно разверстого рта вопль ужаса. Холод быстро распространялся по телу.

— Вон отс-сюда-а!..

Фабиан почувствовал увесистую оплеуху, и ему показалось, что верхняя половина его тела разделилась надвое, и он смотрит на самого себя словно со стороны. Он потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения, но оно не желало пропадать.

— Я сказал — вон!

Голос звучал все энергичнее и звучал уже не в голове, и это отрадное на первый взгляд обстоятельство заставило Фабиана содрогнуться, когда он со смесью удивления и ужаса увидел, что говорит, оказывается, он сам, точнее — его тело, лежащее на полу!

Едва он осознал это, как второй удар едва не выбил из него дух, и он еще больше отдалился, увидев свое тело уже целиком и понял, что лишь слабо цепляется за себя руками! Его затрясло — Незримый выставлял его из собственной шкуры, и если он не защитится, то пропал!

— Не-е-ет!

Как ненормальный заорал он и судорожно вцепился в ускользающего себя. Он получил еще один удар, но на этот раз почувствовал злость — это его тело, и никто не имеет на него права, кроме него самого!

Он получал удар за ударом и бил сам, и это было страшно — бить самого себя, но он бил все сильнее, потому что чувствовал, как слабеет сопротивление Незримого. Наконец он решил, что пришла пора, и полез внутрь самого себя через ворот рубахи, словно это было не его живое тело, а лишь пустая скорлупа, за право обладания которой они, два рака-отшельника, дерутся сейчас, и он не желал отступать, потому что знал — ему без этой раковины не жить!

Со стороны это выглядело совсем дико.

Огромный мужчина валялся по полу, отчаянно размахивая руками, словно сражаясь с кем-то невидимым, и впечатление усиливалось зажатым в правой руке мечом. Он лягался, кусался, изрыгал проклятья. Временами слышалось отчаянное — Не-е-ет! — и чей-то дьявольский хохот. Удары сыпались один за другим.

«Как дорожит этот человек своей шкурой и как силен он оказался! Гораздо сильнее, чем я рассчитывал! А главное — сколько шума производит этот ублюдок! — пронзила демона внезапная мысль. — Если сейчас сюда сбегутся остальные, мне придется туго!»

На миг в нем вспыхнула ярость при мысли, насколько он ослаб — душу простого смертного не в силах вытрясти из тела! Придется вновь идти на хитрость, но смертный об этом еще пожалеет…

Фабиан почувствовал, как мгновенно ослабло сопротивление Незримого, сломленное его мощным натиском, и радостно бросился внутрь себя, но не успел овладеть телом, почувствовать его, как град ударов вновь обрушился на него. Град ударов, от которых мысли путались, обрываясь на полпути. Он почувствовал, что его схватили за шиворот и запихивают куда-то. Он судорожно вцепился в себя руками.

Только не наружу! Нет! Ни за что!

— Сиди тихо… — услышал он внутри себя голос, — и я тебя не трону. Твоя шкура нужна мне лишь на время. Скоро я покину тебя, но сиди тихо.

И Фабиан лихорадочно закивал.

В следующий миг он легко вскочил и прислушался — вдалеке нарастал топот. Кто-то бежал сюда, привлеченный шумом борьбы. Проклятье! Одним движением человек вогнал меч на прежнее место. Нет, все равно они могут догадаться… Они догадаются наверняка! Начнутся расспросы, а он не сможет отвечать сам — они сразу поймут, кто он, а человеку, чья жалкая душонка притаилась, забитая в самый дальний уголок мозга, доверять нельзя. Он неизбежно испортит все дело. Нужно сперва договориться с ним, а на это нужно время.

Он развернулся, схватил со стены длинный, узкий меч и быстро и бесшумно побежал прочь.

— Ну как? Нашла что-нибудь интересное? Мелия покачала головой.

— Я обошла весь второй этаж, но, по-моему, там никто даже не побывал. Во всяком случае, чувство именно та кое. — На миг она замолчала, но почти сразу спросила: — А ты?

Конан поморщился.

— По-моему, я видел его. Он бесился у двери — наверное решил, что мы засели внутри, бросив его одного. Потом Увидел меня и дал деру, видимо приняв за тварь.

Сказав это, он замолчал. Всю ночь кто-то кого-то ловил и даже теперь, когда тварь убита, а Незримый в ловушке, им опять приходится заниматься тем же!

