"Григорий Иванович Коновалов. Былинка в поле (Роман) " - читать интересную книгу автора

зарос он дремучей бородой. Но особенно робела Василиса его рук, смолоду
заволосатевших. Косили ли молодые или отдыхали в холодочке у снопов, он
молчал, затенив бровями жар тяжелых серых глаз.
- Как бык: молча сделал свое - и на бок. Хоть бы слово сказал.
- Помалкивай уж! Принизила меня на всю жизнь, поставила тоску в
соседки, и до могилки не развяжется мой язык... Хоть бы состариться
поскорее. Вот что наделала твоя красота, не для меня припасенная.
И упрекнул Василису Карпухой Сугуровым, в запальчивой ревности
перевирая слова:
- Гармонь на плече, шарбар на шее, мизюль в кармане. Польстилась на
ветер в поле.
Василиса срезала его:
- Зато красив! А у вас с матерью что? Часы, весы да мясорубка.
Глупенькая мать Домнушка действительно хвастала таким несуразным
манером.
Василиса завязала в шаль наряды, убежала за реку к родным. Отец, хотя и
каялся слезно, что выдал дочь "таким зверьям", теперь, увидав ее с узлом,
взбесился до немоты. Запряг лошадь в телегу, привязал Василису к оглобле и
поехал к зятю.
Чубаровы молотили на гумне пшеницу. Кузьма увидел, как из-за молодого
омета выкосматилась голова лошади под дугой, а рядом с лощадыо шла
Василиса. На телеге отец ее Федот, взвивая кнут, стегал раз по лошади.
другой - по дочери.
Не опуская взнесенного над головой дубового цепа, Кузьма тяжело
перешагнул через канаву и тут встретился с побелевшими от боли и стыда
глазами Василисы.
Клочьями свисала кофта с исполосованных плеч. Смутно, в красноватом
сне, помнил - дубовым цепом снес старика с телеги, и тот уполз в кусты
таволжанкп, К вечеру Федот умер на руках Василисы у омета.
- Ну, Васена, конец, руки на себя наложу, мне все одно пропадать, -
сказал Кузьма.
- Дурила ты лохматый, Кузьма Данилыч, - презрите льпо-ласковым голосом
устыдила Василиса мужа, - тятя спьяну упал теменем на железную чекушку,
так и не пришел в себя, царство ему небесное. Добра он желал нам с тобой.
Забудь обиды, а я к тебе душой приживусь по своей бабьей доле.
Глянул Кузьма в ее холодно синевшие глаза, и внутренний голос пособил
ему: "Нет уж, Василиса Федотовна, слаще мне цареву каторгу выжить, коли
бог сохранит, чем с твоей-то петлей мягкой на шее до гробовой доски
задыхаться, как подвешенному".
Признался сначала батюшке на исповеди, потом уж урядчпку, когда
Василиса, родив Власа, взялась за силу.
- О душе своей только сохнешь, себялюб, а меня с дитем на вдовью беду
обрекаешь. Ни жить, ни грешить пе сноровишь, губошлеп несуразный, -
сказала на прощание Василиса, сквозь слезы глядя на коленопреклоненного,
метущего лохматой головой пыль Кузьму.
Босым, с Библией в черной тряпице, вернулся из азиатской каторги Кузьма
Чубаров. На саманных развалинах густая лебеда встретила его зеленым шумом
под вешним ветром. Соседи не сразу втолковали отвычному от вольной жизни,
что восьмое лето, как Василиса покинула насиженное гнездо, ушла вверх по
Самаре-реке, живет где-то в степях. Взяла с собой свекровь Домнушку и двух