"Максим Кононенко. Буква Ю как последняя вспышка..." - читать интересную книгу автора

Максим Кононенко
Буква "Ю" как "последняя вспышка русского национального сознания" или
Что хотел сказать Веничка.
"Принеси запястья, ожерелья,
Шелк и бархат, жемчуг и алмазы
Я хочу одеться королевой,
Потому что мой король вернулся!"
В. Ер. "Москва - Петушки"

В первый раз я прочитал "Москва-Петушки" в 1988 году. Трудно описать
те чувства, которые посетили меня после прочтения поэмы. Полный восторг?
Наверное. А какие еще чувства могли возникнуть у восемнадцатилетнего
человека в период всенародного употребления портвейна? Потом были еще
прочтения - и каждый раз разные ощущения. То ощущение полного понимания
всего написанного, то ощущение абсолютной бесполезности жизни, то ощущение
какой-то неправдоподобной эрудированности автора, то ощущение его
невероятного таланта смешить. Но всегда было принятие некоей мистики
происходящего в поэме, казалось, что именно так все и должно быть.
Так случилось, что мне пришлось родиться на родине Венички, в
Хибинах. Тот дом, где семья Ерофеевых жила до войны не сохранился [А
говорят, что там не бомбили. Бомбили, и еще как. Одно из самых ярких
воспоминаний моего детства - находка в диких притундровых лесах возле
Апатитов сбитого английского самолета.], но я
прекрасно знаю место, где он стоял. И я вполне могу предположить, что у
человека, который провел свое детство в такой глуши появилось
неискоренимое желание жить по-другому. Более того, мне кажется, что Хибины
- это особая среда, в которой вырастают особые люди, поэтому я возьму на
себя наглость иначе, нежели принято, взглянуть на личность Венички и на
его "Великую Поэму".
Вообще-то существует два основных мнения о поэме.
Первое: "Москва-Петушки" - это великое произведение. Польский
профессор Стравинский в предисловии к лондонскому изданию "Петушков" (на
польском языке) сказал: "Книга свидетельствует о том, что это - последняя
вспышка русского национального сознания перед тем, как окончательно
погаснуть". Справедливости ради надо сказать, что Ерофеев отнюдь не
гордился таким мнением. Или, например, радиоголос Тель-Авива говорил такую
вещь сразу после того, как поэма попала на запад: "Кто бы ни скрывался под
этим вычурным псевдонимом "Венедикт Ерофеев", ясно одно: писатель -
еврей". Что еще сказать? Да после этого - ничего.
Второе мнение: "Москва-Петушки" - безобразная апология алкоголя,
глупость, недостойная не то что прочтения, но даже и упоминания. Я думаю,
что к столь радикальному неприятию можно отнести и то мнение, что "М.-П."
- это "Лишенная "политического нерва" исповедь российского алкоголика".
Там же мы можем прочесть про "Редкостно высокий уровень авторской,
художественной искренности и правдивости". Все это, очевидно, совсем не
так.
В чем же дело? Что дает повод безусловно уважаемому Михаилу Эпштейну
рассуждать о мифологичности самого персонажа Венички, о странной силе
притяжения его "бессмертной" поэмы? Эпштейн сравнивает Ерофеева с Василием
Блаженным [Сергей Чупринин, предисловие к первому русскому изданию