— Где Зита? Ты уверена, что ваш друг не опасен?

— Совершенно, — она убежденно кивнула, — а Зита поднялась выше. По правде говоря, я думала, что она вернется раньше меня. Видно, ее что-то задержало.

Конан кивнул в ответ на ее слова и добавил:

— Или кто-то. По-моему, нам стоит ее поискать. Мелия тронула его за руку.

— Ты тревожишься напрасно. Когда я спускалась, сто яла мертвая тишина. Если он и спрятался где-то, то только в подвале. Проверить, конечно, надо, но не стоит торопиться. Подождем еще немного, а потом пойдем. Кстати, мне показалось, что ты хотел рассказать еще о чем-то, что могло задержать ее?

— Верно. — Конан кивнул. — В самом начале ночи я пытался выбраться из дома и обнаружил, что окна не открываются. Я подумал, что это ловушка, и очень разозлился.

Мелия рассмеялась и, немного успокоившись, испытующе посмотрела на Конана.

— Что же ты сделал, когда понял, что тебя поймали? — Девушка с интересом посмотрела на киммерийца.

— Я рассвирепел! — Для полноты впечатления варвар состроил зверское лицо.

— И только-то?! — Она с деланным удивлением всплеснула руками, и в глазах сверкнули озорные искорки.

— Нет, только сперва, — согласился он.

— А потом?

— Ну, — Конан скромно пожал плечами, — я не привык сдерживаться…

— Я это заметила, — кивнула Мелия, — так что же ты сделал?

— Там у стены стояла ваза…

— И ты смог поднять ее?! — Она вновь всплеснула руками, но на этот раз восторженно-изумленно.

— Почему только поднять? — Он пожал плечами. — Я выбросил ее в окно.

— Что-о?? — Глаза девушки округлились от удивления, на этот раз вполне искреннего.

— Ну, не получилось, — Конан развел руками, — рама вывалилась, ваза раскололась и упала на пол. Чуть ноги мне не отдавила, — пожаловался он.

Мелия смотрела на него изумленными глазами, прекрасней которых Конан еще не видел, хотя немало красивых женщин любило его. Он был молод, и его еще ни разу не посещало намерение более серьезное, чем желание хорошо провести ночь. Ни разу, вплоть до сегодняшнего дня…

Он наклонился к девушке, и она не отодвинулась от него, а наоборот, прильнула, коснувшись щекой его щеки. Конан ощутил ее нежную кожу, вдохнул аромат волос и почувствовал, как сердце бешено заколотилось, словно крича: чего ты ждешь?!

Фабиан стоял, напряженно прислушиваясь. Хотя жарко не было, тело его лоснилось от пота, а дыхание вырывалось хрипом.

— Ищи колдунью, — услышал он внутри себя голос, — только колдунья сможет помочь нам — тебе и мне. Если сделаешь все как надо, я отпущу тебя. Если нет… — Некоторое время демон молчал, давая человеку возможность по достоинству оценить оба варианта, затем спросил: — Согласен?

— Да, да! — лихорадочно закивал Фабиан. — Я все сделаю!

— Тогда заткнись и шагай! Молча!

Фабиан не посмел издать ни звука, но вновь закивал, выражая согласие, и побежал вверх по ступеням. На площадке второго этажа он прислушался. В гулкой тишине ему почудились легкие шаги, и он обрадовался, но голос внутри коротко бросил: «Поднимись выше — тебя не должны видеть!» Он не стал спорить, потому что теперь даже не думал, что делает, лишь тупо выполнял команды. В несколько прыжков преодолев половину оставшегося подъема, он остановился и вновь прислушался.

Шаги приближались, пока он не услышал их прямо под собой.

— Зита! — услышал он негромкий возглас и понял, что Мелия зовет сестру.

Ответа не последовало, а это означало, что девушка уже Ушла или наоборот — все еще бродит наверху. Мелия начала осторожно спускаться — видно, не взяла с собой огня.

Звук легких шагов становился все тише, пока не сделался совершенно неслышным, и только тогда Фабиан бросился наверх. Сам не понимая, почему так торопится, он знал лишь, что должен как можно быстрее отыскать Зиту.

