"Максим Кононенко. Сумерки" - читать интересную книгу автора

Что я тут делаю? Смотрю на посуду. А ты? А я к тебе пришла. Я не
заметил, как она вошла, по-моему, просто соткалась из воздуха. Худень-
кая, метр шестьдесят шесть, тонкие ножки - узкие штанишки. И большие
серые глазенки. Она смотрела в угол, сидя на табуретке посередине кух-
ни, зажав ладошки между бедер. Ко мне? Ну, тогда давай знакомиться, а
то я скоро напьюсь. Меня зовут Кристина - сказала Кристина. А я не
помню, как меня зовут. Забыл. Давай, что ли, покурим? Давай. Она здесь
впервые, ее привел этот самый надоевший надоеда, просто скучно было
дома, и она пошла. Чем я занимаюсь? Да ничем, так, живу. Пью спиртное,
сочиняю песни, хожу в гости, езжу в Ленинград. Шпионю в сумерки. Как,
шпионишь? Так, шпионю. Но только в сумерки. Она смеется. Она учится,
но учиться не хочет, чего хочет, не знает, не хочет ничего. Обычное
дело, говорю я, почти все девушки в этой стране ничего не хотят. Обыч-
ное дело. Обычная девочка. Что-то мне здесь надоело, говорит она. Так
давай уйдем отсюда, уйдем в темноту Варшавской улицы, пойдем к Мос-
ковским воротам, наберем камней и перебьем там все дурацкие фонари.
Зачем? - смеется она. Можно мне к тебе на колени? И не успеваю я отве-
тить, что да, конечно можно, как она уже сидит, а за окном что-то бди-
тельно воет, а в большой комнате идет спор о железных дорогах в Чили,
а мне кажется, что я сплю - ведь выпито совсем не мало, ведь выпито-то
достаточно. Зачем? - глупо переспрашиваю я, - Да просто так. Она тя-
нется вверх, потом передергивает узкими плечами, мягко обвивает мою
шею своими тонкими руками, я что-то пытаюсь подумать, а ее рот, ее
мягкий теплый рот уже здесь, мама, как это рано, но как это приятно,
просто не хочется отрываться, но нет, она уже отвернулась. Уже все.
Ну, пойдем, - спрыгивая с моих колен и скрываясь в коридоре. Тихо,
по-английски, не скрипя дверью - и вот мы уже с ней на улице, а я по-
чему-то не верю в происходящее, я вообще очень недоверчив - я же шпи-
он-агент, мне должно, хотя почему, собственно, ведь самая обычная, и
сколько раз уже такое было: завтра проснется рядом со мной, поцелует в
щечку и больше не увижу никогда, только имя, одно имя - Кристина, как
легкий снег в новогоднюю ночь...
Мимо нас дома, дома, дворы, она болтает о своих родителях-подругах,
все как обычно, все как в песнях, я курю, она на ходу не может, ночь,
звезды, тихий ветер. Целоваться? - спрашивает она, и тут меня прорыва-
ет, я хватаю ее, тоненькую, дрожащую от чего-то взрослого, прижимаю
всю к себе и целую, целую не отрываясь рот ее, лоб, уши, шею, ниже,
целую все это детское, нежное, с виду такое робкое, хотя ей двадцать,
но ведь больше пятнадцати не дашь, а она умеет целоваться, и от этого
еще меньше доверия к ночи, мама, да я пьян почти, да я сплю, но не дай
мне проснуться, мой сон так чудесен... Через три бесконечности мы от-
рываемся друг от друга и продолжаем путь, я узнаю, что она год жила с
тем, повесившимся и потом ушедшим, что он ей надоел, а поначалу был
такой славный, что семья - это неправильно и неинтересно совсем, что
она хочет в Москву и что никогда там раньше не была, хотя у нее там
есть подруга, какая подруга, чудо мое, причем здесь подруга, причем
здесь метро Бауманская, нет, я не знаю никого в том районе, я вообще
никого не знаю, я инкогнито, а вот и Московские ворота, пора собирать
камни. Она спрашивает, действительно ли я хочу разбить все эти прожек-
тора, я говорю, что действительно, но ведь кругом едут машины, нас по-