"Александр Терентьевич Кононов. Повесть о верном сердце " - читать интересную книгу автора

Приезжий повернул лошадь к сажалке. Теперь уж совсем ясно было, кто
он: за сажалкой стояла изба лесника. Гриша редко там бывал: старый лесник
Егор был сердитый, вода в сажалке желтая, а пустой, скучный берег утыкан
зачерствевшими от жары коровьими и овечьими следами - в полдень туда
гоняли скот на водопой.
Гриша глядел телеге вслед, придумывая, что бы ему на прощанье
крикнуть Яну, но тут его ухватили сзади за рубаху.
- А ну, неслух, постой-погоди! - голосисто закричала Гришина мать.
Нечего было и думать о том, как бы вырваться, - рука у матери была
крепкая.
Обидно было, что все это видел большой Минай. Он шел от амбара с
отесанной слегой и подмигивал: попался, брат?
Гриша пошел за матерью молча и заныл только в горнице: чтобы бабка
услыхала.
В ответ ему сразу заплакал в зыбке маленький Ефимка.
Бабушка, сухонькая, в темном ситцевом платье, в платке, повязанном
по-монашьи, сразу же вышла из своего чуланчика:
- Ну, довольно школить мальца! А ты, Гришенька, не ной, ты не ной, у
тебя голос не такой.
- Баба, я твоей кружки больше не трону, - пообещал Гриша.
- Теперь-то мне все одно: заново ее святить.
Гриша понимал бабкино горе: все кругом "мирские", а она - "рабская".
Гриша тоже мирской, грешный. Когда бабушке исполнилось восемьдесят лет,
она отреклась от мирских дел, осталась только "рабой божьей". Теперь у нее
грехов нет. Каждый вечер, перед сном, она молит бога, чтобы тот взял свою
рабу к себе. Зачем она так торопится на тот свет, неизвестно... Если
кто-нибудь мирской тронет бабушкину посуду, он ее опоганит; тогда надо
посуду нести в моленную - святить. А моленная - за сорок верст.
- Не буду, баба.
- Ну, иди сюда, дурень-блазень... Иди, я тебя толокном покормлю.
Бабка взяла из ларя, что стоял у стены, тугой мешочек, достала из
общего шкафа миску, а варенье в баночке - бруснику, варенную на меду -
принесла из своего чуланчика. Сахару она не признавала - грех: сахар на
заводе сквозь кость пропускают.
Бабушка насыпала в миску толокна, положила брусники, перемешала
толокно с ягодой, помяла ложкой. Толокно сделалось розовым. Подперев щеку
ладонью, она стала следить выцветшими, грустными глазами, как ест внук.
- Баба, новый лесник приехал, с мальчишкой. Мальчишку Яном зовут.
- Латыши? Ты, родимый, в избу к ним не ходи.
- Не пойду.
- Латыши бороды скоблят, табак курят - грех великий...
Бабушка вздохнула: ну кто теперь ее, старую, слушает!.. И внук
посулит одно, а сделает по-своему.
Поев, Гриша заглянул в раскрытое окно. Голенастая Катя уже пригнала
гусей с поля. Что-то рано сегодня. Она постояла с минутку на дороге,
поглядела испуганно на Гришу и ушла. У Кати длинные ноги и большие
тревожные глаза. Ее отец, испольщик Трофимов, тоже все чего-то боится.
Испольщиком быть, пожалуй, хуже, чем садовником. Испольщик работает с утра
до вечера на земле, а урожай - пополам: половину - ему, а половину - тому,
чья земля.