Одним махом он оказался на верхней площадке и прислушался — ни звука, ни малейшего шороха, указывавшего на присутствие здесь человека, не прозвучало, но Мелия звала, и если Зита спустилась раньше, он неизбежно должен был бы столкнуться с ней, но этого не произошло. Значит, она здесь.

Все так же бесшумно ступая, он свернул налево и, добежав до первого поворота, осторожно выглянул из-за угла, но никого не увидел. Тогда, так же бесшумно, он развернулся и побежал обратно. Теперь отделанные серым с красным полированным гранитом стены мелькали слева от него, а окна справа, но ему не было до этого дела. Он бежал, с радостью ощущая, как наливается силой тело, как он становится прежним!

В голове гвоздем сидела мысль: «Сейчас я найду Зиту. Она должна освободить меня — дать то, чего хочу сейчас больше всего на свете!» Эта мысль пьянила его. Он сам не заметил, как свернул раз, второй и остановился как вкопанный.

Впереди у окна стояла девушка. Она облокотилась о подоконник и смотрела в окно. Ее тело в потоке лунного света показалось Фабиану божественно прекрасным, почти нереальным в своем совершенстве, а резкая игра света и тени лишь подчеркивала соблазнительные формы юного тела.

«Она должна!.. — пульсировало в мозгу. — Проклятая ведьма! Она должна мне слишком много, и теперь вернет все!»

Он бросился вперед, мощно и стремительно, как молодой лев, долго кравшийся во тьме и вдруг почуявший, что добыча близка и решающий момент настал.

Зита смотрела на лунный пейзаж за окном и думала о том, что вот, наконец, и подошел к концу ночной кошмар, который, казалось, никогда не кончится. Скоро рассветет, она снимет заклятье, и они уйдут из этого дома, едва не ставшего их могилой.

Ей вдруг пришло в голову, что дом не просто построен в форме пентаграммы, он имеет форму неправильной пентаграммы! Его пропорции придавали ему очертания гроба со слегка заостренной верхней гранью! Ей впервые пришло в голову такое сравнение, и она почувствовала неприятный холодок, пробежавший по телу, но тут же одернула себя — ну что за глупые аналогии!

Она едва не рассмеялась, отгоняя глупые страхи, но смех так и не сорвался с ее губ — для Эмерика этот дом и в самом деле стал гробом!

Нет! С нее хватит! С завтрашнего дня никакого колдовства! Хватит! Начиталась глупых сказок! Что с того, что одна из ее прабабок была колдуньей, вознамерившейся овладеть силой бога-паука? И почему она возомнила, будто именно она — та девочка, которой суждено осуществить то, что не удалось старой ведьме?! Да даже если и так? Разве не ее право выбирать, как ей жить? Она молода и красива. У нее есть все, что нужно для счастья — к чему ей колдовство?

Власть? Да разве власть может дать счастье? Счастье дарит лишь любовь! При этой мысли в груди у нее потеплело. Она невольно подумала о Конане, но в этот момент услышала нарастающий топот и обернулась.

В первый миг она удивилась и обрадовалась — наконец-то он нашелся! — но, встретившись с обезумевшим взглядом мчавшегося на нее мужчины, увидев меч, зажатый в правой руке, испугалась не на шутку. Неужели Конан оказался прав, и Фабиан на самом деле свихнулся?

Она попыталась улыбнуться, но улыбка застыла на лице, когда она увидела прямо перед собой его горящие черным пламенем глаза, услышала тяжелое дыхание. Он бежал прямо на нее, но словно не видя ее. Да он хочет ее убить! Она растерялась, не зная, что делать, лишь коротко вскрикнула и заслонилась руками, словно это могло спасти ее.

В следующий миг Зита почувствовала удар, словно ее смело лавиной, мир опрокинулся. Потолок, стены, окна — все закружилось в безумном хороводе, и она почувствовала, что падает. Она не знала, потеряла сознание или нет, но вновь начала осознавать происходящее, когда оказалась прижатой к полу тяжелым телом Фабиана и почувствовала на лице его тяжелое, горячее дыхание.

— Что… Что ты делаешь?

Она почувствовала, что губы его настойчиво ищут ее губы, и отчаянно замотала головой, словно это могло помочь ей спастись. Его трясущиеся руки ощупывали ее тело, лихорадочно раздирая в клочья одежду. Она ощутила грязь прикосновения его потного, волосатого тела, от которой не отмыться до смерти, и тут, наконец, до нее дошло, что ему нужно.

Она поняла, чего он хочет, и отчаянно заизвивалась, пытаясь вырваться, но этим лишь сильнее возбуждая насильника, который, несмотря на свою силу, никак не мог добиться чего хотел.

— Никуда ты не денешься, проклятая сука! — прохрипел Фабиан чужим голосом. Удары градом посыпались на нее. В остервенении он бил по лицу, по рукам, грубо ломая ее сопротивление, возбуждаясь от этого все сильнее. — Я все равно получу то, что мне нужно!

Зита чувствовала, что слабеет. Мир заволокло туманом. Голова, как у тряпичной куклы, безвольно болталась из стороны в сторону — она почти потеряла сознание, когда тело ее пронзила острая боль, и она закричала жалобно и обреченно, запоздало вспомнив, что они не одни в этом проклятом доме!

Фабиан победно зарычал, и тело его ритмично задвигалось, а зубы впились в нежную плоть, и Зита вновь закричала, на этот раз безысходно, предчувствуя приближение чего-то ужасного. Фабиан откинулся, победно глядя на покрытую самку. Он увидел на ее лице лишь отвращение и боль, но ему было уже все равно — он чувствовал приближение своего торжества.

Вот сейчас!

Фабиан замер и посмотрел в глаза жертве. Вот он, сладостный миг! Спазм наслаждения скрутил его тело, и никогда еще он не длился так долго! Бесконечно…

Победный вопль самца разнесся по дому.

Едва это случилось, как, слившись с потоком мужской силы, Незримый скользнул вниз и слился с сознанием девушки. В первый миг Зита невольно изумилась, почувствовав вдруг, как отвращение сменяется дьявольским, необъяснимым наслаждением, но это был лишь краткий миг. Сознание Незримого овладело ею, и она начала воспринимать его восторг, как свой, уже не удивляясь ему, лишь чувствуя, что сила переполняет ее, пьянит, но она требовала еще и еще…

Ей нужна была вся сила!

Фабиан, освободившийся от Незримого, с ужасом взирал на девушку, которую насиловал. Только что она бешено сопротивлялась, а теперь вдруг забилась в экстазе, отдаваясь ему с жаром, совершенно неестественным для молоденькой девочки.

— Отдай мне всего себя!

Это был голос Зиты, но Фабиан узнал в нем знакомые интонации и в ужасе посмотрел на девушку, еще не понимая, но уже чувствуя, что случилось. Она впилась торжествующим взглядом в его глаза, и он в отчаянии задергался, но не смог оторвать взгляда от ее горящих неистовым огнем глаз. Он чувствовал, как силы покидают его, словно он тяжело, смертельно болен.

Ужас его усиливался, как сильнее становился и злорадный восторг девушки, вдруг превратившийся из жертвы в охотника. Он уже знал, что умирает, но поделать ничего не мог и последним, что он видел, был злобный, торжествующий взгляд прекрасных глаз юной колдуньи…

— За что? Великий Митра?! — прошептал он, и уста его сомкнулись навсегда.

Округлившиеся от ужаса глаза Фабиана так и остались безумно выпученными, рот застыл в беззвучном вопле, — но напрасно. Сморщенное тело глубокого старика безвольно повалилось на пол, руки раскинулись, и правая легла на оброненный меч, словно в напоминании о том, кем он был, кем мог бы стать и кем стал.

Конан резко отпрянул от девушки и прислушался. Мелия открыла глаза и томно посмотрела на киммерийца, не понимая, что встревожило его и еще не решив — сердиться ей или обратить все в шутку.

Мелия хотела что-то сказать, но вместо этого невольно прислушалась — и ей послышался слабый зов.

Очень далекий, заглушенный расстоянием… такой, каким и должен был быть крик, проделавший долгий путь по коридору, слетевший по лестнице и, на исходе сил, преодолевший остаток пути до зала.

Она вскочила, часто дыша от волнения, но это было не то волнение любви, которое она испытывала мгновение назад — это было волнение страха от предвидения неотвратимой беды. Она в ужасе посмотрела на Конана.

— Бежим! — Он схватил ее за руку и буквально потащил за собой — сама она со страху не смогла бы сделать и шага.

Вновь все завертелось, словно в бреду, как в страшном сне, назойливо возвращавшемся каждую ночь. Только что она чувствовала себя настолько счастливой, что даже сама боялась поверить своему счастью, и вдруг чье-то злое колдовство ворвалось в жизнь, в который уже раз закружив в страшном водовороте, из которого Конан только что с таким трудом вытащил ее.

Стены, окна, ступени — все замелькало перед глазами, и она даже не поняла, в какой момент Конан подхватил ее безвольное тело на руки и огромными прыжками помчался вверх по лестнице.

Она вновь пришла в себя, только когда почувствовала пол под ногами и услышала голос Конана:

— Я убью этого мерзавца!

На полу, уперевшись затылком в стену, лежал Фабиан, и стеклянными глазами неотрывно смотрел в окно, словно увидел там что-то интересное.

Впрочем, Фабиан ли это был? На человеке была одежда Фабиана, в этом не было сомнений, но лицо… Кожа на лице и руках была сморщенной, словно у столетнего старца, и все-таки это был он. Но что здесь произошло?

Вид Фабиана так сильно поразил Мелию, что она только сейчас посмотрела на сестру и то, что увидела, заставило ее вздрогнуть. Зита, сжавшись комочком, сидела у стены, судорожно пытаясь прикрыть нагое тело жалкими лохмотьями, оставшимися от роскошного наряда. Она ни на кого не смотрела, тело ее мелко дрожало от сдерживаемых рыданий.

Мелия в растерянности посмотрела на Конана, но вид его лишь добавил ей отчаяния. Огромный варвар стоял, переводя взгляд с Зиты на Фабиана, и озабоченно хмурился, словно силясь поймать ускользающую мысль.

«Он что, тоже свихнулся?» — мелькнула дикая мысль.

— Да сделай же что-нибудь! — в отчаянии закричала она, но Конан хмуро посмотрел на нее и сказал то, чего она совсем не ожидала услышать.

— Что-то здесь не так. Я никогда не брал женщин силой, но тем не менее знаю, что делают это ради удовольствия.

— Да о чем ты говоришь?! — закричала она. — Ты что — тоже сошел с ума?!

Но Конан продолжал говорить, словно и не слыша ее.

— Посмотри на своего приятеля — что-то он не очень похож на счастливца.

Мелия готова была броситься на варвара с кулаками, но невольно посмотрела на распростертое на полу тело и содрогнулась, словно только теперь осознав то, что предстало ее взору.

— Да что же это такое?

Она перевела растерянный взгляд на сестру, словно требуя У нее объяснений, и только теперь заметила, что та уже не плачет, а просто сидит в прежней позе, молча прислушиваясь к их разговору.

И тогда Мелия, видя, что никто ничего не желает объяснять, шагнула к стене и склонилась над Фабианом.

— Что с ним?

И лишь тогда Зита впервые заговорила:

— Оставь его, он больше ничего не скажет.

Она медленно подняла голову, и Конан, собравшийся что-то сказать, замер, пораженный ее видом. Не изодранной одеждой, не избитым телом, а лицом.

Он видел те же черты, но что-то неуловимо изменилось. Настолько неуловимо, что даже нельзя было сказать что, но от тихой доброты и девичьей стыдливости не осталось и следа.

Жесткость, даже жестокость появилась во взгляде, а черты стали суровыми. Во всем облике чувствовалась необъяснимая уверенность силы, и что-то подсказало Конану, что девочка эта может оказаться куда опасней своего незадачливого кавалера.

Не сводя взгляда с Конана, она медленно встала. На сестру она не обращала ни малейшего внимания, словно той и не было рядом. Когда она поднялась, на лицо ее легла улыбка, вызывающая, похотливая улыбка дешевой портовой шлюхи, но в отличие от последней в глазах у нее так и осталась холодная оценивающая настороженность.

— Ты сетовал на то, что у меня нет плоти? Посмотри — разве я не красива? Возьми же меня, варвар, и я подарю тебе мир! Сделаю величайшим из смертных!

Обрывки одежды перестали прикрывать наготу, и она застыла в вызывающей позе, призывно глядя на Конана, который лишь окинул ее брезгливым взглядом.

— Я вижу, Фабиану его порция счастья пришлась не очень-то по вкусу! Прости, но я привык всего добиваться сам.

Улыбка сползла с ее лица, уступив место злобной мстительности, но она тут же улыбнулась вновь, на этот раз пренебрежительно, как глупцу, отказавшемуся от предложенного ему несметного богатства.

— Ты уже не хочешь меня? Брезгуешь? Ну что ж, — насильно мил не будешь. Отдай мне талисман, Конан, — она чуть наклонила голову, глядя на него исподлобья, но все еще не переставая улыбаться, и протянула вперед левую руку, — и можешь убираться вместе с моей дурой-сестрой!

— Ты уже спрашивала о нем, если помнишь. — Конан выглядел совершенно спокойным, словно это был обычный, ничего не значащий разговор. — Я не могу отдать тебе камень — за него уплачено вперед, и заказчик ждет меня с ним завтра.

— Ты отказываешь мне даже в такой безделице? — Она не изменила позы, и даже интонации ее остались прежними. — Считаешь ее чрезмерной платой за две никчемные жизни? Ну так я возьму и то, и другое! Теперь тебе остается убить меня, если сможешь, иначе пожалеешь, что родился на свет!

Любящее сердце подсказало Мелии, что будет дальше, и Зита не закончила еще говорить, когда она протянула руку, желая предупредить Конана, а мгновением позже раздался ее пронзительный крик:

— Конан!

Он почувствовал на своем плече руку, а крик услышал уже позже, когда, выпрыгнув из-за спины, меч замер в его руке.

Но на этот раз ее предупреждение не спасло Конана. Непонятно как Зита вдруг оказалась с ним рядом, и толчок в грудь был настолько силен, что впечатанный в стену Конан едва не потерял сознание. На миг у него потемнело в глазах, но этого краткого мига Зите оказалось достаточно. Она повторила маневр и вновь очутилась рядом с Конаном, вырвав талисман из-за пояса.

Она двигалась рывками, как и сгоревшая тварь, мгновенно меняя позы, заставляя тело свое замирать в самых неестественных положениях, и это выглядело дико и страшно.

Затем она отскочила на прежнее место и замерла с вытянутой к окну рукой, с зажатым в ней мешочком с талисманом, а Мелия, словно завороженная, смотрела, как он раскачивается из стороны в сторону на тонком кожаном шнурке.

— Видишь, как все просто, глупый варвар! Ты отказал мне в такой безделице и за это умрешь — ну не обидно ли?

Она хотела сказать еще что-то, но в этот момент Мелия, повинуясь безотчетному порыву, ударила по держащей талисман руке. Ей показалось, будто удар пришелся по мраморной статуе, слабая ладонь соскользнула с каменной десницы, и пальцы скользнули по мешочку. Шнурок лопнул, и талисман полетел на пол.

Зита удивленно посмотрела на сестру.

— А я и забыла о тебе, милая. Досадная оплошность… Звонкая пощечина отбросила девушку к ногам Конана.

Сталь клинка, который она держала в руке, обиженно зазвенела, упав на каменные плиты пола. Мелия судорожно дернулась и прижалась к стене. Грудь ее высоко вздымалась при каждом вздохе, из носа потекла тонкой струйкой кровь, в голове звенело, а в глазах, которые она не в силах была отвести от сестры, застыл ужас.

— Ты никогда не понимала меня. Жаль. А ты, Конан, тоже учишься на своих ошибках? — Она протянула к нему руку. — Подними талисман и дай мне.

Киммериец не шевельнулся.

— Возьми — он твой.

Она вновь, рывком, дернулась вперед, но на этот раз не столь удачно, как прежде — и отлетела назад, наткнувшись на руку варвара.

Она неестественно выгнулась и зашипела на человека, повторяя все повадки твари, и от этого сочетания прекрасного девичьего тела и неестественных движений монстра мороз пробрал Мелию. Она смотрела на сестру, и ей казалось, что еще немного, и она сойдет с ума, став третьей жертвой Незримого.

Зита подхватила валявшийся на полу меч и бросилась на Конана. Сталь зазвенела, встретившись со сталью, но Мелии этот звук казался погребальным звоном.

Девушка знала, на что способен Конан. Она видела, что и сейчас он дерется, экономно расходуя силы, избегая лишних движений, искусно защищаясь, нанося ювелирно выверенные удары, но тоска безысходности накатилась на нее. Она не верила, что он сможет выстоять, а тем более — победить! Силы демона, даже принявшего облик слабой девушки, неизмеримо больше, а киммериец, лишенный защиты талисмана, мог рассчитывать лишь на себя, в то время, как демон мог вполне пожертвовать этим телом, с тем чтобы завладеть новым, хотя бы даже и ее, Мелии, телом.

При этой мысли ей едва не сделалось дурно.

Неужели ничего нельзя поделать? Неужто это конец?

Взгляд ее судорожно заметался в поисках маленького мешочка, валявшегося где-то рядом. Она уже не обращала внимания на сражавшихся и потому не видела, что атаки новоявленной твари с каждым разом становятся опаснее, что она неумолимо подбирается к Конану, которому становится все труднее обороняться.

…Незримый чувствовал, что одерживает верх. Его выпады пресекались в опасной близости от тела врага. Он чувствовал, что еще немного — и достигнет своего, но вот этого последнего шага никак не мог сделать — словно кто-то невидимый помогал его противнику. Острая сталь, направленная его волей, в руке слабой девушки, в одночасье превратившейся в могучего воина, замирала, будто что-то препятствовало ей впиться в плоть варвара.

И вдруг его осенило. Проклятая девчонка, чей дух он второпях лишь подавил, не посчитав нужным вышвырнуть из тела, мешала ему, защищая своего возлюбленного! А он не может отвлечься, чтобы изменить это! Оставалось только одно. Он сменил тактику и, выбрав момент, поднырнул под руку, оказавшись вплотную к Конану.

Наконец-то!

Однако мощный удар невооруженной руки заставил поглощенное Незримым тело, кувыркаясь, отлететь назад. Туда, где лежал у стены уничтоженный им человек.

Фабиан лежал без движения, неотличимый от трупа, но он не умер, хотя жизнь едва теплилась в его жестоко изуродованном теле. Он был живым трупом… только так и можно было определить состояние, в котором он находился, то проваливаясь в блаженное небытие, избавлявшее на время от страданий, чтобы после краткого мига забвения очнуться, мечтая о последнем ласковом прикосновении смерти, ее нежных объятиях…

Шум драки заставил его в очередной раз очнуться, изменив ход мыслей.

Некоторое время Фабиан не мог понять, где он и что с ним случилось. Он даже не мог вспомнить кто он. Лишь с трудом приподняв каменные плиты век и увидев сражающихся, он мгновенно вспомнил все: и себя, и Зиту, и Мелию, и Конана, равно как и все, что произошло между ними.

Он знал, что Незримый покинул его тело, но злость и ненависть, так долго внушаемые демоном, остались. Правда, теперь они обрели иную цель. Ненавидящим взглядом он смотрел на Зиту, которая заманила его в этот дом и убила!

Убила!

Эта простая мысль показалась ему дикой, ведь он был еще жив! Но он сознавал ее истинность, ибо то был лишь последний всплеск, перед тем как душе его предстояло отправиться на Серые Равнины. Так зачастую, затрещав, вспыхивает огонь перед тем, как угаснуть окончательно. Он взмолился Митре, моля даровать ему сил хотя бы на краткий миг, на время, достаточное, чтобы отомстить за себя!

Его рука с трудом нащупала рукоять меча, валявшегося рядом, но сил поднять его не было. Он готов был заплакать от обиды, завыть волком от злости! Помянув Митру, он напрягся, вложив в это последнее движение все, что мог, все, что у него оставалось…

Медленно, медленно кончик меча поднимался вверх, и когда существо, еще недавно звавшееся Зитой, а теперь принадлежавшее Незримому, отброшенное рукой Конана, упало на Фабиана, на пути его оказался клинок, ужаливший нежное тело между грудей и мгновение спустя вылезший со стороны спины.

Смесь боли и изумления легла на лицо девушки, придав ему на время человеческое выражение, но это был лишь краткий миг. В следующее мгновение она посмотрела на рукоять, торчавшую из тела, перевела взгляд на Фабиана я глухо зарычала. Лицо сделалось злым, нежные черты исказила яростная усмешка.

— A-a! Так ты еще не издох?!

Одним усилием воли она вышибла из бедняги дух. Только волей! Ее рука так и не коснулась лежащего, но теперь он был несомненно мертв.

Душа Фабиана, видимая лишь Незримому, завывая от страха и боли, бросилась назад, к своему телу, но напрасно — оно было мертво.

Зита дико расхохоталась.

— Я оставила тебя в покое, как обещала, но тебе захотелось мести! Так прими же мою! — Она вновь дико расхохоталась и, рывком выдернув из своей груди меч, резко обернулась к Конану.

Киммериец не понимал, с кем она говорит, и что означают ее слова. Он знал лишь, что другого такого момента ему не представится, и не раздумывая метнул меч. В тот же миг Зита обернулась, но лишь затем, чтобы успеть увидеть сверкнувшее в лунном свете острие клинка, входящего ей под левую грудь.

С воплями ужаса душа Фабиана бросилась прочь, но люди этого не слышали, а Незримому было наплевать.

Глаза Зиты вылезли из орбит, рот распахнулся, исторгнув рев дикого зверя, но увернуться она уже не могла. Острая сталь рассекла нежное тело, безжалостно перерезав нить жизни, и это было концом — существовать в теле с рассеченным надвое сердцем не мог даже Незримый, мгновенно понявший, что нужно немедленно найти новое или бежать!

Рев монстра сменился жалобным предсмертным стоном несчастной девушки, и Мелия от жалости и страха едва не лишилась чувств, но тут же взяла себя в руки — это не было концом. Темное облако, полностью повторяющее формой тело сестры, отделилось от нее и тут же начало меняться, на миг обретая зримые черты истинного облика Демона.

— Конан! — Мелия бросила мешочек с талисманом, и Конан подхватил его на лету. Картинка из колдовского сна проплыла перед глазами: стигиец смотрит на талисман и гибнет… Не задумываясь над тем, что делает, он нацелился в тело черной твари и резко сжал мешочек. Круглый камешек вылетел из его руки, словно выпущенный из пращи, и Мелия не успела опомниться, как он оказался у груди скованной путами страха черной фигуры.

Глаза Незримого вылезли от ужаса из орбит, обнажив всю черноту его бездонной души, когда он увидел, как, словно в дурном сне, к сердцу его подлетел маленький, сияющий солнечным огнем шарик и вонзился в мрак плоти.

Пасть разверзлась в предсмертном оскале. Чудовищный вопль сотряс стены дома, заставив Мелию зажать голову руками и отвернуться, чтобы не видеть, как ужасно корчащееся тело демона сморщивается и бледнеет, теряя плотность, становясь полупрозрачной тенью, остатки которой, закрутившись безумным вихрем, свертываются воронкой, в самом конце которой огненным оком горит, пожирающий его, огонек талисмана. Последний клочок потерявшего плотность мрака со свистом всосался внутрь, и наступившая вслед за тем тишина показалась им нереальной и жуткой.

Некоторое время двое оставшихся в живых не в силах были двигаться, словно боялись показать кому-то неведомому, затаившемуся рядом, что они, несмотря ни на что, не умерли, что все начнется сначала.

Первым очнулся Конан.

Он бросился к Мелии и поднял ее, придерживая за талию. Быть может, ему не следовало делать этого, ибо девушка едва держалась на ногах. Она упала Конану на грудь и залилась слезами.

— Как это страшно! Как страшно, Конан!

— Ну, ну! Все уже позади, поверь мне, девочка. Повинуясь какому-то внутреннему побуждению, она вдруг обернулась и замерла, глядя на неподвижные тела Зиты и Фабиана, лежащие рядом. Теперь, когда смерть успокоила их навеки, избавив от сомнений и тревог, надежд и желаний, лица обоих выглядели спокойными и умиротворенными, — даже изборожденное старческими морщинами лицо Фабиана. Лишь раны и кровоподтеки напоминали о выпавшем на их долю.

Мелия склонилась над сестрой и, поцеловав ее в губы, закрыла мертвые глаза, которым не суждено увидеть ничего более. Ни улыбки любимого, ни синего неба, ни родных людей… Эта мысль показалась ей невыносимой. Она вскочила и прижалась к широкой груди киммерийца, ища в его силе успокоения.

— Как это страшно, Конан, — повторила она, чуть успокоившись. — Эти двое хотели этой ночью подарить друг другу любовь…

— А подарили смерть! — закончил ее мысль киммериец.

— Как это страшно, Конан, — в который раз повторила она, — страшно и… несправедливо!

Варвар печально вздохнул.

— Да. Это так, но в жизни часто бывает, что находишь совсем не то, что ищешь.